Борис Полищук 

ИСКУШЕНИЕ

1

Мы познакомились с Васей Лапиным в то время, которое называют перестроечным, — теперь оно вспоминается как фантастическое. Фантастическим человеком остался в моей памяти и Вася Лапин.

Сходство Лапина с дьяволом мне показалось очевидным. У Васи рыжая борода, зубы желтые, правый глаз черный, в левом, карем, золотые точечки. На нем был черный берет, комбинезон промасленный, тоже черный, и черные кособокие башмаки.

— От дьявола что-то есть? — переспросил Вася своим хриплым басом. — Если верить Булгакову, он к нам прибыл в образе профессора, аристократа. А я? Я работяга, ничего инфернального. Хотя, возможно, я себя недооцениваю. Мы вообще слишком скромны. С водкой покончено, теперь у нас скромность — враг номер один!

— Ты где учился? — спросил я, удивленный его речью.

— В Сорбонне, — ответил он высокомерно.

— Да ладно.

— Чего ладно? По культурному обмену. Меня обменяли на двух французов. Сейчас впору на троих менять! — заявил Лапин.

Мы сидели на деревянной скамье, не в сквере — в цехе. Усталые станки смолкали, первая смена близилась к концу, хотя часы на бетонной стене цеха показывали десять, что было неправдоподобно. Вася поднял свои разноцветные глаза к стеклянной крыше и определил точное время:

— Двадцать минут четвертого. Пора покидать эту нашу обитель труда.

— Давай после работы встретимся? — предложил я.

— Не знаю, стоит ли, — ответил он. — Я под наблюдением психотерапевтов. — Он уперся ладонями в колени и, сделав усилие, заставил неподатливую спину разогнуться.

— Ты где живешь? — спросил я.

— В общаге. Ладно, приглашаю тебя в гости, — решил он.

Ходил Вася грузно — большеголовый, широкоплечий, сутулый.

2

— Ты увидел во мне нечто дьявольское, — говорил Лапин в очереди у проходной. — Напрасно! Я не искушаю — я утешаю! — Вася обнял стоящего рядом парня и громко сказал: — Как поживаешь, Коля? Паршиво? Чем темнее ночь, тем ближе рассвет! Имей это в виду!..

Завод наш в то время был похож на небольшой городок с центральной площадью, на которой все еще стоял памятник Ленину, а в стеклянной фотовитрине красовались лучшие производственники, с главной улицей, обсаженной липами, и многочисленными узкими, грязными переулками. Городок был обнесен стеной из серого кирпича, с деревянной проходной, к которой после смены выстраивалась очередь.

— Слово «утешать» от «тешить», — сказал я. — Ты тешишь душу и тем расслабляешь ее. Это своего рода искушение. Как хочешь, а ты инфернален. — Я высморкался в платок, у меня был насморк.

— Если я гомо инферналис, то ты — гомо сопливиус! — изрек Лапин.

Сыро было и холодно. Серое небо, серый забор. Грязный, как бездомный пес, автобус подвалил к обочине, со скрипом открыл дверь, и толпа подхватила нас.

— Нам хорошо! Мы вместе! — говорил Вася, придерживая рукой кроличью шапку. — Мы звенья одной цепи! Где ты там? — Он схватил меня за воротник куртки и втащил в автобус. — Потянешь одно звено — вытащишь всю цепь!

Он и в автобусе не умолк.

— Ты женат?

— Женат.

— А я холост. Но я не одинок, потому что окружен согражданами — на заводе, в автобусе, в общаге! К тому же вокруг меня психотерапевты! Я счастлив! Что такое одиночество, я не знаю!

Васю не смущало, что пассажиры его слышат.

— Ты у нас особенный, — сказал кто-то.

— Ошибаешься, Петя! — воскликнул Лапин. — Я, как и ты, обточен по чертежу — плюс-минус две сотки! Поэтому мы так легко притираемся друг к другу!

Я шепнул:

— Тише!..

Но Лапин продолжал:

— Ты подозреваешь, что с нами едут психотерапевты? Это вполне возможно. Не знаю, чем я заслужил их внимание, но я им интересен! И я благодарен им! Ни одна жена с ними не сравнится! Они не требуют подарков, не капризничают и не ревнуют, но оберегают меня от всех искусов!

К счастью, мы недолго ехали.

— Выходим, — сказал Вася. — Займи позицию. Надеюсь, ты понимаешь, как это много в жизни значит — занять позицию!..

