Лидия Григорьева

САМСОН И ДАЛИЛА

Она спустилась в спящую долину,

звезда блеснула, словно в речке язь...

Самсон, Самсон, спроси свою Далилу:

куда ты на ночь, сука, собралась?

Стоит туман удушливый в низине,

и лунный воз гремит порожняком.

Спроси, Самсон, что у нее в корзине

прикрыто материнским рушником?

Куда идет Далила на ночь глядя?

Какую мать?! — ей повидать! — кричи...

Но спит Самсон, поразбросавши пряди,

доверчиво раскинувшись в ночи.

 САД У ДВОРЦА

У Букингемского дворца

чадит цветочная пыльца.

Лоснятся заросли камелий,

они с изнанки и с лица

холодным светом багреца

бликуют, словно в лампе гелий.

Под шум моторов и колес,

как необтесанный утес,

непризнанный кичливый гений,

стоит дворец. Он в землю врос,

забредши в палисадник грез

и в сад напрасных побуждений.

Ограды каменная клеть.

Сады, что можно рассмотреть,

лишь если ты паришь, как птица.

Глаза и вперить, и впереть

в ту небывальщину, что впредь

перед рассветом будет снится.

Истории живая нить —

ее возможно туго свить,

изъяв из праха или глины.

А лепестки, как пену взбить,

и аромат начнет струить

сад — на имперские руины.

РАССВЕТ В ВЕНЕЦИИ

Как будто с барского плеча

приспущенная, заблистала

золотканная парча

заплесневелого канала...

Провис небесный потолок,

весь в звездах и незрелых лунах.

И ветер к свету поволок

сиянье, скрытое в лагунах.

И зимний ветер за углом

бил в тамбурин и бубен медный.

И заискрился над челом

венец Венеции рассветной.

 ТЕМНАЯ ЗИМА

Что-то нынче мало свечек

на небе зажглось.

Как проснешься, тут же вечер!

Или даже — ночь.

И проснуться-то морока,

жить — причины нет...

Кто-то вырубил до срока

весь небесный свет.

Только, завтраком напичкан,

вышел: куча дел!

День обуглился, как спичка,

вспыхнул, зачадил.

Эта темь всему помеха,

впору попенять:

нет ни радости, ни снега —

нечему сиять.

Длится, воли нас лишая

и сводя с ума,

эта личная, большая,

темная зима...