ВОЙНА

ГРИГОРИЙ ГЕЛЬФЕНШТЕЙН

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ «ПЕРЛ-ХАРБОР»

Есть в истории Великой Отечественной войны и обороны Ленинграда один эпизод, который с сентября 1941 года и по сей день в значительной степени остается «белым пятном». Как его непосредственный участник, будучи уверен в важности событий, которым до сих пор, по ряду известных и неизвестных мне причин, не было уделено достаточного внимания, я хотел бы рассказать о произошедшем от первого лица.

* * *

Примерно с середины августа 1941 года крупная группировка войск противника — группа армий «Север» — под командованием фельдмаршала фон Лееба начала форсированное продвижение из района Пскова в направлении на Ленинград. Эту ударную группу армий с воздуха поддерживал самый мощный Первый воздушный флот Германии. Противник в то время имел подавляющее превосходство как в технике, так и в живой силе. Уже к началу сентября немецкие войска, форсированно продвигаясь вперед, почти вплотную подошли к Ленинграду. 8 сентября 1941 г. ими был взят Шлиссельбург и вокруг города замкнулось кольцо блокады.

С 10 сентября 1941 года по личному приказу Сталина командующим Ленинградским фронтом и Балтийским флотом был назначен генерал армии Г. К. Жуков. До него Ленинградским фронтом примерно неделю командовал лихой кавалерист времен Гражданской войны маршал К. Е. Ворошилов. За это время он успел сдать врагу целый ряд дальних и ближних пригородов, «подарил» немцам Шлиссельбург и Петергоф и тем самым позволил окружить город.

Приняв командование, Жуков буквально в считанные дни и часы создал на путях возможного движения противника огненный щит артиллерии Краснознаменного Балтийского флота и войск Ленинградского фронта, организовав четкую координацию действий всех звеньев обороны. На передовые линии были выдвинуты наводчики и корректировщики огня, которые при малейших попытках наступления немецких войск вызывали огонь крупнокалиберной артиллерии КБФ. Все подступы к Ленинграду на танкодоступных направлениях были перекрыты огнем противотанковых орудий и орудий зенитных дивизионов войск ПВО.

Вот как уже после войны в своих мемуарах Георгий Константинович охарактеризовал значение Ленинграда для обороны страны:

«С точки зрения политической и военно-стратегической, взятие Ленинграда и соединение с финскими войсками могло еще больше укрепить гитлеровскую коалицию, заставить правительства некоторых других стран, которые все еще колебались, вступить в войну против СССР.

Быстрый захват Ленинграда позволил бы Гитлеру высвободить действующие там германские войска, все танковые и моторизованные соединения, входившие в состав 4-й танковой группы, необходимые для успешного осуществления операции «Тайфун» (условное название операции по захвату Москвы. — Г. Г.). <...>

Для нас потеря Ленинграда во всех отношениях была бы серьезным осложнением стратегической обстановки. В случае захвата города врагом и соединения здесь германских и финских войск нам пришлось бы создавать новый фронт, чтобы оборонять Москву с севера, и израсходовать при этом стратегические резервы, которые готовились Ставкой для защиты столицы. Кроме того, мы неизбежно потеряли бы мощный Балтийский флот.

Для противника взятие Ленинграда означало, что группа армий «Север» и финские войска, действовавшие на Карельском перешейке, легко могли бы соединиться с финско-германскими войсками в районе реки Свирь и перерезать наши коммуникации, идущие в Карелию и Мурманск».¹

Из вышесказанного однозначно следует, что в случае взятия немецкими войсками Ленинграда война перешла бы в такую фазу, что отстоять Москву было бы практически невозможно, и неизвестно, когда стало бы возможно переломить в свою пользу дальнейший ход событий.

В частности, если бы после падения Ленинграда немецкие войска соединились бы с финскими, то были бы разорваны коммуникации, через которые к нам поступала помощь от союзников. Да и вообще весь Северо-Запад страны оказался бы отрезан.

Возможно, Жуков не развивает эту тему в своих воспоминаниях из соображений скромности — поскольку именно ему здесь, на Ленинградском фронте, удалось всего этого не допустить...

