НАШИ ПУБЛИКАЦИИ
ИЗ ПЕРЕПИСКИ Е. П. ПЕШКОВОЙ
27 июля 2006 г. исполняется 130 лет со дня рождения Екатерины
Павловны Пешковой.
Имя этой замечательной женщины неразрывно
связано с именем М. Горького — ее венчаного мужа, отца ее детей, официальной
женой и верным другом которого она оставалась всю жизнь, и с организацией ВЧК —
ОГПУ — НКВД — зловещего спутника советской власти, с разрешения и в контакте с
которой она работала почти двадцать лет — с 1918 г. и вплоть до 1938 г.
Огромное влияние, которое М. Горький оказал на всю ее жизнь, на ее
отношения с людьми и с власть имущими, трудно переоценить, но несомненно, что
смысл ее жизни — служение добру — определили ее личные качества: отзывчивость к
людским бедам, тяга к справедливости, безупречная честность, энергия,
работоспособность. Интерес к ее незаурядной личности начал
расти в последние 10—15 лет после того, как были рассекречены архивы «Бюро Уполномоченного
Польского Красного Креста в СССР», «Политического Красного Креста» и учреждения
«Е. П. Пешкова. Помощь политическим заключенным» — организаций, в
которых она работала и которые возглавляла.
Определяя род своих занятий, Екатерина Павловна писала:
«общественный деятель». Ее общественная деятельность началась в конце XIX века
с устройства детских новогодних елок в Нижнем Новгороде, куда она переехала из
провинциальной Самары, выйдя замуж. Замуж она вышла в 1896 г. (через год после
окончания гимназии) за А. М. Пешкова — начинавшего приобретать известность
писателя М. Горького. В Нижнем Новгороде она оказалась в гуще жизни передовой
российской интеллигенции. В их доме собирались люди, которых заботили судьбы
России, ее народа и общечеловеческие ценности. Такое представление о характере
и масштабе жизни у Екатерины Павловны осталось навсегда. Ее семейная жизнь не
сложилась: в 1904 г. М. Горький, увлекшийся М. А. Андреевой (актрисой МХТа и
членом партии большевиков), оставил семью, а в 1906 г. умерла их дочь.
Екатерина Павловна очень тяжело переживала уход мужа и смерть дочери, но что
касается первого, то благородство ее характера позволило ей встать выше обид. В
дальнейшем ее отношения с Горьким, с которым у них был общий сын, а позже и
внучка, сложились таким образом, что у каждого из них был свой дом, своя личная
жизнь, при этом они оставались друзьями и близкими людьми.
В 1905 г. Екатерина Павловна, участвуя в работе по оказанию
помощи севастопольским революционным матросам,
примкнула к партии эсеров. В начале 1907 г. она выехала из России в Италию, где
к этому времени поселился М. Горький. Годы эмиграции она провела в Италии,
Швейцарии и Париже, главным образом в Париже. Она деятельно включилась в
общественную и политическую жизнь российской эмиграции: участвовала в работе
Парижской эмигрантской кассы по оказанию материальной помощи русским политэмигрантам,
в организованном В. Н. Фигнер кружке помощи каторге и ссылке (»Парижский
кружок») и в других начинаниях российских эмигрантов. В эти годы она приобрела
уважение товарищей по партии1 и безупречную репутацию2 .
В 1914 г. после начала Первой мировой
войны Екатерина Павловна вернулась в Россию. С осени 1914 г. по 1918 г. она
работала в обществе «Помощь жертвам войны», где заведовала Комиссией помощи детям.
В 1915 г. вместе с адвокатом И. Н. Сахаровым (дедом академика А. Д. Сахарова)
на средства Земского и Городского Союзов организовала отряд, занимавшийся
сбором и вывозом детей, оставшихся за линией фронта. Кроме того, в годы войны
она работала в нелегальном кружке «Политический Красный Крест», а после
Февральской революции возглавила Московское бюро «Общества помощи освобожденным
политическим», была выбрана его председателем. В том же, 1917 г. была выбрана
гласной Московской городской думы (благодаря успеху, одержанному эсерами на
выборах)3 .
В январе 1918 г. в Москве был организован «Политический Красный
Крест» (МПКК), Екатерина Павловна явилась одним из его учредителей. Она была
избрана товарищем председателя МПКК, а весной 1922 г. — председателем.
