НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

 

Александр  Сопровский

письма к Сергею Гандлевскому

1

9.VI.1974. Из Москвы в Новосибирск1

 

Сережа, здравствуй.

В эту минуту я сижу на сосне, задница моя — на толстом ответвлении ствола, а ноги вокруг обрубка основной части дерева на двух толстых ветвях, идущих вверх в разные стороны под 45-градусным углом наклона к земле. Черепковско-усовский лес, 9 июня, 8 часов утра.2

Должен тебе заметить, что меня сюда привлекли вовсе не соображения романтического характера, а тот факт, что сегодня утром из Киева в Москву возвращается наконец папа Александр Зиновьевич.3 Я позорно струсил и решил вместо длинного и неспокойного выяснения вопросов, связанных с университетским образованием,4 — провести день на воздухе, близ вечного и бесконечного. Ночь я прочифирил за сочинением длинного пятистопного хорея на 4 восьмистишия о любви,5 а с шестичасовой электричкой уже катил в Ромашково с целью выспаться в моем шалаше. Однако я позабыл, что живу у депов.6 Депы, надо тебе сказать, варвары, и произведения искусства способны вызывать у них лишь разрушительные эмоции. А шалаш мой был подлинным шедевром ручной архитектуры… Словом, одна из его стенок наполовину разобрана, станок7  поломан, второго топчана вообще нет! Лег я на поломанный, и меня начали кушать комары. А так как при мне нет человека, чтобы обкуривать меня спящего «Беломором»,8 то пришлось влезть на дерево. Чуть выше меня на суке висит недавно найденная мной великолепная плетеная корзина для ношения на плече, в коей: белый хлеб, вода, пятистопный хорей (счастливо завершенный) и Булгаков последнего издания. С купюрами, то есть без купюр.

NB: Воланд, Сережа, был, оказывается, болен хроническим триппером, от чего у него и болело растираемое Геллой колено. Он подхватил его в 1571 г. на Брокене от одной юной ведьмы и уверяет Маргариту, что это лет через 300 пройдет. Булгаков был профессиональным венерологом, так что ты тоже можешь быть спокоен.

Не знаю, удастся ли мне в описанной позе заснуть, но пишется здесь неплохо… Комаров выше 3-х метров нету, кругом дятлы, сойки, соловьи и все такое. Рассвет уже кончился, сейчас, кажется, дождь начнется. Тепло.

Немного сменил позу. Ж... заболела. Заснуть не удастся.

Твой брат сообщил, что ты по 14 часов там вкалываешь. Хорошо же тебе. Могу себе представить, какую духовную жизнь ты затеешь по возвращении, чтобы отыграться… Но ты хоть потенциально с деньгами, а меня облажали со всех сторон, в первую очередь в жэке. Я уже не устраиваюсь дворником. Черт или х.. знает, чего со мной будет; правда, пишу сколько и весь этот год, так что жить можно. Но практически — только долги, лажи (чужие и собственные), еще раз лажи и, пожалуй, долги…

Алеша9  три дня назад исчез. Не знаю, я сам сейчас в лесу, так что он может сидеть где-нибудь на К-910  и писать тебе про то, что исчез Сопровский, но вчера и позавчера он числился без вести пропавшим. Даже Маша,11 чье умение искать Цветкова находится на грани профессионализма, звонила мне, беспокоясь. Последней его видела Лора,12 сообщившая, что в четверг днем Алеша, будучи без сознания, отнял у нее пятерку и куда-то убежал. По слухам, он все-таки в какой-то общаге. Так что найдется, но вот пока нет его. Не е.ется ли с кем, не дай бог?

Мы с Бахытом13  и с Дозорцевым14  ездили в гости к Нерлеру,15 отмечавшему приобретение 1500-й пивной этикетки (у него альбом, как у филателиста). Было до того людно и скучно, что у меня началась похмелка еще в состоянии глубокого кайфа. Правда, меня немного развлекло ухаживание Кенжеева за местными бабами и рассказы Дозорцева из жизни портвяги. Кстати, этот Дозорцев стал писать если не хорошо, то очень эффектно (пьяный был, точно не скажу). Он носил свои стихи Ряшенцеву,16 а тот сказал, что нельзя писать на исторические темы, если по тебе не ходила история… «А как же Пушкин, Пестель и Анна Самойлова?» — спросил Володя. «Нет, по Дэвику история еще как ходила», — ответил, по словам Дозорцева, Ряшенцев.

Погоди секунду, я закурю.

Пересел на тот сук, который на рисунке торчит у меня между ног. Так удобнее, но можно е.нуться. Лора и Крава17  — предельно обаятельные бабы. Не знаю, всерьез ли ты на меня обиделся за то, что я роковой ночью не потащился с вами в Домодедово18, но причиной было как раз то, что меня совершенно обворожила эта парочка. Наутро у Лоры мы с Алешей прекраснейше провели время, и я впервые и единственный раз за последние месяца полтора отдохнул душой. Два года назад я бы даже, наверное, влюбился в них обеих, так как они уверяют, что с ними это обычно бывает с двумя вместе, — но сейчас я сухой и циничный, как сук, с которого только что соскользнула моя правая нога.

Твой друг Казинцев19  написал предисловие на 10 страниц к избранному из трех первых его книг. Вкупе с послесловием, о котором я тебе рассказывал, получается солидная и мрачная картина… Звонил б.... Осман20  на х.. звал еб..ь в два смычка <...>, и, получив отказ, извинился и пополз, по его словам, ср.ть.

Как видишь, все, в отличие от тебя, Сережа, занимаются делом, а не рундуки по 14 часов таскают… Передай, пожалуйста, Михаилу Ильичу,21 что заполнять на мое имя табель до 19-го числа вместо 21-го — г....стый поступок. Мне тем самым не оплатили два рабочих дня, полторы смены переработки и вагон, то есть 10—15 рублей minimum. А табель, как мне объяснили, заполнен рукой Ермакова, и исправить дело можно будет только лишь по возвращении Ермакова с гастролей, то есть в августе. А я должен десятку хорошему человеку Вале Яхонтовой22 … Может, вонючка Ильич напишет какое-нибудь отношение в бухгалтерию? А то худо мне.

 

Метрах в ста, послушай ты,

Появилась бабка,

У нее в руках цветы —

Полная охапка.

 

Это не стихи, а жизнь. Действительно, бабка под березой собирает болотную куриную слепоту. А у меня пошла вовсю раскачка, наверное, пора ехать в Москву пить пиво, потому что заснуть все равно не выйдет, а я замерз, уже часа два пишу, по-моему. Ты мне тоже напиши: Москва, К-9, до востребования, Магергуту А. А.23  Если написал стихи — пришли, я люблю стихи. Работать старайся
поменьше, что ты им, нанялся г.... возить? Ильичу устрой скандал про мою зар­плату.

Дятел стучит, сейчас меня забирать приедут.

 

А. Сопровский

 

P.S. Уже в Москве. Леша нашелся. Да, е..лся. Пили все на дне рождения у Маши. Тебе все кланяются. Иду отрубу

                                                                                                    Сопровский

 

 

2 Тут же прилагается автопортрет на дереве.

3 А. З. Магергут — отец Сопровского; профессиональный шахматист. Умер в конце 1980-х гг.

 4 К этому времени Сопровский был исключен с заочного отделения филологического факультета МГУ за нашу совместную потасовку с пьяными дружинниками. Деканат филфака безоговорочно принял сторону последних. (Я отделался переводом с дневного отделения на заочное.)

5 Не догадываюсь, о каком стихотворении идет речь.

6 У нас в ходу было белоэмигрантское прозвище СССР — «Совдепия», отсюда и «сов­деп» вместо «советский человек», сокращенно — «деп».

7 Станок (сленг) — любое ложе.

8 Ничего кроме, если был выбор, Сопровский не курил.

9 Алексей Цветков — поэт, наш товарищ.

10 Московский центральный телеграф.

11 Мария Чемерисская — поэтесса, наша приятельница.

12 Лариса Балакина — наша приятельница, запорожская однокашница Цветкова.

13 Бахыт Кенжеев — поэт, наш товарищ.

14 Точно не помню, по-моему, знакомый по университетской литературной студии «Луч».

15 Павел Нерлер — поэт, литературовед, географ.

16 Юрий Ряшенцев — поэт, в ту пору — литконсультант журнала «Юность».

17 Валентина Кравченко, по прозвищу Крава, — тоже запорожская однокашница Цветкова, впоследствии его жена.

18 Аэропорт, откуда я улетал в Новосибирск. Цветков провожал меня до самолета.

19 Александр Казинцев — одноклассник Сопровского, поэт, критик.

20 Давид Осман — поэт, наш товарищ. Строй фразы — пародия на разговорную манеру
Д. Османа, в свою очередь игровую.

21 М. И. Ермаков — бригадир монтировщиков сцены Театра им. Моссовета. Какое-то недолгое время Сопровский и Цветков, как и я, работали в этом театре, но перед гастролями по разным обстоятельствам уволились или были уволены.

22 Валентина Яхонтова — поэтесса, наша приятельница по студии «Луч».

23 По отцу (и по документам) фамилия Сопровского была Магергут. Сопровским называл он себя по матери, Камилле Георгиевне, тоже шахматистке.

2

5.VIII.1974. Из Приморского края1  в Москву

 

Здравствуй.

Мне от тебя передали привет, но я не уразумел, что это значит, то есть получил ли ты в Омске мое письмо или не получил. Если нет, то жаль, потому что я в том письме постарался описать первые мои майнридовско-хемингуэевские приключения. У нас тут действительно сплошные приключения на суше и на море2. Скоро я даже научусь плавать с аквалангом. Пока что хожу в тайгу с геологами, купаюсь, пьянствую, слушаю рассказы наших водолазов-аквалангистов о подводных битвах с осьминогами и акулами, а в свободное время заведую кухней. Здесь существует система дежурств, и у меня ежедневно имеются помощники. Они моют посуду, ходят за водой к роднику, топят печь, рубят дрова, готовят пищу, а я снимаю пробы и командую, в общем, выполняю функции шеф-повара.

Уже месяц не веду половой жизни. Веду какую-то совсем другую. Сейчас у меня похмельная х..ня в полном разгаре, вино кончилось, а наш шофер, Вадик, человек натуры артистической и бывший зэк, сел на самолет и улетел в Москву. Так что связь с внешним миром прервана и похмелиться не будет сегодня никакой возможности. Так что завтра я беру два выходных и еду с местечковым евреем Мишей Фридманом на моторке на остров Путятин. На Путятине, говорят, сплошные стада диких оленей, а Миша — первый в моей жизни человек, обладающий настоящими, а не Севиными3,  телепатическими способностями.

Словом, сплошная экзотика, неописуемая красота туманных сопок и синего моря, сдобренная частыми вводами спиртного в загоревший организм. Пишу пока много и хорошо, чтоб не сглазить.

Как дела в Европе? Пиши мне, всем кланяйся, как только увидишь Бахыта, попроси его зайти на университетскую почту и получить мое письмо. Пусть Алеша и все остальные тоже мне пишут.

Мой адрес: 692823, Приморский край, Шкотовский район, п/о пос. Тихоокеанский, пос. Руднево (Тинкан), экспедиция ВНИИМОРГЕО, Магергуту А. А.

 

Live and let die4

 

 А. Сопровский

 

2 Контаминация заглавий из «Острова сокровищ» (главы «Мои приключения на суше» и «Мои приключения на море») Стивенсона, которого Сопровский очень любил.

3 Шапочный знакомый, одессит Сева, безуспешно пытавшийся загипнотизировать нас с Сопровским.

4 «Живи — и пусть умирают другие» — название романа Яна Флеминга.

3

21.XI.1975. Из Ленинграда в Москву

 

Здравствуй, кореш Серега.

Писал я уже и Бахыту, и Саше1, а тебе пишу только теперь — но не потому, что хуже к тебе отношусь, а потому, что знаю твою нелюбовь к сентиментальности и лишним проявлениям дружеских чувств. Чувства эти, однако, — при мне — вот я и сел в конце концов за письмо.

Я попал в обстановку диковинную. Не знаю, рассказывал ли тебе кто-нибудь, так что послушай из первоисточника.

Как ты помнишь, я очень полюбил Таню2  и поехал в Ленинград. Тут у нее был жених по имени Анвар. Ты по своей философии если не женоненавистник, то женопрезиратель, и поэтому наверняка согласишься со мной, что в природе женщины — чудовищная бестактность. Так вот, Таня приволокла меня часов в семь утра прямо с вокзала к этому Анвару и объяснила растерянному хозяину, что я у него буду жить.

К моему ужасу, он не только не растерялся, но и обрадовался. Он чтец стихов (лауреат даже каких-то чуть ли всесоюзных конкурсов) и в настоящее время работает над программой, составленной из нашей оранжевой книжки.3 Все утро он заставлял меня читать, глядел мне в рот, умилялся при слове «Леша», говорил о Бахыте и о тебе как о ближайших родственниках или любимых женщинах, с вожделением рассматривал фотку Казинцева из студбилета — и так далее. От суждений о моей поэтической гениальности в плане общей гениальности нашей компании Анвар перешел к гениальности меня как личности. Мне стало не по себе от двусмысленности ситуации, и я попросил позволения погулять вдвоем с Таней. Гуляя, я выпросил у нее право на мужской разговор с женихом и вернулся «домой», надеясь, что этот разговор положит конец неуместному восточному гостеприимству. Но не тут-то было.

Во-первых, меня ожидала целая компания еще каких-то наших поклонников (друзей Анвара) и мне пришлось исполнить по новой всю программу — от «Сердца по кругу»4 до «С оглушительным скрипом пердит на ворон мой единственный и посторонний».5 Мне наговорили чудовищнейших туземных комплиментов, удовлетворив мое тщеславие лет на 80 вперед.

Во-вторых, мужской разговор оказался несколько необычным. Сюда бы Бахыта с его любовью к недавно открытому им неизвестному автору XIX века
Достоевскому.6 Я коротко изложил Анвару суть дела. Он мне ответил словами
«Я знал это. Я ждал тебя». Затем с его стороны последовала речь, достойная обоих Катонов, а заключало эту речь выражение «так надо». <…>7 

Так вот мы и живем. Квартира Анвара (она хорошая, двухкомнатная) расположена в центре города, в десяти минутах ходьбы от Медного всадника. Поэтому отсюда удобно ходить гулять. После моего приезда целую неделю стояла чудесная погода. Представь себе: Нева штормит баллов на пять, а в то же время солнце, яркое синее небо и сверкающие облака. Купола, шпили — словом, все золото — сияет и переливается на солнце. Последние два дня, правда, идет снег, но это тоже очень красиво — особенно заснеженные парапеты и решетки по набережным каналов ночью, пока не погаснут фонари. Я хо…

…Ставлю многоточие. Вынужден был прервать сочинение письма, потому что прозвенел будильник. Восемь утра. Я позавтракал вместе с ребятами, и они ушли в свою профсоюзную школу.8 Анвар оставил мне рубль и Таня тоже — рубль. Теперь можно будет сходить выпить пивка. Продолжение письма.