Противник прекрасно понимал, что именно наша артиллерия может свести на нет все усилия по овладению городом. В то время огневую мощь одного только КБФ составляли 472 орудия калибром от 120 до 305 мм. Это были орудия кораблей, фортов и 16-ти батарей, смонтированных на подвижных железнодорожных платформах.

Осознав, что главная угроза наступающим войскам исходит от кораблей Балтийского флота, немецкое командование решает уничтожить их мощными ударами своей авиации. Для этого Первый воздушный флот, поддерживавший действия группы армий «Север», был существенно усилен 8-м ударным авиакорпусом, уже прославившимся в ходе боевых действий против Франции и Великобритании.

Специально для того чтобы потопить крупные пушечные корабли, на аэродромы базирования соединений, участвовавших в операции, были срочно до­ставлены тяжелые бронебойные авиабомбы весом в тонну! Одномоторные пикирующие бомбардировщики типа «Юнкерс-87», которыми в основном был оснащен 8-й авиакорпус, с трудом поднимали этот груз.

Попытка осуществления планов противника вылилась в ожесточенную схватку немецкой авиации с силами ПВО КБФ и Ленинградского фронта. Но в годы войны ни одна строчка об этом не была опубликована в ежедневных сводках «Совинформбюро» и тем более в других средствах массовой информации Советского Союза.

Да и в послевоенные годы в книгах, посвященных обороне Ленинграда, наши историки подробно писали обо всем, кроме немецкой авиационной подготовки к генеральному наступлению 1941 года. Не писали потому, что материалов о ней почти нет в наших архивах.

Однако вот свидетельство бывшего командующего Ленинградским фронтом и Балтийским флотом маршала Г. К. Жукова:

«Чтобы подавить или уничтожить нашу мощную морскую артиллерию, которая вела уничтожающий огонь по наступающим войскам группы армий «Север», фашистское командование 21—23 сентября осуществило ряд массированных налетов на корабли и Кронштадт. В этих налетах одновременно участвовало несколько сотен бомбардировщиков. Но интенсивный огонь зенитной артиллерии и решительные атаки советских истребителей сорвали замысел врага: существенный ущерб флоту нанесен не был (курсив мой. — Г. Г.)».²

Итак, из сказанного следует:

1. Что 21, 22 и 23 сентября 1941 года в небе над заливом, островом Котлин и Кронштадтом произошло гигантское трехдневное сражение немецкой бомбардировочной авиации с силами ПВО, примеров которому до этого в военной практике не имелось.

2. Что главной целью немецкой авиации были не наши относительно немногочисленные и в большинстве своем устаревшие корабли-коробки, запертые у Ленинграда и лишенные возможности выхода в море, а крупнокалиберная артиллерия кораблей и фортов Кронштадта.

3. Что в результате произошедшего сражения «существенный ущерб флоту нанесен не был»! Силы ПВО КБФ в тесном взаимодействии с силами ПВО Ленинградского фронта сумели в значительной степени не допустить прицельного бомбометания, отразили удар противника и выиграли битву — сохранили боевой потенциал артиллерии КБФ и эффективно минимизировали наши потери.

В дальнейшем, 7 декабря 1941 года, на Тихом океане Япония предприняла внезапное авиационное нападение на военно-морскую базу Тихоокеанского флота США — Перл-Харбор. Если отбросить романтику секретного перехода через Тихий океан шести японских авианосцев, армады кораблей сопровождения и тридцати подводных лодок охраны, в сражении при Перл-Харборе и в Кронштадтском сражении есть много сходного, заслуживающего сравнения.

То, что произошло в Перл-Харборе, хорошо известно всему миру. Тут ни­кто никаких секретов не делал. О трагическом поражении США написаны книги, сняты кинофильмы, в восстановленном Перл-Харборе созданы мемориалы.

Так что же произошло в сентябре 1941 года у нас, под Ленинградом и Кронштадтом?

* * *

Незадолго до войны, в 1940 году, в Ленинградском физико-техническом институте, руководимом академиком А. Ф. Иоффе, были созданы первые отечественные станции дистанционного радиообнаружения самолетов.
К сентябрю 1940 года опытный образец такой станции, условно названный «Радиоуловителем самолетов» («РУС-2»³), после государственных испытаний под Москвой был принят на вооружение. Этот образец был передан в эксплуатацию в 28-й радиополк ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи), дислоцированный в Баку.

