ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Заур Ганаев

Ул. Первомайская, д. 56

Да, старик, мы тогда укрылись

От дождя в глубине подъезда.

Деревянные рамы бились,

И сквозная ревела бездна.

В этом доме мы знали многих.

В годы детства тут жили сами.

Ничего, что промокли ноги,

Мы зато угодили в память.

Та девчонка, ты помнишь Седу?

Все мальчишки за ней гонялись.

Ты тогда за нее соседу

Навалял. Да, тебя боялись.

Ох, боялись! Ты был пройдохой,

Криминалом, авторитетом.

Обналичил фальшивый доллар

И вернулся с большим пакетом.

И влетало тебе нередко —

От ментов и от наших предков.

Как бы ни прозвучало странно,

Жаль, так рано тебя не стало.

Жаль, старик, и тебя и детство.

Я сейчас ощущаю глубже

Боль. Не знаю, куда мне деться,

И становится только хуже.

Я ведь тоже сбегал отсюда,

Жил на Западе диким зверем.

Не устроилось. Знаешь, в чудо,

Как и ты, я теперь не верю.

И не верю, при всем желании,

В бескорыстный пример соседства.

Я ведь тоже погиб в Зеландии,

Двое суток хожу без сердца.

Да, старик, мы тогда укрылись.

Испытали и страх и радость.

А какие кошмары снились

Мне. Об этом сейчас не надо.

Помолчим. Слишком много боли

В этом мире. Старик, куда ты?

Исчезаешь, как ветер в поле,

Оставаясь всего лишь датой.

* * *

Чем дольше я учился ремеслу

Стихосложенья, тем сложней мне было

Воспринимать поэзию на слух,

И я отверг все то, что полюбил я.

И размышлял, зачем в природе звук.

Есть живопись: закаты и рассветы.

Вдруг ветер прошуршал, задев листву,

И я заметил, что прекрасны ветви.

И размышлял я дальше: если свет

Есть волны, обтекающие тело,

И привлекает взгляд любой предмет.

Что, если в этом, собственно, и дело?

Немного ветром быть, немного светом,

Немного горьким опытом, советом,

Немножко утешать, бодрить и верить,

И, если надо, постучаться в двери.

*  *  *

Грядущее настало, и оно

переносимо...

                              Бродский

Надеюсь, ты жива и все в порядке.

Я тоже выживал, но дольше вряд ли

я выживу. Один хожу по миру.

Я видел, как разрушили Пальмиру.

Как к родине утрачивались чувства.

Я мог бы прокричать, но отмолчусь я.

Молчу, и ты молчишь, и только эхо,

возникшее меж двух людей, потеха

для этих строк, как крохотная сдача,

или поэта жалкая удача.

Иначе говоря, находит нега

на человека, бросившего в небо

усталый взгляд, и наполняет жилы

сознание, что хоть и врозь, но жили

мы друг за дружку — точно! друг за дружку, —

делили это, пусть и не подушку,

но это — тоже из концепций веры, —

одалживая слух у техносферы.

Ты там, в Баку. Я боль в моем боку,

как дань тому, что было, берегу.

Но все без сожаленья канет в Лету —

и вся тоска, доступная поэту.