…Я хожу, стало быть, по городу и придумываю разные истории. Так, вчера вечером мы с Таней гуляли, и нам в двух отдаленных друг от друга местах попадался два раза один и тот же человек, горло которого было замотано красным шарфом. Я понял, что этот человек родился около 1825 года, был студентом университета, но потом повесился оттого, что много думал о геометрии Лобачевского. Потом мы встретили человека, который аккуратно снял с себя пальто и лег в снег. Этого человека в 1918 году расстрелял на бульваре красноармеец за изобретение машины времени. С тех пор каждую зиму он ежевечерне приходит на этот бульвар и ложится в сугроб на том самом месте, где его когда-то расстреляли. Еще был человек, который бежал от трамвая, но трамвай обогнал его, и он стал бежать за трамваем. Судьбу этого типа рассказывать тебе не стану, — сам не маленький, подумай.

Вечерами и ночами я занимаюсь еще тем, что пишу ребятам разные курсовые и рефераты по эстетике, социологии и т. д.9 Это оказалось любопытным и для меня самого: в частности, откопал очень интересующую меня книжку по социологии. Кроме чисто научной пользы эти занятия как бы представляют собой мою плату за квартиру, а то я выхожу уж совсем Фомой Фомичем Опискиным. Того и гляди скажу: «Вы страшный эгоист, полковник».

Анвар оказался человеком не только добрым, но и с очень интересной судьбой. Я слушаю его рассказы как детективные романы. С ним я по многим причинам почувствовал себя очутившимся в заколдованном замке. Не уверен, что все это мне вообще не снится — а вдруг настоящий будильник разбудит меня? Но вроде бы все вполне реально.

Помимо общения с Анваровыми друзьями, восторгающимися нашими стихами, я и еще немного занимаюсь околопоэтической деятельностью. Был на студии Ленинградского университета. Подробно расскажу тебе устно по приезде, а пока скажу лишь, что давно не видал ничего более скучного и смешного одновременно. Один юноша поразил меня своей пошлостью. Его стихи представляют собой характернейший пример того, что Казинцев называет канонизированным формализмом. Бойкие эпитеты в описаниях (например, «пчелиные снега») и полнейшая беспомощность там, где речь идет о понятиях мало-мальски человеческих (не то «прикосновенье, прозрачное, как поцелуй», не то «поцелуй, прозрачный, как прикосновенье»). Я вызвался «оппонировать» ему на следующем занятии (будет его обсуждение) — и буду воевать с пошлостью, как и подобает настоящему романтику типа Фомы Фомича. Собираюсь сходить еще кое на какие студии и еще кое с кем познакомиться из числа пишущих стихи. <...>

Случалось мне тут и выпивать. Ахмед10  и Бахыт прислали мне в общей сложности 15 рублей (видишь, что значит восточные люди — Анвар, Ахмед, Бахыт…). У меня вышел спор с Анваром — кто кому будет ставить бутылку. Поединок великодушия завершился тем, что он поставил мне бутылку водки, а я ему пару сухого. Что и было выпито. Еще было дело — пил я гамзу, и вспоминал, как мы с тобой пили эту гамзу у Ларисы и в других местах… Так что, как видишь, я по-прежнему умело сочетаю в себе темный мир интеллектуала со светлым миром алкоголика. <…>

So it goes.11 Сам понимаешь, что от всей этой красивой жизни я изрядно отупел. И теперь боюсь, как бы не взбрыкнуть и не наделать «поэтических поступков» — скажем, убежать в Москву и начать соблазнять Люсю, Ирину Бороздину, Катю Шиндель или Риту Березкину.12 Но пока вот держусь и хлестаковскую свою роль исполняю недурно.

Как ты и что вообще интересного в Москве? Ты, как известно, Стрэдлейтер13  — но если вдруг исправишься, то передай от меня приветы всем, кого встретишь из общих знакомых. Сам я приеду, видимо, вместе с Анваром 6 декабря. Непременно напиши мне: Ленинград, Главпочтамт, до востребования, Магергуту А. А. Если написал что-нибудь в рифму — пришли. Я сам сейчас пишу стихо­творение о дружбе и природе.

Пока.

А. Сопровский

 

2 Татьяна Полетаева — поэтесса, с 1977 г. жена  Сопровского.

3 Самиздатовская антология «Московское время». Саша прибегает к иносказанию из соображений конспирации.

4 Цикл стихотворений Цветкова.

5 Перевранная строка моего стихотворения.

6 Кенжеев славился в компании поздней начитанностью и открытием литературных «америк».

7 Изъяты два с половиной абзаца, посвященные разным мелким внутрикомпанейским подробностям и написанные в том же ключе.

8 Профсоюзную школу культуры.

9 Такого рода поденщина, включая написание дипломных работ, причем за гроши, стала для Сопровского одним из источников заработка на долгие годы вперед.

10 Ахмед Шаззо — историк, наш общий приятель.

11 Такие дела (англ.). Присказка позаимствована, по-моему, из «Колыбели для кошки» Курта Воннегута.

12 Неполный перечень сердечных привязанностей Сопровского. Рита Березкина была его первой женой.

13 Персонаж из «Над пропастью во ржи» Дж. Д. Сэлинджера, с которым Сопровский нередко меня сравнивал, имея в виду мое обыкновение не передавать приветов.

4

21.IV.1976. С  о<строва> Ушакова в Москву

 

Сережа, привет.

Так по-дурацки получилось, что уехал я, толком с тобой не попрощавшись.
В пятницу, 16-го, сказали мне вдруг: утром летишь. И 17-го я уже сидел в самолете. А с письмами здесь плохо, вот и сейчас: писать пишу, а когда отправлю — бог весть, может, через три недели. Когда самолет или вертолет прилетит. Сюда писать легче, письма можно сбрасывать вниз на лету, не приземляясь. Так что пиши мне, а отвечать я буду по возможности.

Забрался я довольно далеко. Был уже в Сыктывкаре, Амдерме, на Диксоне, на острове Среднем. В Амдерме и на Среднем ночевал. Наконец, совсем уже маленький «АН-2» доставил нас на остров Ушакова. Где пока и сижу.

Погляди на карту. 810 с. ш., 800 в. д. Рубеж Карского моря и Ледовитого океана. К северу по меридиану до самого полюса ничего нет, и это в диапазоне около 250 широты. На Запад — Греэм-Белл из архипелага Земли Фр<анца>-Иосифа, на Восток — Северная Земля.

Помнишь, Достоевский хвастался, как русский человек широк: вот, Пушкин писал: «А далеко, на севере — в Париже». А мне что делать, когда без всякой силы воображения, всамделишная выходит строчка: «А далеко на юге, в Воркуте»? Что же воображать теперь? Видимо, Луну или Южно-Африканскую республику.

Все, что написано в книжках, — оказывается, еще существует на самом деле. Торосы, трещины, зимовочные станции на 4-х человек (где и мы живем), карабины, дикие звери и пурга. Какое-то царство мысли, не побежденной разумом.1 Самолет чуть ли не раз в месяц. Тишина такая, что постепенно осваиваешься с тем, что каждый звук — «свой», объяснимый. Шаги, хлопнувшая дверь, — ни одного постороннего, лишнего, непонятного звука. Никаких девичьих гамм и скрежещущих трамваев.2

Но самое впечатляющее — это полярный день. Ни ночи, ни даже сумерек нет. Солнце повисит на закате, потом поползет довольно высоко над горизонтом к северу, потом перейдет на восток — глядишь, это уже и не закат, а рассвет. И тогда оно восходит высоко к югу и, если погода хорошая, все начинает так сверкать, что без темных очков нельзя выйти из дома.

Океанская поверхность неровная, вся покрыта торосами. А поверхность
острова — довольно гладкая, причем снег настолько тверд, что его пилят ножовкой и рубят топором. Так мы получаем пресную воду. И все невероятно белое, а если метет — то и небо становится белым, его из-за снега не видно. А в хорошую погоду оно ярко-синее, без единого облачка. Мороз — 200 <С>.

Этой весной, говорят, в здешних краях особенно много мишек. Если полетим на Греэм-Белл, там будет больше всего шансов их повстречать. Они, по рассказам, злые, голодные, а после запрещения охоты на них — еще и обнаглевшие. Но я пока их не видел.

Много здесь песцов. К югу, говорят, их становится еще больше. Носятся они с бешеной скоростью, и охотиться на них с ружьем почти невозможно. Полярники с нашей станции ставили капканы, но поймали только одну из своих собак, которая отгрызла себе пол-лапы. Собака эта стала хромая и злая. В день приезда она укусила меня в ногу. Но потом помирились.

…Пришлось сделать перерыв. Меня позвали рыть яму. Сперва пилили и выносили снег, в метр глубиной, а потом ломом кололи лед. Нужно еще больше метра долбить этот лед. Сейчас пообедали; допишу это письмо и пойду снова долбить.

Весь этот остров (Ушаков открыл его в 1930-е годы) покрыт толстенным ледником. Его еще не бурили, а вручную до земли никто еще не докопался. Так что вообще толком неизвестно, остров это или огромный айсберг, севший на мель и обраставший постепенно все новыми и новыми льдами. Впрочем, последнее маловероятно… Мы, однако, до земли уж никак не долбимся: нам надо всего 2,5 м глубины для радиостанции.

В общем, я теперь вроде Смока Беллью. Пока, правда, скорее, на стадии Кита или Кида, как его там звали. Но к лету буду уже матерый, обветренный, а уж вые.ываться стану пуще прежнего. Держитесь.

Как там в Москве? Делай, пожалуйста, все, что нужно для Антологии3  и денег не жалей.4 В личной жизни будь чистоплотен, но своего не упускай. Не забудь, что ты красавец. Всем передавай привет. Да, вот: адрес свой мне пришли, а то я потерял. Пиши мне и в письмо вложи аккуратно чистый авиаконверт. У меня кончились.

Ну, пока.

А. Сопровский

 

 

2 Намек на реалии моих стихов.

3 «Московское время».

4 Антология издавалась участниками в складчину.

5

15.VI.1976

 

Здравствуй, кореш Сереня.

Нечего баловать тебя живой человеческой речью. Начну по нью-йоркски: давно не сидели мы с тобой за кружкой домашнего портвейну, не вели тонкой беседы, подкрепленной авторитетными доводами целостных циклоритмиче­ских структур, именуемых в просторечии медитативной лирикой…1

Можно начать в иной языковой системе: пора нам, б.., е.ануть по граммуле. Давно чего-то не керосинили. В общем, как говорят бильярдисты, второй замах хуже бабьей с..ки.

Если же отрешиться от приема сказа, проанализированного столь глубоко в нашей исторической работе «Отрицание революции у Платонова»,2  то можно заметить, что я сильно скучаю. Потому что живу я на острове Тройном из маленького архипелага о-вов Известий ЦИК (извини за выражение). Полярной станцией руководит здесь Грабер, ваш человек.3 Ты извини, евреи, конечно, всякие бывают,4 но этот очень жадный и м..ак. Он прячет от меня масло, которое и так соленое, противное, — а в спрятанном виде его и совсем есть нельзя, ибо не найти. А мне ночью есть надо, я ведь писатель и очень много пишу. Я прочел бездну философских трудов (частью привезенных с собой, частью же отысканных в здешней библиотеке, она же дизельная). И я стал ученый — у меня есть даже несколько свободолюбивых мыслей. Вот я по ночам и стараюсь изложить эти мысли на бумаге подлиннеvе и понепонятнее, а Грабер (еврей по национальности)5  прячет от меня масло. Одного не учел христопродавец: чифира6  от Сани не спрячешь!

А еще сбросили нам почту. Я получил 19 писем — говорят, больше, чем вся партия вместе взятая. Мама переслала мне и Алешино сочинение, начинающееся словами: «Отыскался след Тарасов». Американец7  прислал мне стихи. В них интересна неожиданность содержания — представь себе, тоска по родине и бессмысленность бытия, — а также сцепление не имеющих друг к другу отношения слов в рамках одного красивого образа.8  Так что приводить этих стихов не буду.

Еще прислал мне письмо некий Гандлевский — наверно, начинающий поэт. Я сужу по тому, что в письме тоже содержатся стихи, записанные в строчку. Трагические, насколько достало моего понимания, стихи. Сюжет-то какой: бой в Крыму, все в дыму, ни х.. не видно.9 Прямо конец света, не иначе…10  Если серьезно — стихи понравились, особенно нравоучительный конец (света). Какая у тебя, однако, тоска по кинематографу!11  Динамики разные, проекторы… Нет, если снова серьезно — сильные стихи.

Здорово ты меня одернул, противопоставив белому медведю — пьяного Пахома12 . Если ты свое диво видел на таком же расстоянии (наш мишка был метрах в 50 от крыльца), — то это страшно. Медведь, по крайней мере, не орет: «Убью, волчата!»13  и вообще выглядит не расположенным к драке (тем более в пьяном виде).

У нас дело идет к весне. Сегодня 13 июня. Температура около 0. Снег потихоньку начинает таять, но еще поблескивает на солнце, хотя набух и стал мокрым. Птички прилетели — трясогузки. Чайки летали уже в мае. На берегу каждый день валяется нерпа; ее не трогают, потому что в ней съедобна только печень.

Остров наш находится на юге Карского моря, где-то между Северной Землей и Диксоном. Можешь найти его на карте. Скучный, надо сказать, остров.

Землю Франца-Иосифа мне лажанули. Это очень скверно, потому что там, говорят, айсберги и еще всякие чудеса. А у нас — ровный белый щит острова. Да полоски вскрывшегося моря. Море мрачноватое, даже Балтика выглядит приветливее. В Амдерме в апреле я краем глаза видел еще одно море — Баренцево, так и то повеселее.

Работы у нас пока мало. За два месяца шевелились всего дней 10, и то часа по 3, не больше. Правда, пришлось мне часок-другой подолбить ломом мерзлую тундру и сантиметров 20 вечной мерзлоты под ней. Так что спина и поясница болят, никак не отлежусь. Ну, да смерть жизни не помеха.14 

Слежу я за движком, умная такая живность — бензоэлектрический агрегат.15 По моим расчетам, на днях пора ему взлететь на воздух. Очень уж я его забросил — все Шеллинг да Шеллинг.16

Очень люблю Таню. Говорят, разлука любовь бережет — не знаю, а спального мешка жалко. Любовь ведь связывает сферы духа и плоти, а тут сырость да мороз, посушить негде ложе. Чуть не каждые дней пять посещают меня нехорошие сны.

Ну, кажется, я дал тебе представление о том, как путешествия просвещают юношество. Ты стихи мои получил? Там те же мысли выражены чище и умнее, по законам жанра. Что будет дальше, куда и когда двинусь — не знаю. Начальство не может достать вертолет для переброски. Не знаю и когда отправлю это письмо. Пиши мне подробнее. Пришли авиаконвертов. Пока.

А. Сопровский

 

 

2 Может быть, речь идет о шутовском реферате или школьном сочинении, о которых я был только наслышан, написанных в соавторстве с Александром Пчеляковым, приятелем нашей первой молодости, одноклассником Сопровского и Казинцева в школе № 710.

3 Шутейный интеллигентско-еврейский антисемитизм.

4 Снова стилизация: на этот раз — разговора по душам человека из народа с собеседником-евреем.

5 Теперь «просвечивает» рассказ «Письмо» из «Конармии» Бабеля.

6 Сопровский пил — и помногу — чудовищной крепости чай.

7 Цветков.

8 Сопровский любовно иронизирует и играет в профана; в действительности ему нравились стихи Цветкова — и очень.