В сентябре 1940 года автор этих строк после окончания средней школы-десятилетки был призван на действительную военную службу в Красную Армию и попал служить в 28-й радиополк ВНОС. Был определен в спецвзвод учебной роты полковой школы, где обучался искусству обнаружения воздушных целей на самом первом опытном образце радиоуловителя самолетов.

В марте 1941 года я был аттестован как старший оператор станции радиообнаружения (слова «радиолокация» в нашем лексиконе в то время еще не было). В начале апреля 1941 года учебная рота полковой школы для дальнейшего прохождения службы была переправлена в Ленинградский военный округ.

13 апреля 1941 года в Советском Союзе были созданы войска ПВО, а в Ленинградском военном округе на базе учебной роты 28-го радиополка был сформирован 72-й отдельный радиобатальон ВНОС, на вооружение которого должны были поступить станции «РУС-2». Они изготавливались тут же, в Ленинграде, на заводе «Коминтерн». Два первых серийных образца мы получили прямо с завода через неделю после начала войны. Один из них направили на Карельский перешеек, поскольку активных действий противника в этот момент ждали прежде всего со стороны Финляндии. Вторую РЛС передали в оперативное подчинение силам ПВО Краснознаменного Балтийского флота, так как на флоте в то время еще никаких радиолокационных средств не было. Я был включен в состав боевого расчета этой РЛС как один из наиболее опытных старших операторов. Первым местом нашей дислокации стала деревня Логи неподалеку от Нарвы. Радиус уверенного обнаружения целей станцией типа «РУС-2» составлял 120–150 км.

В конце июля 1941 года РЛС типа «РУС-2» как весьма сложные по конструкции и капризные в эксплуатации сняли с вооружения. Взамен, прямо на боевой позиции, нам установили новейшую станцию типа «РЕДУТ». Это была уже действительно во всех отношениях отличная РЛС. Радиус уверенного обнаружения целей на ней достигал 200–210 км.

В начале сентября 1941 года наша РЛС «РЕДУТ»-3 после отступления из-под Нарвы была дислоцирована на «Ораниенбаумском пятачке», на высотке в деревне Большая Ижора. Прямой провод телефонной связи соединял аппаратную непосредственно с командным пунктом ПВО КБФ. Кроме того, все донесения о движении самолетов противника мы по радио передавали в Ленинград на командный пункт войск ПВО Ленинградского фронта.

21 сентября 1941 года. Это был ясный, теплый воскресный день. Золотая осень в лихолетье!..

Утром, ровно в 8.00, дежурная смена, которую я как старший оператор возглавляю с первых дней войны, заступает на очередное дежурство. С 8.00 до 12.00 мы будем дежурить в утро всю неделю до 27 сентября. Поэтому в дальнейшем все три массированных авиационных налета пришлись на время дежурства моей смены. И поскольку в то время на всем Ленинградском фронте только наш радиолокатор давал возможность обнаружить вражеские самолеты на удалении 180–210 км от Кронштадта, волей судьбы мне одному довелось следить за ходом операции противника на ее начальной стадии, наблюдая все происходящее на экране индикаторного устройства.

Примерно в 9.50 я заметил несколько больших групп самолетов, почти одновременно появившихся из районов севернее Новгорода, севернее железнодорожной станции Дно и около Луги, где у немцев были крупные аэродромы, и летящих вдоль линий железной дороги в направлении на Гатчину (тогда — Красногвардейск).

Наблюдая цели, я определил, что их общее количество уже превышает
170–180. В каждой группе 18–20 самолетов. Над районом Гатчина–Сиверская походные колонны становятся в большой круг. В это же время наблюдаю, что и с аэродромов у Гатчины и Сиверской тоже стали подниматься самолеты, встраивающиеся в эту карусель. Теперь их общее количество уже 220–230. Начинаю думать, что все они осуществляют какое-то сложное перестроение, но еще никак не могу понять, что они замышляют и куда готовятся лететь дальше. По­началу кажется, что на Ленинград. Но вот вижу, что они разделились на три колонны, примерно равные по числу самолетов... И тут вдруг, в какой-то короткий миг, по еле-еле начавшемуся смещению одной из колонн на запад, я все понял, разгадал замысел врага:

«Это идут на нас, на корабли! Это идут на Кронштадт!!!»

