К 90-летию ГРИГОРИЯ ПОМЕРАНЦА

Игумен Вениамин (Новик)

Мудрец среди нас

Григорий Соломонович Померанц — известный философ, эссеист, культуролог, критик, мемуарист — родился в оккупированном немцами Вильно в 1918 г., в семье, говорившей на трех языках — идиш, польском, русском. В 1925 г. семья переехала в Москву. После школы он окончил отделение русской литературы Московского института истории, философии и литературы (МИФЛИ). Студенческая работа Померанца о Достоевском была оценена преподавателями как анти­марксистская, кандидатская диссертация была уничтожена после его ареста в 1949 г. как «документ, не относящийся к делу». Позже он скажет: «Я начал комментировать Достоевского по Марксу, а закончил толкованием Маркса по Достоевскому».

Померанц был участником Великой Отечественной войны, участвовал в боях на передовой, дважды ранен, имеет награды. После войны подвергался преследованиям за нестандартный образ мышления. В 1946 г. исключен из ВКП(б) за «антипартийные заявления». В 1949 г. был арестован и осужден за «антисоветскую агитацию» (ст. 58-10), находился в Каргопольлаге, освобожден по амнистии в 1953 г. и реабилитирован в 1956-м. К 1953—1959 гг. относятся первые эссе Померанца («Пережитые абстракции») — работы, построенные в традиционной форме философского диалога, но аранжированные современными реалиями сталинского концлагеря.

До войны Померанц работал преподавателем Тульского педагогического института (1940—1941). Потом — киоскером «Союзпечати» (1946—1949). После тюрьмы — учителем в Донбассе в сельской школе (1953—1956), затем — библиографом в отделе стран Азии и Африки ФБОН АН СССР (с 1969 г. — ИНИОН). В 1959 г. умерла его первая жена И. И. Муравьева, память о которой долгое время вдохновляла философское и литературное творчество Померанца. Восточную культуру и историю он изучал самостоятельно и в общении со специалистами. С 1976-го по 1988 г. имя Померанца было запрещено упоминать в советской прессе. Публиковался за рубежом без псевдонима. Автор исследований по истории русской культуры XIX—XX вв. и Востока, философии истории, культуры, религии. Живет в Москве.

Венгерские события 1956 г. и травля Пастернака произвели на Померанца сильное впечатление, вызвав мысли о прямом, политическом противостоянии режиму (вплоть до подполья и участия в вооруженной борьбе, если таковая стихийно начнется). В 1959—1960 гг. вокруг Померанца образуется нечто вроде полуподпольного философско-исторического и политэкономического семинара («слегка законспирированного, но без всякой организации»).

Большое значение для формирования мировоззрения Померанца имела встреча в 1961 г. с поэтом З. А. Миркиной, ставшей его женой. По словам Померанца, его собственные «взгляды и взгляды Зинаиды Александровны развивались в постоянной перекличке и могут рассматриваться как одно целое».

С 1962 г. Померанц публикует в научных изданиях статьи по востоковедению и сравнительной культурологии (в центре его интересов — духовная жизнь Индии и Китая), выступает с докладами и лекционными курсами в различных научных учреждениях и высших учебных заведениях. Одновременно он пишет ряд эссе на различные культурно-исторические и социально-политические темы, получившие широкое распространение в самиздате. Сильный резонанс вызвали эссе «Квадрильон» и «Нравственный облик исторической личности», вошедшие в сборник «Феникс-66» Ю. Галанскова. В 1967—1968 гг. оба эссе перепечатаны за рубежом, в журнале «Грани».

Померанц поддерживал отношения с инакомыслящими различных направлений, участвовал в неофициальных научных семинарах. В 1970 г. он посещал семинар, собиравшийся на квартире В. Ф. Турчина. Позднее А. Д. Сахаров говорил об этом семинаре в своих «Воспоминаниях»: «Наиболее интересными и глубокими были доклады Григория Померанца — я впервые его тогда узнал и был глубоко потрясен его эрудицией, широтой взглядов и „академичностью” в лучшем смысле этого слова. Основные концепции Померанца — исключительная ценность культуры, созданной взаимодействием усилий всех наций Востока и Запада на протяжении тысячелетий, необходимость терпимости, компромисса и широты мысли, нищета и убогость диктатуры и тоталитаризма, их историческая бесплодность, убогость и бесплодность узкого национализма, почвенности».

