ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

ЮРИЙ КИРПИЧЕВ

Что пьянило Пушкина?

Вдовы Клико или Моэта

Благословенное вино

В бутылке мерзлой для поэта

На стол тотчас принесено.

А. С. Пушкин

Регистры Зунда

В 2018 году «Звезда» (№ 6) опубликовала мою статью о первом корабле, прибывшем в Петербург, новую столицу России. Она была основана на данных таможенных регистров Зунда, ставших общедоступными благодаря проекту STRO (Sound Toll Registers Online). В мае 2020-го были расшифрованы и переведены на современный язык последние из двух с лишним миллионов записей таможенных журналов — монументальный проект!

Впрочем, если точнее, то на сайте STRO появились первые, самые ранние записи, сделанные еще в 1497 году, когда Колумб едва вернулся из второго плавания! Работа началась с последних, 1857 года, и продвигалась в глубь времен, что позволило приобрести опыт для дешифровки старинных записей — их язык, система сокращений, меры веса, деньги и топонимика значительно отличаются от современных.

Я волонтерствую в этом проекте с 2017 года и, к примеру, однажды закрыл Америку, показав, что дешифровщик зря послал за океан шкипера из Данцига, который в 1593 году шел через Зунд с грузом хлеба и яблок, спутав одноименные города на острове Санта-Крус и в Норвегии. Запись переместили в положенную графу. А при подготовке статьи для американской газеты Civil War News (вышла в апрельском номере 2022 года) удалось вернуть долг Америке, доказав, что уже десятки записей напрасно отнесли к шотландскому городку Чарльзтаун. На самом деле корабли шли из Чарльстона, Южная Каролина.

Записи регистров являются замечательным инструментом постижения истории во всех ее проявлениях: политическом, экономическом, военном — и культурном. Да-да, они позволяют проанализировать многие культуральные аспекты (используем это простое русское слово вместо дискурсов, парадигм и прочих нарративов), например культуру пития. Но начнем с иного.

Бумага для России

Пролив Зунд и сейчас служит главными вратами России в мир, основным каналом импорта и экспорта. А поскольку свет цивилизации воссиял на Западе, то на Восток везли дары высоких технологий и культуры, в том числе и шампанское, отмеченное в эпиграфе. Да, Пушкин ценил шампанское, но еще более его пьянило литературное творчество, каковое нельзя представить без бумаги.

Поэтому начнем с нее. Бумага и спустя пять веков после появления записей о ней в регистрах Зунда не утратила своего значения. Кстати, бумажное производство в Дании появилось лишь в 60-х годах XIV века. А так как дешевизной она не славилась, ученые строили собственные мастерские. Тряпье для бумажной мельницы великого астронома Тихо Браге покупали по всей стране. Между прочим, король не только подарил ему остров посреди Зунда, но и на деньги от Зундских пошлин построил там дворец Ураниенборг с обсерваторией! Это ли не пример просвещенной монархии?

Записи в STRO разбиты на два периода, и в первом (до 1634 года) нашлось более 600 о бумаге (papier, papir, papiier, papyr и т. д.). Самая ранняя о papier сделана 7 апреля 1562 года капитаном Nycola Hogey из Дьеппа. Еще пример: 24 апреля 1566 года Carnelis Willumsen из Schellinguow (ныне Schellingwoude, окраина Амстердама) задекларировал одну Korffue (Kurv, корзину) латуни и две Packer, упаковки бумаги. Около 40 записей касаются Нарвы времен оккупации ее русскими во время Ливонской войны: Москва активно импортировала бумагу через этот порт.

Половина капитанов, везших тогда бумагу на Балтику, имели резиденцией Дьепп, да и среди портов отправления он лидирует, особенно в XVI веке. Через него шел главный поток на Балтику — Дьепп был близок к Труа, главному центру производства. Франция одна из первых в Европе освоила производство бумаги, позаимствовав технологию либо в Испании, куда ее завезли арабы, либо в Италии, которая поначалу была основным европейским поставщиком. В XIV веке Ганза покупала бумагу в Италии и Франции, в XV французская постепенно вытесняет итальянскую, а в XVI уже господствует.

