ОЛЕГ КЛИШИН

 Облака

Июльских облаков скульптурная лепнина,

небесные клубы, белейшее руно,

сквозная бирюза, песок горячий, глина,

под радужной дугой земли глазное дно.

Ветхозаветный прах тридцатого колена,

как солнечная пыль единственного дня.

Ахейские мужи, прекрасная Елена…

Чуть-чуть бы — и застал Троянского коня

на берегу морском. В плену палеозоя

воображение, как муха в янтаре,

в немыслимых слоях известняка и зноя…

Ну что еще сказать о том календаре?

Все то, что вне его, недолговечней блица.

Из саблезубой тьмы глухой протяжный рык.

Ракушка под рукой — та самая крупица,

невиданных эпох невероятный стык.

Качнулась колыбель… век бронзовый, железный,

век золотой… Держись! — вот Библия, вот миф.

И облака вверху вне времени, над бездной.

Увидишь их, в любой момент глаза открыв.

 Выбор

Эта монетка вряд ли спасет.

Решка, двуглавый орел.

Два варианта: нечет и чет.

Вот до чего ты дошел.

Некуда дальше. Предательский звук

запечатлен в серебре…

Может, еще раз подбросить? А вдруг!..

Вдруг устоит на ребре?

Процедура

Врач с медсестрой о чем-то о своем

беседуют. Обыденное дело

для них: «Держите. Так. Теперь сожмем

покрепче». На подопытное тело

почти не глядя. Сколько этих тел

проходит за день, за год! На кушетке

очередное... «Доктор, я хотел...» —

Слова в грудной так и остались клетке.

Больного слабый голос пресечен

уверенным движеньем женских пальцев

в резине обтекаемой. О чем

еще сказать грядущему страдальцу?

Терпение. Еще совсем чуть-чуть.

В руке тряпицу вафельную скомкав,

в конце концов и ты пройдешь свой путь.

В таинственных пока еще потемках

блуждая и пытаясь побороть

сомнения, и в радости, и в горе

живет душа... А что же эта плоть

на ярко освещенном мониторе?

 Утром

Даже шторой нельзя защититься

от лучей, пробивающих ткань.

Разгораясь, трепещет жар-птица.

Растворяется тьма-таракань

в тишине полусонной квартиры.

Легче пуха, нежнее пера

сотворенная женственность мира

ощущается вместо ребра.

 В Доме книги

Тот подлец и ничтожество, с этим

на одном бы гектаре не сел.

Только кто же тебя на том свете

спросит: с кем бы, чего б ты хотел?

Плотный строй — переплет к переплету,

без зазора — один к одному.

Все продажные, значит, по счету

всем воздастся сполна. Никому

скидок нет. И пощады не будет

облаченным в бумажную плоть.

Неподкупный потомок рассудит,

отвращенье сумев побороть:

Who is who в этой тесной когорте.

Мрамор в мелкую пыль искрошив,

неуемный преследыш post mortem

на могиле сшибать барыши

приспособился. Слюни и сопли,

прямо скажем, — паршивая смесь.

Друг заклятый откуда-то с воплем

торжествующим выполз: «Я здесь!»

Кто избавит, спасет? Кто подарит

жизнь другую, свободный полет

ястребиный? Не тот ли очкарик? —

все листает... Возьмет — не возьмет?

 Подарок

Из корзинки достали плетеной,

покрутили: она или он?

С белой кисточкой, с пятнышком темным —

если нравится, значит, берем.

Безымянное солнце сквозь тучи

пробивается, капли дрожат

и сверкают. Ну что ты мяучишь,

покидая невольничий ряд?

Первый спутник изгнанников рая —

на ладони пушистый клубок.

Кто-то выбрал тебя, обрекая

без вины на пожизненный срок.

Быть подарком случайным — удача.

Для того и блуждала впотьмах

осторожная нежность кошачья,

чтобы тихо уснуть на руках.

И никак не могло по-другому…

Выбор сделан. О чем ты? О ком?

Что ответишь, когда по живому

изнутри полоснет коготком?