9 Дворовый фольклор.

10 Речь идет о стихотворении «Сегодня дважды в ночь я видел сон…».

11 Ехидная отсылка к нашему разговору, когда я, среди прочего, сказал, что, если бы можно было заново выбирать сферу приложения сил и способностей, я бы выбрал кино.

12 Аркадий Пахомов — поэт, наш товарищ.

13 Обычная присказка А. Пахомова во хмелю.

14 Нам нравилось от нечего делать изобретать глубокомысленную бессмыслицу «народного» толка, это — типичный образчик.

15 Сознательно сказано под А. Платонова.

16 Это не шутка и не пыль в глаза: Сопровский был капитально образован, вернее, самообразован.

6

12.VII.1976. Из Москвы в Кириллов Вологодской области

 

Здорово, корень.

Строки сбываются, даже прозаические. И вот ты монахом стал, послушником,1 а я в Бадене, учусь (что там папа пишет)…2  Но мимо об этом.3

Всего два дня, как я из Вологды,4 и все балдею под впечатлением Шексны, озер, холмов и исторических параллелей-перпендикуляров. Как там Кублановский,5 очухался ли после наших простых радостей? Передай ему от меня (и от Тани) ласковый привет и пусть спокойно пишет свои летописи6  — денег у нас нет, и, по крайней мере, в течение месяца новых визитов не предвидится.

Сам ты как? В какую сторону теперь эволюционирует твое мировоззрение и не мешает ли тебе работа сочетать алкоголизм с духовностью? Написал ли что новое?

В Москве тепло, ночью — ночь (не полярная, не белая, не серая, а темно-синяя, с луной и со звездами, как у людей). В Тушино7  все как при старом режиме. Зато был я в компании Вали —Маши — Беляева8  — Любы Якушевой9  и др. — плохо там. Едва удержался от некрасивого поведения. Железный стих, что ли, облить чем-нибудь и бросить им всем в одно место?10 

С продуктами здесь хорошо. Говорят, если постоять два часа в очереди, можно даже купить картошку. Слава Богу, столица.

Казинцева, кажется, берут-таки в аспирантуру. Кстати, ты забыл дать мне для него верительную грамоту в наркологический кабинет, — и он очень волнуется. Если можешь, пришли мне эту бумагу.11

Еще я забыл у тебя два котошихинских12  письма со стихами про Горького, Короленку, Грозного, Курбского13  и других объективно честных товарищей14 . Ты уж эти письма мне перешли, сделай милость, они для меня представляют ценность. Только не забудь. А то мы люди рассеянные, — прямо как прочтешь мое письмо, сходи и отправь, благо рядом.

Я наконец вернулся в Мазилово.15  Сижу, привожу бумажки в порядок. Настроение веселое, хочется стихи писать, науку ставить, мир переворачивать.16  Видно, было дано мне предназначение великое, ибо чувствую в душе своей силы необъятные.17

Ну вот. Напиши мне, не забудь прислать просимое. Может, еще заеду к тебе. А нет — так в августе с друзьями посидим.18 Больше гуляй, следи за питанием. Время-то идет какое веселое, как сказал Гайдар.19

А. Сопровский

 

2 Не могу вспомнить смысл шутки.

3 Намеренно достоевское построение фразы. В первой молодости Достоевский был нашим с Сашей любимым писателем, мы на том и сошлись.

4 В июне 1976 г. Сопровский и Полетаева заезжали проведать меня.

5 Юрий Кублановский — поэт. Познакомившись с ним незадолго до этого времени, я, по его предложению, и поехал с ним заодно в места, где он бывал уже неоднократно.

6 Намек на историко-православную подоплеку многих стихотворений Кублановского.

7 В Тушино, на съемной квартире (она же «Ритина квартира», как сказано о ней в одном моем стихотворении) последовательно жили: я, потом мы с Цветковым вдвоем; наконец, и, по-моему, дольше предшественников, Кенжеев.

8 Беляев, имени не помню, — общий знакомый, писал стихи.

9 Любовь Якушева (1947 —1984) — поэтесса, переводчица; наша знакомая по студии Игоря Волгина «Луч».

10 Лермонтов, разумеется.

11 Ручаться не берусь, но, может быть, речь идет о консультации у моего, вернее, моих родителей, знакомого психиатра, под шутливым пером Сопровского превратившегося в нарколога.

12 В шутку и для конспирации Сопровский уподобляет Цветкова Григорию Котошихину, «невозвращенцу» XVII века.

13 Речь идет о двух стихотворениях Цветкова: «На земле пустая лебеда…» и «Грозный Курбскому — бандероль…».

14 Что-то по слогу намеренно советское, в зубах навязшее.

15 Традиционное название района Москвы, постоянное местожительство Сопровского и его родителей.

16 Намеренно корявая инверсия: угадывается то ли Горький, то ли слог советских передовиц.

17 Снова Лермонтов, но уже «Герой нашего времени».

18 Отсылка к его же, Сопровского, стихотворению «В августе на кухне посидим…»,
в свою очередь, отсылающему к мандельштамовскому «Мы с тобой на кухне посидим…».

19 «Школа», если не ошибаюсь.

7

 

23.VII.1976. Из Москвы в Кириллов

 

Вот появилось в моей коллекции и с вологодским штемпелем письмо. Рад за тебя, что исправилась у вас погода и благодарю за Алешины письма.1 А в Москве все больше дожди и общий застой.

Возмещаю себе отсутствие собеседований и пьянок — летописными занятиями. Сейчас пять утра, сижу у Тани в Отрадном2  и разбираю по частям очередную нужную книжку.3 За стеной вместо Тани лежит почему-то Бахыт. Таня уехала к своей маме и, видимо, предложила мне это забавное существо вроде замены. Я и не в претензии.

Этот Бахыт только что прилетел из Львова, потому что у него была командировка в Закарпатье и Западную Украину.4 Он попросил меня разбудить его пораньше, чтобы ему успеть купить перед работой билет в Ленинград. А через десять дней он намерен добраться и до Кириллова. Вспомнив твои настойчивые увещевания перед нашим отъездом от тебя, я дал Бахыту методические указания (насчет разных водных процедур5 ). Так что подготовь Юру к новым испытаниям духа.6

Бахыту пришло письмо от Алеши. Начинается оно с описания изобилия: прибыльная дворницкая работа в городе-спутнике Нью-Йорка; перспективы через несколько месяцев купить автомобиль; шансы устроиться преподавателем в Калифорнии; экзотические продукты в холодильнике и т. п. Далее без перехода следует просьба походатайствовать перед правительством о разрешении вернуться и обещание есть землю в Шереметьево.

Вот так. Что до остальных, то Казинцев скрепя сердце пьет в ожидании твоих протекций7  и переживает очень мрачно по поводу выбора жизненного пути; Лукичев8  ухудшил отношения с Бахытом (есть слухи, что здесь замешана женщина9 ); Осман звонил мне матом и жаловался, что все разъехались и стихи не пишутся; а про Машу, Валю, Беляева и им подобных — я уже тебе писал. Больше никого не вижу и видеть не хочу. Тебя увидел бы с радостью, — ан далеко… Да, а Дмитриев10  в Сыктывкаре инспектирует стройотряды от «Лен. Правды».

Собираюсь подать документы на исторический, но не знаю, выйдет ли. Если нет — буду тосковать, как все, читать по-прежнему чужие книжки и пытаться писать свои. Надеюсь, твои советы украсят мои будни, а водка — наши досуги. По-моему, хорошо сказано. Кстати, я теперь пью либо до отруба, либо вовсе отказываюсь пить. В состоянии пьяном, но не отрубном, — я стал какой-то жуткий, вроде чокнутого.

Пиши мне. Кстати, что это тебе «лень» прислать мне стихи? Не кокетничай. Я-то стихов не пишу (действует на нервы, хочется гладить по головкам11 ), — а то бы тебе тоже прислал. Ну, пока.

А. Сопровский

(Нет, не все — см. на об.) Вспомнил. Г. Вологда стоит не на Золотухе, как я тебя ошибочно информировал, а как раз на р. Вологде. Золотуха же — ничтожный приток Вологды.

Теперь все.                                                                                              Саня

 

 

 

2 Район Москвы, где была квартира Татьяны Полетаевой.

3 Наверняка какой-нибудь «тамиздат» или «самиздат» — иначе Сопровский выражался бы определеннее.

4 Кенжеев подрабатывал в ту пору групповодом в «Интуристе», и разъезды по стране входили в его обязанности.

5 Эвфемизм для спиртного. Не помню, какого рода «увещеваниями» я напутствовал Сопровского.

6 Шутливость Сопровского объясняется тем, что Кублановский старался совмещать работу гида с домашними историко-религиозными штудиями. Визиты моих друзей с неизбежностью выливались в попойки, в которых Кублановский более или менее охотно принимал участие, и, естественно, подобное времяпрепровождение мешало его занятиям. Он оказывался в положении Арамиса.

7 См. примеч. 11 к письму 6.

8 Михаил Лукичев — художник, иллюстратор «Московского времени», по профессии — историк. Умер в самом начале 2000-х.

9 Теперь стилизуется куртуазность.

10 Виталий Дмитриев — ленинградский поэт, наш товарищ.

11 Ленин по поводу Бетховена, если кто не в курсе.

8

29.VII.1977. Из Москвы в Сухуми

 

Ленушка1  и Сережа, привет.

Не успели мы вернуться в Москву, как вокруг меня завертелся целый хоровод дел. Вот и финишную открытку вам отправил лишь сегодня — с двухдневной задержкой. Что же касается вас, то не знаю, по адресу ли пишу — а может, вы все еще сидите в Тбилиси, общаетесь с папойабика2  и ждете, что уж завтра-то наверняка придут деньги от доброго английского дядюшки Бахыта Шкуруллаевича.3 Но на случай, если вы все же каким-то образом попали в Сухуми, — я и пишу. Надеюсь, письмо мое развлечет вас. Особенно тебя, Лена, — Сережа ведь человек далекий от изящной словесности. Да и читать умеет только по-абхазски.

Путешествовать из Тбилиси в Москву оказалось делом очень скучным. Хотя бы одна телега,4 хоть бы п…. кто попробовал дать. Более или менее любопытной оказалась только кавказская часть дороги, ввиду экзотики. Были в Гори (где Сталин в отроческие годы сосал сиську отца своего Виссариона), в Кутаиси (где играет любимая Сережина команда «Торпедо»,5 откуда вышел Нодия), в Сам­тредиа (см. портвейн), в Очамчире, Сухуми, Новом Афоне — и т. д., вплоть до Сочи. Наблюдали широкое и плавное течение раздольных рек Риони и Ингури (см. также ул. Строителей6 ). Видели, как бездуховные грузины с жиру бесятся7  — растят чай под сенью эвкалиптов и даже не думают собрать Юре рубль-другой на кооператив в Беляево.

Радушный шофер Боря, на долю которого выпало показывать нам примор­скую полосу республики, дважды устраивал купание. С оригинальной простотой мне подумалось: море было большое8 . Будь я поэт, я выразился бы цветистее. А вообще Японское море выразительнее (не говоря уже, конечно, о Тбилисском). Помнишь, Серега, наши с тобой молодые вырубы под храп изнасилованных подружек9 ? Кстати, удается ли Чикадзе отстоять провозглашенную мной явочным путем невинность?

Общий план поездки таков: <…>10 

Может быть, эта краткая схема вам пригодится11  — потому и излагаю столь подробно. <…>12

Таня вела себя хорошо сверх ожиданий. За все путешествие было лишь одно маленькое нытье (в Ростове). Так что (в чине унтер-офицера) я согласен считать ее военной женщиной.13 

Стало быть, я ехал на перекладных из Тифлиса14  — а в Москву прискакал в срок, загнав несколько лошадей, как д’Aртаньян с подвесками.

И тут произошла трагикомедия. Пришел я на собеседование, выслушал ласковые советы Анаиды Николаевны,15 зашел в аудиторию. Сидят человек тридцать военных преступников. Беставашвили работает в институте 20 лет — и говорит, что половину присутствующих видела в это утро впервые. Комиссия, значит. Глухой ректор, похожий на недостающее звено, задает отвлекающие вопросы, страшно обращается ко мне «друг мой», почти матом кричит на меня за то, что он не слышит, чего я говорю. Мне каждую минуту хочется произнести: я отказываюсь отвечать на основании заявления, сделанного перед началом настоящего допроса… Тем не менее держусь спокойно, улыбаюсь, как козочка, и обстоятельно отвечаю, что — да, конечно, занимался общественной работой, выпускал в жэке стенгазету. Кальтенбрунер приподымается, уперев вытянутые руки в стол, вперяет в меня взор и орет: «И что же, выходила газета?» — «До сих пор, — говорю, — висит, можно сходить почитать». Мой грубоватый солдатский юморок неожиданно всем нравится. Беставашвили говорит, что ректор даже начал шутить, что с ним редко случается. Я, правда, шутки не заметил. Он просто сказал, что ему не нравится моя борода, ибо за бородой нужен уход, а этот уход отвлечет меня от учебы… В общем, мне уже дают экзаменационный лист, я иду к дверям, рассыпая по дороге прощания и благодарности, — вдруг в спину мне кто-то додумывается крикнуть: «Вы комсомолец?!!»

Вздрагиваю. По залу — шум волной, как будто в Конвенте пронеслась весть о взятии пруссаками Вердена. Бормочу что-то. Шумок продолжается. Меня просят выйти: комиссии нужно посоветоваться. Выходя, слышу, как А. Н. кричит о моей необходимости для грузинской нации.16 Без меня, говорят, несколько человек вспоминали о том, что Горький вот тоже был беспартийным и бродягой. Но вскоре меня просят войти и брезгливо требуют вернуть экзаменационный лист, как будто я его украл. Кто-то произносит: «24 года молодому человеку — и прошел мимо комсомола». — Ну, значит, и мимо Литинститута тоже…

После меня допрашивали симпатичного мальчика из Орджоникидзе. «Почему в армии служили только 9 месяцев?» — «Освобожден по болезни». — «Чем болели?» — «Извините, пожалуйста, мне трудно об этом говорить». — «Отвечайте! Чем вы болели?» (по-моему, врачей, например, специально учат не разговаривать подобным образом; об элементарной этике и вспомнить смешно). Мальчик колется: «Нервное…» — «Вы нам не подходите. До свидания». Не знаю, повесился тот мальчик уже в Москве или отправился домой топиться в Тереке…

О литературе по ходу допроса слова не было сказано. Зато зачитывались целиком выписки из трудовых книжек. Какой-то изъян нашли даже у нашей знакомой Дины17  — и мама ее тотчас побежала в ЦДЛ доставать какие-то дополнительные характеристики. Тщательно следили, чтобы будущий писатель не оказался
нервным или с бородой (критерий в духе традиций великой русской литературы). Говорят, кто-то из отчисленных подобным образом добился звонка в институт из райкома — так ректор послал райком на хер: его связи посерьезнее. Он сам писатель, этот ректор; фамилия его — Пименов. Вы, конечно, читали.