Значит, и запись Новгородской летописи за 7053 (1545) год, сообщающая о дороговизне бумаги, касается ее: «В лета того же бысть дорога бумага, десть 2 алтына книжная». Да и сами русские летописи того времени, дошедшие до нас, писались на французской бумаге, что установлено по водяным знакам. И «Апостол» Ивана Федорова напечатан на ней. Она считалась лучшей, местные сорта не выдерживали конкуренции, и, несмотря на то что в первой половине XVI века в Антверпене появились бумажные мельницы, для книгопечатания, которое получило в Голландии большое развитие, шла бумага из Труа и Ломбардии. Она оставалась популярной и в следующем веке, особенно для дорогих изданий. Торговцы Антверпена получали ее из Руана, Лиона, Ларошели, Лиможа и других городов, затем перепродавая в иных странах, но купцы Дьеппа, как видим, сами везли ее на Балтику.

Мерой бумаги были тюк (balle) и стопа (ris). Один тюк состоял из 10 стоп. Сейчас стопа называется пачкой и содержит 500 листов. Этимология слова (англ. ream; фр. rame; итал. risma; исп. rezma; нем. (XIV век) rizz), по-видимому, восходит к арабскому rizmah. Один ris равнялся 20 bøg (boger) — тетрадей, книжек (ср. c англ. book), то есть старорусских дестей (восходит к перс. Daest, рука, отсюда и фр. main de papier). Один bøg — это 24 или 25 ark, листов. То есть один тюк вмещал 4,8 тысячи листов писчей бумаги или 5 тысяч листов trykpapir, то есть бумаги для печати (ср. укр. папір для друку).

В середине XVII века голландцы завладели частью рынков, включая русский. Бумага шла морем в Архангельск, оттуда на дощаниках (речных судах) ее везли до Вологды, а затем по зимнему первопутку на санях до столицы, так что вставала она в копеечку. В январе 1653 года за александрийскую бумагу (египетскую, большого формата) давали по 6 рублей за стопу.

После 1634 года записи идут гораздо чаще: развивалось книгопечатание, множилась бюрократия, пошла мода на эпистолярное искусство — и появились газеты. Всего до 1857 года в регистрах сделано около 25 тысяч сообщений о бумаге. В Россию первый корабль с ней, причем в большом количестве (1892 пачки!), шел 15 мая 1708 года. Однако не на Балтику: Henrich Casparsen держал курс своего левиафана (помимо бумаги он вез десятки бочек разного вина, 110 центнеров стали и множество иных товаров — большой был корабль) из Копенгагена в Архангельск.

Кстати, в город на Неве бумагу доставляли и раньше: 14 июля 1702 года Focke Anskes вез из Амстердама табак, сахар, соевые бобы, французское вино и 30 пачек бумаги. Но был это шведский город Ниен (русские захватили его чуть позже). В Петербург же первый корабль с бумагой вел из Амстердама Christian Wolmer 10 июня 1714 года. Среди множества товаров (французское, испанское, итальянское и рейнское вино, табак, соль, сельдь, стекло и пр., всего 20 позиций) фигурировали 26 стоп бумаги.

Большой груз имелся и на борту российского фрегата «Эсперанс», который возвращался в 1727 году из Бордо, — 1570 пачек. Всего в XVIII веке более 4,2 тысячи кораблей шло в российские порты с бумагой. Практически все эти рейсы сделаны из Голландии ее капитанами. На Балтику за это время проследовало более 15 тысяч кораблей с бумагой, то есть почти каждый третий шел в Россию. На втором месте, далеко отставая от Голландии, были порты Франции, среди которых главную роль играл Бордо. Еще более уступал им Лондон.

На какой бумаге писал Пушкин? Оценим поставки в Россию с 1820 года по 1840 год: более 500 записей из 2 тысяч с небольшим рейсов с бумагой — на Балтику. Примерно 25 кораблей в год — существенно меньше, чем в XVIII веке.
А всего в XIX веке (Зундскую пошлину прекратили взимать в 1857 году) имеется около 6,5 тысячи записей о таких рейсах.

Это значит, что балтийские страны освоили производство бумаги и импортировали ее лишь для самых требовательных потребителей. Так, важные письма Пушкин писал на французской веленевой, рукописи — на отечественной верже, а журнал «Современник» печатал на бумаге с Полотняного завода. К середине XVIII века на этой бумажной мануфактуре выпускалось до 30 тысяч стоп бумаги в год — треть всего производства страны.