Осенью 1920 г. Екатерина Павловна начала
работать еще в одной организации, имеющей, в отличие от ПКК, международный
статус, обеспеченный Женевскими соглашениями и Международным Комитетом Красного
Креста, — она была назначена Уполномоченным «Бюро Польского Красного Креста в
СССР»4 . Она согласилась
на эту должность после некоторых колебаний, но, согласившись, начала работать
со всей присущей ей энергией. С первых дней своей
работы она проявила качества незаурядного организатора, ей удалось в сложных
условиях войны, разрухи, всеобщего развала добыть необходимые для работы
деньги, продукты, помещение, найти ответственных и добросовестных сотрудников5 . Благодаря статусу
Уполномоченного, Екатерина Павловна могла дважды в году выезжать за границу,
что увеличило возможность собирать средства для помощи политзаключенным и
ссыльным в России.
ПКК представлял собой организацию общественную и правозащитную,
и недовольство его деятельностью у большевистской власти нарастало. Чашу
терпения переполнила активная позиция ПКК, занятая во время процесса ЦК ПСР и
не совпадающая с позицией Верховного Трибунала. 3 августа 1922 г., за несколько
дней до вынесения приговора подсудимым, в приемной МПКК был произведен обыск, в
результате которого были изъяты архив ПСР6 ,
список лиц, получающих пособие от иностранных Крестов, и другие
«компрометирующие» документы. Деятельность МПКК была приостановлена, помещение
опечатано, и против двадцати сотрудников, входящих в комитет МПКК (первым в
списке значилось имя Е. П. Пешковой), было возбуждено (по распоряжению
Дзержинского) следственное дело7 .
Спустя три месяца после этих событий Екатерине Павловне удалось
получить разрешение на продолжение работы по оказанию помощи политзаключенным и
ссыльным8 . Новая
организация называлась «Е. П. Пешкова. Помощь политическим заключенным и
ссыльным» (ПОМПОЛИТ), официальный статус — «благотворительное учреждение,
работающее с разрешения ГПУ», сотрудники называли ее по-прежнему: «Крест».
ПОМПОЛИТ, как и ПКК, занимался материальной помощью заключенным и их семьям, но
правозащитный аспект претерпел большие изменения. ПОМПОЛИТ, в отличие от МПКК,
не обеспечивал юридической защиты своим подопечным, он мог только запрашивать
компетентные органы (ГПУ—ОГПУ—НКВД) и ходатайствовать перед ними.
В тридцатые годы работать ПОМПОЛИТу становилось все труднее:
число репрессированных стремительно росло, средств становилось
все меньше, органы все реже удовлетворяли его ходатайства; основной
деятельностью организации стала справочно-информационная служба. В апреле 1937
г. власти закрыли «Бюро Уполномоченного Польского Красного Креста в России».
Вскоре после этого (в августе 1937 г.) был арестован М. Л. Винавер —
заместитель
Е. П. Пешковой (далее Е. П.) по работе в обеих организациях, он был приговорен
к 10 годам заключения по обвинению в шпионаже в пользу Польши. Е. П. не удалось
его спасти. 15 июля 1938 г. учреждение «Е. П. Пешкова. Помощь политическим
заключенным» было официально закрыто.
После 1937 г. Е. П. занималась в основном увековечением памяти
Горького. Во время войны она снова вернулась к работе, связанной с помощью
людям: была одним из создателей и активным сотрудником организаций, помогавшим
эвакуированным и пострадавшим от войны детям. По окончании войны она вновь
начала хлопотать за осужденных и вновь обращалась с просьбами к власть имущим, теперь уже не имея официальных полномочий, а лишь
используя личные связи. Позже, когда наступило время реабилитаций, Е. П.
помогала людям восстанавливать их добрые имена и попранные права.
Имея официальный статус жены первого (по значимости)
пролетарского писателя, Е. П.