В общем, эти люди даже не пытались казаться интеллигентными. По сравнению с этим собеседованием наш, Сережа, деканат 1974 года18  был светским раутом…

Беставашвили гуляла с нами потом по городу и почти ревела. Она извинялась передо мной, что пригласила меня в такое место. У нее теперь в группе не осталось поэтов; пять предстоящих лет работы для нее и для Озерова19  пропали пропадом. Мне обещала много по части переводов и дальнейших грузинских контактов, — и поехала делать кардиограмму.

В институте ко мне подходили незнакомые люди — сотрудники, аспиранты, студенты (работавшие летом в комиссии). Оказывается, помнят мою фамилию — читали переводы. Говорили слишком даже лестные слова, сочувствовали, возмущались. Во дворе кавказцы-родители (в том числе наш ночной армянин20 ) потрясали кулаками, произносили в мою честь кавказские фразы… Ну, будет тще­славиться. Надеюсь, несколько либеральных профессоров, как водится, оставят кафедры в этом заведении и выступят с обличениями в левой прессе.21

Таперича я подал документы на исторический в Университет. На тамошнем собеседовании моя беспартийность также шокировала комсомольского босса (собеседование проводилось почему-то в бюро ВЛКСМ). Но когда на вопрос: «В чем истинный смысл нынешней шумихи в защиту прав человека?» — я ответил: «Смысл этот двояк; во-первых, — прикрыть начинающийся в США новый этап гонки вооружений, а во-вторых, — прикрыть нарушения прав человека в самих Соединенных Штатах», — комсомолец расплылся в улыбке и простил мне вольтерьянство.22 Еще вопросы были такие: «Вот я сейчас съем шоколадку, а вы пока подумайте — только хорошо подумайте — входят ли производительные силы в понятие базиса?»; «Кем работал до войны Устинов?» Мои ответы обнаружили глубокое понимание истории человечества.

Завтра утром велено мне явиться на вручение экзаменационного листа. Если мне его вручат — буду сдавать экзамены. Если, по обыкновению, пошлют меня, — видимо, на перекладных же (только с меньшей спешкой) поеду к вам в Сухуми.

Как человек, занятый исключительно собой, — о себе в основном и писал. Что до остальных, — то все наши друзья и лжедрузья, похоже, вымерли. Даже Кенжеева нет — не на ком выместить мое хорошее настроение. Нет ни Кравы, ни Казинцева, ни Лукичева, ни до Ирины23  дозвониться не смог — совершенно никого нет. Куда все делись, неизвестно.

Звонила мне только Ирина Иосифовна.24 Просила, Сережа, тебе передать дословно следующее: «Отказываться от экспедиции в сентябре с твоей стороны, по-моему (Ир. Иос. — А. С.) мнению, было бы неэтично».25 Прими к сведению.

В Москве жара не хуже, чем в Тбилиси. Только нет горы с фуникулером, вина в разлив для утоления жажды, да к дэвушкам редко кто пристает… Кстати, вы представить себе не можете, какую волну радости и гордости за родину я ощутил, когда (уже в Харькове!) услыхал, как одноногий крикнул б…и: «Пошла ты, сука, на х..!». После приторной кавказской многоречивости и приторной услужливости это прозвучало как этюд Шопена.

Лена помнишь собирали ромашки на лугу а я глаз тебе мыл а как о высоком говорили чувства мои прежние приезжай скорее целую Саня

Сереня не пей столько не купайся пьяный тонут много в таком виде закусывай после каждой рюмки не водись с местными нае.ут народ такой на Строителей пиво было хорошее Саня

 

А. Сопровский

 

P. S. Сережа, я посмотрел по карте — река, которую мы видели с Айларского перевала — как раз Риони.26

 

 

2 Написано почему-то слитно. Имеется в виду Хволес (имя и отчество забыл), почтенный и гостеприимный человек, отец нашей тбилисской приятельницы Баси; Абик — ее брат. Они приютили нас четверых на несколько дней нашего пребывания в Тбилиси.

3 Сравнительно обеспеченному и добросердечному Кенжееву нередко случалось быть палочкой-выручалочкой для своих неимущих товарищей.

4 Всякое казенное письмо, особенно из милиции. Именно благодаря «телеге» из милиции Сопровский был отчислен с филфака МГУ.

5 Смысл шутки в моем, в отличие от Сопровского, абсолютном равнодушии к футболу.

6 В Москве на ул. Строителей попеременно квартировали наши приятельницы Л. Балакина и В. Кравченко с семьями, а неподалеку находилась стекляшка-шашлычная «Ингури» — отсюда и «странные сближения».

7 Шутливый намек на реплику незадолго до того встреченного нами на Северном Кавказе Кублановского, «нестяжательски»-неодобрительно отозвавшегося о сытой Грузии по сравнению с одухотворенно-бедной Осетией.

8 Из «От двух до пяти» К. И. Чуковского.

9 Следствием случайного знакомства с местными молодыми людьми на так называемом «Тбилисском море» было то, что мы с Сопровским напились и заснули, а к нашим спутницам, как мы узнали от них по пробуждении, приставали с глупостями вновь обретенные грузинские собутыльники. Изнасилование приплетено Сопровским для красного словца.

10 Далее следует подробное описание маршрута Тбилиси—Москва на попутном транспорте при полном безденежье.

11 Пригодилась.

12 Саша снова вдается в дорожные подробности.

13 Выдуманное Сопровским почетное звание, которого удостаивалась женщина, безропотно делящая с отпетым спутником все его лишения.

14 «Герой нашего времени».

15 А. Н. Беставашвили преподавала в Литературном институте поэтический перевод с грузинского языка. Была в свое время, если не ошибаюсь, доброй знакомой поэта Владимира Полетаева. Принимала в Сопровском живое участие в пору его попыток поступить на переводческое отделение помянутого учебного заведения.

16 А. Н. Беставашвили чрезвычайно понравились переводы из грузинской поэзии, сданные Сопровским на творческий конкурс в Литературный институт.

17 Незадолго до описываемых событий мы с Сопровским ночевали в родовом гнезде Дининых родителей — в Тбилиси на Авлабаре; очень симпатичная семья, фамилии не помню.

18 См. примеч. 4 к письму 1.

19 Лев Озеров — поэт, переводчик, преподаватель Литинститута.

20 Отец Дины.

21 Шутки шутками, но Сопровский, повторюсь, как никто из моих знакомых, привык постоянно жить как бы в двух измерениях: в реальном советском «зазеркалье» и в идеальной добропорядочной России. Это идеальное «гражданство» делало его чрезвычайно чувствительным, даже в мелочах, ко всему советскому и, естественно, мешало вписаться в советскую жизнь с ее мелким и примелькавшимся будничным бесчестьем.

22 Сопровский был прилежным читателем советских газет, и вся эта демагогия у него от зубов отскакивала.

23 Не берусь сказать точно, кто имеется в виду; может быть, наша приятельница Ирина Бороздина (1954—1997).

24 Ирина Иосифовна Дивногорская (1928—1984) — моя мать.

25 Не помню точно, какая экспедиция имеется в виду. Скорее всего, археологическая на Ахтубе, куда я устроился через родительских знакомых, чем и объясняется обеспокоенность моей матери. В эту экспедицию я съездил.

26 По дороге в Тбилиси, еще будучи в Орджоникидзе (ныне снова Владикавказ), мы почти случайно встретились с Кублановским, работавшим неподалеку в экспедиции, и на два, по-моему, дня примкнули к ней. Там мы с Сопровским и забрались на перевал с видом на Грузию. Перевал этот кто-то назвал нам Айларским.

9

12.VI.1978. Из Москвы на Мангышлак1 

 

Комсомольская дорога

Вьется в облачной пыли.

Каково тебе, Серега,

В скучных пропастях земли?2  —

это, так сказать, куплет-запевка. Вопрос — чисто риторический (навроде как — квоускве тандем абутере, Катилина, пациенциа ностра?3 ) При твоем полном отсутствии раздражительности в нравах, тебе и с близкими-то людьми бывает обычно легко и радостно, а с чужими уж и подавно… Самому доводилось бывать в разного рода изолированных коллективах; думаю, через месячишко всех своих напарников и начальников ты будешь любить и вовсе уже неземной любовью. — Что до светской жизни, то

 

Здесь у нас не пьют, не курят:

По-культурному ликуют.

Только редкий матерок,

Да прохладный ветерок.

 

Из других новостей можно отметить, пожалуй, лишь напряжение на фронте разрядки, да еще Бахыт у нас в Отрадном при гостях дал пощечину супруге, Ляля4  же затем в автобусе дала ему сдачи. Мужество, как видишь, остается мужеством независимо от обстоятельств. — Иных сплетен не припомню. Народ все больше стихи сочиняет, что в Тушино,5 что в Энн-Арборе.6 Сам я занимаю выжидательную позицию (только не в том смысле, в каком ты сейчас мог бы подумать, будь ты получше знаком со мной 7 ). — И тут два раза за день позвонила мне Галя8  и языком девушки излагала твои первые реляции с места вые.она. И я помрачнел.

 

Целый день жену не лапал,

А в уме вопрос решал:

Отчего ты пишешь бабам

И не пишешь корешам?

 

Тебе теперь, должно быть, важен комфортабельный уют верхом на раззадорившейся невесте, нежели нелицеприятная мужская беседа за четыре рубля двенадцать копеек (включая стоимость посуды)9 ? Но забудь и мечтать об этом. Конечно, в пустыне тебе должно сниться по ночам женское постоянство; но вспомни, набравшись мужества (так советует тебе кореш), что и весь мир — пустыня, полная миражей эротизма, с оазисами мужской дружбы, в которых только и дает напиться путнику духа злой погонщик верблюдов — судьба.

Как у тебя дела со стихами? Если ты еще не придумал рифму ишак — Мангышлак, то уж и не старайся; рифмуй себе спокойно дромадер — дебаркадер; или, если имеешь дело с аквалангистами, то компрессор — по рельсам (вариант — по шпалам).

Коротко о себе. По-прежнему учусь на историка, и не без успеха.10 Нахватываюсь по части надуманных исторических параллелей,11 дабы уж точно знать, каким макаром это все ниспровергнуть.12  Но вот что меня сильно смущает: ведь если Антиох Селевкид воевал с Птолемеем Эвергетом, то, напротив, Птолемей Младший воевал с Антиохом Епифаном. Сам видишь: так мы не построим. Ясно пока лишь только одно: если надо, то следует в нужное время добиться требуемого соотношения сил в нужном месте. Альтернативной этому может быть лишь призрак нейтронной смерти.13 

Так что зря ты мне все твердишь: Бердяев, Бердяев… Исаич14  — вот наш Бердяев.

Ну, пока. Если, облизываясь при мысли о закуси, которую выставит тебе под свадебную портвягу еврейская родня,15 — ты все же улучишь секунду-другую для недоуменного воспоминания о бывших товарищах, то вот тебе справка:

до 24.VI писать мне сюда — 121108, Дундича 45 — 2 —39;

после 24.VI — 662618, Хакасская АЩ, Усть-Абаканский район, пос. Райков, школа, экспедиция МГУ, Магергуту А. А.

Не смею больше задерживать.16

А. Сопровский

 

 

2 Перелицованная пушкинская строка.

3 Плоды сопровской учености: «Доколе, Катилина, ты будешь испытывать наше терпение?» (Цицерон).

4 Одна из многочисленных жен Кенжеева; фамилии не помню.

5 Местожительство Кенжеева, см. примеч. 7 к письму 6.

6 Городок при Мичиганском университете, там же находилось знаменитое издательство «Ардис». Там же жил в это время, учась в аспирантуре, Цветков.

7 Отсылка к витиевато-снобистскому слогу Александра Пчелякова.

8 Галина Колесникова — наша подруга, художница. Есть портрет Сопровского ее работы. Умерла, по-моему, в 1993 г.

9 Цена водки.

10 На историческом факультете МГУ Сопровский учился почти на одни пятерки, был старостой группы, пока не попал в поле зрения «куратора» из госбезопасности. Тогда пошел уже совсем другой разговор.

11 Шутливый выпад в адрес уникальной эрудиции Цветкова.

12 Очень любя стихи Цветкова, Сопровский недолюбливал некоторые цветковские образы за их перегруженность, на Сашин вкус, историческими аллюзиями. Желание сравняться с Цветковым в исторической учености, чтобы иметь право критиковать его с позиции силы, — это очень по-сопровски. С похожей целью Сопровский позже штудировал Гегеля, Маркса и Ленина.

13 Довольно гремучая смесь стилей.

14 Александр Исаевич Солженицын.

15 Шутка лишена какой бы то ни было реальной подоплеки, кроме пародирования расхожих представлений о мещанском еврейском благополучии.

16 Не знаю, как сторонний читатель, а я, спустя почти тридцать лет, «слышу» по интонации письма, что Сопровский раздосадован, какая-то кошка пробежала между нами, но причину размолвки уже не установить: мои (равно как и Т. Полетаевой) письма к Сопровскому потеряны.

10

17.VI.1978. Из Москвы на Мангышлак

 

Привет, Сережа.

Писал тебе уже раз, но адрес ты прислал какой-то путаный, и нет уверенности, что так уж прямо все письма по этому адресу дойдут. А перлюстрация?1  Ведь она может помешать нашей переписке. Так что, не дожидаясь твоего ответа, пишу снова.

Помнится, в первом письме я упрекал тебя в предпочтении баб — корешам при посылке корреспонденции. Но на следующий день получил от тебя свою порцию поучений вслед за Галей и Бахыт. Так что упрек мой снят; но мужская половая обида переходит в личную. Одно из двух: либо ты теперь отдаешь Бахыту предпочтение передо мной, либо это произошло случайно. В первом случае ты не прав, во втором — недобросовестен и безответствен. Так кто же против? Но разрядке, как сказал эпический поэт, нет альтернативы.2 Или, как говорят в народе, страшнее атомной войны только п…. с зубами.3

Впрочем, глубина мыслительно-воспалительного процесса, нашедшая выражение в той бумаге, которую, загнав сотню верблюдов, доставила от тебя Бахыту насмерть перепуганная почта, — сама по себе объясняет отчасти выбор адресата. Зря, по-моему, учишь ты нас из своей казахской Швейцарии, каков есть русский народ и в чем наконец смысл творчества. Мы тут сами знаем Русь, и Русь нас знает.4 И творчеству не чужды.

Вот, например, пришло мне сегодня письмо от Вольперт. Они с Павлом Семеновичем (Рейфманом)5  прочли наши стихи, и наши стихи показались им с Павлом Семенычем «в некоторых фрагментах просто талантливыми». Тогда они отобрали несколько штук стихотворений «по принципу проходимости» для напечатания в своем листке. Но тут явился приказ: «Никаких материалов со стороны». Рейфман сделал тогда «решительное заявление» о своем уходе с поста ответственного секретаря редакции газеты. А «в прощальном номере поместил извинения редакции перед авторами, чьи материалы остались в портфеле редакции». — Вот такая трогательная героика разыгралась в захолустном Тарту из-за нашей слабой попытки напечатать на страницах университетской многотиражки пяток наиболее слабых и бесцветных своих стихотворений.