В 1965 г. в Институте философии АН Померанц сделал доклад «О роли нравственного облика личности в жизни исторического коллектива». По сути дела, это была речь против реабилитации Сталина, со многими историческими параллелями. Это оказалось возможным благодаря тогдашнему парторгу института Ю. А. Леваде, который пригласил Померанца участвовать в конференции на тему «Личность и общество». Для Померанца это было попыткой понять, что можно сделать в одном выступлении. После чего Леваду вызывал «на ковер» сам В. Е. Семичастный. После снятия Хрущева началась тихая ресталини­зация. Твардовский, тогда еще член ЦК, вроде бы согласился принять доклад Померанца в портфель «Нового мира». Однако он так и не был опубликован, но позже появился в самиздате и стал одним из знаковых событий инако­мыслия 1960-х.

В 1968 г., после того как Померанц поставил свою подпись под «Письмом 224-х» в поддержку «Обращения к мировому общественному мнению»
Л. И. Богораз и П. М. Литвинова в защиту Гинзбурга и Галанскова, его лишают возможности защитить диссертацию в Институте стран Азии.

В 1972 г. в Мюнхене работы Померанца выходят отдельным изданием («Не­опубликованное»). С 1976 г. прекращается публикация научных статей Померанца в советских изданиях. В то же время его работы широко распространяются в самиздате и перепечатываются в зарубежной эмигрантской печати, в том числе в журналах «Континент», «Синтаксис», «Страна и мир». Во второй половине 1970-х гг. Померанц близок к редакции самиздатского журнала «Поиски», публиковал там свои новые эссе. Все написанное подписывал собственным именем, не прибегая к псевдонимам.

В своих публицистических работах Померанц защищал идеи личной свободы и европейского демократизма, выступал противником сторонников «крови и почвы», новой волны национализма. Последовательное и энергичное отстаивание этой позиции сделало его одним из наиболее заметных оппонентов право­консервативного течения в диссидентстве. Особенное значение имела многолетняя полемика Померанца с А. И. Солженицыным.

Солженицын обрушился на плюрализм Померанца, третируя его как беспочвенного советского «образованца»; тот в свою очередь резко критиковал «страстную односторонность», дух мстительности и непримиримости у Солженицына, его почвеннический утопизм. Расходясь с почвенниками, Померанц был близок кругу правозащитников. В «Информационном бюллетене» № 1 Комитета защиты Татьяны Великановой, выпущенном вскоре после ее ареста (конец 1979-го), было опубликовано эссе Померанца «Накануне юбилея Молоха» (имелось в виду столетие со дня рождения Сталина). Оно завершалось так: «...наш общий долг — противостоять тени Сталина, которой приносятся в канун столетнего юбилея эти новые жертвы. Еще несколько голов на гекатомбу из 30, 40 или 60 миллионов».

Фрагменты из книги Померанца «Сны Земли», опубликованные в № 6—7 «Поисков», были квалифицированы следователями по делу «Поисков» как клеветнические. В марте 1980 г. в самиздате появилось эссе «Мой собеседник Виктор Сокирко», в котором Померанц пишет о человеческих качествах одного из арестованных редакторов «Поисков».

Публицистика и политическое поведение Померанца вызывали усиленное внимание со стороны КГБ. 14 ноября 1984 г. он был предупрежден по Указу от 25. 12. 1972 в связи с публикацией своих произведений за границей. 26 мая
1985 г. на квартире у Померанца произведен обыск, конфискован литературный архив. В том же году в Париже был напечатан полный текст «Снов Земли».

Померанц получил возможность выступать с докладами и лекционными курсами, в том числе в вузах (Российский гуманитарный государственный университет, Университет истории культур). С 1990 г. печатается в России. Основные работы: «Открытость бездне. Встречи с Достоевским», М., 1990; «Собирание себя» (цикл эссе о становлении личности), М., 1993; авторский сборник эссе в обложке журнала «Русское богатство», М., 1994; «Выход из транса» (большая книга философских эссе), М., 1995; мемуарно-философская книга «Записки гадкого утенка», М., 1998; «Страстная односторонность и бесстрастие духа» (сборник эссе, в основном о литературе), М., 1998; «Великие религии мира», М., 2001; «В тени Вавилонской башни», М., 2004. Многие его произведения переведены на европейские языки.