Все кодированные донесения мы незамедлительно, через каждые 30–40 секунд, передаем на командный пункт ПВО в Ленинград. Параллельно информацию по телефону принимают на КП ПВО КБФ.

Теперь мне уже стало ясно, что над районом Гатчина–Сиверская у немцев был назначен «большой сбор». Здесь они из походных колонн перестраивались в три боевые колонны, чтобы затем с трех сторон («звездный налет!»⁴) появиться над кораблями и Кронштадтом!

Разгадал!.. Наша антенная система уже давно почти не вращается. Только примерно раз в три минуты «для порядка» делаю круговой обзор воздушного пространства. Все внимание сейчас на район Гатчина–Сиверская. Опыт работы у меня уже большой, но никогда раньше я еще не видел на своем экране такого количества вражеских самолетов. Вокруг в радиусе до 210 км нигде никого в воздухе нет.

До этого в моей практике не единожды были случаи, когда нашим данным не доверяли. В то время все, что касалось радиолокации, было у нас строжайше засекречено, и непосвященному человеку даже в голову не могло прийти, что с помощью специальной техники можно уверенно наблюдать самолеты на расстоянии 180–220 км за линией фронта.

Вот и теперь чувствую, что там, на КП ПВО КБФ, донесения принимаются как-то слишком бесстрастно. Нет озабоченности, нет никаких к нам вопросов. Но в данном случае недопонимания допустить я не мог! С волнением решаюсь на крайность, на нечто строжайшим образом запрещенное. Как старший по смене, в сложившейся экстремальной ситуации я тоже решил действовать экстремально. Беру у сидящего рядом оператора-телефониста В. Майорова телефонную трубку связи с КП ПВО КБФ и прямо, открытым текстом, говорю дежурному офицеру, который обычно записывает наши кодировки:

– Это идут на вас! Их 230–250!! Давайте тревогу!!!

Меня поняли правильно...

Через несколько секунд мы услышали, как поплыли над заливом, над по­бережьем протяжные звуки тревожных сирен.

А в это время обстановка над районом Сиверской и Гатчины для меня уже полностью прояснилась. Четко наблюдаю три боевые колонны вражеских бомбардировщиков. Одна из них движется на запад, чтобы затем с разворотом вправо выйти к кораблям и Кронштадту с запада, со стороны залива. Другая берет курс на Ораниенбаум, чтобы выйти на Кронштадт с юга. Третья колонна движется так, чтобы, пройдя над Петергофом, с разворотом влево выйти с востока. В каждой колонне 65–75 самолетов.

Но теперь я работаю спокойно. Ушло волнение. Мы сделали свое дело — предупредили своевременно! Фактор внезапности нападения исключен в полной мере. Иногда беру телефонную трубку и короткими репликами поясняю командному пункту ПВО КБФ развитие событий. Чувствую надежный контакт и полное взаимопонимание.

Через 10–12 минут самолеты будут над нами. А над собой наш локатор ничего видеть не может — «мертвая воронка». Еще через 5–7 минут говорю оператору-телефонисту: «Они уже почти над нами. Вокруг больше никого нет! Выйдем, посмотрим на них при подходе, пересчитаем по колоннам». Мне это нужно для проверки методики точного определения количества самолетов в групповых целях.

Не выключая аппаратуры, выходим наружу и, щурясь, вглядываемся в голубое небо. После полумрака в аппаратной яркое солнце слепит глаза. Мы точно знаем, с каких направлений и сколько самолетов летит к кораблям и Кронштадту.

С трех сторон медленно надвигаются три колонны вражеских бомбардировщиков. Да, в каждой 65–75 самолетов. Это «Юнкерсы-88» и пикирующие одно­моторные «Юнкерсы-87». Летят строем по четыре, уступом. Впереди каждой из колонн один самолет — ведущий. Густой, тяжелый гул почти четырехсот могучих авиамоторов нарастает, давит на психику... А земля молчит, затаившись... Бегут секунды.

У кого-то из зенитчиков не выдерживают нервы — следует одиночный выстрел зенитного орудия, и перед носом у ведущего одной из колонн с явным недолетом взрывается зенитный снаряд… Белая шапка разрыва повисла в воздухе.

– Огонь!!!