А в столичном городе Москве вокруг Манежа стоит очередь, по самому скромному подсчету состоящая единовременно из десяти тысяч граждан. Это — выставка художника Ильи Глазунова. (Столько людей не стоит даже на постоянную выставку с другого бока кремлевской стены.6) Говорят, там есть картина «Воз­вращение блудного сына». Блудный сын — в джинсах, и к нарисованной ж… прилеплен настоящий кожаный лейбл. Очередь хорошо должна быть видна из окон верхних этажей «Интуриста». В «Правде» (!) статья: очень хвалят Глазунова, хотя отмечают у него «слишком большое пристрастие к религиозным (джинсы? — А. С.) мотивам». И при этом хвалят — представляешь? Такой разгул демократии… А в кинотеатре «Россия» идет фильм — «Художник Илья Глазунов».

А ты говоришь — Россия, творчество. Вешаться пора, а не творчество.

Конечно, толпа есть толпа (для меня будет лестно, если такой мыслитель, как ты, согласится с этим суждением). Но восемнадцать лет назад чуть меньшая (четыре-пять тысяч человек) толпа (видимо, примерно того же состава) приезжала в Переделкино хоронить Пастернака — и не дала кому следует сорвать митинг. Толпа идет, куда ее зовут; вопрос в том, кто и куда зовет; и если в той, восемнадцатилетней давности, ситуации повинен был мертвый Пастернак и его друзья, то в нынешней ситуации повинен Глазунов «и ему подобные». Так точно рассуждал в свое время и Пушкин. Наше дело — сопоставлять, делать выводы и мотать себе на ус.

Видишь, я, кажется, могу с тобой соперничать по части облечения банальных мыслей в поэтическую форму… В заключение скажу, что твое письмо Бахыту (коли уж ты мне не пишешь, отвечаю на чужие письма) меня на самом деле тронуло. Тон его несколько, вправду, наивно-поучителен; но что работа наша — делать из г…. конфетку — это, в общем, верно.

Желаю тебе в твоих скучных песках и впредь поменьше уныния и побольше патетики. Это помогает от скуки и для стихов полезно. Пиши мне; а я через пару недель и сам отправляюсь в поучительное путешествие.7 Путешествия просвещают юношество, как сказал, по-моему, Атос.

 

А. Сопровский

 

P. S. Давеча у Гали играли в карты, будучи пьяны; пили же за твое здоровье. Таня и Саша Казинцев передают тебе привет.

 

 

2 Сопровский в очередной (но не последний) раз щеголяет советскими газетными штампами.

3 Знание такого рода фольклора также входило в наш разговорный джентльменский набор.

4 Очередная отсылка к Достоевскому, к «Селу Степанчикову и его обитателям».

5 Филологи, знакомые Сопровского по Тарту, куда мы как-то всем «Московским временем» почти в полном составе ездили на традиционную студенческую конференцию.

6 Мавзолей, разумеется.

7 В Хакасию, в археологическую экспедицию от исторического факультета МГУ, где Сопровский в это время учился.

11

1.VII.1978. Из Хакасии на Мангышлак

 

Привет, Сережа.

Не сказал бы, что в поезде писать очень удобно. Да и вообще, переписка наша своей односторонностью начинает напоминать мне вьетнамско-китай­ские отношения (тьфу, гадость какая…). Все же пишу, надеясь, что память о прежней дружбе заставит тебя если не сейчас, так через год-другой подумать о существовании кореша.1 Все-таки вместе пили, вместе ср.ли, как говорит один парень из Азербайджана. Поговорка эта применима буквально; вспомни хоть подъем знамени над ущельем Зарамаг.2

Дорога моя короче, чем путь вашей платформы по степям и пустыням буден­новской Средней Азии.3 Но тем не менее двое суток уже едем, и столько же впереди. Теперь наш красивый поезд — где-то между Свердловском и Тюменью. За окном, стало быть, начинается Сибирь. О ней писать тебе не стану — сам все посмотришь, как следует, и расскажешь маме с папой.4 Скажу только два слова о городе Свердловске. Там я о заре прочел два плаката: 1) Каждому рабочему — личный творческий план; 2) Знак качества — товарам для народа. Как-то легче жить, зная, что бравые свердловчане, потомственные цареубийцы, вносят достойную лепту в нашу с тобой коллекцию нечеловеческой глупости.

Прости, сейчас по радио объявили, что открылся вагон-ресторан. После пива продолжим беседу. А пропос, вслед за радостной новостью о ресторане радио пукнуло и сказало: «Продолжаем передачи для строителей Байкало-Амурской магистрали». Но пора пивка (пивца5 ?)…

… Ресторан-то рестораном, но пива не в пример вчерашнему там не подается. А подается армвино — 0,7 л емкости, 16% спирту, 18 (?..) сахару, 7 руб. стоимости. Пришлось ограничиться чем-то таким, что неделю назад отдаленно напоминало бы котлету, будь это что-то сделанным из мяса, а не из г…. .

Потом я стал изготовлять чифир. Попытка всунуть вилку кипятильника в розетку для бритья обернулась некультурным матом образовавшейся за моей спиной девушки-проводницы; смысл легальной части ее слов сводился к тому, что вагон горит по предварительному подсчету 11 минут, и выскочить из него, следовательно, успеет лишь часть пассажиров. Повинуясь порыву, я сказал этой ученой сибирячке несколько слов о ее красоте, и она отвела меня в помещение, где кипела вода. Чифир со мной, и возвращаюсь к писанию письма.

Попутчики мои — студенты… Припоминая твои письма к Бахыту, где описываются афинские вечера на платформе с беседами о Берии и проч., — прихожу к выводу, что ты попал в Пен-клуб или какую академию;6 уровень моих новых друзей, увы, пониже. Из карточных игр большинство предпочитает домино, а наиболее интеллигентные девочки поют хором песню «Трутся спиной медведи о земную ось». Мальчики из матерных слов знают только е.твою и б.., а из нематерных — сессия, пиво и ж… . Правда, есть один певец, который неплохо исполняет частушки (процента 2 Пашиного репертуара7 ) с новым для меня припевом: «,оп-стоп, Зоя,/ Кому давала стоя?»

Послезавтра я в Абакане. Волнуюсь. Подобные чувства испытывали, должно быть, русские 100—150 лет назад, приближаясь к Парижу, воспетому их предшественниками. Абакан, Сережа, — это Париж нашей мечты.8

Даже один из моих студентов вчера вспомнил: «Песня, б.., есть: Абакан… а я селедки взял полкило чего-то там9 ». Песня понятна всем, как говаривал покойный автор.10 

В Москве мы виделись на прощание с Драгишей.11 Он тебе передает привет и хочет всех нас позвать в гости. Есть еще проект — дать нам переводить сербских поэтов и т. д. Вообще, мужик этот оказался очень славным.

Как мы ходили на вышеописанную выставку Глазунова, думаю, тебе уже написала Галя. (Кстати, она и братан твой12  задавали тон на моих проводах.) А лично мне на той выставке полюбились более других картины из серии, которую я назвал «Средь шумного БАМа случайно», — особенно полотно «Танцплощадка на БАМе».

 

Ну, пока. До свиданья, пахан.

Напиши мне письмо в Абакан.

 

А. Сопровский

 

 

2 Видимо, какая-то уже забытая мной подробность пребывания в Осетии годом раньше.

3 Я незадолго до этого сопровождал экспедиционные платформы на Мангышлак; путь занял недели три.

4 Очень российско-советская шутка, в духе поговорки «От тюрьмы и от сумы не зарекайся»; типичный образчик черного юмора, принятого в нашей тогдашней компании.

5 Школярско-филологический юмор: ленинградская школа транскрибировала латин­ское «с» как «ц», а московская — как «к». Или наоборот: даже если знал, успел забыть («наоборот». — Ред.).

6 Чтобы ирония Сопровского была вполне понятна, уточню, что нас — сопровождающих платформу на Мангышлак — было четверо-пятеро люмпенов; тюрьмы в биографии не имел, по-моему, один я.

7 Наш товарищ, уже поминавшийся П. Нерлер, собирал частушки; мог и спеть десяток-другой-третий на каком-нибудь шумном сборище.

8 Шутка, разумеется, но доля правды в ней есть. Благородный Саша так сильно сострадал жертвам советского террора, что легендарные каторжные географические названия звучали для него, как музыка. Может быть, подсознательно он даже завидовал этой мученической участи. В том числе и поэтому Александр Галич — один из родоначальников лагерной культурной легенды — числился среди любимых поэтов Сопровского.

9 Студент силится вспомнить песню Галича «Облака».

10 Не знаю, кто имеется в виду.

11 Фамилия, по-моему, Витошкович; наш общий знакомый, довольно диссидентских настроений русист из Белграда.

12 Александр Маркович Гандлевский (р. 1957) — мой родной брат.

12

30.XI.1978. Из Москвы в Литву1 

 

Привет тебе, какой-то ствол и ветви какие-то в листве зеленоржавой. День ото дня все меньше документов, как говорил существенный писатель,2 таксисту предлагая ксивоту.3 Нам не судьба скончаться на свету. Какая-нибудь мусорная яма, заботой жэка взятая под шифер, нас успокоит, как мамаша на ночь4  — за пару дней до Страшного Суда. Как будто не прешли еще стада, жив Авраам, — и далее по тексту.5 — Что до меня, то твой отъезд, конечно, способствовал бы финишу запоя, когда б запой не длился и поднесь. Оставь зазнайство и пустую спесь, да посочувствуй корешу, который по вечерам потрескивает (!) ханку, с похмелья переводит Цицерона,6 потом пивка — и снова ханку пьет. Годок, другой — и жизнь меня убьет. Я возвратился к мысли о помойке… но се! Благопристойная Лишкява небось уже тебя преобразила, а я-то все про водку и вино! «Кавказ», «Агдам»,7 — не все ль тебе равно! Поговорим об умном: Кант ошибся насчет того, что время и пространство принадлежат народу. Я сказал бы, что временам подвластны и цари — зане мы смертны, что ни говори. — Переходя к вопросу о помойке, вчера меня застигли ревизоры в автобусе сто третьего маршрута. Я отдал им читательский билет. Замешано, как говорится, круто. Благослови грядущей жатвы свет, но в нем тебе грядущей жатвы нет.8

 

Письмо мое, следовательно, называется «Осень». На прощание поздравляю тебя с последними успехами братской Румынии, а также шлю горячий привет борющимся племенам Литвы. И не забудь, чтоб от Литвы Россия заградилась заставами; чтоб ни одна душа не перешла из Польши к нам; чтоб заяц не прилетел из Кракова! Ступай.9

 

А. Сопровский

 

P. S. Галя вернулась вчера, что очень неожиданно и мило с ее стороны. Уверяет, будто вы с ней даже в ментовке не были. Неужели правда?.. — Мне очень жалко, что ты не передал с ней студенческого. Дело в том, что — ты не смейся — мне без него не выдают лыж на физкультуре; а с этой дисциплиной и так у меня в нынешнем сезоне неладно, 20-го же числа — зачет. Ты бы постарался купить себе заранее в предварительной кассе билет на поезд, а ксивоту мне и выслал бы заказным письмом, завернув в бумажку, чтобы не отсвечивала. Или призайми студенческий у кого-нибудь из литовских корешей. А то без физкультуры я — как тот еврей без «жигулей» или Иван без п…юлей.10

 

Пока. Лети, письмо, с приветом, вернись с ответом.

А. Сопровский

 

2 Не помню, кто в точности, кажется — я.

3 Так нам доводилось расплачиваться за неимением денег. Потом надо было поехать в соответствующий таксопарк и выкупить у водителя документы.

4 Мы понарошку бравировали своей забубенностью — такой был стиль.

5 Имеется в виду эпилог «Преступления и наказания».

6 Не преувеличение! Что для меня всегда было загадкой и предметом зависти (не переводы из Цицерона, а работоспособность с похмелья).

7 Марки наиболее демократических портвейнов, чудовищного пойла, прозванного за производимый им эффект «бормотухой».

8 Злостно перевранная «Осень» Баратынского.

9 А теперь злостно перевранный «Борис Годунов».

10 Фольклор советской эпохи, в знании и владении которым мы с Сопровским соревновались.

13

16.04.1979. Из Москвы на Памир1 

 

Чичкину

от

Собачкина2 

 

Виннету приветствует х..ту3 !

 

Привет тебе, угрюмый перлюстратор. Ты прежде, чем Серега, распечатал и прочитал послание, в котором нет ни намека на ХХ съезд — и вообще чуть теплится протест. Рука Москвы, даст бог, не оскудеет: мы на границе спорного Синьцзяна, где мой товарищ машет ледорубом, — еще прорубим в Азию окно! — Привет тебе, Серега. Мы давно не виделись. Но ты бы мог заметить, как, несмотря на мчащееся время, я все еще чертовски астрофичен (за счет чего и нравлюсь мужикам). Намек, mon cher, не для прекрасных дам.4

Когда к тебе на проводы я мчался, мужик и баба ехали напротив, достаточно мещанистые с виду. Внезапно слышу слово: «Пастернак». — Я, признаюсь, немедленно размяк; и слышу вновь: «Еще не посадили…» — «Вот, — думал я, — своим умом доходят! Велик народ в его стихийной жути!» — Тогда мужик и брякни: «А чеснок?» Она ж в ответ: «Да высадили в срок…» Я предложил ученому Бахыту, забросив Пастернака с Мандельштамом, писать о сельдерее с пастернаком — и сдал бы в Тимирязевку доклад.

Я на платформе был сердечно рад увидеть литератора Пахома.5 Твой поезд не проехал километра, как нам уже легавые свистели — но мы, как танки, перли в ресторан. А мусора свистели.* Мусорам — судьба свистеть. Но твой начальник Миша,6 коллега твой Андрюша, брат твой Саша и друг твой я — отмазали Пахома. Затем искали водку… но увы! Что общего с Чикаго у Москвы? Поэт Аркадий сильно хулиганил. Он задирал и крыл тяжелым ё.ом официантов, милиционеров, и офицеров, и гражданских лиц. Не обошлось без молодых волчиц.7  Но вот на многолюдном Ярославском поэт устал. Его взяла дремота (спасибо, не милиция). Он замер — и затворились вещие глаза.

Гуди же, лиры вечная фреза! Хватай, поэт, кайло, совок и тачку! Хватай поэта, расторопный опер! Читай письмо, стыдливый перлюстратор! Гори, моя неяркая звезда!

Заехал ты неведомо куда. От вас, по карте судя, до Кашгара — не дальше, чем от нас до Ленинграда. А вспомни, сколько раз и как успешно срывались мы по пьянке в Ленинград! Мотай на ус. — Не забывай ребят. Не пей с утра. Не падай с крыши мира. Не обижай беззлобных медведей.8 И на тебя из горнего эфира прольется пламя ленинских идей.9

А. Сопровский

 

 

2 Смысла и происхождения шутки не помню.

3 Народная переделка индейского приветствия из популярного в те годы вестерна «Виннету — вождь апачей» (производства ГДР).

4 Краснобайство и чушь собачья! Сопровский был закоренело гетеросексуален.

5 Аркадия Пахомова, который вместе с Сопровским и моим братом провожали меня в экспедицию.

6 Михаил Матвеевич Соротокин, начальник памирской гляциологической экспедиции, впоследствии — мой товарищ.

7 Обращение к собеседникам «молодые волчата/волчицы» было принято у А. Пахомова в состоянии опьянения.

8 Ледник, на котором я работал, назывался Медвежьим.

9 Таким, замечательно гладким и осмысленным, ямбом Сопровский мог говорить, что называется, часами, особенно во хмелю.

