Сергей Слепухин

НОВЫЙ БЕРЕГ

Фасмер увидел «берег» в древненемецком «berg».

Сам рассуди: вершину в зыбком открытом море

Не различает глаз: старый хрусталь померк,

И осязанье с чувством вестибулярным в ссоре.

Топки чернильные пятна на торопливой воде,

Эхо сбивает такты дизеля в робкие стайки.

«Се обещание счастья». Где оно, счастье, где?

Выдумай новый берег, выдохни без утайки.

Мы подошли так близко, что различаем себя,

Крики сигнальщиков громче рева ночной бомбежки,

Небо кипит и пенится, море рябит, дробя

Нетерпеливое сердце на безымянной дорожке.

Прожектора, сирены... Следом – ничто, пустота.

Там в темноте различимы вязкие мертвые звуки.

Где ты, заветный берег? Иона во чреве кита

Пережимает горло и опускает руки…

ПРОЩАЙ, ПАРЕЗИЯ

                             «Прощай, Парезия».

              Эпитафия на троянской стеле

Рождает солнце черные круги,

Когда смотрю в глаза его с упреком.

Отчаль, отчаяние, беги, беда, беги

Далёко.

Пора, Парезия. Прощаюсь навсегда.

Грудь вздыбило под крышку саркофага,

Челн опрокинут, и ушла вода

И тяга.

Безвольный локон ветер теребит.

Коснусь и я щеки холодной, зимней.

Прощай, любовь. Не поминай обид.

Прости мне.

* * *

бабочка

крылышко в звездной пыли

нимб головой над

хрупкое кружево не опали

перелетая в ад

ангел

что должен меня спасти

нежный боец эмчеэс

недолговечный хитин в горсти

недостижимых небес

неизмеримый хитин любви

грустной надежды хруст

вымоли вызволи позови

слетом к устам уст

ХОДАСЕВИЧ

Где Париж улегся на ночь,

Легкой поступью идет

Владислав Фелицианыч,

В ногу с ним — бездомный кот.

Кот роскошен как царевич:

Бакенбарды и усы,

С грустью смотрит Ходасевич

На карманные часы.

Им давно пора проститься,

Им «прощай!» сказать пора,

На мосту фонарь дымится

Синей струйкой до утра.

В них стрелы вонзает коготь

Хитрый мраморный амур.

«Помолчим еще немного,

Мур?» — и кот ответит: «Мур!»