>ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Алексей Машевский

* * *

Воздуха свободный доступ,

Но не холодно, легко, пожалуй,

Снег и лед, вцепившийся в карниз…

Как они встают на лыжи просто

(Цвет костюмов темно-синий, алый),

Как с горы соскальзывают вниз!

Дальше-дальше-дальше, пригибаясь,

Палок растопыренные крылья…

Вот и всё, чего бы я хотел:

Так же вслед спускаться без усилья.

Спорта геральдическая завязь,

Илиада тел.

А ведь думал, что уже не будет

Ни штандартов, ни гербов, ни низких

Звуков рога, лая, смысла слов.

В шапках адидасовских фригийских

Аккуратно-радостные люди,

Лыжный день – Беррийский часослов.

СОРОК ДНЕЙ

Памяти Л. Я. Гинзбург

Собственно, осень уже наступила.

В августовские последние дни

Солнце урывками, через силу

Сквозь облака прорывается с тылу,

Холодно. Пуговицу застегни...

На проводах собираются птицы,

Дождь, зарядив, неотчетливо длится

Сутками, бьется в стекло, моросит.

Сладко — без снов и без времени спится

(Мне до конца не осилить страницу),

Поле желтеет, сменив реквизит.

Память?.. Не знаю, что это такое.

Высокогорное чувство покоя,

Тормоз, задуманный раз навсегда,

Контур эмоции, символ утраты,

Страх обнаружить, что мы виноваты,

Черная в радужных пятнах вода?

Мне она время от времени снится...

Будто бы сон, что-то вроде теплицы,

Где еще может, прижившись, расти

Образ знакомый, привет запоздалый,

Зимний цветок, собеседник усталый.

Как с ним себя — непонятно — вести?

Даже не в странных подробностях дело

(Парк, на фонтан газированный вид).

Ты, замерев, ожидаешь несмело.

Ну а она словно что-то хотела

Вспомнить, усилие губы кривит.

Памятью вызванной, быть принужденной

Бабочкой, сеткой накрытою — сном,

Ей непонятен глоток незаконной

Жизни продолженной, мною продленной:

Красные веки, глухой, отдаленный

Голос, как будто бы всё об одном...

Вздрогну, проснусь: серый дождь за окном.

И невесомая, как паутинка,

Ветром осенним влекомая ввысь,

В воздухе держится эта картинка,

Мучает... Шепчешь в пространство: «Крепись!»

ОТПЛЫТИЕ ЭНЕЯ

Не вернуться уже никогда,

Если с берега дым погребальный.

Горизонта морская слюда

Неизбывней вины, безначальней.

И как приторный привкус во рту —

То, не ставшее истиной слово,

Потому что зашел за черту

Дух, а тело опять не готово...

Что ему, уносимому прочь

Силой ветра и вёсел стремленьем?

Ты к пространству его приторочь,

Что б уж разом конец наважденьям.

Было — не было, кто разберет?..

Лишь душа, перелетная птица,

Свой стремит безнадежный полет —

На покинутый берег спуститься.

* * *

Я о том, что в конечном итоге

Все окончится как-нибудь здесь...

Фантазировать можно о Боге,

Но скажу лишь: наверное, есть

Что-то скрытое в пристально-длинной,

Отрешенной минуте. Сейчас

Я задумался — и пуповиной

Эта связывающая нас

Строчка дернулась, там застывая,

Где твой взгляд пробежал в этот миг,

Где живые, живое, живая

Жизнь, — и я ее как бы настиг.

Впрочем, что же держаться за гладкий

Проводок стиховой, разве мы

Не листочки-двойняшки в тетрадке,

Светом выхваченные из тьмы?

*  *  *

Как будто там уже, где то, что только ныне

Переживается, давно завершено...

И странно длить, и не очнуться, и не

Сказать кому-нибудь: да полно, все равно!

Всё уже´ сделалось, все страсти отшумели,

В последний порт доплыли корабли,

Исполнились надежды как умели,

Утешились желанья как смогли.

Оглянемся: развеянные Веи,

Помпеи, в мрак ушедшие земли.

И только утром стук дождя по кромке

Перил балконных задает отсчет

Существованью, напрягать постромки

Уставшему, ко лбу оплывший лед

Прикладывать. Что будущего ломкий

Воздушный мост, зовущий нас вперед!?

* * *

Отметиться, жизни пропащей

Своей респектабельный вид

Придать, подсластить норовит

Рой мемуаристов гудящий.

Какая тщета! Как жалки мы,

Мы все — со своею, своим,

Бредовы и неутолимы

Желанья: откройся, сим-сим!

Воспойте хвалу, херувимы!

Мир дрогни! Возрадуйся Рим!

Потуги, потуги, потуги...

Радетели, други, подруги...

Скончавшийся лауреат

Своих принимает парад.

И всё, что копилось, гноилось

Внутри, все, что не воплотилось,

Отрава фрейдистских обид, —

Всё это теперь говорит.

С улыбкою сфинкса над ними

Он, мертвый, «составивший имя»,

Открывший заветную дверь,

Отчаливший в дальние дали,

Кем с завистью мы оправдали

Себя, — он всё знает теперь.

* * *

Ну развлекись хоть чем-нибудь

Еще, ну отвлекись!.. Сегодня

День чудный: солнце тычет в грудь

Свои сверкающие сходни;

По ним с небес поток огня —

Стремленья к жизни, сгустки воли.

Для лука, может быть, фасоли,

Но нет, увы, не для меня.

Неприкасаемой душе

Что ласковое колыханье

Кустов кудрявых на меже,

Пчел увлеченное старанье,

Разгоряченный дух земли,

Кузнечиков веселых трели!

Желания, что так хотели

Осуществиться, не смогли.

И не могли... Затем-то, видно,

И были в сердце втеснены

Те чувства, о которых стыдно

Теперь... мучительные сны

На той черте слепых усилий,

Куда надежда не зовет,

Чтоб, соблазнившись, мы вкусили

Запретный пониманья плод.