Это описать невозможно! Это нужно было видеть! Вмиг голубое небо оказалось перечеркнутым дымовыми трассами многих сотен зенитных снарядов, залпом выброшенных в высоту. Вмиг на пути вражеских колонн встали сотни белых разрывов...

В то время в мире еще не было ракетных средств для эффективного уничтожения воздушных целей. Наиболее действенным средством защиты были зенитные пушки и создаваемый ими заградительный огонь.

Вот и тут перед немецкими самолетами вздыбилась стена огня. И нет больше стройных парадных колонн. Разлетелись, рассыпались на группы и звенья. Ищут подходы к кораблям и намеченным объектам. Но никакой «самодеятельности» здесь не было. Каждая группа, конечно же, имела свое конкретное задание, составленное по данным предварительной воздушной разведки.

А с неба на землю сыпались осколки зенитных снарядов. Многие тонны металла, поднятые в воздух скорострельными пушками, дождем падали вниз, со свистом врезались в землю. Чвяк! Неподалеку от нас в землю впивается крупный осколок. Сквозь сплошной гул кричу Майорову: «Уходим! Наше место сейчас в аппаратной!» И вот мы снова у наших приборов. Молодые глаза быстро привыкают к полумраку. Делаю круговой обзор — вокруг никого нет. Вся немецкая авиация сейчас работает здесь.

Над нами происходит гигантское сражение, а мы его не видим: над собой мы видеть ничего не можем... Затем наблюдаю уходящие самолеты. Уходят небольшими группами, уходят и поодиночке. Всех их я считаю по своей «хитрой», но точной методике. По моим данным, за три дня огнем зенитной артиллерии над заливом было сбито не более 20–25 вражеских бомбардировщиков.

22 сентября состоялся точно такой же по сценарию и по времени второй массированный налет, а 23-го — третий. Это освобождает меня от необходимости описывать каждый из них в отдельности. Во время всех трех налетов я действовал так, чтобы полностью исключить фактор внезапности нападения.

В различных источниках появлялись упоминания отдельных фрагментов Кронштадтского сражения и, в частности, данные о количестве вражеских самолетов в тот или иной день. При этом фигурируют совершенно разные цифры. Как бывший старший оператор РЛС «РЕДУТ»-3, в часы дежурства которого происходили все массированные налеты, беру на себя смелость утверждать, что сведения, приведенные мною в настоящей статье, единственно правильны. Число самолетов было точно определено мною при помощи радиолокатора, а затем перепроверено и подтверждено прямым визуальным наблюдением в тот короткий отрезок времени, когда на подходе к Кронштадту все они еще летели строем, тремя колоннами. У меня нет и не может быть никаких причин преувеличивать или преуменьшать количество самолетов противника!

21 сентября их прилетело 220–230. Для первого удара собрали все, что было возможно. По замыслу, первый внезапный удар должен был быть самым мощным — сокрушительным!

22 сентября их прилетело уже только 160–180. Во время первого налета несколько самолетов были сбиты. Некоторые получили повреждения.

23 сентября их прилетело 140—160. Во втором налете, опять же, некоторые из самолетов были повреждены и требовали ремонта. Однако уменьшение количества 23 сентября можно объяснить и тем, что в этот день началось генеральное наступление на Ленинград и часть бомбардировщиков работала над полем боя...

Что касается участия наших истребителей в Кронштадтском сражении, считаю нужным отметить:

В те дни на Балтийском флоте, если я не ошибаюсь, имелось всего два истребительных полка. Они базировались на аэродроме, расположенном вблизи поселка Горская. На вооружении у этих полков были устаревшие и тихоходные деревянные самолеты типа И-16 («Ишачок») и бипланы И-153 («Чайка»). В конце сентября 1941 года в этих двух полках насчитывалось не более двух боеспособных эскадрилий. Кроме того, согласно боевому уставу того времени, нашим истребителям запрещалось входить в зону действия зенитной артиллерии, чтобы не мешать ее работе. Конечно, я не могу полностью исключить того, что наша авиация пыталась противодействовать более мелким группам самолетов противника, прилетавшим во второй половине дня (в основном с разведывательными целями), но, во всяком случае, в часы моего утреннего дежурства (с 8.00 до 12.00) во время массированных вражеских налетов я не наблюдал подъема истребителей ПВО КБФ. Да и много ли могли сделать эти «этажерки» против бронированных армад «Юкерсов-87» и «Юнкерсов-88»?