Затраты поэта были немалыми. Из письма Натальи Николаевны брату от 28 апреля 1836 года: «Не можешь ли ты поставлять ему бумаги на сумму 4500 в год, это равно содержанию, которое ты даешь каждой из моих сестер, а за бумагу, что он возьмет сверх этой суммы, он уплатит тебе в конце года».

Увы, в конце того года мысли Пушкина заняты были иным, а его долги заплатил царь…

Бренды и бренди

…И алиатико с шампанским,

И пиво русское с британским,

И мозель с зельцерской водой.

Г. Р. Державин. К первому соседу

Фламандское полотно, шведская сталь, саксонский фарфор, русский холст — это бренды, эталоны качества. Но кто не слыхал о фалернском?! Оно, согласно надписям из Помпей, стоило вчетверо дороже обычного вина, о нем писали Гораций, Марциал и Катулл, Пушкин и Булгаков. А бордо, бургундское, мадера, рейнское, шампанское, наконец? Да, алеатико, сладкое и пряное вино из Тосканы, сейчас малоизвестно, но шампанское гремит, как и при Державине, — король напитков и напиток королей! Помню, сам налаживал анализаторы на Артемовском заводе шампанских вин. До 1924 года и после 2016-го Бахмут.

Однако на фоне десятков тысяч упоминаний о винах шампанское в STR представлено скромно, всего две с лишним сотни записей. Десятка три касались Петербурга (неожиданно мало), и, к примеру, 27 июня 1753 года французский шкипер Noel Berneval из Valdelaheye (Val-de-la-Haye, что рядом с Руаном) сообщил, что везет из Руана в Петербург 111 Oxeh. (бочек) Champe og bourg viin, шампанского и бургундского вина.

Вин разной локализации и национальной окраски в регистрах много — это был ходовой товар, писать о котором легко и приятно. Вот краткий перечень, в переводе он вряд ли нуждается: Fransk vin, Viin Bordeaux, Græk vin, Rhinskvin (рейнское), Siciliansk vin, Spansk vin, Bourgognevin (бургундское). Плюс Vin Italiensk, Vin Madeira, Viin Corsica, Vin Portugisisk, Vin Ungarsk — плюс brendeviin (бренди), арак, коньяк, арманьяк, портвейн, малага, мальвазия, мозельское, пикардийское и пр. Десятки тысяч записей! Поразительно, но мытари Зунда даже такое известное и простое слово ухитрялись всячески варьировать: vin, viin, vien, vinn, win, wiin, winn, wyn и даже uin и uien.

Несколько сотен записей сообщают о венгерском вине, хотя Венгрия далека от моря. Его поставки начались в 20—30-х годах XVIII века, в основном из Данцига, главными потребителями были Голландия и Англия, но везли и в Ирландию, Петербург, в порты западной Германии и даже во Францию, в Дьепп, Руан, Гавр и Нант! Судя по практически монопольному положению Данцига, к морю вино доставляли по Висле — водные пути всегда были более удобными и дешевыми для транспортировки массовых грузов.

При дворе царя Алексея Михайловича пили главным образом токайские вина, эта традиция сохранялась на протяжении всего XVIII века, и даже в начале XIX столетия венгерские вина пользовались в России большим спросом. В 1745 году была образована специальная Комиссия для закупки токайских вин, императорские эмиссары на взятых в аренду или купленных виноградниках организовали в Токае производство вина для царского дворца, которое продолжалось до середины 1770-х годов.

Wiinsteen, винный камень, также являлся ходовым товаром, а одним из его экспортеров была Голландия, не славившаяся вином, но активно потреблявшая его. Портом отправления, как правило, служил Амстердам, а везли его в Данциг и Кёнигсберг. Упоминается примерно в 7 тысячах записей и являлся сырьем для производства винной кислоты. Применялся в хлебопечении, при лужении и как протрава при окраске тканей.

Первая же запись, упоминающая Петербург, сообщает о вине: 1 сентября 1710 года лондонский капитан Джон Колвилл вез на 900 далеров разного товара, а также Piiber Canarie vin стоимостью 60 ригсдалеров, то есть 450-литровую бочку канарского вина за 60 ригсдалеров, за каковую отдал 4 далера пошлины, что заметно больше стандартного мыта в 1 % на иные товары. С тех пор все больше кораблей с вином направлялось в Россию, в том числе из портов атлантического побережья Франции, в основном из Бордо. В 70-е годы того века количество рейсов из Бордо в Петербург доходило до трех-четырех десятков в год.

