Татьяна Вольтская

* * *

Вьется робкая тропка, щавель, подбоченясь, цветет,

Оловянные тучи, как ложки в столовой, гремят.

Отдуваясь фонтаном земли, пробирается крот.

Новорожденный лист оглушительной каплей примят.

К шапке болиголова кокардой прилипла пчела,

Желтый выстрел сурепки застыл в камуфляже травы,

Отирая туман с холодеющего чела,

Навзничь луг опрокинулся, и не сносить головы

Ни кудрявому доннику, ни молодцу-васильку,

Ни богатому клеверу в бархате, в сладкой росе.

Кружат бражники, брагой опившись, на спящем лугу,

Приближается утро, и солнце блестит на косе.

 Дом

 1

Сохрани, Господь,

Колючую плоть

Леса возле нашего сада

И пожарный пруд,

Где лягушки поют, —

Большего мне не надо.

Сохрани в саду

Мяту и резеду,

У сарая — две ржавых бочки

И сухие пни,

А еще помяни

Бабу Лелю, работавшую

на почте.

И ее отцу —

От венца к венцу

Он растил свой дом,

Только не жил в нем —

Отпусти грехи.

Пыль из-под стрехи

Помнит, как его уводили,

А прощальный взгляд,

Пронизавший сад,

Никогда не гас.

Помяни и нас —

В волнах света стоящих

 и в тучах пыли.

2

Помянем Осипа, что строил этот дом.

Мы виноваты перед ним, что живы.

Он здесь не спал. Он строил день за днем,

И в теле, как орган, гудели жилы.

Фальцетом пела нежная пила,

И молоток плясал, не нарушая стиля,

И бревен загорелые тела,

Вздохнув, друг в друга намертво входили.

Квадратные объятия избы

Еще теплы, жужжат пчелиным роем

Дрова в печи. Печали не избыв,

Помянем Осипа — и дом его достроим.

Помянем Осипа у старого крыльца,

В пыли опилок, в кружеве из стружек.

Вот мир его, в отсутствие творца

Свечения и ритма не нарушив,

Вращается. Висит на нитках сад,

Дождем подвешен к облаку большому.

И всяк живой пред мертвым виноват,

И всякий мертвый смотрит вслед живому.

* * *

Золотая трава не шелохнется на лугу.

Клевер клейкую сладость под ноги пролить готов.

Подорожник раскрыл ладони — и ни гугу.

Спит под елкой ветер — пастух цветов.

Далеко под холмом пуховый туман лежит.

Полбуханки хлеба темнеет на валуне.

Половина поля скошена — до межи,

За межою кто-то идет ко мне.

Не торопится, видно, — лица не видать пока,

Приникаешь к земле — не слыхать шагов.

Только свита вдали — многокрылые облака,

И зарницы в них — словно лики чужих богов.

* * *

Над заросшею тропинкой

Гордо реет стрекоза,

А под каждою былинкой

Помещается слеза

И катается, как шарик,

Землю мучит, теребит,

Ну, а самая большая —

В круглой выемке, в груди.

И от них идут, вестимо,

Борозды — и вкривь и вкось.

Туча в небе, как картина,

Что повешена на гвоздь

Золотого да косого

Лучика последнего.

И гроша не дам за слово —

Ломаного, медного.

Когда нам сыграют зорю —

В рай ли, в бездну лютую —

Все равно платить слезою,

Твердою валютою.

* * *

Георгины, флоксы, настурции,

Вдоль дороги — елки зеленые,

На веревке — шмотки из Турции,

В кулачке — орешки каленые.

Полбутылки пива «Останкино»

Возле магазина на столике,

И забор, унизанный банками.

Правильно внушали нам стоики —

Прилепляться сердцем бессмысленно

К бренной плоти, к полю цветастому.

Вон девчонка шею намылила

Парню, побушует — и даст ему.

Вон мычит буренка у станции,

Баба Галя шествует с граблями.

Скоро и коров не останется,

Вместо сливок пиво, а главное —

Что там говорится у столика,

Не понять, о чем там хохочется,

Даже если малую толику

Отхлебнуть. По имени-отчеству —

Хорошо, что можно хоть с елками

Всласть навеличаться, а с местными —

Все смешками да недомолвками,

Все кивками больше да жестами.

Может, слово, оно и лишнее.

Продают грибочки да венички

За деревней ближней, за Пижмою.

Вот пойду куплю себе семечки.

* * *

Закружилась блестящая карусель

Многокрылого августа. По дуге

Облака потянулись на запад, ель,

Заскрипев, привстала на каблуке,

Повернулось поле вокруг оси

Золотого луча, обмерла вода,

Зазвенели тяжелые караси

Чешуей, полопались провода,

И как только свечка рванулась вверх,

Стало видно с веранды, из-за стола,

Как планеты яблок, незрелых сфер,

Зачарованно движутся вкруг ствола.