АРЕНЫ КАТАСТРОФ

Янош Тереи

Самый малый ледниковый период

Отрывки из романа в стихах

В апреле бури начались в Исландии,

Взметнули тучи пыли и погнали

Свинцовый пепел на юго-восток.

Вулканы извергались беспрерывно,

Но пепел улетал на континент. Казалось,

Что бури защитят саму Исландию;

Однако вышло несколько сложнее:

Поднялся мощный ветер, зюйд-зюйд-вест,

Хотя он с острова на море дул,

На побережье было страшно душно,

И жители портов спасались бегством.

   «Ta-Tü-Ta-Ta!!!

   Ta-Tü-Ta-Ta!!!

   Ta-Tü-Ta-Ta!!!»

Венгерский консул Агостон Матраи

И Пишпек, секретарь его бессменный,

В испуге слушали, как день за днем      

Сирена скорой эхом оглашает

Свой плач в парализованной стране.

В садах и школах разразились эпидемии,

И вскоре объявили в новостях,

Поскольку извержениям нет края,

Эвакуировать придется юг страны.

Машины и грузовики направились к заливам,

Забит был маленький аэропорт.

«Сегодня убежать еще реально, завтра поздно».

«Пока открыт воздушный путь на запад!»

«Пока есть воздух, курс на США».

Но вскоре рейсы прибыли из Лондона:

Туристы предвкушали катастрофу;

Другие иностранцы в дикой панике

Спешили поскорей покинуть остров.

«Похоже, навсегда, — заметил Пишпек, —

Накрылся бизнес Голубой лагуны.

Из магмы пиво и крема` из лавы —

Все это нынче обратится пеплом —

И пеплом деньги полетят на ветер».

«Особенная сила здешних мест,

Энергия, которой тут искрятся даже стены

Восстала против жителей своих.

Конец бальнеологии. Конец

Всему живому», — Пишпек произнес,

Держа в руках застегнутый рюкзак.

Сердито Матраи отдернул штору:

«Уже толпа в неоновых жилетах

Стоит у магазина, чтобы хлеба

Немного получить. Уже детекторы

Высвечивают всех, кто всходит на корабль», —

Перечислял по телефону он. «А как другие

Твои коллеги? — вдруг жена спросила. —

Что с ними?» — «Все уехали, Фружина».

«Все так ужасно?» — «Так. Сбегают все.

Клянусь, такого я еще не видел.

Йонассон, долговязый президент,

Блуждает как помешанный в порту

И, сгорбленный, похож на знак вопроса». —

«Ободри его как-то!» — «Я не смею, —

ответил Матраи. И, помолчав, добавил:

— Представь, сейчас я Йонассона вижу!

Как тень, он промелькнул передо мной». —

«Ты поздоровался, конечно?» — «Нет,

Я не хотел мешать. Кивнул, и только.

Как раненая птица марабу,

По берегу он брел». — «Так он твой друг?

Твои друзья Баррозо, Клинтон — дальше?

Опомнись, Агостон, ты помешался,

Друзей, как статуэтки, собирая.

Еще один старик самовлюбленный,

Обычно ты таких ужасно любишь», —

Промолвила язвительно Фружина.

«Так я и сам старик эгоистичный,

Подобное к подобному», — ответил

Ей Матраи задумчиво и горько.

«И пусть, а я прошла сегодня тест,

Полосок две, и даже от тебя», —

Подумала Фружина в Будапеште.

* * *

Пока они садились в грузовик, трехглавый,

Отчаянный и страшный змей вулканов

Без перерыва пепел извергал,

Там Катла, точно буйный сумасшедший,

Который в руки взял гранатомет,

Дотла сжигала все вокруг себя

Диаметром в пятнадцать километров

И пепел сыпала на острова.

Через неделю мощное цунами

На берег хлынуло и поглотило

Рыбацкие деревни; к счастью, жители

На тот момент успели их покинуть.

Насквозь промокли хижины пустые,

Как домики картонные, а после

По щепке разлетелись на куски

В порту причалы крепкие и сходы,

Столы в буфетах, лестницы и стулья,

И променада кружева в потоке

Исчезли, как владельцы их, безвольно.

* * *

Но СМИ твердили об обычном инциденте,

Чтоб паники излишней избежать.

Однажды в МИД Исландии решили

Созвать послов и консулов и вместе

Решить подробности эвакуации,

И Матраи включен был в их число.

