ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Геннадий Комаров

* * *

Творец меж нас в хранительной среде,

Как тот бурят в своих опилках, —

Ни жив ни мертв. Повсюду и нигде.

Всего хоронится, как зэк на пересылках.

Видать, и Он себя не уберег,

И «тьма над бездною» насилья не простила.

Кругом творенья, вдоль и поперек

Отмщенья ищет попранная сила.

* * *

Как шкипер быв сосредоточен

Он ждал, что подошлет бессонницу Гомер,

Но сволочной старик исчез, как обесточен,

И нет рубильника для неотложных мер.

Зарезал без ножа. Лечь на «живую нитку»

Никак нельзя. Задремлешь чуть — и черти тут как тут,

Трактуют спящего всегда в одну калитку.

Навалятся — и спуску не дадут.

* * *

Душа, что серфингист. Поймавшая волну

В прибое времени забвеньем обвернется,

Летит внутри него, не в небо, не ко дну,

В лелеемую глубину,

Что в просторечье вечностью зовется.

* * *

Просторней, чем над полем Марсовом,

На свете неба не бывает.

Как бы Творец отдельной дарственной

Нам право видеть открывает,

В какое чудо поле вправлено

Парадному подобно снимку.

Как ясно вечность в нем проявлена

С бойцами нашими в обнимку.

* * *

Мы с Богом глядели в один телескоп,

Он тоже от счастья сопел.

Заглядывал словно бы в свой гороскоп,

В себе разобраться хотел.

А я от восторга совсем онемел,

Я в мозг мирозданья глядел

И видел, как мыслью Он вяжет миры

От кварков до черной дыры.

* * *

В. Г.

Трава январского мороза

Чиста, как пушкинская проза,

Такая легкая она,

Что никому она не в тягость

По обе стороны окна.

В ней жизнь и смерть ясны до дна,

И в ясности такая радость.

* * *

Как время замедляет бег в тоннеле

И ускоряет на воде,

Душа моя при мне, но не при деле,

Не в силах быть прикаянной нигде.

Творенью легкая подруга,

Подросток-умница, дичок

Бессмертья из другого круга,

А в этом — смерти маячок.

* * *

Год подшит в гроссбух,

У него на сгибе,

Напрягая слух,

Как Иона в рыбе,

Мы плывем на свет,

Ощущая боками,

Как теченье лет

Шевелит плавниками.

* * *

Пугают робкую весну

Скворцы, явившиеся строем.

Гром, воротившийся героем,

Приветствует ее одну,

Вдруг лопнув над ее покоем

Решительно, как в старину.

* * *

После костра — зола.

Молодой огонь,

Напрыгавшись по ветвям,

Тычется мне в ладонь.

Где-то далёко — дом,

Кровь моя по нему

Ходит уже с трудом

Одолевая тьму.

Возраст заходит в тыл

Времени похорон,

Настороженно дыша

Ему в затылок.

Вслушиваясь в поминальный звон

Пустых бутылок.

* * *

Среда, которую четверг

Решительным дождем отверг,

Исчезла в общей круговерти.

Забвенье — не добыча смерти.

И время — не новокаин

Минувшему, не ты один

Прощальному не веришь слову.

Всем память режет по живому.

Но так как вечности без нас

Не обойтись, Творец припас,

Из милосердья, ей обремененье,

За нас она дарует нам забвенье.

* * *

М. Е.

Во времени своем, то есть в формалине

Его Кунсткамеры, мы плаваем житейно,

Но обездвиженно, в научном измереньи

(сиречь в ветхозаветном карантине),

Удобном Старине для утоленья

Его потребности в беспрекословном Сыне.

* * *

Жизнь — словно высохшая пойма.

Еще идут на водопой

Стада, и полная обойма

У Пастыря. И за щекой

Катает косточку вишневую,

Но взглядом ищет глину новую.

* * *

Кукушка бесперечь кукует.

Увы, осеннею порой

Нас не бессмертие волнует,

А геморрой.