3

В ранней молодости я жил в общежитии. Что в нем хорошего, мне было трудно понять. Запомнились твердые койки, тумбочки с твердым хлебом, твердые носки на полу. Запомнилось, как зорко все это охранялось комендантом.

— А потом где обретался — во дворце или хижине? — спросил Вася.

— По чужим углам. В этом году въехал в однокомнатную квартиру.

— Это с общежитием не сравнить! Тем более что сейчас в общежитии не так, как было, а еще лучше! Я согласен с Гегелем, жизнь меняется, но ни в коем случае не согласен, что по спирали! Я подлинный диалектик! Где ты видел в природе спираль? Любимая геометрическая фигура Природы и Господа Бога — это круг! Ясно сказано: «Кружится, кружится ветер и возвращается на круги своя!»

На вахтенном посту нас встретила женщина с прекрасной, обтянутой мягким свитером грудью и веселыми глазами.

— Клавочка Васильевна, наш психотерапевт, — тихо сказал мне Вася. — Осуществляет наблюдение не только за нами, но и за холодильником, где мы храним всякие вкусности.

— Держи. — Она достала из холодильника два вощеных пакета с кефиром. — Кто это? — Клава указала мизинцем на меня.

— Одинокий конструктор, — пояснил Вася. — Хочет войти в реку нашей жизни!

— Понятно, — сказала Клавочка, внимательно посмотрев на меня. — Еще один болтун.

— Наш психотерапевт — человек действия, — пояснил Лапин. — В этом ее сила, но и ее слабость!

Поднявшись по широкой лестнице на площадку, где висела большая картина, написанная маслом, мы как бы угодили в толпу сталеваров, с которыми беседовал Алексей Максимович Горький.

— Диалектика! — воскликнул Вася, указывая на картину. — Изменились костюмы, но лица страждущих, сам сюжет вернулся из тьмы веков — по кругу!

Он потянул дверь, и мы вошли в узкий коридор. Перед нами была стена из сухой штукатурки, и в ней уже четыре двери.

— Можно к тебе, Степаныч? — спросил Вася, светя рыжей бородой в дверной проем.

Ответа не последовало, но Вася подал мне знак заходить. В клетушке стояли кровать и стул. Хозяин разгадывал кроссворд.

— Что у тебя в сумке? — Степаныч поднял на Васю глаза.

— Психотерапевты нам прописали кефир.

— Тебя ничем не проймешь! — Скулы на лице Степаныча напряглись. — Слово из трех букв! Вторая «мэ»!

— Я должен в словаре посмотреть.

— Чмо! — рявкнул Степаныч.

— Молодец, тебе словари не нужны, — невозмутимо сказал Вася. — Кросс­ворды полезны для укрепления памяти.

Из-за перегородки послышался такой отчетливый, что я не сразу понял, откуда он, женский голос:

— А мне кроссвордов не надо. Рыбки поела, буду ложиться.

— Дорогая Мариночка! — сказал Вася громко, хотя слышимость была превосходная. — Ты права! Марина маляр, — шепнул он мне. — Нитрокраска навевает чудесные сны!.. Марина, что ты вчера во сне видела?

— Луг. Зеленый луг, а я босиком иду.

— Желаю, чтоб на луг кто-нибудь пришел!

— Спасибочки! — Марина легла, пружины под ней запели.

 4

В своей клетушке Вася усадил меня на парусиновый складной стул, какими пользуются рыбаки. По всей стене были полки с книгами: мои глаза, как пара альпинистов, начали восхождение.

— У тебя собрание Владимира Ильича Ленина?

— Не только Владимир Ленин, у меня Иван Ефремов. Я люблю читать фантастов.

— Гегель?

— Кое в чем я с ним согласен, но в основном нет.

— Ты долго учился в Сорбонне?

Вася поскреб бороду:

— Меньше года. Там на каждом шагу сталкиваешься с проблемой выбора. Меня это унижало. Скажем, в столовой я предпочитаю комплексные обеды, чтобы думать о мировой воле, а не изводить себя проблемой: это блюдо или то? Я вернулся в отечество, послужил в армии — замечательно, никакого выбора нет! Армия располагает к философским размышлениям, я очень вырос за три года. Настолько вырос, что меня без экзаменов взяли токарем на завод! Поселили в общаге — я очень доволен!

— На чем ты спишь?

