АЛЕКСАНДР СТЕСИН

* * *

Раскрывается целиком,

что разгадывал по частям.

Тянет мартовским холодком.

Длится жизнь твоя, прячась там,

где, по очереди дымя

в одну форточку, жили год,

как те двадцать лет у Дюма.

Есть у времени тайный ход.

Для игравшего на износ,

для исчезнувшего сиречь,

тесный лаз. Пыль щекочет нос.

Надо тихо совсем сидеть,

как в отцовском чулане, за

цедрой пахнущими пальто.

И поверить никак нельзя,

что не ищет тебя никто.

Смолкнет хор, с которым сольюсь

в новостройке, где все свои.

Будет наш счастливый союз,

как «и краткое» вместо «и».

Раскрывается, как бутон,

внутрь себя направленный глаз;

четко видит стены бетон

или времени тесный лаз.

Или двор, где росли, как цех

игровой: в чижа, в домино.

В черный ящик играть в конце,

уповать на двойное дно.

* * *

Только во сне ключевой материал закрепляется,

весь поименный, представленный, как на суде,

в свете ином —  этот свет; за детали цепляется

этот не-сущий, но что-то несущий в себе.

Только во сне. Отмети подоплеку идейную,

страха и праха налет, штукатурной пыльцы

с лестничной клетки, откуда в квартиру отдельную,

точно в пещеру Платона, въезжают жильцы;

в узком проеме буксуют, пытаясь рояль внести.

Клацают клавиши перед уходом во тьму.

Это не сон, если нет объективной реальности,

свойства которой противопоставить ему.

Это субстрат, не принявшая форму материя

в недрах жилья, где кончаются «эйдос» и «нус»,

по типовой планировке, в густой темноте ее —

все, что со мной поименно, пока не проснусь.

* * *

Вроде было, чем                   

Бог послал, замутнено сознанье.

Вроде был лучом

озарен бетонный корпус зданья.

Вроде ладил слог

некто, направлявший в вечность оды,

до того, как слег.

Шерри-бренди, ангел, соки-воды.

На дворе трава,

симбиоз газона и бурьяна.

И в кульке трава

для вечерней встречи без баяна.

И подтек от той

краткой встречи с пролетариатом.

И гремит пустой       

тарой транспорт, пролетая рядом.

И висит белье,

как экран для пригородной зоны.

И растет былье,

но приходит время стричь газоны.

* * *

Одноклассник Джеф Б., самопровозглашенный битник,

растаман, анархист и толкатель пустых речей,

обижавшийся на все шутки, кроме обидных,

трудный сын, но любимчик в еврейской семье врачей,

пишет письма домой на манер оссианских песен:

бесконечная сага его похождений с одним

famous poet from Russia по имени А. М. Стесин.

Впрочем, возможно, это лишь псевдоним.

Вот уже третий год живут они, изучая

священный Танах, созерцая прекрасный вид

из окна общежития в Хайфе. За чашкой чая

А. М. Стесин пытается переводить на иврит

русских классиков... Ради покоя родителей, что ли,

эта странная байка придумывается взахлеб

бедным Джефом, с которым поссорились еще в школе

и с тех пор не видались. Дойдя до вопросов в лоб,

где ты был и зачем, чем намерен заняться дальше,

забредают в тупик разговоры начистоту.

Где мы были и где — в мягкой форме родным преподашь ли —

предстоит оказаться, ощупывая пустоту.

Где, болея умом, из палаты в районном дурдоме

пишет письма один, принимает на веру другой

голливудские сны, правду-матрицу жизни долдоня.

Это только фасад, декорации тесной грядой.

Мы еще приспособимся с жизнью текущей сладить,

оправдаем надежды интеллигентных семей.

На прожиточный — с миру по нитке. Пейзаж на слайде,

где газон зеленей и участок неба синей,

как в клиническом воображенье дружка-экстремиста,

где гуляет мое альтер-эго в шаббатской кипе,

до последней минуты, когда под откос устремится

не весь поезд, а лишь отведенное нам купе.

* * *

                                                                        А. Л.

Вот «книжный полк»: Декарта, Канта, Конта

вся критика, внеклассный список весь,

не взятый в толк. Вот человек: о ком-то,

далеком-близком, мыслящая вещь.

О ком? Вот, из знакомых черт сложившись,

оказывается лицо ничьим.

В тираж выходит диалог, лишившись

посредника. За чтением ночным,

где вперемешку синтез и анализ,

уснет душа. И если за стеной

взаправду будет мир иной, она — лишь

оказия для писем в мир иной.

Чеши, курьерша, к адресатам мнимым,

вступай в причинно-следственную связь

с необходимосущим Анонимом,

хоть так и неизвестно, кто из вас

причина, а кто следствие. Заполни

весь промежуток между «Он» и «Ты».

Вот невозможность целого. Запомни

родные по отдельности черты.