В тот день он Биндеру отправил мейл

(Тот службы протокольной был начальником):

«Любезный Агостон! Министр решил,

Что консульство в Исландии закроют». —

«Но все едва наладилось как будто…» —

«Ведь мы в опасности» — «Я умоляю,

Не нагнетайте обстановку в Пеште». —

«На вас нет больше денег». — «Их и не было». — «Ну как же!» —

«Два года я на консульство работал

Во временном и в тесном кабинете». —

«В Исландии к тому же? Бедолаги…

И все почти наладилось, почти». —

«Мне жаль» — «Я знаю. Возвращайтесь осенью». —

«Отлично, а затем мы переждем,

Оставив временного дипломата», —

Так отшутился Матраи. Он знал,

Что после них останется пустыня.

Сбегут все до последнего консьержа,

Сметут всё до последнего гвоздя.

* * *

В исландском миде попрощался Матраи

С Сигурдурссоном, шефом протокола.

«Вы Этну слышали?» — «А как же, в городе…

Так страшно». — «Да. И модно, к сожалению,

Им подавай вулкан в конце аллеи,

Они готовы черту нас продать», —

Ответил Сигурдссон и замолчал.

А Гекла с Этной точно сговорились,

Чтобы от бремени совместно разрешиться

И четверть суши подчинить себе.

Они решили: назначаем время

И от души на свет извергнем лаву,

А та сожжет дотла земной гадюшник.

«О҅кей» — «Какие у вас планы, Агостон?» —

«Я не могу сказать, зачем гадать…

Опять пойду в отдел госбезопасности,

Где я уже три года отмотал.

Могу поехать в Ливию, и в Сирию,

И в Замбию, и в Гамбию… и в ж...,

И к кошке под м.... … отличный выход!

Возможно, вообще прерву карьеру». —

«Женаты?» — «Да». — «А дети?» — «Не судьба».

Они обнялись крепко на прощанье.

«Все эти обнимашки, — думал Матраи, —

У мужиков, друг к другу безучастных.

Какая мимолетная иллюзия,

Пустая блажь — все эти наши „дружбы“,

Братания под небом перегара —

Я знаю, наше время подошло».

Минуту он смотрел смущенно в пол:

«Теперь, когда соперничества дух

Утрачен безнадежно, безвозвратно

И сравнивать тут некого и не с кем,

На сон уже нет времени, я вижу,

Как ты состарился за эти дни».

«В воздушном пространстве Европы

С юга и с севера пепел

Перемешан в потоке жгучем,

Ненависть бьет резонансом», —

Промолвил Матраи куда-то в небо.

Ждал у машины Пишпек, поправляя

Свой модный метросексуальный галстук.

Они отправились в аэропорт.

* * *

Два поколения минуло — в ноябре,

Дунай покрылся толстой коркой льда.

Для горожан представилась возможность

Волнующая, новая — пройтись

Впервые в жизни по зеркальной глади.

Благодаря одной огромной льдине,

От Алшогода дрейфовавшей вниз.

И остров Сентендреи миновавшей,

Шатаясь, как подвыпивший гуляка,

Она спустилась ниже и притихла

К Уйпешту ближе, чем к другому берегу,

В конце концов легла горизонтально,

Связуя Обуду и остров Маргит,

И так образовала прочный мост

Для жителей районов близлежащих.

Лед толщиной под сорок сантиметров

Пятисантиметровый снег скрывал,

И льдина твердая гарантией служила,

Что горожане могут перейти

По льду пешком на сторону другую.

Уже тянулась узкая тропинка

По яркому муару снежной глади,

И пешеходы двигались по ней;

Хотя, к примеру, не было детей

Или бродяг бездомных.

Возможно, из-за холода. Он стал банальным.

Или из-за того, что не было досмотра

С пристрастием, как на мостах обычно.

На следующей льдине черный ворон

Глумился, разевая пасть, над Пештом,

А рядом с ним лежала чья-то кость;

На третьей льдине камни, и сапог,

И клюшка, прочно вмерзшие, давали

Среду питательную мыслям грустным,

И люди молча проходили мимо.

Весь день дул сильный ветер, и весь день

На улице приборы отмечали сильный минус,

И до костей он пробирал прохожих.