* * *

Для того чтобы ответить на вопрос, кто победил в Кронштадтском сражении, нужно прежде всего осознать, кто какую цель в нем преследовал.

Поскольку главной целью немецкого командования было уничтожение нашей морской артиллерии, объективно следует признать, что, несмотря на некоторые нанесенные нам потери, эту свою цель противник реализовать не смог!

Соответственно, с другой стороны, для нас главная цель заключалась в недопущении уничтожения артиллерии и кораблей, в минимизации потерь. Нашим силам ПВО и экипажам кораблей это в полной мере удалось.

Прямое и неопровержимое доказательство нашей победы состоит в том, что ранним утром 23 сентября, когда началось генеральное наступление немецких войск, враг был встречен мощным огнем орудий КБФ, не сумел прорвать оборону, понес большие потери в живой силе и технике и был вынужден остановиться.

Вот как говорится об этом в книге «История ордена Ленина Ленинградского военного округа»:

«В отражении вражеского наступления вместе с войсками 42-й армии большую роль сыграли авиация, войска ПВО и Краснознаменный Балтийский флот. Линейные корабли «Октябрьская революция» и «Марат», крейсеры «Петропавловск», «Максим Горький», «Киров», лидер «Ленинград», эскадренные миноносцы «Сметливый», «Стойкий», «Свирепый», «Стерегущий», 4 канонерских лодки и 14 батарей морской артиллерии калибром от 100 до 305 мм обрушивали лавину огня на войска ударной вражеской группировки, перемалывали ее живую силу».⁵

Линкор «Марат» 23 сентября, примерно в 11 часов утра, был потоплен вражеской авиацией. В перечне, как я понимаю, он присутствует потому, что вплоть до этого времени огнем своих орудий принимал активное участие в отражении вражеского наступления.

Но вернемся к сопоставлениям.

Как уже было сказано, 7 декабря 1941 года произошло внезапное нападение японской авиации на крупнейшую военно-морскую базу США на Тихом океане — Перл-Харбор. Этим нападением Япония вступила во Вторую мировую войну в качестве союзника гитлеровской Германии.

Тихоокеанский флот США, на тот момент базировавшийся в основном в Перл-Харборе, значительно превосходил наш Балтийский как по количественному составу, так и по всем техническим параметрам. Это были преимущественно современные корабли с мощным вооружением. В момент нападения японской авиации в акватории порта находилось 93 военных корабля.

В результате двух массированных налетов было потоплено 4 линкора, 1 тяжелый крейсер, 2 эсминца, минный заградитель и 1 танкер. Были сильно повреждены и выведены из строя еще 4 линкора, 3 крейсера, 3 эсминца, 3 вспомогательных судна. На аэродроме Перл-Харбора было уничтожено около 300 боевых самолетов разного типа. Взорваны нефтехранилища, склады боеприпасов и снаряжения, поврежден ряд сооружений и технических средств обслуживания.
В огне пожарищ, во взрывах бомб, в чревах переворачивающихся и тонущих гигантских линкоров в то утро почти одновременно погибло около 4000 военнослужащих США.⁶

По данным Института военной истории МО РФ, впервые опубликованным более чем через пятьдесят лет (!) после окончания Великой Отечественной войны, наши потери в Кронштадтском сражении таковы:

«В результате массированных бомбардировок были потоплены лидер «Минск», сторожевой корабль «Вихрь», подводная лодка «М-74», сел на грунт транспорт «Леваневский». У линейного корабля «Марат» разрушило и оторвало носовую часть до второй башни, и он вышел из строя. Различного рода повреждения, в том числе и значительные, получили линейный корабль «Октябрьская революция», эскадренные миноносцы «Грозящий», «Славный», «Стерегущий», посыльное судно «Пионер», ряд плавсредств. Значительно пострадал и сам город Кронштадт. Серьезные повреждения причинены Морскому госпиталю, Морскому заводу (разрушены два цеха), выведен из строя Завод артиллерийских приборов, повреждены здания, доки, городские коммуникации. В период с 19 по
27 сентября во время бомбардировок погибло несколько сот военных моряков и жителей города».⁷

Все познается в сравнении. Не забывая о драматичности любых утрат и особенно — утрат, исчисляемых сотнями жизней военных моряков и мирных жителей, все-таки нельзя не заметить, что наши потери в Кронштадтском сражении оказались ничтожно малы по сравнению с потерями, позднее понесенными США.

