НОВЫЕ ПЕРЕВОДЫ

РАССКАЗЫ ШВЕДСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

Ханс Гуннарссон

Столкновение

Да знал ли кто толком что-либо об этих престарелых сестрах, которые жили у поворота, где дорога из гравия переходила в асфальт, кроме того, что они болезненно застенчивы и, должно быть, живут там с раннего детства? Да и были ли они в действительности сестрами? Так, во всяком случае, говорили в поселке, и Рейне был с этим согласен. Сус тоже так считала, хотя время от времени и бросала, что они лесбиянки, пара престарелых «лесбо», укрывшихся от осуждающих взглядов. Лесбиянки или нет, только жили они всегда особняком. Дом их или, скорее, та его часть, которая была видна, казался местом, забытым Богом еще в сороковых годах. Сад был густой, заросший: корявые, замшелые яблони и ветвистые сливы. Разросшиеся кусты и трава в метр высотой. Более запущенного сада и представить было нельзя, хорошо еще, что до ближайшего соседа было более полукилометра, а не то за подобное содержание сада давно бы уже получили нарекания от поселковых властей или кто-нибудь еще. А как там у них в доме было, никто и знать не хотел. Там проживал кошмар, что было и страшно и притягательно. Хотя говорили о них немного. И это казалось несколько странным Рейне и Сус, которые переехали в поселок относительно недавно. Они задавали вопросы и получали терпеливые и уклончивые ответы: дескать, не обращайте на них внимания, они и мухи не обидят. Понимай это так: еще немного — и их заросшего, как джунгли, сада и в помине не будет. И никто не считал, что их надо было бы определить в какое-нибудь заведение. Нет, пусть каждый занимается своим делом: мы — своим, они — своим. К этому мнению вскоре присоединились и Рейне с Сус, прежде всего Рейне. «Зачем копаться в их жизни, они же в нашей не копаются?» — так он обычно говорил Сус, когда та заводила речь об этих женщинах. К тому же видели кого-то из них крайне редко, во всяком случае при свете дня. Скользнет иногда тень, и не более. Случалось, что одну из них видели на дороге. И тут уж надо было глядеть в оба, потому что поведение их в этих редких случаях было каким-то странным и неприличным. Минувшей осенью, как только Сус заметила одну из них в неясном свете фар, та тут же бросилась в канаву. «Прямо как я не знаю кто, черт возьми». Сус это так описывала, что Рейне расхохотался во всю глотку. Однако и соседи и почтальон подтвердили верность ее наблюдений, так их обычно и видели — словно что-то трепыхается на обочине.

Именно так Рейне и описывал их сейчас полицейскому, который только что позвонил им в дверь.

— Вы хотите сказать, что они настолько боятся людей, что кидаются в канаву, едва заметят машину?

— Да, — сказал Рейне.

— Боже мой…

— Да, они немного странные, — заполнил Рейне паузу. — А как на нее наехали?

— Именно это мы и пытаемся выяснить, — сказал полицейский. — Ваша жена… вы думаете, она в состоянии ответить на некоторые вопросы?

— Нет, не знаю, она отдыхает, — сказал Рейне и мотнул головой в сторону второго этажа. — Она немного не в себе…

— Понимаю, — кивнул полицейский. — Только хорошо бы нам с ней поговорить. Может, она нам позвонит, когда ей получше будет.

Он протянул визитную карточку.

Рейне взял карточку, не взглянув на нее.

— Не буду больше мешать, — сказал полицейский, попрощался, вышел на крыльцо, но вдруг остановился, обернулся и спросил: — Кстати, где сейчас ваша машина?

Рейне посмотрел на него, словно не понял вопроса.

— Это просто формальность, — объяснил полицейский. — Мне нужно на нее посмотреть. Она у вас в гараже, что ли?

Рейне взглянул в сторону гаража, в который он меньше чем два часа назад загнал свой «сааб», но видел он перед собой не гараж…

— Мы все равно разводиться собираемся, — сказал он.