Философия и религия

По своей типологии мировоззрение Померанца относится к религиозной философии всеединства. Религия для него не «частное дело», а цельное знание, универсальный методологический принцип. Науки изучают частности. Рациональность (отвлеченные начала) может описывать лишь отдельные аспекты, но не жизнь в целом, которая остается невыразимой на концептуальном уровне. Померанцу близка философия невысказанности, непостижимого Николая Кузанского и его «Docta Ignorantia» (ученое незнание). Отсюда же и его любовь к Востоку, к дзэн-буддизму. Выразить целое может лишь мифопоэтический образ. Отсюда же интерес Померанца к поэзии и религии. Именно поэтому он пишет в неакадемическом жанре эссе, хорошо понимая пределы определимо­сти. Померанц повторяет слова Л. Витгенштейна: «мистики правы, но их право­та не может быть высказана, так как она противоречит правилам грамматики», вспоминает «благородное молчание» Будды.

Религия — это связь человека с вечностью, а вечность не гремит, в нее надо вслушиваться. Вечность, глубина — это для Померанца больше, чем поэтиче­ские метафоры, это — высшая реальность. Он не доверяет четким, застывшим догматическим определениям.

Излюбленной для Померанца является метафора глубины. Он цитирует митрополита Антония (Блюма): «Каждый грех есть, прежде всего, потеря контакта с собственной глубиной». Для Померанца характерно принципиальное неприятие всех видов редукционизма, одномерных теорий: марксизма, фрейдизма, дарвинизма и прочих идеологий. «Я не верю в правду одного принципа, я верю в правду диалога. Но стиль полемики важнее самого предмета полемики, важнее победы в споре». При столкновении разных принципов возникают антиномии, судьба правды быть разделенной. Идеологии ориентированы на политический интерес. Концепции — инструменты для исследования истины, а не сама истина. Известна взаимодополнительность разных концепций. Менее очевидна взаимодополнительность объективного (безлично-холодного) и субъективного (эмоционально-интуитивного) подходов. Объективность, по Померанцу, — вовсе не синоним истины. Религии — это ориентация на живую вечность. Другое дело, что на социокультурном уровне религии исторически очень искажены. Но в своей глубине они сходятся и говорят об одном: о добре, мире, любви и милосердии. Чтобы пережить и понять это — нужны духовные усилия. Но другого пути нет.

Что есть истина?

Согласно Померанцу, нет никакого готового пути, который гарантированно ведет к Истине. Но есть пути, которые проходят близко от нее. Чтобы войти в Истину, надо свернуть с дороги, самому проложить путь, вдоль следа Божия. Существует зло, которое есть инерция добра. Все, что становится инерцией, становится злом. Бог — это вечная динамика, это открытость и риск. Инерции опасны для религии. Именно инерция заставила людей думать о будущей жизни вместо того, чтобы воскреснуть в этой. Инерция увела людей от Царствия Божия внутри нас к поискам теплого места за гробом. «Воскресение — это не только мое воскресение. Я хочу, чтобы во мне воскресли те, кого я любил. Мы должны помочь иконе (нашему эйдосу) воскреснуть в нас». «Человек живет в нигде, и только в никогда (то есть без идолов) он находит свое завершение, свою вечность. Ныне из запутанности рождается свобода, из свободы — любовь, из любви — новая запутанность. И только немногие проходят через царство Люцифера легкими, неслышными шагами, не путаясь в его соблазнах. Как жил Лао-цзы, как шел по водам Христос».

Историософия

Померанц полагает, что нет жесткого закона, управляющего историей. Есть множество законов, противостоящих друг другу (конфликт законов), есть некая равнодействующая. Пророки, люди избранные Провидением, порой угадывают какую-то неожиданную, скрытую возможность и осуществляют ее, часто погибая. В то же время он заметил большое сходство между проблемами модернизации стран Азии, Африки и России. Россия также относится к группе «стыковочных», «перекресточных», смешанных культур. Здесь было влияние Византии, Скифии, Великой степи и Запада. Создать из всего этого устойчивую форму было непросто. В России чередуются периоды «смуты», дикой степной воли, деспотизма. Развитие русской цивилизации шло через усиление рабства, а не свободы. России предстоит сделать большие духовные усилия по преодолению хаоса и эклектики в себе.