Кто выжил в Буде или в Пеште, все

Стояли возле пристани промерзшей

И слышали шуршанье льдин гигантских,

Скрывая руки, чтобы не коснуться

Остывшего железного столба,

Похожего на древний грозный фаллос.

Холодный ветер забирался под пальто им.

Опять замерз по кругу остров Маргит,

Как в Средние века, когда еще

Он Заячьим в народе назывался.

Когда и меньше и скромнее был

Сам город, а точнее города,

А над Дунаем не было мостов.

И так обрыв речного сообщения

Серьезно повлиял на жизнь людей

Из Обуды, из Буды и из Пешта,

Но все-таки они могли ходить по льду

И были вынуждены выживать,

Пускай в переменившихся условиях.

Теперь, однако, из района Бекашмедьер

Свирепый ураган летел на город.

У тех, кто направлялся на работу,

Теперь не оставалось сил, чтоб пальцы

Чуть разогнуть, поправить шапку или

Надвинуть шарф на нос окоченевший.

Весь Будапешт как будто обезлюдел.

Весь день дул шквальный ветер ледяной

«На улице не слишком-то комфортно», —

По радио сказали мимоходом.

«А сами вы сидите в теплой студии», —

Обрушился тотчас же шквал звонков.

Не так давно простор был переполнен

Людьми, и голоса звучали звонко

На набережной, даже на проспектах

Шум грустным камертоном отражался

От кафеля. Всему пришел конец.

Стал белым и безмолвным Будапешт.

Дунай, обычно черный, побледнел,

И в первый день великого мороза,

Как женщина, которая не знает,

С кем переспать, река еще ломалась.

И шум, на грохот пушечный похожий,

Звучал по берегам, трещали льдины,

Вставали на дыбы, пока одна

Не добралась до Чепела, смирив

Реки великой вечную гордыню.

Мороз ночами был за тридцать,

И вскоре вся река обледенела,

Из-за того, что холода стояли

И сильный ветер повсеместно дул,

В глубокий лед укрылись рукава,

Меж коих расположен остров Маргит,

Затем к ним присоединилась часть,

Что между Обудой и Андьялфёльдом,

Река оделась панцирем метровым,

И в этот панцирь вмерзли ледоколы.

* * *

Зима врасплох теплом своим застигла.

«Пришла жара, каких-то минус пять!»

Вместо привычных минус двадцати.

Отличный повод прогуляться. Франци

У выхода собаки изваяние

Заметил. Нос ее был поврежден, когда

Советские войска входили в Будапешт.

Она, как утверждали, разозлила

Солдат своим уверенным и гордым

Непролетарской морды выражением,

Им это не понравилось, и лапу

Они ей в ярости штыком проткнули.

С тех пор она сидит здесь, грустный призрак

Минувших дней, все семьдесят пять лет.

Перевод с венгерского Дарьи Анисимовой

Янош Тереи (род. в1970 г.)— возможно, один из самых непредсказуемых авторов, пишущих сегодня на венгерском языке. Виртуозно владея поэтической техникой, он настойчиво убеждает своих читателей: осамых актуальных иболезненных проблемах современности можно инужно говорить встихах. Вего драмах («Ресторанная музыка», «Протокол») стихами изъясняются бизнесмены и дипломаты, дизайнеры иофицианты. По мнению самого Тереи, таким образом наша повседневность обретает право на то, чтобы быть услышанной истать фактом вечности. Одним из высших достижений литературы Янош Тереи считает роман встихах. Но если первый его эксперимент вэтом жанре, роман «Павел» (2001), скорее отсылал читателя кпушкинскому «Онегину», соединяя его свенгерской литературной традицией, масштабное эпическое полотно (иначе ине скажешь) «Самый малый ледниковый период» (2015)— уже не столько история частной жизни, взеркале которой отражается эпоха, сколько грандиозная антиутопия, своеобразный прогноз на ближайшее будущее. Действие романа разворачивается в2019 г.: врезультате активизации исландских вулканов Европа (ис нею Венгрия) погружаются вновый ледниковый период, ивенгерское общество— правительство ивсе слои общества— вынуждены бороться споследствиями глобальной катастрофы. Что произойдет, если привычная комфортная жизнь вдруг потеряет смысл, деньги перестанут служить решением всех проблем, априрода буквально двинет свои войска против человечества? Психологическая достоверность поведения персонажей, обилие узнаваемых бытовых иполитических деталей делают этот «центральноевропейский апокалипсис» еще более впечатляющим.