Он сказал что думал и чего не успел сказать два с половиной часа назад.

Он стоял возле раковины на кухне и чистил картошку, дожидаясь, когда Сус вернется домой, чтобы вызвать ее на разговор. Все время после полудня он бродил и терзался, пробовал разные интонации, перебирал начальные фразы, начиная с неуверенной «Знаешь, нам надо поговорить» и кончая резкой «Я хочу развестись». «А как дойдет до дела, скажу, скорее всего, что-то совсем другое», — подумал он, и, чтобы отвлечься, поставил «Роллинг стоунз» «Стики фингерс» на полную катушку, пошел на кухню, вывалил картошку в раковину, надел перед­ник и принялся готовить обед, который никто не станет есть. Он чистил картошку под краном и заметил присутствие Сус, только когда из гостиной перестала доноситься музыка. В следующее мгновение она уже стояла на пороге, задыхаясь, и звала его, потому что что-то случилось.

— Мать твою, как ты меня напугала, — сказал он. — В чем дело?

— Иди сюда и все.

— Что такое? В чем дело?

Сус ткнула пальцем в сторону прихожей.

— Одна из этих женщин, — сказала она, — лежит там в канаве, я не знаю, может, она мертвая.

— Что ты мелешь?

— Одна из этих старух-сестер…

— Мертвая, — прервал он. — Какого хрена она мертвая? Она просто испугалась тебя, они такие.

— Там яйца повсюду!

— Что?

— Она просто там лежит, — сказала Сус. — Пойдем со мной, пойдем же.

Она исчезла в прихожей.

Он все стоял у раковины, даже и не думая куда-то идти.

— Какие еще на фиг яйца? — закричал он.

— У нас фонарик есть?

Он слышал, как она роется в комоде, стоявшем в прихожей.

— Ты не остановилась и не попыталась с ней поговорить?

— Я просто хочу знать, жива ли она, — отрезала Сус из прихожей. — Есть у нас фонарик или нет?

Он вздохнул, швырнул картофелечистку в раковину — и почти налетел на Сус в дверях.

— Где? — спросила она.

— В машине, — раздраженно сказал он и протиснулся мимо нее. — Он в бардачке лежит, там, где и всегда.

— А ты-то пойдешь со мной?

— А как ты думаешь? — сказал он, влез в ботинки, плюнув на незавязанные шнурки, рывком натянул на себя кожаную куртку и пошел за ней к машине.

Даже машина его больше не радовала. Ему казалось, что за последние полгода он ни разу не смеялся. Он с надутым видом уселся на пассажирское сиденье и тут же заметил, что забыл снять передник, однако решил, что ему это теперь по фигу. И Сус тоже. Она повернула ключ зажигания и задом вывела машину на дорогу.

— Фонарик, — сказала она.

— Спокойно, — ответил он и открыл бардачок.

Там лежал фонарик, но, сколько бы он ни нажимал на резиновую кнопку, тот и не думал светить.

— Наверное, батарейки, — сказал он, потряс фонарик, затем стал бессмысленно стучать по нему ладонью.

Они проехали мимо старого поддона, куда доярки раньше ставили бидоны.

— Смотри внимательно, — сказала Сус, не отрывая взгляда от дороги.

Она медленно ползла на второй скорости, тянула шею, вглядываясь в ветровое стекло. За стеклом было уже темно, хотя времени было всего без четверти пять, к тому же на дороге были проталины, что делало это безнадежное в глазах Рейне предприятие еще более безнадежным. Он бросил фонарик обратно в бардачок, вздохнул, посмотрел на Сус. Он столько хотел сказать. «Вот теперь и скажу», — думал он.

— Она что, много яиц несла? — спросил он.

— Угу.

— Где это было?

— Смотри внимательно со своей стороны.

— Какого черта…

— Смотри и все! — сказала она.