Вася указал на раскладушку. Он объяснил, что прежде раскладывал ее домиком и ложился сверху, привыкая к позе, в которую его с лечебными целями ставили психотерапевты. Но в последнее время он подвешивает раскладушку к потолку в виде латинской буквы «V» и залезает внутрь.

— Времена меняются, — сказал Вася. — К нам на завод приезжает глашатай перемен. Я намерен его попросить, чтобы он вразумил психотерапевтов всех рангов. Они должны взять на вооружение подлинно диалектический метод. А именно — повторять, что хорошее и плохое суть одно, важен ракурс, с какой стороны смотреть. Скажем, поваренная соль вредна, но она необходима. Или возьмем твою жизнь. Кто-то скажет, что она однообразна. Но в ней есть предсказуемость. Ты знаешь все о своем будущем, вплоть до того, что на твои похороны завод выделит автобус. Нет побед? — Вася выкинул средний и указательный пальцы. — Буква «V» означает не победу! Вита — это жизнь!

Лошадиными зубами он оторвал уголок вощеной пирамидки и запрокинул ее — под рыжей бородой заходил кадык.

— Какой кефир! Ммм! — промычал Вася. — Здоровья Клавочке Васильевне и всем нашим психотерапевтам!

5

Перед приездом высокого гостя меня как самого молодого в нашем отделе послали скалывать лед с тротуара — это называлось отправить на панель. Мне достался переулок, который мы окрестили Дуниным в честь некоей, говоря Васиными словами, амазонки, управлявшей автокаром. Как-то на собрании Дуню упрекнули в том, что она автокар не бережет, мол, на своей машине она бы так лихо не ездила. На что Дуня ответила: «Давайте уж тогда и переулок считать моим!» С тех пор и пошло: Дунин переулок. Бывало, прогуляешься по нему и чувствуешь себя смелым и сильным, как в детстве после ночной прогулки по кладбищу: колючая проволока над стеной, стальные прутья на окнах, из открытых люков пар валит.

Я ковыряю ломом наледь, подходит Вася. Стоит, скрестив на груди руки, и смотрит на меня, как Гамлет на могильщика.

— Может быть, хочешь поработать?

— Хочу, но мне надо себя сдерживать. А то психотерапевты подумают, что я закладываю мину с часовым механизмом. Хотел бы я знать, почему у тебя такое недовольное лицо?

— Сюда гость не пойдет, напрасный труд.

— Но здесь будут ходить те же самые психотерапевты! Ведь ты не хочешь, чтоб они переломали себе ноги! А что касается гостя, то его маршрут известен. Он посетит наш цех! — гордо заявил Вася.

Лапин сообщил, что цех осмотрен и проверен специальной комиссией. Сделано два замечания. «Его не надо», — было сказано о Васе. И еще — часы настенные врут. Монтер принес стремянку, полез ремонтировать часы, а начальник цеха стал уговаривать Васю взять отгул.

— Ну и что ты решил?

— Я должен предупредить гостя, он неправильно понимает диалектику. Судя по всему, он думает, что жизнь развивается по спирали!..

Помню, вечером, уложив сына, мы с женой пили чай в нашей пятиметровой кухне и смотрели телевизор. Мы обсуждали события, которые показывала программа «Время». Был сюжет о глашатае перемен, о его визите в наш город. Я рассказал жене о Васе.

— Он что-нибудь натворит и тебя втянет, — сказала жена. — Возьми на завтра отгул!

Я повернул переключатель программ, что было опрометчиво, — я как бы и жену переключал. Она поджала губы и вышла. Но однокомнатная квартира не предназначена для ссор. Сын спал, жена погасила свет в комнате и вернулась на кухню. Мы сдвинули пластмассовые табуреты и стали смотреть программу «Взгляд».

6

Слух о том, что Лапин как объект для показа забракован, разнесся по заводу. Мой шеф спросил:

— Лапин… Он что, из тех?..

Я пожал плечами.

— Говорят, он в Сорбонне учился?

Я снова пожал плечами.

— Что ж, я просто спросил. — Шеф снял очки и посмотрел в окно.

Все смотрели в окна, никто не знал, когда прибудет гость. Я уложил в портфель банки с зеленым горошком, пакет индийского чая и кусок сырокопченой колбасы, которые нам выдали в виде набора. Надел свою куртку и спортивную шапочку.

— Далеко? — спросил шеф.