При этом в трех массированных налетах на корабли КБФ и Кронштадт немецкие бомбардировщики «Юнкерс-88» и пикирующие «Юнкерс-87» — в общей сложности около 600, — с учетом их грузоподъемности, по самым скромным подсчетам, несли на своих крыльях бомбовый груз весом не менее
1000 тонн. В Перл-Харборе в двух массированных налетах участвовало около 360 японских самолетов, в основном типа «Мицубиси-Зеро», палубной авиации авианосцев. Все они несли суммарный бомбовый груз не более 250–350 тонн. В то время самолеты палубной авиации не могли поднять такой груз, как бомбардировщики наземного базирования.

И еще следует сказать, что из числа самолетов первой волны, атаковавшей Перл-Харбор, 43 самолета, а во второй волне — 36 самолетов были истребителями прикрытия. Следовательно, в налетах на Перл-Харбор участвовало только  около 280 бомбардировщиков и торпедоносцев.

20 ноября 1941 года в Перл-Харбор была доставлена новейшая РЛС дальнего обнаружения типа SCR-270. Она была установлена на горе Опана и быстро введена в эксплуатацию. Утром 7 декабря 1941 года станция работала в обычном режиме. Но, видимо, у американских радиолокаторщиков не было должного опыта или должного чувства ответственности.

Скажу прямо, что, если бы я в качестве старшего оператора и старшего дежурной смены нашей маленькой РЛС «РЕДУТ»-3 сработал бы так, как оператор американской РЛС в Перл-Харборе, я стал бы виновником трагедии такого масштаба, что сравнить ее с Перл-Харбором было бы невозможно.

Еще утром 21 сентября немцы в дым разнесли бы весь наш Балтийский флот, Кронштадт, Ораниенбаум и подавили бы всю зенитную артиллерию противовоздушной обороны КБФ, а 22 и 23 сентября безнаказанно добивали бы то, что уцелело в первый день. В этом случае рухнула бы созданная Г. К. Жуковым система обороны и в генеральном наступлении на Ленинград дорога была бы открыта…

23 сентября 1941 года в послеобеденное время нашу «точку» в Большой Ижоре посетил адмирал В. Ф. Трибуц. Он командовал флотом до прибытия Г. К. Жукова. В какой должности состоял при Жукове, я не знаю. После того как 6 октября 1941 года Жуков был отозван в Москву, В. Ф. Трибуц вновь принял командование КБФ.

Осознав высокую эффективность нашей РЛС в дни и часы Кронштадтского сражения, адмирал захотел познакомиться с этой техникой лично. Тремя неделями ранее погиб наш начальник РЛС младший лейтенант Гусев, и его обязанности временно исполнял начальник радиостанции воентехник Лившиц. Он не пустил адмирала в аппаратную, ссылаясь на строжайшую секретность объекта и отсутствие письменного разрешения от командования нашего 2-го корпуса ПВО.

Трибуц и Лившиц долго беседовали о чем-то около аппаратной, а затем адмирал собрался было уезжать, но перед отъездом попросил представить ему дежурную смену и того старшего оператора, который работал во время массированных налетов. В присутствии нашего и. о. начальника, инженера РЛС и небольшой группы морских офицеров Трибуц проникновенно поблагодарил нас за отличную работу. Обещал представить всю дежурную смену к высоким государственным наградам, а меня обнял и трижды поцеловал. Затем сказал, что по молодости лет я и сам не понимаю, какое великое дело сделал, в критической ситуации разгадав хитроумный замысел противника и подняв по боевой воздушной тревоге всю ПВО КБФ задолго до появления самолетов над кораблями и Кронштадтом.

Расчувствовавшись, пообещал представить меня к званию Героя Советского Союза. Однако эти обещания закончились ничем... Дело прошлое. Я прожил свою жизнь с сознанием того, что честно выполнил свой долг перед Родиной. Считаю, что долгая жизнь была дарована мне Богом за то, что я сделал 21–23 сентября 1941 года.

