Владимир Рецептер

Савкина Горка

* * *

Багрово солнце за Бугрово

садится, будто бы скользя.

Багрово раскалилось слово,

и вот его сказать нельзя.

Так зелены бугры и сини

сиятельные небеса,

так жизнь прекрасна по причине,

невыяснимой в полчаса;

так высоко душа стремится

в медлительные облака,

что, кажется, легко проститься

со всем, что счастьем звал пока.

Но прошлое так полно, живо

и дорого в своей тщете,

что, кажется, не до отрыва,

и стрелочка не на черте.

Ни произвола, ни протеста,

непредумышлен твой рассказ,

как будто вправду гений места

готов принять на этот раз…

* * *

Положил заниматься вот этим,

а выходит другое совсем…

Что нам светит, лишь тем и посветим

в душном сумраке общих проблем.

Что за глупость — искать продолженья

там, где вышел открытый финал?

Летней тени живое скольженье…

Камня крестного слабый сигнал…

Брошу все и на Савкину горку

по короткой дороге уйду,

отворяя воздушную створку,

забывая беду и нужду.

Вдруг да встречу блаженную душу,

вдруг безлюдьем утешу свою.

Но опять тишины не нарушу,

примостясь на краю, на краю…

Боже мой!.. Отпусти мне старанья

и житейский слепой интерес,

ради паузы непониманья

или тихой подсказки небес…

* * *

                                  Николаю Лебедеву

Красные горы. Синяя река.¹

Хочешь, вернемся сюда на века?

Слёзы проедем. Сучьи пройдем.

Круглая ива. Брошенный дом.

Может, осилим этот домок?

Местный Василий сдернет замок.

Низкие стенки, ладная печь.

Можно усесться, можно залечь.

Вот и дорожка. Вот — огород.

Если картошка, — ешь целый год.

Выправим справку, сходим наверх.

Слышь, автолавку ждем на четверг.

Званье — Межуvпры, аль Межупрыv.

Нам-то для жизни, вам — для игры.

Бродишь по свету, Ванька-дурак,

разницы нету — так иль не так…

Здесь и купальня, здесь и мостки,

здесь и кувшинки, и васильки.

Что нам в европах счастья искать?

Лучше бы в Синей жизнь полоскать.

Только ты соскучишь, наедут егеря —

Толя да Леня, ждали-то не зря!

А там и Коля Лебедев, самый лучший друг!..

Выведут собачек на овсяный луг!..

Станут в круг охотнички, завалят кабана,

с ними выпьем водочки, вот тебе и на!..

Тут и Вася с Тоней тоже подойдут,

загудит застолье, стены запоют!..

Сколько же можно сидеть в городах,

если деревни на бедных хлебах?..

Нету работы, урожая нет,

только охоты праздничный след…

Тут те — колодец, тут те — бадья…

Славный народец, Бог нам судья!..

Красные горы. Синяя река.

Сядем, поедем, вот — облака…

* * *

…За вечным, за мельничным шумом…

                                О. Мандельштам

Мне сны утомительны. Каждую ночь

приходят родные, друзья,

которым я больше не в силах помочь,

и с ними беседую я.

Мы так понимаем друг друга, как здесь

когда-то понять не могли.

И в них растворяюсь я, кажется, весь

за мельничным шумом земли.

А те, что когда-то купались в грязи,

из грязи выходят в князья.

А вины их с ними уже не в связи,

и, кажется, тоже — друзья.

Завистник и лжец о любви говорит

и тащит за праздничный стол.

И я просыпаюсь, устал и разбит,

и вижу, как сон был тяжел…

О, сонное царство отверстых могил,

небесная, чистая знать!

Даруешь ли мужества, воли и сил

бессонно любить и прощать?

Не нужно мне ярости или огня, —

давно закалился в огне, —

пошли мне хоть на день такого меня,

каким я бываю во сне.

И, если успеешь расслышать, внемли:

дай прежде, чем в землю залечь,

за вечным, за мельничным шумом земли

расслышать небесную речь…

* * *

…Там две сосны качались в ритме ветра

и, с места не сходя, глядели вниз,

чтоб навести на призрачное «ретро»,

когда мы наконец-то обнялись.

Так, с места не сходя, и мы качались,

такой внезапной нежности полны,

как будто молчаливо признавались,

как эти две молчащие сосны.

Качались кроны. Наводили глянец

на прошлое под ветром верховым.

Как будто наш забытый полутанец

уже полвека неостановим…

* * *

Запруда, пруд и мельница… Смотри,

вот так вода на лопасть упадала…

А здесь они сидели до зари,

пока не вышло этого скандала.

Там княжеская свадьба сорвалась

от исполненья песенки загробной,

и разлюбил княгиню бедный князь,

и стал ходить на зов русалки злобной…

Смотри — трактир… Охрана у моста…

И разворот строительный повсюду…

Как будто князь вернулся на места,

чтоб заново построить и запруду,

и мельницу… Прорабом на заре

является, и сутки наготове,

чтоб сдать объект хотя бы в октябре,

как памятник утраченной любови...

Да и потом он станет здесь кружить,

шепча слова о радости бесценной…

Ан нет!.. Былого не восстановить,

какие ни построишь мизансцены.

Прощай, «Русалка»!.. Здесь или в тверских

местах твоя история сложилась,

но никаких не хватит мастерских,

чтобы вернулась Божеская милость.

Чтоб загорелась стынущая кровь,

хоть умалишь печали, хоть умножишь.

Прости меня, прости, моя любовь...

Прости, когда услышишь… Если сможешь…

* * *

Невелика могилка,

и камень невысок.

Стучится кровью жилка

в белеющий висок.

Под камнем вся семейка.

Захаживай. Седей.

Оградка да скамейка,

и все — как у людей.

Печальная минута.

Слепая простота.

Куда же самому-то?

Все заняты места.

Просолен и прокурен,

не научился жить,

не догадался, дурень,

местечко прикупить.

И жалко ли, не жалко, —

да ведь решенья нет.

Что, снова коммуналка,

хоть и не этот свет?..

И вот сидишь в испуге,

с надеждой в голове.

Ведь соберутся други,

придут помочь вдове?

Чего о камень биться,

опять борясь с судьбой?..

Бог даст, и все решится

как бы само собой…