Из западных социологов ему наиболее близок Роберт Белла (р. в 1927 г.), у которого он позже обнаружил ту же мысль на примере модернизации Германии. Белла указал на две основные тенденции в ходе модернизации — романтический национализм и радикальный социализм. В другой формулировке — почвеннический интуитивизм и западный (просвещенческий) рационализм. Отдавая должное тому и другому, Померанц замечает, что первый более хорош для искусства, «для души»; второй — для созидания политического социума.

Померанц считает, что теория пассионарности Л. Н. Гумилева слишком натуралистична. В этой теории криминальная пассионарность принципиально не отличается от религиозной. Гумилев считал, что пассионарны только этносы. Померанц же говорит о возникновении суперэтносов, созданных мировыми религиями. Энергетика суперэтносов более высокого порядка. Он не признает того, что Л. Н. Гумилев назвал «химерическими комплексами» (антисистемами) из органически несовместимых этносов. Суперэтносы — это западный христианский мир, мир ислама, индуистско-буддийский мир Южной Азии и конфуцианско-буддийский мир Дальнего Востока. Эти четыре коалиции разнородных культур и этносов, опираясь на мировые религии, исторически доказали свою способность переносить длительные кризисы.

Своеобразной параллелью к теории этносов Л. Н. Гумилева является, по Померанцу, теория культур К. Леви-Стросса. Двух мыслителей объединяет важная черта: отказ от принципа духовной иерархии культур. В этом смысле они — предтечи мультикультурализма, избегающего оценочности. Культура Древней Греции и тюремная, например, субкультура мультикультурализмом изучаются как равно имеющие право на существование. В этом смысле можно предположить, что Померанц ближе к гегелевской философии, где вся мировая культура рассматривается как последовательная манифестация Абсолютного Духа.

С Солженицыным у Померанца больше общего: последовательный антикоммунизм и сочувственное внимание к почвенничеству. Но все же их разделяют сами типы их духовных структур. Померанц не приемлет того, что он называет «страстной односторонностью». Померанц так кратко сказал о своем великом современнике: «он слишком хорошо знает, как надо».

Истина и сила созерцания

Предельным условием ощущения невыразимой целостности является тишина созерцания, что роднит мировоззрение Померанца с апофатической во­сточной религиозной культурой. Сегодня, в технологизированную эпоху, ориентированную на быстрый эффект и измеримый результат, мысль о духовной силе созерцательности и самоуглубления сознания может показаться странной. Это выражается в недостаточной популярности работ Померанца. Суть истины созерцательности он поясняет на простом примере: будучи на природе, нужно ей внимать, а не глушить ее, например, крикливой музыкой. Сегодня, по Померанцу, нужны не деконструкции и не реконструкции. Нужно вслушивание в тайну Бытия, благоговение перед непостижимым, способность везде разглядеть «след Божий». «Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое и правое дело. Спасти может не страстная односторонность, а ощущение целого и «бесстрастие духа». Это не означает, что Померанц — полный квиетист. «Я сознаю, что всякое практическое действие не безупречно, но бездействие порой бывает еще хуже». Померанц следует восточному принципу минимально необходимого действия.

В целом для Померанца жизнь — это путь мудреца с учетом всей многомерности жизни. Этот путь — к Богу, через глубину в себе, к людям, к добру. Жизнь сложна. Все изучить невозможно, поэтому важно не потерять и развивать в себе чувство истины. Однажды он сказал: «Я хочу, чтобы у меня была тонкая кожа».

В конце 1980-х гг. Померанц пришел к обоснованию религии и глубинной философии как основам человеческого бытия. Отказ от наукообразных и мифо­логизирующих идеологий, «самостоянье» личности в религии и культуре, путь в глубь себя взамен растворения в массе — таков предложенный Померанцем выход из духовных и политических кризисов современности. «Только новый дух, найденный в собственной глубине, может нас вывести из трясины. И об этом, собственно говоря, идет речь во всех моих книгах».

Таков Померанц — живой мудрец среди нас. 13 марта ему исполняется
90 лет. Долгих лет жизни Вам, Григорий Соломонович!