* * *

Так почему же всю информацию о Кронштадтском сражении и нашей славной победе закрыли?

Скорей всего, потому, что в то время наши адмиралы еще находились под впечатлением потерь, понесенных в недавнем трагическом Таллинском переходе. Они не смогли объективно оценить итог Кронштадтского сражения с учетом главной цели осуществленных налетов. За отсутствием прецедентов исход битвы представился очередным поражением, и это «поражение» решили по возможности скрыть.

Когда в конце августа 1941 года наши войска под давлением превосходящих сил противника вынуждены были оставить Таллин, из таллинского порта к Ленинграду в разное время (по мере готовности к отплытию) вышло в общей сложности около 200 кораблей и транспортов Балтийского флота. Покидали порт под обстрелом немецких орудий. Шли к Ленинграду и Кронштадту днем и ночью, через свои и немецкие минные поля, подвергаясь почти непрерывным атакам авиации и немецких подводных лодок. Моряки КБФ и эвакуируемые на транспортах войска проявляли чудеса героизма, но понесли большие потери. В Кронштадт пришло всего 138 кораблей и транспортов.

После этого каждый корабль Балтийского флота у нас стали вдвое беречь от повреждений и бомбежек. А 23 сентября во время третьего массированного налета немецким пикировщикам все-таки удалось потопить несколько кораблей, в том числе, линкор «Марат».⁸

Не осознали своей победы в Кронштадтском сражении и по чисто психологическим причинам: прилетели немецкие бомбардировщики, бомбили наши корабли и Кронштадт и улетели почти без потерь. При этом уже не учитывалось, что благодаря действиям наших сил ПВО большую часть бомб противнику пришлось бесприцельно сбрасывать в воды Финского залива и что боевой потенциал артиллерии КБФ немцы подавить не смогли!

Что же мешает в наше время, через шестьдесят лет после окончания Великой Отечественной войны, восстановить справедливость и назвать вещи своими именами?

Мешают в основном разных рангов военные чиновники от истории из Института военной истории МО РФ. У каждого из них свои интересы, и разговор об этом — отдельный. Так или иначе, до сего дня правда о Кронштадт­ском сражении на высоком государственном уровне еще не сказана...

США на своем поражении в Перл-Харборе сумели сделать большой политический и патриотический капитал. Ежегодно 7 декабря проходят тожественные траурные церемонии, американцы чтят память четырех тысяч безвременно погибших сограждан-военнослужащих. А у нас о своей славной победе в сентябре 1941-го за все прошедшие годы и вспомнить никак не могут!

Поражения в битвах нужно помнить, чтобы не повторять совершенных ошибок. Но нужно помнить и победы — ибо они свидетельствуют о мужестве и доблести народа, сыны и дочери которого достойно защитили Родину.

Не потому ли сейчас у нас явный дефицит патриотизма, что мы так легко забываем о своем героическом прошлом?..

Во имя воскрешения исторической памяти и написана эта статья.

² Там же, с. 165.

³ Существовавшая ранее система «РУС-1» по сути не являлась радиолокационной. Принцип ее работы сводился к фиксации пересечения самолетом условной линии, образованной длинной цепью радиогенераторов и радиоприемников (своего рода «радиозабор»).

⁴ Термин, обозначающий авиационный налет с нескольких сторон одновременно.

⁵ История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1974, с. 243.

⁶ См. кн. под ред. Ю. Г. Павленко «Что произошло в Перл-Харборе». М., 1961.

⁷ Труды Института военной истории МО РФ, «Великая Отечественная война 1941—1945 гг.», кн. первая «Суровые испытания». М., 1997, с. 157, 158.

⁸ В дальнейшем силами рабочих Морского завода и оставшихся в живых членов экипажа части линкора, в условиях блокады и наступающей зимы, были подняты из-под воды и соединены. Бывший «Марат» был превращен в мощную несамоходную плавучую батарею. Ему вернули имя «Петропавловск», данное при рождении в 1911 году. Уже в конце октября 1941 года он принимал участие в обстрелах вражеских позиций. Две уцелевшие кормовые башни — 6 орудий главного калибра (305 мм) — и другие его орудия и далее работали на оборону Ленинграда. Лишь в 1953 году линкор был разрезан на металл.