Жизнь продлевающие бедствия

Бессмертья не дадут постичь.

Тут не кукушкина содействия,

А смерть придеться допросить.

* * *

О. Мандельштам проворовался.

Бутырка, узелок, вокзал.

Не узелок — пузырь воздушный.

Проворовался, простодушный,

И — завязал.

* * *

Смерть для забвения — его заветный брюлик.

А смерд его подарит или Рюрик —

Ему до фонаря.

Не глядя примет, но — благодаря.

Бессмертного забвенья не уйдет

Ни Цезарь, ни Герасим.

Настанет наш черед,

И мы его украсим.

* * *

Что осени наряд дорожный,

Свободный, легкий, по последней моде…

На можжевеловом, осиновом народе

Еще горит на родине острожной?

Куда собрался ты, мой друг неосторожный?

На август наш, дождями перешитый,

Серчает время, в полуслове жито

Стоит нескошено. И колея размыта,

И дождь с утра в разбитое корыто

Льет слезы от дороги невозможной.

* * *

Смертному не откроем,

Что у него чье:

Где – принц крови,

А где – мужичье.

* * *

В одиннадцатимерной флешке

Есть файл и нашей ойкумены.

Открой его, душа моя, не мешкай.

Он там один, смешной, четырехмерный.

* * *

Все – какие-нибудь,

Ты один – никакой.

Ни под плинтусом ртуть,

Ни туман над рекой.

Не туда, не сюда,

И не то и не се,

Не в колодце вода,

Не вьюнок у Басё.

Не дыханье – взаймы

У полыни степной,

Не глоток Колымы

У Кремля под стеной.

* * *

Мы повзрослели, чтобы измениться

И с Гегелем в рулетку не играть,

Оставленная в прошлом небылица

Нам помогает с будущим смириться

И смерть свою при встрече не узнать.

* * *

На свете много горечей,

Да не от всех скорбей.

Езжай на речку Оредеж

И на тоску забей.

С любой печалью справится

Красавица одна.

Реки немолчной здравица —

И в елях тишина.

* * *

Иволга свистит так кисло,

Как летающий лимон.

Воздух тонкого батиста

Морщится со всех сторон.

Ветер дунет — и листва

Всем семейством хорохорится,

Родничок из озорства

То блеснет, а то схоронится.

И бежит за днями дни,

Не скучая без родни.

Стать бы мне его водой,

Был бы вечно молодой.

* * *

Смерть ходит на дела с заточкой невозврата,

Наткнешься – когти рви, а рта не разевай.

Не слушай, как ворчит старуха глуховато:

Всё мусор вечности за Богом прибирай!

* * *

Переверни песочные часы —

Пустыня наполняется пустыней.

Все время вытекает наизнанку,

и горсть песка – предел опустошенья.

* * *

Крепость лежит в песках, как большая кладь.

Ветер развьючен и трется боками о саманные клети.

Тысячелетье сгинуло, чтобы возникло – вспять –

Ясное представление о простом предмете.

Много придется времени перебирать –

Реки его текут, как меха гармони.

Память в пустыне – музыка, которую не сыграть.

Песок ее золотой, но не взять в ладони.

* * *

Время течет, удочка,

Человек, облака.

Не помешает плюнуть

На вашего червяка.

* * *

В какой-нибудь заштатной пирожковой

Услышать песню – на разрыв,

Сглотнуть слезу и через дверь с подковой

На улицу рвануть, о сдаче позабыв.

* * *

Уже не слышно тех голубок,

И на дворе октябрь-обрубок,

И звезды грудой намело

На это дальнее село.

Весы качаются. В Весах,

Как принято на небесах,

Горит, что ткнулася Земля

В свои осенние поля.

* * *

Я вспоминаю горький хлеб

И вылезаю из соломы –

Невыспавшийся человек.

Свежо. Испуганное зренье

Блуждает – не к чему прильнуть.

Стою, не разбирая путь,

В тумане млечное движенье,

Но нечем сердце шевельнуть —

Растерянность и нетерпенье.