ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

 АЛЕКСАНДР ТАНКОВ

Вчерашняя правда

* * *

Январь кипит энтузиазмом,

Живым, как медный купорос,

И бредит праздничным маразмом

Металлургический мороз.

Ему под стать фабричный воздух,

Он с ним давно накоротке,

Он небо в генеральских звездах

Выгуливал на поводке.

Он так скрипуч, скуласт и колок!

Он рассылает вглубь дворов

Шеренги пластиковых елок

И грозди золотых шаров.

Ему бы всё гуртом и строем,

Он в трубы медные трубит —

Мы наш, мы новый мир построим

Из старых страхов и обид,

Из старых снов, из правды старой,

Которую на снос пора

С макулатурой, стеклотарой

И прочей музыкой двора.

Приходит ночь на мягких лапах

И укрывают до зари

Вчерашней правды трупный запах

Неприбранные пустыри.

Но между рам обноски ваты

И лампочка в пятнадцать ватт

Ни в чем, ни в чем не виноваты.

Никто ни в чем не виноват.

* * *

Это утро на твердую тройку

С сигаретой потухшей во рту

Завернет в магазин и на стройку,

Перепутает карты в порту,

Прогремит то составом товарным,

То контейнером в заднем дворе

И каким-нибудь планам коварным

В подковерной потрафит игре.

Как ты мог, как ты мог полюбить это,

Это счастье за ломаный грош?

Эта жизнь недостойна эпитета,

Да и сам-то ты тоже хорош.

Препираясь с зажравшейся дворней,

На оценки и выводы скор,

Только сытого рабства позорней

Снисходительный барский укор.

* * *

На разгрузку идет состав.

Жизнь прошедшую пролистав,

Все цитаты ее, длинноты,

Голос пригородов, застав,

Возраст трезвости, ледостав,

Отголосок щемящей ноты.

Время движется напролом.

Что там прячется за углом?

Что от жизни твоей осталось?

Стеклотара, металлолом,

Неразбавленный свет, усталость.

Индевелые пустыри

Сизо-белые — посмотри,

Как идет им седое утро.

Гаснут дальние фонари

В брызгах тусклого перламутра.

* * *

Илья-пророк в плаще разорванном

Ночь распахнуть, как храм, помог нам,

Рокочущим трехглазым вороном

С размаха полоснув по окнам.

Считаем до пяти — и валится

С небес железная поленница,

И, задыхаясь, в окна пялится

Тысячелетней сплетни пленница.

Считаем до пяти — и с грохотом,

В глаза вонзая брызги света,

Рыдает ночь и врет, как плохо там,

И ждет слепящего ответа.

Считаем до — и в небе трещина,

И молния — как Божий окрик,

И откровение обещано

Волос и губ, и веток мокрых.

* * *

Прочищает гортань артобстрела

Грозовая далекая дрожь.

Эта правда давно устарела,

Повторение хуже, чем ложь.

Облака отправляются в стирку,

Если выпито небо до дна,

Проживешь свою жизнь под копирку,

А она в самом деле одна,

А она в самом деле родная.

Если так, то чего же мы ждем?

Шаг вперед — и стоишь, как Даная,

Молодея под майским дождем.

* * *

Зяблик, зяблик, где ты был?

На Камчатке, а может быть, на Фонтанке?

Вот и жизнь прожил — и всё забыл,

Оглянулся — пропуски, проблески, полустанки.

Зяблик, где ты свою песенку мастерил,

Свою простенькую лесенку на три такта?

Прямо в небо — без поручней, без перил…

Вот и доиграли мы до третьего акта.

Как во сне Иакова, по ней туда-сюда

Снуют ангелы со своей невесомой поклажей…

В небе нет ни времени, ни имени, ни стыда —

Лишь облака золотые, лишь поздняя осень на пляже.