— Но как же, не можем же мы просто…

Она внезапно затормозила, перегнулась через руль.

— Здесь, — сказала она. — Где-то здесь, мне кажется. Во всяком случае, после поворота. Ты иди, а я за тобой медленно поеду.

Рейне указал пальцем в ветровое стекло.

— Это не она перед нами идет? — спросил он.

Она дернула головой:

— Где?

— Шутка, — сказал он. — Боже мой…

Она повернулась и уставилась на него в каком-то исступлении.

— Мать твою, — сказал он. — Чем мы тут на самом деле занимаемся?

— Ты что, не можешь помочь? — спросила она. — Не можешь, да?

— Да не будь ты такой истеричкой.

— Тогда пойди и посмотри! — она почти кричала. — Она где-то там лежит, понимаешь ты!

— Конечно! Ясно! — сказал Рейне и тут же вышел из машины, хлопнув дверью.

Он в раздражении прошел немного вдоль придорожной канавы, затем остановился в свете фар и театрально позвал:

— Бабуля, ты где? Где ты?

В тот же миг участок леса перед ним осветился, он обернулся, поднес руку к лицу и, прищурившись, посмотрел на встречную машину. Она приостановилась, и Рейне увидел, что это Бергстрём, электрик.

Бергстрём опустил боковое стекло и спросил, все ли в порядке.

— Да-да… да-а…

— Тебе что, кирпич на голову упал?

— Что?

— Ну да, или как это там называется. — Бергстрём опустил глаза, и тут Рейне заметил, что он все еще в переднике.

— Да-да… можно и так сказать…

— Она что, беременная у тебя?

— Кто?

— Жена.

Рейне повернул голову и вначале не увидел Сус. Она вышла из машины, он некоторое время искал ее глазами, пока не заметил ее силуэт, согнувшийся над канавой. Он ничего не понял. Она стояла метрах в пяти от их машины, ее рвало. Он снова посмотрел на Бергстрёма. Не зная, что сказать, он улыбнулся и покачал головой.

— Не-а, — ответил он уклончиво и медленно пошел к машине.

По какой-то неопределенной причине или просто из любопытства Бергстрём немного подождал, прежде чем отъехать, и, если бы он не задержался, Рейне, возможно, и не увидел бы того, что увидел минуту спустя: пятно на капоте, небольшую вмятину на металле, шириной примерно в сантиметр прямо над правой фарой…

Задние фары Бергстрёма исчезли за поворотом. Рейне посмотрел в сторону Сус, она все еще стояла согнувшись над канавой, а он все не понимал… Он осмотрел капот. Какого хрена… Он разглядывал и даже понюхал незнакомое пятно, а потом осторожно провел по нему пальцем — и тут же быстро отдернул палец, посмотрел, ничего не разглядел, выставил палец под свет фары…

И тут он словно перестал думать, просто действовал. Ринулся к Сус и потащил за собой, тело ее так обмякло, что он скорее принес, чем привел ее обратно к машине, усадил на пассажирское сиденье.

— Рейне…

Он захлопнул дверь и быстро прошел к водительскому месту, рывком уселся за руль, нажал на газ, сорвался с места и укатил. Он бросил на нее быстрый взгляд, она ничего не сказала, и он снова посмотрел на дорогу, перешел на третью передачу, увеличил скорость, на четвертую… И только через несколько сот метров в голове его молнией пронеслось: что же я делаю? И тут он затормозил.

Остановился посреди дороги…

А теперь он стоял, переминаясь с ноги на ногу, на линолеуме в прихожей и объяснялся с полицейским, который не понимал, о чем речь.

— Вы собираетесь разводиться?

В сознании Рейне, когда он повернулся и встретил вопросительный взгляд полицейского, теснилось так много слов, но вымолвить он сумел только одно из них.

— Яйца? — спросил он.

Перевод с шведского Елены Самуэльсон