14

25.IV.1979. Из Москвы на Памир

 

Получил твое письмо из Ашхабада.1 Если расстояние угнетает тебя, не от­чаивайся: все-таки там, в России, где-то есть Караганда,2 а в Караганде той — «Беломор». Сам я в сравнении с тобою чувствую себя в Америке.3 Поэтому спешу сообщить, что Москва живописно раскинулась в бассейне верхнего течения Днепра. Населяют город по преимуществу совдепы, так как более культурные племена (поляне, древляне, северяне и др.) испокон века селились гораздо ниже по Днепру. Но редкая рыба доплывет до середины Днепра (как птица для полета). Вот, е. твою мать, какая история с географией.

Тебе, возможно, было бы небезынтересно познакомиться в контексте историко-культурного ареала с акциденцией регулярной системы знаков, основанной на чередовании словоформ и звукорядов, а также подразумевающей эстетический аспект апперцепции. Вот эта акциденция: <…>4 

Все это не метафоры, здесь действительно необыкновенно холодно и гадко. Снег лежит, морозы ночами, никакой зелени к Первомаю не предвидится. Такой весны на нашей памяти не бывало, так что вовремя ты подался за кашгарской коноплей.5 Город наш весь провонял от субботников и прочего загрязнения окружающей среды. Бодрая эсхатологическая перспектива.

В остальном — как обычно. По-прежнему Бахыт умен, Казинцев смел, Лукичев добродушен, Таня пьет запоем, Аркадий благообразен и неразговорчив, а брат твой Саша с головой ушел в медицину6  (так что мне наотрез отказано от дома7). Сахаров по-прежнему возглавляет правительство, и Прага рукоплещет еврокоммунистическим речам Дубчека.8

Ну, прощай, перлюстратор. Передай Сереге поклон — адрес есть.

 

А. Сопровский

 

 

2 Отсылка к строке Галича «А там, в России где-то есть Ленинград…».

3 Окончание этого абзаца и весь следующий — снова пародия на слог цветковских писем из-за границы. Сопровский отдавал должное недюжинному остроумию Цветкова, но досадовал, что фейерверком каламбуров и абсурдных шуток весь прок этих писем и исчерпывался. Серьезные же письма самого Сопровского, как может убедиться читатель, очень добросовестны и содержательны.

4 Следует стихотворение Сопровского «Воздух нечист, и расстроено время…».

5 Поэтическое преувеличение; в нашем кругу наркотиками не увлекались.

6 Мой брат — медик, в ту пору — абитуриент мединститута.

7 В глазах моих родителей Сопровский вообще был демоном-искусителем, погубителем и т. п.

8 В этом предложении — ключ к пониманию всего абзаца.

15

3.VIII.1979. Из Крыма на Памир

 

Привет, кореш Серега.

Я теперь по бичу1  в Херсонесе2 , а казалось бы, только вчера допивали мы с культуристом3  в Мяркине.4 <…>5 

 

2 Сопровский был на студенческой практике — археологических раскопках.

3 Имеется в виду Виталий Асовский, наш вильнюсский товарищ, поэт, действительно работавший тренером в клубе культуризма.

4 Литовский городок, где мы с Сопровским были недавно проездом, путешествуя, главным образом, на всяком попутном транспорте, по Литве и — через Куршскую косу — по бывшей Восточной Пруссии.

5 Далее и до конца письма — все в том же примерно ключе: утрированно-лихое описание своего крымского времяпрепровождения. Поскольку следующее письмо сходно по тону, но содержательней, я позволил себе это сокращение. Эта единственная фраза приведена мной, чтобы восстановить биографическую подробность, которой посвящена предыдущая сноска.

16

17.VIII.1979. Из Крыма на Памир

 

Привет, кореш Серега.

Я по-прежнему проживаю в Крыму. До сих пор числюсь передовиком производства. Впечатление обо мне у здешних было бы и вовсе радужным, если бы вся кафедра не наблюдала изо дня в день ход моего алкогольного заболевания. У нас складчина, которой заведует начальник нашего квадрата на раскопе. Ежевечерне бой в Крыму, все в дыму, а наутро похмельные люди стонут по ямам и валяются на суглинке, и один только твой кореш Саня ворочает камешки и катает тачку с веселым посвистыванием.1 Так что здоровье еще есть. Беда только, что при этом режиме на сон остается часа два в сутки, но, оказывается, можно и к этому привыкнуть.

Тут очень хорошо с выпивкой. Есть столовое розовое по 62 коп. 0,5 и столовое ркацители по 77 коп. за бутылку. А то же ркацители емкостью 0,7 стоит 87 коп. в одном варианте и 1 руб. 12 коп. в другом.2 Мы сдали в складчину по 25 руб., так что жить пока можно. Скоро, впрочем, придется собирать новые суммы.

Про мое знакомство с заведующим кафедры3  я тебе уже писал.4 На сегодняшний день он меня, должно быть, тихо ненавидит. По поводу работы придираться он ко мне не может, а вечерами происходит что-нибудь вроде вчерашнего: я прошу его авансировать мне двадцатку, мотивируя отсутствием денег на обратную дорогу, а через два часа он выходит в степь, где я регочу5  в предотрубном состоянии, спаивая при этом трех его любимых аспирантов. Человек этот профессор вполне советский, но отсюда же проистекающее равнодушие перешло у него все пределы, и он с полной, по крайней мере, внешне, терпимостью относится как к пьянкам (о сухом законе здесь никто не заикается), так и к распеванию белогвардейских песен или Александра Аркадьевича.6

Неожиданно я тут узнал кое-что новое о себе и своем положении в университете. Одна из девок, которые тут работают, оказалась инспектором курса (на год старшего, чем мой) в нашей учебной части. По пьяной лавке мы разговорились, и она со знанием дела подтвердила худшие мои опасения насчет нюансов последней моей сессии7 . Перспективы открываются самые мрачные. — За бугор?..8 

В общем, экспедиция получилась веселая. Тихий девишник, о котором я мечтал, не удался, потому что сюда набрали много народа со стороны, и в лагере проживает толпа в 25 человек. Но есть занятный народ, и я пока доволен поездкой. Немного, правда, подустал, зато похудел.9

По сравнению с твоей экспедицией — наша, конечно, выглядит игрушечной и развлекательной. Как ты там? И как поживает твой Соротокин? (Привет ему.)

В отличие от всех моих прежних путешествий я здесь совсем почему-то не получаю писем. Должно быть, кореша, жена и родители меня бросили. Пьяный Казинцев на даче проливает португальский портвейн на житие протопопа Аввакума, трезвый Кенжеев мечтает напиться, Танька пошла по рукам, а Камилла Георгиевна упорно собирает палки в лесах Подмосковья.10 Ты, как человек втайне сентиментальный и с претензией на порядочность, может, и написал бы мне; но ты по бичу на Памире, а до Воркуты летят посылки долго, и дорог на свете много, а выше не найдешь: из города Хорога в далекий город Ош. Иными словами, красивый город Ашхабад.11  — На это письмо, кстати, если соберешься отвечать, то пиши на мой московский адрес: сюда ответить не успеешь.

Ну, пока. Если до ноября я не сяду, то тогда и увидимся, в противном случае встретимся на допросах .12

Привет Чичкину. Помяни его в своих молитвах, нимфа.13

 

А. Сопровский

 

 

2 Не знаю, почувствует ли это сторонний читатель, но в этом скрупулезном отчете есть элемент игры в спившихся дегенератов. Хотя и впрямь, обстоятельность странным образом сочеталась у Сопровского с богемными замашками.

3 Кузищин Василий Иванович.

4 В предыдущем письме, подвергнутом мной радикальному сокращению.

5 Смех Сопровского был таким неожиданным и громким, что оглядывались прохожие.

6 Галича.

7 См. примеч. 10 к письму 9. Сопровского трижды «валили» на «истории партии», которую вообще-то он мог сам преподавать, будучи подкованным антисоветчиком, и в конечном итоге, но позже, выдавили-таки на заочное отделение, чтобы он «дурно не влиял на соучеников» — таков был приговор университетского начальства: исключить его, почти круглого отличника, за академическую неуспеваемость никак не получалось. Заочного отделения он не закончил, хотя ему оставалось только написать диплом (а он их уже написал несколько — за деньги) — университет ему опостылел.

8 Видимо, с этих пор и до увлекшей Сопровского горбачевской перестройки эмиграция сделалась его первостепенной жизненной целью.

9 Сопровский был склонен к полноте.

10 Камилла Георгиевна Сопровская тогда увлекалась поисками корней и веток красивых, выразительных очертаний с последующей их обработкой; даже состояла в специальной художественной секции «Лесной скульптуры».

11 Попурри из советских и блатных песен.

12 Сопровский романтически сгущает краски. Но к чему-то такому дело шло, правда, позже — в начале 1980-х.

13 «Гамлет», слегка переиначенный.

17

22.VIII.1979. Из Крыма на Памир

 

Привет.

Я теперь сижу внутри полуразваленной башни в турецкой крепости Инкерман, откуда и пишу корешу Сереге. Дорога, которая не кончается за горизонтом,1 завела меня в это замечательное место. Замечательно это место Инкерман тем, что тут очень хорошо с выпивкой. Посреди поселка стоит магазин, где продают дешевое сухое (приблизительно то же, какое я описывал в предыдущем письме). Рядом, на той же маленькой площади — пункт приема стеклотары от населения, а напротив — ларек, торгующий чешским пивом «проздрой» (26 коп. кружка).

Почувствовав себя на этой площади буридановым ослом, я окунулся в море, потом выпил-таки пивка (согласно II палатализации — пивца2 ), затем откупил
4 по 0,5 винца и пошел в турецкую крепость. Тут на удивление безлюдно и тихо. В башне, куда я залез — тень и вечный покой, только ящерицы бегают между камнями, да еще на стене написано «Галям тут был 67». Не знаю, правда, как я отсюда выберусь, потому что бутылок — четыре, а влезать было непросто.

У подножия крепости…

(погоди, я открою бутылку и закурю… NB: налив редкостно хорош,3 а вино так себе; надо было не вые.ываться и брать бутылку кубанской).

…так вот, у подножия крепости существовал с IX века греческий пещерный монастырь. Существовал он до начала нашего столетия, даже турки терпели набожных соседей. Потом, видимо, что-то произошло. В пещерах сохранены фрагменты фресок, древнейшие из которых относятся к X—XI вв. Эти фрагменты, однако, менее отчетливы, нежели автограф моего незадачливого предшественника Галяма. Так или иначе, пята Восточной Церкви простирается отсюда до Ковно4  и незыблема буди.

Вот таким макаром провожу я, Серега, свой выходной.

(…)5 

Пить его все-таки можно; и на том спасибо. — Писем по-прежнему я не получаю почти, только вот Камилла Георгиевна наконец сподобилась написать пару слов, и из ее письма я узнал, что Танька в больнице из-за камней в почках. Видно, и ее не обошел наш итоговый запойчик, коснувшись, как тучка краем. А что с остальными (от Кенжеева до Картера) — я ведать не ведаю. Сегодня в Севастополе купил газету, но прессу нашу можно понять лишь в придачу к регулярному прослушиванию ихнего радио,6 поэтому из газеты я тоже ничего не понял.7 Поэтому, если суждено мне еще быть в Москве, то явлюсь там, как некий х.. с горы.

Перечел предыдущий абзац и обнаружил два «поэтому» в разных по функции, но стоящих рядом синтаксических рядах. Что ж это я столь отупел? Наверно, сказывается регулярное чтение Гегеля (ежедневно заставляю себя читать страниц по 10, но ту серую книжку еще не закончил).

Будь здоров, Серега. Если у тебя есть что-нибудь выпить, то хряпни в этот момент — получится, что вместе пьем.

(…)

А то выпить толком не с кем. Кроме шофера Вити, все вырубаются раньше меня — от начальства до студенчества. Что значит — специалисты по древним языкам! А я ведь привык засыпать при веселящемся вовсю столе.8 Здесь же и колыбельную никто не споет. А Витя е.ет бабу из органов, и с ним тоже не всегда попьешь. Меня и так уже эта баба упрекнула в беспартийности, сказав, что ошибка МГУ — мое пребывание в рядах.9 На что я ответил: мол, ошибка природы — рождение на свет каждого совдепа. По счастью, оба спорящие были к этому моменту уже хороши, и наутро моя оппонентка не решилась развивать тему.

Про город Севастополь я тебе еще не рассказывал? Там ежевечерне выстраиваются у домов люди с помойными ведрами. В 6 вечера едет мусоровоз, и шофер, высунувшись из окошка кабины, звонит в колокольчик. В определенном месте он тормозит, и люди с помойкой по очереди сдают ему товар. Я видел, как маленькая девочка, двумя руками держась за тяжелое для нее ведро, бегом бежала, торопясь успеть в очередь. Какое выражение было у нее на лице — ничего подобного не описано в сентенциях Ивана Карамазова о детских страданиях.

А посреди города — бывший православный собор, с сохранившимся золотым крестом, рассекающим синеву. Перед собором — огромный Ленин, одной рукой сжимающий газету, а другой указывающий на море в направлении Константинополя. По четырем углам постамента — четыре матроса в позе упор-присев, с гранатами. Это — на самом высоком холме. Вообще, город стоит на сильно пересеченной местности, он очень зелен, — и смотрелся бы прекрасно, не будь весь или почти весь перестроен сталинскими зодчими в начале 50-х годов. — Справка: в городе нет ни одной действующей церкви…

(…)

Ну вот. Первая бутылка уже на излете. Теперь я начну пьянеть, а значит — надо прощаться, а то я окажусь малоинтересным для трезвого собеседника. Желаю тебе мужественно переносить х..ню, е.ать всех в рот и как можно скорее вернуться в Москву. А там — где еще наша не пропадала.10

 

А. Сопровский

 

 

2 Наукообразная абракадабра — отрыжка трех курсов филологического факультета. См. примеч. 5 к письму 11.

3 В смысле — под самую пробку, не скупясь.

4 Незадолго перед этим мы как раз были в Литве и называли Каунас на старорежимный, польский лад — Ковно.

5 Так Сопровский помечает на письме глотки.

6 Западного: «Голоса Америки», Би-Би-Си, «Свободы» и т. д.

7 Сопровский следил за политикой и хорошо разбирался в ней, как, скажем, в шахматной партии.

8 Первые лет десять-пятнадцать нашего знакомства Сопровский неважно «держал удар» и с утра дотошно расспрашивал, о чем говорили и что делали после того, как он уснул.

9 Ошибка, как я уже говорил, вскоре была исправлена.

10 Вечное присловье Цветкова, по-моему, собственного изготовления.

18

28-29.VIII.1979. Из Крыма на Памир

 

…Но круглая печать

Видна уже была на лике женском.1

 

Эсхатологические напевы

 

Привет еще раз. Пишу тебе теперь из города Феодосии. — Но сперва надо бы закончить отчет о посещении Инкермана. Я тогда как завершил письмо к тебе, сразу же запечатал его в конверт; а рано: дело тем не ограничилось (как и следовало ожидать по числу оставшихся бутылок).