Самыми популярными на Балтике были вина французские — более 12 тысяч записей в первый период! Следом шли испанские — около 3 тысяч. Во втором периоде испанцы подтянулись — примерно 8 тысяч рейсов, и, хотя французы держали марку, конкуренция испанцев, португальцев, итальянцев и немцев сказалась на их экспорте, несмотря даже на появление столь мощного покупателя, как Российская империя.

Однако точная статистика невозможна, поскольку во множестве записей о viin (13 893 с 1634 года) не указано его происхождение. Если порт отправления Марсель, Бордо или Нант, то вино, скорее всего, французское, если Ливорно, то итальянское, ежели Кадис, то испанское и т. д., но ведь в основном везли его из Амстердама, Данцига, Копенгагена и даже Стокгольма — из центров посреднической торговли. Черт его знает, откуда они его брали и какие наклейки клеили… К тому же имеется немало записей о вине вместе с чем-то еще: вино и пробка, вино и медикаменты, вино и табак. Поэтому эта интереснейшая тема требует основательного подхода и пока ждет своего исследователя, мы же ограничимся кратким обзором.

Не только императорские, но и частные винные погреба стали в XVIII столетии обычным явлением, и некоторые из них были выдающимися. Про погреб канцлера А. П. Бестужева рассказывали, что после его смерти продажа вина дала значительный капитал графу Орлову. Дорогими винами славились также погреба графа И. Г. Чернышева, графа И. И. Шувалова и гофмаршала И. П. Елагина.

Благодаря походу во Францию русские познакомились со знаменитым шампанским «Вдова Клико». Российские источники пишут, что во время оккупации Реймса в 1813 году офицеры регулярно посещали винные погреба торгового дома «Вдова Клико», принадлежавшего Н. Понсарден (Barbe-Nicole Clicquot-Ponsardin), вдове винодела Франсуа Клико. Дама почуяла попутный ветер и отправила в Россию на голландском судне 75 ящиков шампанского. 6 июня 1814 года корабль отплыл в Петербург (увы, в регистрах Зунда найти его не удалось). Вино из первых ящиков продавалось нарасхват по 12 рублей за бутылку. Это было «вино кометы», то есть урожая 1811 года, который был особенно удачным и ароматным.

Однако более достоверна французская версия событий. В период русской оккупации вино стало предметом реквизиции и экспроприации. Когда подвалы вдовы Клико опустели, она заявила: «Сегодня они пьют. Завтра заплатят». Слова оказались пророческими. 100 лет затем, вплоть до революции 1917 года, Россия была второй в мире по объему заказов шампанского. Современники отмечали, что в России пьют только «Клико», а Теофил Готье уверял, что его можно попробовать лишь в России, для французов оно слишком дорого. Впрочем, известностью пользовались также «Моэт», «Аи» и пр. Князь Петр Вяземский писал:

Дар благодатный, дар волшебный

Благословенного Аи

Кипит, бьет искрами и пеной! —

Так жизнь кипит в младые дни!

Самая ранняя зундская запись о шампанском относится к 1700 году, а о рейсе в Петербург сделана 31 августа 1719 года: Jean Baptiste Marquerin задекларировал много чего ценного. К тому времени эскадры англичан утихомирили каперов, на Балтике стало спокойнее, а купцы убедились, что в Петербурге денег много и товар не залежится. Вез он из Бордо оливковое масло, бумагу в тюках, миндаль, уксус, хлопок, сахар, перец, шафран, индиго и пр., а из вин 2 бочки шампанского, 110 больших бочек бордоского и 64 бочки бренди! Уплатил огромную по тем временам сумму пошлин 294 далера 12 скиллингов.

Богатый груз указал 30 июня 1740 года и шкипер Jean Bapista, везущий из Дюнкерка в русскую столицу 10 бочек шампанского и бургундского, 29 бочек канарского, 42 какого-то французского, одну рейнского, 7 французского бренди и треть бочки бренди рейнского. О цене шампанского свидетельствует запись от 11 июня 1823 года: гронингенский капитан P. J. Muntendam шел из Руана в Петербург с шампанским на 31 820 ригсдалеров. Дюнкерк и Руан, близкие к провинции Шампань, были главными портами отправления этого вина.