— В отдел внешних сношений.

— Что ж, — сказал шеф. — Ты взрослый человек.

Я сомневался, идти ли к Васе. Хотелось услышать, что он скажет гостю, но надо было все сделать так, чтобы мой визит выглядел естественно. Сперва зайду в отдел внешних сношений, а на обратном пути, как бы случайно, загляну в цех. А потом домой. Я взял тяжелый портфель с банками под мышку и зашагал.

Всю зиму завод плохо отапливался, мы мерзли, но в тот день радиаторы были раскалены — жара в отделе внешних сношений стояла прямо африкан­ская. Сотрудницы налегке, а я в полушерстяном свитере. Утираю пот, стараюсь деликатно чихать, насморк разыгрался. Причем я один работаю, остальные смотрят в окно.

Полчаса красноречиво уговариваю заказчика не подавать в арбитраж. Наконец ставлю точку. Сотрудницы прочли мое сочинение и одобрили.

— Ответь на другие письма, у нас целых ворох, со всего Союза рекламации.

— Нет, на сегодня хватит.

Но только я взял портфель, как пожилая женщина, маячившая в окне, вскрикнула, прикрывая ладонью рот:

— Девочки! Трое!..

Действительно, трое в кожаных пальто стояли в Дунином переулке.

— Тебя не выпустят, — говорят сотрудницы.

Выхожу в переулок. Изо всех сил стараюсь, чтобы портфель в моей руке выглядел легким, но пять банок с горошком тянут вниз. Ручка, перевязанная изолентой, может не выдержать. Если портфель упадет, будет страшный грохот, банки покатятся — меня примут за диверсанта.

— Здравствуйте, — говорю я кожаной троице. — Я, это самое, в цех иду.

— Налево, через ворота, пожалуйста.

Какие вежливые! Я преисполнился благодарности к этим людям. Открыл железную дверь в воротах и через сборочный участок пошел в механический цех.

Лапин растачивал на своем токарном станке втулку.

— Опять ты недоволен? У тебя сплошные будни — где праздники?

— Жарко очень.

— Микроклимат создан по приказу директора, — объяснил Вася. — Гость недавно из Африки вернулся.

Васин станок между двумя обрабатывающими центрами выглядел как деревянный домик между небоскребами. Молодые рабочие, обслуживающие эти центры, через наши головы перебрасывались фразами:

— Вася — козел! Хочет выступить!

— Нормально! Цирк будет!..

Мимо нас пробежал начальник цеха, держась за сердце и вертя головой.

— Лапин! Не дай бог! — Он скользнул по мне взглядом. — Ты зачем? Лапин, у тебя группа поддержки? Смотри! — И, не дожидаясь ответа, умчался.

Станки смолкли, рабочие выстроились в проходе. Все смотрели налево, откуда должен был появиться гость.

— Сюда встань! — сказал Вася.

— Да нет, я сзади.

— Ладно, смотри и запоминай!

Их было человек двадцать, гость и наш директор, оба в темных костюмах и белых рубашках, шли впереди. Высокий директор наклонял голову, как бы стыдясь ее, а гость, используя преимущества небольшого роста, держался прямо. Мы зааплодировали. Гость остановился. Я жадно разглядывал знакомое по портретам загорелое лицо. И тут Вася вышел вперед.

— Здравствуйте! — громко сказал он. — От имени всех диалектиков приветствую вас!..

Возникло движение, свита перестроилась, образовав круг, в центре которого очутился Вася.

В этот момент один из Васиных соседей опустил подвижную часть обрабатывающего центра — бабку, а второй сел на нее, скомандовав: «Поднимай!»
Я успел за бабку ухватиться. Сверху я увидел Васин черный берет и запрокинутое лицо гостя.

— Значит, вы диалектик. — Гость одобрительно кивнул. — У нас рабочие грамотные! Каким вы видите будущее завода?

— Он исчезнет, — сказал Вася.

— Исчезнет? — Не зная, как реагировать, гость улыбнулся.

— Семьдесят лет назад завода не было. Значит, исчезнет.

— Почему так?

— Все возвращается на круги. Круг, а не спираль — геометрическая фигура мира!

— А вот я считаю, ваш завод встанет на новые экономические рельсы и поднимется до мирового уровня! Причем в самое ближайшее время! Правильно я считаю, товарищи?

Со всех сторон послышалось:

— Конечно, встанем! Быстро поднимемся! Чем мы хуже других!