Вылез я тогда из башни, а две оставшиеся бутылки несу в портфельчике. Сел на катер до Севастополя. На катере мне приглянулись два мужика — тем, что и они, и я нарушили одно и то же правило (уселись на открытом носу катера, что возбраняется), за каковой промах получили одновременно разнос от катерной мамули.2  Так это мне глянулось, что я тем мужикам предложил налить. Сказано — сделано. Вылезши на Графской пристани (гордое имя ее сохранено за то, что оттуда лейтенант Шмидт отбыл командовать вольтерьянским крейсером
«Очаков»), — мы немедленно уговорили две моих маленьких бутылочки. Потом один из моих собутыльников (учащийся судостороительного техникума) сказал, что больше пить не может, потому что он — писатель и теперь как раз сочиняет роман «Гибель турецкого султана»; и даже ему одна женщина (кто такая, он не объяснил, но произнес со значением) сказала, что роман — хороший и что его можно напечатать. Сообщив это, писатель удалился.

Зато со вторым собутыльником мы крепко скорешевались. Это был молоденький шофер с большими глазами, то и дело широко раскрывавшимися от изумления. Они у него так и не переставали раскрываться до самой ментовки. У парня было пусто в кармане, однако я растолковал ему, что бывает, когда Саня гуляет. Мы с ним приняли еще по 350 портвяжку. Тут я расстроился, что у него друг — писатель, а мне и похвастаться нечем. Тогда я принялся врать, будто я — знаменитый археолог и под моим руководством раскопан весь Херсонес (NB с 1828?..). Тогда выяснилось, что стукнуло без двадцати девять, а ближайший магазин с отделом3  расположен у подножия исторического Малахова кургана (Малашка, в местной интерпретации). Туда и рванули. Из-под прилавка чародей­ская рука магазинной мамули извлекла бутылку беленькой. И мы поднялись на Малахов курган.

Стакан явился из автомата ,4 и первые глотки я помню. Затем — пустота, и, наконец, — нас вдруг хватают за грудки менты, а мы пытаемся отбиться .5 Снова пустота. И — мы в отделении.

В отделении я смекнул, что надо бы туфту о великом археологе перевести с рельс фантазии в лоно практических нужд (если можно так выразиться). И я повел ту линию, что, мол, сегодня — да, я сорвался, но вообще-то я человек солидный, не сомневаюсь, что товарищи во всем разберутся, и не могу всерьез допустить мысли, что мне причинят какие-то неприятности. И вообще, мне с утра командовать раскопом (поэтому: «Ну, что вы говорите, какой вытрезвитель!..»). Было все гладко, но пьяная логика бесподобна, и я счел не лишним добавить, что я сумасшедший, и если что натворю, то ничего мне не будет. В доказательство я протянул лейтенанту свой военный билет и барственным тоном попросил открыть его на нужной странице (паспорт мой, как ты помнишь, догнивает в безлюдных дебрях Гируляя6 ).

Менты дивились, кореш мой широко раскрывал глаза, а я, как выживший из ума археолог, мрачно сидел и ждал Соломонова суда. Не сумев распутать головоломку, менты отпустили нас без спецмедслужбы7  и без телег. Окинув прощальным взором героический Малахов курган, куда так опасно приносить и распивать,8 мы ушли в ночь. На прощанье кореш обещал заехать ко мне в лагерь на своем ЗИЛе, чтобы повозить меня по окрестностям и показать места, где, по его мнению, следует копать. Однако эта импровизированная разведка не состоялась: кореш не явился. Пьют же люди — до полной потери памяти! Хорош, однако, и я: до сих пор никак не вспомню его имя… Скорее всего все-таки Слава. <…>9 

К этому времени пришла от Таньки телеграмма, в которой она приглашала меня встречать ее в Симферополе и проводить в Коктебель. Как я пил в Симферополе и Феодосии, мне уже скучно писать. Вчера был в Коктебеле. Хотя публика там представляет собой смесь ленинградского «Сайгона»10  и востряковского кладбища, — место мне пришлось по душе: создает настроение.11 На Карадаг не полез: там висит запретительная табличка, а в крымской ментовке я уже был; тебя же со словом поддержки рядом не оказалось. Ограничился заплывом, а вечером мы с супругой вернулись в Феодосию, где она временно остановилась.

 

Это я писал утром, а теперь я сижу на симферопольском вокзале с билетом на поезд от Севастополя. Не знаю, пустят ли меня в поезд. Пока что сходил в кино на фильм «Предварительное расследование»… <…>12 

В поезд меня пустили; оказалось, я даже имел на это право человека (еще бы! за свои-то денежки…). Переночевал уже и подъезжаю к Белгороду. Со мной едет, видимо, чекист с женой и дочкой. Когда семья уснула вчера вечером, мы с ним пошли в тамбур пить пиво. Он сказал, что он изучает души людские, а на мои вопросы ответил, что он не писатель, не философ и не психолог. Вида же вовсе не богемного, и на сумасшедшего не похож. Из чего я и заключаю предположительно о его профессии.

Теперь я лежу на верхней полке и дописываю это письмо. Заканчивается очередное мое путешествие. Если вам случалось попадать в ментовскую в одном из очаровательных уголков юго-западной Англии, то вы, конечно, имели телегу по месту службы.13 

Ну, пока. Подбирай рифму: мордва-едва.14 

 

А. Сопровский

 

 

2 В просторечии, знанием которого мы щеголяли, — работница сервиса, причем низшего звена: уборщица, продавщица, нянечка и т. п.

3 Винным, разумеется.

4 Были такие приспособления для газированной воды.

5 До перестройки распивать спиртные напитки на улице было запрещено.

6 Имеется в виду наше недавнее довольно нетрезвое путешествие по Прибалтике.

7 То же, что и вытрезвитель.

8  «Приносить и распивать спиртные напитки запрещается» — такое объявление можно было прочесть в каждом заведении общепита.

9 Опускаю абзац со столь же вино-водочным описанием заключительного экспедиционного банкета.

10 Популярное в то время кафе, место встречи андеграундной богемы.

11 Такой расхожий дилетантский отзыв — о произведении искусства, ландшафте — был у нас, пересмешников, в ходу.

12 Далее следует обстоятельный, бесстрастно-язвительный пересказ содержания кинокартины и резюме: «Налицо сдвиг создателей фильма в сторону еврокоммунизма».

13 Очень сопровский юмор.

14 Я уже отмечал, кажется, что с некоторых пор такое дурное прогнозирование (в Мордовии были печально известные лагеря) стало у нас в компании поводом для веселости, «юмором висельника». Кроме того, это — перевранная цитата из стихотворения А. Казинцева «Я рифму подобрал Литва-листва…». В переложении заведомо аполитичной пейзажной лирики на лагерный лад был свой дружеский циничный смак.

19

2.IX.1979. Из Москвы на Памир

 

Привет, Серега.

Направил в твой адрес изрядное количество исписанной бумаги, но угодливых заверений во взаимности до сих пор не получил. У нас в стране с бумагой дело обстоит неважно, так что подумываю о прекращении переписки за нерентабельностью. Можешь рассматривать это как последнее предупреждение.

В процессе сочинения предыдущего письма я, если помнишь, добрался до Москвы. Столица встретила меня фанфарами твоей славы. Тебе, надо думать, уже сообщили, что Вечерний Комсомолец1  от 3 августа тиснул изящную миниатюру начинающего автора о музыке издалека.2  Так что багаж публикаций перед скорой поездкой у тебя накапливается неплохой, и волнующая книжка
«Мордовские эскизы» появится не на пустом месте.3 

Вообще, люди Аронова4  взялись за дело не шутя. 29 числа увидело свет даровитое произведение Евг. Блажеевского.5 В нем автор жалуется, что «с рожденьем ребенка теряется право на выбор» и что «семейный сонет исключил холостяцкий верлибр» (выбор — верлибор дано в качестве рифмы). В этом незавидном положении герой едет в такси и шепчет «в петлистое ухо шофера» слова романса: «Мне некуда больше спешить».6

Алеша наконец откликнулся на мои программные инвективы. Мне он ничего не написал, зато сообщил Бахыту, что пишет мне длинный ответ. За критику он меня благодарит, а публицистическое послание называет письмом Белинского к Гоголю. Придется отшучиваться насчет письма Вышинского к Бабелю.

Это — что касается литературы. Что же касается погоды, то у нас налицо переходный период от бабьего лета к золотой осени. Заодно, видишь, я рассказал тебе и о бабах.

Сегодня будет пьянка по случаю пяти лет со дня свадьбы Казинцева; полагаю, что некоторая искусственность повода не помешает желающим хорошенько надраться. Там будет твой брат, который по-прежнему в своем репертуаре, Бахыт, который, подобно булгаковскому писателю, появляется с очередным другом-африканцем,7  и Лукичев, который стал начальником отдела в Центральном архиве древних актов и получает 170 рублей в месяц.8

Теперь познакомлю тебя с художественным произведением литературы. Надеюсь, ты разберешься во всех фокусах с появлением и исчезновением ударения перед регулярной цезурой шестистопника (при сохранении слогового количества, если уж пускаться в аналогии с метрикой9 ). <…>10 

Таков, Серега, мой идеал прекрасного. Да, забыл тебе сказать еще об Алеше: в 20 номере известного тебе журнала («Континент», если ты не понял11 ) пошла вторая его публикация. Она продается и покупается за деньги.12

Ну, пока. На прощание — одна цитата: «Восточный Памир, входящий в состав Горно-Бадахшанской автономной области Таджикской ССР, является, как считает тот же журнал «Лиши Яньцзю», всего лишь западной частью Синьцзяна»13  («ЛГ» 15.VIII.1979, с. 14).

Пиши.

 

А. Сопровский

 

 

2 Мое стихотворение «Музыка издалека» («Среди фанерных переборок…»), опубликованное с очень советской, не согласованной со мной правкой: вместо «Господь» было напечатано «рассвет».

3 Тот же кладбищенский юморок.

4 Александр Аронов — поэт, журналист, многолетний сотрудник «Московского комсомольца»; в описываемое время — ответственный за выпуск литературной страницы этой газеты. Умер несколько лет назад.

5 Евгений Блажеевский (1947 —1999) — поэт, наш приятель.

6 Уверен, что интонация этого абзаца саркастическая. Сопровского не мог не покоробить этот, несколько упрощенный, экзистенциализм.

7 Намек на иностранцев — американцев и западных европейцев, — с которыми сводила владеющего английским Кенжеева подработка в «Интуристе».

8 По нашим тогдашним меркам — очень большие деньги; мы привыкли довольствоваться минимальной советской оплатой труда (70 рублей).

9 Не исключаю, что Сопровский издевается над моей стиховедческой тупостью.

10 Следует стихотворение Сопровского «Когда пришлют за мной небесных выводных…».

11 Не хочется растолковывать глумливого обаяния этой фразы.

12 И этой — тоже.

13 Речь в казенной статье наверняка идет о затяжной территориальной тяжбе двух коммунистических монстров — Китая и СССР. Нас веселило нарочито невозмутимое соизмерение наших полупьяных судеб, странствий и приключений с масштабами и категориями ихней отвратительной геополитики.

20

13.IX.1979. Из Москвы на Памир

 

Привет, Серега.

Получил от тебя письмо, что, после полутора месяцев упорного твоего молчания, стало для меня приятной неожиданностью. С твоей стороны очень мило не помнить моего адреса, а то и так без конца шляются и припираются кому не лень. Вот и вчера заходил Бахыт с очень умным другом Яшей Малкиным. Говорили о бабах (часа четыре). Бахыт толковал об отверстии между ногами, а Яше, кажется, на самом деле дала какая-то баба в Ужгороде. Вот такую извлек я для себя из беседы полезную информацию. Выпили граммов по двести с пивом.

Насчет твоего письма — не знаю, что и думать. Одно из двух: либо ты чересчур уж перегружен работой, либо бросать пить тебе ни в коем случае нельзя. Твой диагноз о собственном безумии поражает мужественной трезвостью оценки. Я, разумеется, постараюсь разыскать Ахмеда и сообщить ему, что ты, Билл, наконец-то напал на хорошее золото, и если успеешь до зимы спуститься по Юкону, то твоя строптивая милашка Джейн наконец-то примерит горностаевые меха.1

Пользуюсь случаем сообщить тебе, что вчера все центральные и московские газеты поместили на первой странице Постановление ЦК КПСС «Об улучшении охраны правопорядка и усилении борьбы с правонарушителями» (или что-то в этом роде). Среди общих рекомендаций (например, о расширении функций участковых милиционеров) жирным шрифтом выделен пункт об усилении борьбы с тунеядством и спекуляцией. Как бы вас с Ахмедом не завернули обратно, вверх по Юкону. Чеканным шагом — в олимпийский год!2 

А я болею острым трахеобронхитом. Внося своеобразный вклад в осенний трудовой семестр. Кореша Валеру3  пока что видел лишь во сне. Словно он весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне.4 И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.5 Но сердце знает, сердце знает, что ложа пятая пуста.6

В эфир, заполненный успехами мичиганского отшельника,7 прорвался и страж церковно-монастырских земельных наделов.8 Так, опальный писатель Липкин9  сравнил его одновременно с Хомяковым, Федором Глинкой и Случев­ским. А Вестник РХД поместил строки о том, как «большевистская власть об мятеж ярославцев окровавила пасть».10 Так что кланяйся начальству.11

Видел Пахомова и Серебряного.12 Зачитывалось.13 как ты любишь говорить, письмо Алейникова.14 Страниц пять на машинке описаний криворожского ланд­шафта15  (вроде того, что скворцы еще не улетели). Рассуждений о том, как хорошо не пить, и императивных наказов Пахомову немедленно жениться. — Был я также у хохла.16 Он перенес воспаление легких и написал за 2 недели 15 стихо­творений после того, как 8 лет вообще ничего не писал.

Все упомянутые лица, а равно и Саша Казинцев, передают тебе приветы и желают удачи. Так что грузи скорее свою платформу и вали домой. Какой грузин без апельсинов, какой Иван без п…юлей?..17 

Ну, вот и все. Москва — не Диксон и даже не Клайпеда, здесь по части приключений бедновато.18 Впрочем, твое присутствие меня всегда стимулировало насчет подвижных игр; так что, когда вернешься, шанс угодить в ментовку у нас найдется.

Пока.

 

А. Сопровский

 

P. S. Адрес мой, кажется, я писал тебе на конвертах; если же нет — Москва, 121103, ул. О. Дундича, 45, корп. 2, кв. 39 (без лифта, все удобства).

Саня

P. P. S. Во Франции — поправение общественного мнения! А из ГДР в ФРГ две семьи (с четырьмя детьми) перелетели на воздушном шаре.

 

 

2 В 1980 году в Москве должны были состояться (и состоялись) Олимпийские игры.

3 Имя кагэбэшника, который периодически вызывал Сопровского к себе и учил уму-разуму. Его стараниями Сопровский был выдворен с исторического факультета.

4 Из Есенина.

5 Из Окуджавы.

6 Из Ахматовой.

7 Цветков, учившийся тогда в Мичиганском университете. Речь идет о передачах
«по голосам», где поминался Цветков или читались его стихи в обзорах эмигрантской прессы. Эти редкие, доносившиеся сквозь шум глушилок вести сильно волновали «всех своих» и производили эффект то ли удачного спиритического сеанса, то ли долгожданных позывных разведчика, наконец-то принятых «центром».

8 Кублановский. Все эти иносказания — для конспирации. Сопровский верил в перлюстрацию, я — не особенно; хотя кто их знает?

