Лидия
Григорьева
САМСОН
И ДАЛИЛА
Она спустилась в спящую долину,
звезда блеснула, словно в речке язь...
Самсон, Самсон, спроси свою Далилу:
куда ты на ночь, сука, собралась?
Стоит туман удушливый в низине,
и лунный воз гремит порожняком.
Спроси, Самсон, что у нее в корзине
прикрыто материнским рушником?
Куда идет Далила
на ночь глядя?
Какую мать?! — ей повидать! — кричи...
Но спит Самсон, поразбросавши пряди,
доверчиво раскинувшись в ночи.
САД У ДВОРЦА
У Букингемского дворца
чадит цветочная пыльца.
Лоснятся заросли камелий,
они с изнанки и с лица
холодным светом багреца
бликуют, словно в лампе гелий.
Под шум моторов и колес,
как необтесанный утес,
непризнанный кичливый гений,
стоит дворец. Он в землю врос,
забредши в палисадник грез
и в сад напрасных побуждений.
Ограды каменная клеть.
Сады, что можно рассмотреть,
лишь если ты паришь, как птица.
Глаза и вперить, и впереть
в ту небывальщину, что впредь
перед рассветом будет снится.
Истории живая нить —
ее возможно туго свить,
изъяв из праха или глины.
А лепестки, как пену взбить,
и аромат начнет струить
сад — на имперские руины.
РАССВЕТ
В ВЕНЕЦИИ
Как будто с барского плеча
приспущенная, заблистала
золотканная парча
заплесневелого канала...
Провис небесный потолок,
весь в звездах и незрелых лунах.
И ветер к свету поволок
сиянье, скрытое в лагунах.
И зимний ветер за углом
бил в тамбурин и бубен медный.
И заискрился над челом
венец Венеции рассветной.
ТЕМНАЯ ЗИМА
Что-то нынче мало свечек
на небе зажглось.
Как проснешься, тут же вечер!
Или даже — ночь.
И проснуться-то морока,
жить — причины нет...
Кто-то вырубил до срока
весь небесный свет.
Только, завтраком напичкан,
вышел: куча дел!
День обуглился, как спичка,
вспыхнул, зачадил.
Эта темь всему помеха,
впору попенять:
нет ни радости, ни снега —
нечему сиять.
Длится, воли нас лишая
и сводя с ума,
эта личная, большая,
темная зима...