— Вот видите, как они рассуждают. Они не только не хуже — они лучше других! Люди у нас замечательные! Да с такими людьми можно горы свернуть!

— Если горы начнем сворачивать, с круга точно не сойдем, — упорствовал Вася.

— Откуда ваши опасения?

— Диалектика!

— Я бы, знаете, с вами поспорил, но времени нет. — Гость стал прощаться. — До свидания, товарищи! Успехов вам!

Круг разомкнулся, приняв форму подковы, из которой Вася благополучно, но, судя по его лицу, преждевременно вылез.

— Всё! Опускай! — крикнул молодой рабочий приятелю. Тот нажал на кнопку, бабка поехала вниз.

Мы окружили Васю.

— Зря гость ушел. Я еще многое собирался ему сказать, — посетовал Вася.

 Только начали делиться впечатлениями, как подбежал начальник цеха.

— Лапин, я за тобой, — сказал он.

Вася согнулся «домиком», достав пальцами рук носки ботинок.

— Я в хорошей форме. Пошли!

7

Мне повезло — я заболел. Мой насморк обернулся затяжным гриппом. Впервые за пять лет с тех пор, как я купил квартиру, я мог ею наслаждаться.
В полном одиночестве, шаркая тапками, я ходил по комнате и кухне. Я перенес телевизор к тахте и, лежа в постели, смотрел утренние передачи.

Часа в четыре, когда жена была на работе, а сын в школе, явился Вася. Я его не узнал — понурый, золотые точечки в левом глазу померкли, оба глаза стали одинаковыми.

Мы сели за кухонный стол. Вася выставил бутылку кефира, а я достал из холодильника пошехонский сыр.

— Как ты, гомо сопливиус? — спросил он.

— Прекрасно! — ответил я простуженным голосом.

— А мне что-то не по себе, — признался Вася.

— Заболей. Я заболел, и мне хорошо.

Он теребил бороду.

— Я понимал, что после беседы с гостем меня поведут к психотерапевтам. Я думал, будут лечить. Ничего подобного! Мне намекнули, что лечить надо глашатая перемен! И еще намекнули, что из меня получится психотерапевт! Черт знает что!..

Пришел из школы мой восьмилетний сын. Пинком ноги задвинул портфель под стол, посмотрел на Васю и отчего-то захохотал.

— Эй, гражданин будущего! Дерни за бороду! — попросил Вася. — Дерни старого диалектика!

Сын редко делает то, о чем его просят, но Васину просьбу он выполнил.

— Иди уроки готовь! — прикрикнул я.

А там и усталая жена вернулась. Увидев нас Васей на кухне, она велела мне лечь в постель. Вася стал прощаться.

— Я желаю тебе выздоравливать постепенно, — сказал он, и левый его глаз сверкнул.

— По-вашему, надо долго болеть? — спросила жена.

— Нельзя в один миг избавиться от болезни, — сказал Вася. — Люди… целые народы хотели этого, но допускали ошибку — не повтори ее!

Вскоре он уволился с завода. Я ждал, что он всплывет, заявит о себе в новой жизни, но этого не случилось. Вася исчез.

8

А недавно я вышел с мусорным ведром во двор и увидел Степаныча — он рылся в баке. Не поднимая головы, сказал:

— Иди на тот край, здесь мое.

— Здравствуй, Степаныч. Ты меня узнаешь? Я к Василию приходил. В общагу — помнишь? А ты кроссворды разгадывал.

Он косо посмотрел на меня:

— Вроде помолодел?

— Ну еще бы, почти двадцать лет прошло. Что-нибудь о Васе слышал? Жив он?

— Мне неизвестно. — Палкой с крючком Степаныч выудил из бака дырявые башмаки, обтер их тряпкой и положил в рюкзак. — Вася головастый был мужик, ценил то, что у нас было.

— А что у нас было?

— Как что? — сердито спросил Степаныч. — Завод, общага! По вечерам кроссворды!

— Зайдем ко мне? Вспомним завод. Вспомним Васю.

— Времени нет. — Степаныч сунул голову в открытый люк.

Мне почему-то было неловко бросить мусор туда, где рылся Степаныч, я понес ведро в соседний двор. Когда я вернулся, Степаныча уже не было.

Может, это и к лучшему. Если б я ему рассказал, каким запомнил Васю, он бы снова осерчал.