9 Семен Израилевич. Сам навлек на себя опалу, выйдя вместе с женой, поэтессой
И. Л. Лиснянской, из Союза писателей в знак солидарности с исключенными из этой организации молодыми писателями, тоже участниками альманаха «Метрополь», Евгением Поповым и Виктором Ерофеевым.

10 Строки Кублановского.

11 Может быть, просто ехидство, а может быть, действительно привет моему начальнику партии М. Соротокину, известному своими серьезными антисоветскими настроениями и поступками.

12 Валерий Серебряный, наш шапочный знакомый.

13 «Зачитывать» в смысле «читать», «прочитывать» всегда звучало для меня очень по-советски, по-новоязовски. В моем понимании у глагола «зачитывать» — два значения: взять почитать и не вернуть; портить, грязнить, засаливать книгу (зачитывать до дыр). На эту мою вкусовщину Сопровский и намекает.

14 Владимир Алейников — поэт, наш знакомый; близкий товарищ Пахомова и Кублановского. Все они, да еще покойный Леонид Губанов в 1960-е гг. называли себя «смогистами».

15 Алейников был уроженцем Кривого Рога.

16 Владимир Сергиенко — поэт, наш товарищ, по основной профессии — химик, доктор наук.

17 Из народной песни. См. примеч. 10 к письму 12. А вообще-то, пример самой произвольной «разговорной» ассоциации: видимо, «грузин» пришел на ум по созвучию с «грузи».

18 В Клайпеде мы однажды убежали от пограничников, не обнаруживших у нас при проверке документов разрешения на пребывание в погранзоне.

21

16—22.V.1980. Из Москвы в Туркмению1 

 

Привет, Серженька.2 

Вот ты и снова пьешь с Розенкнопом.3 А моя жизнь сложилась иначе. Пью я, значит, один. «Кавказ»4  предо мною, один в вышине5 … Давеча обмывали мы с Саней Величанским6  первую получку. Так сказать — и заводская проходная, что в люди вывела меня.7 Ну, приняли дозу, Саня достал книгу стихов «Подземная нимфа»8  и читает. Потом, вижу, трудно ему стало читать; да и я с трудом улавливаю закономерности наложения синтагмы на метрику.9 Наконец, он и вовсе как-то уже не читает, но более спит, положа голову на руки. Выходит, устал. А до того говорил он по телефону с Лизой,10 и Лиза поняла, что Саня пьяный. Тут она возьми да и появись на зоне «В».11 (Как она мне потом объяснила — боялась, что Саня с лестницы упадет, или со стола,12 — в таком состоянии.) Лиза меня поругала за спаивание мужика. А его беда в том была, что он еще раньше дозу принял и еще подрался на стоянке такси, потому что его парень попросил насчет закурить, а Величанский тому парню двинул в е.альник. И тогда ему дали по голове и, по его словам, поломали ребро. Вот он еще выпил со мной, да и заснул.13 Мы с Лизой выпили еще водки и положили Саню спать в спальный мешок. А она осталась при нем сидеть.

Я же поехал в отель «Спутник» к Асовскому (он теперь живет в отеле)14 . Мы приняли дозу и перешли на рубеж свинского визгу. Что потом было, не помню; любопытно только, что параллельно я сдаю сессию и даже получил сегодня 5 по мало знакомому мне (зависимое слово — «мне», поэтому «мало знакомому» отдельно15 ) английскому языку.16  Теперь же вот сижу на работе и пью «Кавказ». Навроде как двое ленивых химиков волокли арбу.17 А завтра у меня собеседование насчет Бисмарка.

— Чтоб дети грома не боялись, и х.. до старости стоял!18 

<В ы п и в а е т. — Те же и з е л е н а я з м е я. >

Еще мы с Асовским были у Аркадия. Тот откупил себе новую пластинку Окуджавы. Там есть про генералов с императором, про исторический роман и даже песня: «Господа юнкера, собираться пора…» (я и не знал, что это — Окуджава). Есть еще песня, которую Бахыт поет так: «Опустите, пожалуйста, синие шторы: Я себе уже все доказал. Лучше гор могут быть19 …» — дальше по Пахомову.20 

Такие, значит, песни. <…>21 

А. Сопровский

2 Этим уменьшительно-ласкательным именем поддразнивали меня товарищи, прознав, что так в добрую минуту зовет меня родня.

3 Лев Розенкноп, наш товарищ, муж Ларисы Балакиной. Напоминание о реплике до смешного невнимательного и небрежного в высказываниях Кенжеева, который как-то охарактеризовал мой образ жизни как «питье с Розенкнопом». Лев Розенкноп — очень достойный человек, но почему исключительно с ним? Я много с кем пил. А в туркменской экспедиции Левы просто категорически не было, и быть не могло.

4 Портвейн, очень демократическое пойло.

5 Пушкин. Прошу прощения за до обидного недоверчивое комментирование, но я совсем не представляю себе, что сейчас отскакивает от зубов у молодого поколения, а что — нет.

6 Александр Величанский — поэт, наш добрый знакомый; умер в 1990 г. В описываемую пору — сотрудник по сторожевой службе на стройке на Юго-Западе Москвы. Смена была укомплектована следующими людьми: Величанский, Сопровский, Шаззо и я. Но я на два месяца уехал.

7 Строка песни из кинофильма «Весна на Заречной улице».

8 Книга Величанского.

9 Очередная пародия на высоколобую филологию.

10 Елизавета Горжевская, жена Величанского.

11 Так назывался один из участков большой стройки (кажется, мединститута), которую мы сторожили.

12 За неимением кроватей мы спали в спальных мешках прямо на столах.

13 Скорее всего, фактически все было именно так, как описывает Сопровский. Но он намеренно придерживается дебильно-простонародной манеры изложения случившегося. Величанский, между прочим, много читал Шекспира в подлиннике и переводил с новогреческого Кавафиса.

14 По тогдашнему, шикарно-экзотическому привкусу слова «отель», да и в контексте всего вышеизложенного, заключенное в скобки предложение должно было развеселить меня и наверняка развеселило.

15 Теперь Сопровский играет в шизофреника a la главный герой «Школы для дураков» Саши Соколова.

16 Сопровский лукавит: он довольно свободно читал по-английски.

17 Тройной скачок культурных ассоциаций. Название портвейна вызывает в памяти Сопровского «Путешествие в Арзрум» Пушкина, откуда и перифраз, но с заменой «волов» на «химиков» — в значении обитателей советской «химии» (так в народе назывались прилагерные поселения, жители которых, насколько мне известно, были поражены в правах и находились под усиленным милицейским надзором). Мы имеем дело с любимым Сопровским понятийно-лексическим винегретом — из реалий прошлой, досоветской, относительно нормальной и честной жизни, и подсоветской, на Сашин взгляд, едва ли не абсолютно презренной и бесчестной.

18 Наш любимый фольклорный тост.

19 Попурри из Высоцкого и Окуджавы.

20 А Пахомов певал мешанину из двух песен Высоцкого: «Лучше гор могут быть только волки,/По которым еще не стрелял…» или «никто не стрелял».

21 Еще страница текста в том же ключе.

22

27—30.VII.1984. Из Москвы на Чукотку

Привет, Сережа.

Прости, что не писал долго. В июне у нас с Витей1  была довольно приключенческая поездка в колыбель на Неве,2  а потом запой (я логично излагаю?..) продолжился в Москве. Приезжал ко мне некий очаровательный Дуглас3  от Саши Соколова, но эту и ряд других новостей я в подробностях лучше расскажу по твоем приезде.4

Из новостей же эпистолярных — у Славы5  на днях были гости на букву «ш».6 Таня все никак не родит, ждем со дня на день. Что еще? Сергиенко приехал с картошки и уехал в Трусковец, лечиться — почти как Иван Иванович Свидригайлов.7 Маша8  тоже уехала — поварихой в Архангельскую область. И Гагик9  уехал, кататься на плотах по Алтаю, все жаловался мне за бутылкой «пивденнобугского»,10 что предчувствие у него: как бы не утонуть (но ему нагадали долгую жизнь). И Колкер11  уехал — в Иерусалим. Так что в лавке только мы с Витей и остались.12 И Веденяпин,13 с которым мы купили водку у таксиста и распили ее.

На днях ездили мы с Таней на дачу к Яше14  справлять его день рождения. Там был огромный и неуклюжий черный велосипед 40-летней давности. Выпили спирту, и Яша стал хвастаться, что кроме него никто с этой машиной не управится (вроде конькобежца Гурия15 ). Взыграло во мне ретивое: ах, не управлюсь? Велосипед оказался хороший, только руль у него все время резко съезжал влево. Я падал раз шесть, но не сдавался to save face и оседлывал его вновь и вновь. Теперь уже неделю болят у меня ребра с правой стороны, сильно ограничивая такое мое неотъемлемое право человека, как свобода передвижения. Вчера выпил бутылку мадеры, на этикетке которой был изображен борющийся со штормом корабль, и мне полегчало; с похмелья же боли вернулись.

Кое-как доковылял до работы.16 Сижу за конторкой, напарник Вася уснул. Это новый сторож, вместо напившегося и проворовавшегося Пети, лет же Васе за 60. Как новый сотрудник, он решил сегодня рассказать мне о себе. Очень занятно: например, на ужин он взял с собой из дому помидоров; дукатовский «Беломор» кажется ему жестковатым; футбол теперь уже не тот, а космические корабли делают дыры в атмосфере, и от этого в Воронежской области была засуха и сгорели хлеба, а также корма. Потом Вася попросил у меня газету, которую я только что прочитал от корки до корки, встал прямо надо мной и начал читать мне эту газету вслух. Слава Богу, сон в конце концов сморил его.

Сообщения твои о Чукотке жутковаты;17 мне попался Север более романтический. Хотя крупные пункты, вроде Диксона — тоже свалка и отчасти напоминает описанное тобой. Ходил ли ты уже в сопки? Кстати, Паша18  поехал (я же тебе говорю, что все разъехались) на остров Врангеля — так что вас с ним разделяет теперь, судя по карте, лишь пролив Лонга-Черепанова… нет, лучше — Черепанова-Лонга.19  Судя по сообщенному тобой маршруту белых медведей, Паша может тебя навестить на одном из них.

Лена20  к нам заходила, показывала длинное письмо от тебя.

В Польше амнистия, а в Москве все лето паршивая погода. Парит почти все дни, гром, зарницы — но дождь до земли редко долетает. Душно, гнилостно — в общем, рай для гипертоников. Только спиваться в такую погоду.

Да, вот еще: у меня к тебе есть деловое предложение. Таня Бархатова21  подарила нам детскую кровать, а теперь Петя Образцов22  предлагает другую, покомпактнее; так, может быть, первую ты у меня возьмешь рублей за 2723 ? По-моему, это тебе выйдет довольно выгодно! Подумай.

Такие дела. Думаю, ты еще разок успеешь написать мне, а там будем ждать твоего возвращения. Вернешься — посидим, выпьем. Отпразднуем 14 лет нашего знакомства, не х.. собачий!

Ну, пока.                                                                                  А. Сопровский

 

27 июля 1984                                                                                         

 

Не попрекай молчаньем: водка-с

Тому виной.

В июне у меня был отпуск,

Читай — запой.

 

Кому — похмельных мордобитий24 

Чукотский ад.

А мы? А мы на пьянку с Витей,

Мы — в Ленинград.

 

А в Невгороде25  этом ночи

Белым-белы.

До е.ли бабы там охочи;

Гебисты злы.

 

Вернулись мы — и пьянка снова,

Без перемен.

Ко мне от Саши Соколова

Приехал мэн.26

 

На этом месте нить событий27  —

(мой корефан,

забудь обиды!) — поднял Витя.

А Саня пьян.

 

Пишу тебе не пользы ради,

Или рубля, —

К нам приближается Аркадий

Попойки для.

 

— Спешу сказать, что этой ночкой

Во мгле глухой

Татьяна разродилась дочкой.

У нас запой.

 

Приехать думал Веденяпа,28 —

Ан, нет его…

Защиту выдержал мой папа;29 

а я того…

 

Как будто бы сорвавшись с х..,

уж месяц пью.

Но, посторонних баб целуя,

тебя люблю.

 

30.VII.1984 — P. S. Как я, написав тебе, вернулся утром с работы — выяснилось, Таню пора уже везти в роддом. Отвезя же, загуляли. Витя обнаружил не­оконченный рифмованный вариант моего послания тебе — и закончил. Дочь у меня, правда, родилась (27-го вечером). Катерина Александровна, 3.451 г, 52 см, глаза пока голубые, приводов не имеет.30 С 27-го по 30-е июля будем теперь гулять ежегодно. Пока.

Саня

2 Ленинград. Был такой советский эвфемизм для обозначения Ленинграда — «колыбель революции».

3 Американский писатель.

4 Конспирация.

5 Слава Лен — поэт, активист андеграунда, наш приятель.

6 Шмон, скорее всего — обыск. По справедливому, на мой взгляд, предположению Пригова, внимание к нам со стороны госбезопасности объяснялось тем, что наиболее деятельные диссиденты были уже посажены или оказались в эмиграции — пришла очередь и диссидентствующих литераторов. Ведь КГБ надо было постоянно напоминать властям и самому себе о своей загруженности, бдительности, словом, — необходимости.

7 Намеренная ошибка: один наш знакомый сноб-молокосос некогда так обмолвился, резонерствуя и показывая свою мнимую образованность, а мы ехидно запомнили. У Достоевского Свидригайлов — Аркадий Иванович.

8 Шавырина, наша приятельница, физик; у нее дома было что-то вроде литературного салона.

9 Гагик Джаникян — программист, наш приятель.

10 Та еще отрава.

11 Юрий Колкер — ленинградский поэт, литературовед, знакомый Сопровского.

12 Отсылка к еврейскому анекдоту.

13 Дмитрий Веденяпин — поэт, наш приятель.

14 Видимо, Малкину.

15 Отсылка к «Между собакой и волком» Саши Соколова.

16 Лишенный возможности закончить университет, Сопровский устроился на работу сторожем в церковь Ильи Пророка около Преображенской площади.

17 Я, вероятно, описывал чудовищно грязный золотоискательский поселок, где обосновалась наша геолого-разведная партия, и прочую мерзость запустения.

18 Нерлер.

19 Есть пролив Лонга; Черепанова Сопровский приплел, издеваясь над казенным патриотизмом поздней сталинской поры. Черепановы — русские изобретатели, построили первый в России паровоз, будто бы опередив, как нас учили в школе, англичанина Уатта.

20 Короткина, моя жена.

21 Наша знакомая.

22 Тоже наш приятель, соученик Кенжеева по химфаку и его ближайший друг. Ныне — журналист и прозаик.

23 Шутка, разумеется; игра в гешефт.

24 Вероятно, имеется в виду потасовка с поселковыми, описанная мной в письме с Чукотки.

25 Так Солженицын предлагал переименовать Санкт-Петербург—Петроград—Ленин­град.

26 См. примеч. 3 к этому письму.

27 С этой строки и до конца стихотворение дописано В. Санчуком.

28 Веденяпин.

29 Генрих Эдуардович Санчук; речь идет о защите докторской диссертации по истории, если не ошибаюсь.

30 В милицию.

 

Публикация и примечания Сергея Гандлевского