Шампанское в изобилии пили при русском дворе и в 1849 году только из погребов Зимнего дворца (не считая загородных резиденций) было выдано 2064 бутылки. На ежемесячных обедах редакции журнала «Отечественные записки» оно лилось рекой. На обедах в полковых офицерских собраниях шампанское подавали сразу же после супа и далее при любой перемене блюд:

Лейб-гусары пьют одно

Лишь шампанское вино.

Кофе

Но культура пития не ограничивается вином. Если оно пьянит и расковывает, то кофе трезвит и бодрит. Возможно, из-за этого он так медленно приживался в России, в отличие от Украины, где казаки и горожане ценили каву. Впрочем, ненька просто ближе к Турции и Европе.

В 1665 году доктор предписал царю Алексею Михайловичу кофе как «лекарство против надмений (вздутия живота. — Ю. К.), насморков и главоболений», а его сын Петр I, посетив в 1697 году Голландию, пристрастился к кофе. Каковой тогда продавали в аптеках, ибо он «осушает любой насморк и излечивает простуду, избавляет от ветров, укрепляет печень; превосходное средство против чесотки и порчи крови; облегчает сердце и жизненно важное биение такового, приносит облегчение страдающим болями в желудке и отсутствием аппетита» и т. д.

Вернувшись на родину, Петр указом повелел всем подданным пить кофе в частном порядке и на ассамблеях. Чай тогда также был новинкой, с ними боролись консерваторы («Кто кофе пьет, того Бог убьет»), ибо сии напитки подрывали вековые устои. Первые кофейные дома, естественно, появились в Петербурге. В 1724 по указу Петра там было открыто 15 трактиров для иностранцев, привыкших к кофейной традиции.

Страстной поклонницей напитка была императрица Анна Иоанновна. Это ей мы обязаны известным выражением: утро она начинала с чашки кофе, подаваемой в постель. Екатерина II еще более любила кофе, причем очень крепкий: утром она выпивала до пяти чашек, на которые уходило около 400 граммов молотых зерен. Потом она чувствовала себя бодро и энергично весь день. Получило распространение и гадание на кофейной гуще (впервые упоминается в 1747 году). В отличие от других колдовских способов, оно считалось менее предосудительным. В литературе Державин одним из первых упомянул кофе в оде «Фелица» в 1782 году:

А я, проспавши до полудни,

Курю табак и кофе пью;

Преобращая в праздник будни,

Кружу в химерах мысль мою…

С начала XIX века популярностью пользовалась кофейня «Кондитерская Вольфа и Беранже», ставшая центром интеллектуального Петербурга. Легенда гласит, что именно ее последней посетил Пушкин перед дуэлью с Дантесом. А в немецкую кофейню Рошке, что стояла на пути из Железноводска в Пятигорск, любил захаживать Михаил Лермонтов: здесь он пил кофе перед дуэлью с Мартыновым…

Однако искать кофе в STR нелегко. Дело в том, что во всех вариантах названия (kaffe, kofe, caffe, cafee и пр.) оно означает также (и гораздо чаще) дорогую ткань каффу (caffa, kaff.). Поэтому для скрупулезного подсчета придется открывать и просматривать каждую запись (их многие сотни, если не тысячи), и если в графе количества товара указано stk., stkr., ste., støcker etc., то это ткань, а ежели pund (фунт), то кофе.

О чем же говорят поиски? О том, что, несмотря на усилия царя-реформатора, новый напиток приживался медленно, и запись о грузе кофе для Петербурга появилась лишь в царствование Анны Иоановны. 20 апреля 1736 года: роттердамец Claes Cornelissen шел из Бордо с грузом чернослива, уксуса, бренди, двух сортов бордоского вина, а также на 640 далеров кофе.

Вероятно, для открытых Петром кофеен хватало поставок из балтийских портов. Всего с 1735 года сделано 2886 записей о caffe в регион Russia around St. Petersburg, то есть в Петербург, Выборг и Нарву (20—25 кораблей в год), причем речь в большинстве случаев идет именно о кофе, а не о ткани. Плюс 723 рейса на Ригу, плюс Ревель и прочие порты. Немало.

Можно многое написать о торговле России с Западом на основе анализа записей Зунда. Так, приведенные примеры показывают, что импорт страны определялся запросами высших слоев общества, что неудивительно, тогда как экспорт формировался товарами попроще: деготь, кованое железо, отличная парусина и пенька, — однако ограничимся этой небольшой культурологической зарисовкой.