ВЛАДИМИР КРЮКОВ

* * *

…И, блуждая далеким путем, возвратиться

В дом, милее которого нет.

Этот всплеск за окном! Но увидишь не птицу,

А встревоженный крыльями свет.

Уведенный во мрак рукотворного ада

Петроградской командой ЧК,

Гумилев, вспоминают, читал «Илиаду»

До того рокового щелчка.

Я гляжу, как незримым потоком струится,

Обнимая меня, тишина.

А ему не дано, не дано возвратиться,

И закрыть «Илиаду», и сесть у окна,

И следить, как сгущается в сумерки время,

И увидеть в положенный час:

Наугад и на ощупь уходят деревья,

Пропадая из глаз.

* * *

Я наклонился завязать шнурок,

Подумал: много пройдено дорог,

А значит, много сделано ошибок.

Крепись, душа. Я плачу как ребенок

О том, что стал не молод и не гибок,

Что долго прихожу в себя спросонок.

Я наклонился завязать шнурок.

И не спеша проделать это смог,

Пока глядел я влажными глазами

На тень свою, разорванную в клочья,

Нежданно набежавшими слезами.

Пока душа меняла оболочку.

* * *

А ведь Хлебников прав был, рукою маша,

прекращая читать, говоря «И так далее…».

Видно, всем этим переболела душа

и свободна была от любви и печали.

Холодна и свободна. Наверно, чиста,

но ведь что-то при этом она потеряла.

И томит, и гнетет, и болит пустота

с освоением, как бы сказать, материала.