принадлежала к советскому истеблишменту. Но по своему происхождению (из
дворян) и партийной принадлежности (до 1918 г. член ПСР и даже какое-то время
член ЦК ПСР) она не должна была импонировать большевикам. Деятельность ее —
помощь тем, кто был объявлен врагом советского государства, — плохо
укладывалась в рамки большевистской морали. Кроме того, она была связана с
заграничными организациями и с лицами, живущими за границей, что также делало
ее вполне уязвимой в глазах советского правосудия. При этом она никогда не была
репрессирована. О ее двадцатилетней работе по помощи политзаключенным и их
семьям знали в основном те, кого она коснулась. Их было много, но они не
выступали ни в прессе, ни с трибун.
Е. П. не оставила воспоминаний и дневников не вела. Вела
переписку — обширную, как личную, так и служебную, но, будучи конспиратором с
молодости, не распространялась о своей работе по оказанию помощи осужденным в
СССР по политической статье9 . Свидетельства об этой работе, о
том, какую часть ее жизни она составляла, каких сил требовала от нее, мы
находим в письмах Е. П., адресованных Екатерине Дмитриевне Кусковой10 и отправленных или во время
зарубежных поездок Е. П., или переданных с оказией.
Отношения Е. П. и Е. Д. Кусковой (далее Е. К.) представляют для
исследователей отдельный интерес. С одной стороны, существует
мнение, что они были близкими подругами и членами одной масонской ложи11 и что поэтому, выбираясь за
границу, Е. П. всегда изыскивала способы навестить Е. К.
С другой стороны, говорится о том, что Е. П. навещала Е. К. только с прямого
разрешения Ф. Дзержинского, который предоставлял ей такую возможность за
определенные заслуги.12
Нам кажется, что некоторый свет на эти отношения, а также на
отношения ПОМПОЛИТа с зарубежными организациями ПКК могла бы пролить переписка
Е. П. и Е. К. в целом.
В настоящее время письма Е. К. к Е. П., к сожалению, почти все
утеряны (не исключено, что Е. П. их уничтожила), сохранилось лишь несколько,
написанных до 1922 г. (до высылки Е. К. за рубеж). Эти письма хранятся в фонде
Е. П. Пешковой в Архиве Горького (ИМЛИ).
Письма Е. П. к Е. К. (во всяком случае, часть их, сохраненная в
архиве
Е. К.) находились в Русском Зарубежном Историческом Архиве (РЗИА), который
располагался в Праге. В 1945 г. после того, как войска Красной Армии вошли в
Прагу при освобождении ее от фашистской оккупации,
РЗИА был передан правительством Чехословакии СССР и перевезен в Москву по
распоряжению советских властей. В настоящее время материалы РЗИА хранятся в Государственном
архиве Российской Федерации (ГАРФ). Письма Е. П. к Е. К. в подавляющем своем
большинстве представлены в виде фотокопий (некоторые листы в двух или трех
экземплярах), их подлинники переданы в Архив Горького (ИМЛИ).
Данная публикация включает 18 писем, из них:
— 15 писем Е. П. к Е. К. за период с 1.11.1925 г. до 10.11.1929
г.;
— 2 письма Е.П. к Е. И. Репьевой13 от 29.11.1931 г. и 14.12.1934 г.;
— 1 письмо Е.К. к Е. П. от 19.06.1936 г. (соболезнование в связи
со смертью М. Горького от лица Е. К., ее мужа С. Н. Прокоповича и Е. И.
Репьевой).
Выражаю благодарность сотруднкам ГАРФа Л. И. Петрушевой и И. В.
Антиповой и сотрудникам Архива А. М. Горького ИМЛИ РАН Е. Р. Мативосян и Г. Э.
Прополянис за предоставленные документы.
Л. Должанская
1 После разоблачения Азефа (в конце 1908) она была выбрана во
«Временную делегацию» партии эсеров, заменявшую собой Центральный Комитет до
выборов нового ЦК ПСР.
2
Подтверждение этому можно прочесть и в письме М. Горького к Екатерине Павловне
от 25.10.1922 (Сааров — Москва); в это время Горький вновь находился в
эмиграции, покинув Россию уже большевистскую. Сообщая о том, что Зиновий Пешков
хотел бы заняться культурной работой и организовать международную лигу помощи
русским школьникам, Горький писал: «Так как у тебя хорошая за границей
репутация, он [З. Пешков] просил осведомиться, вошла ли бы ты в это дело, в
русский комитет? Организовала ли бы его? Из лиц, пользующихся доверием обеих
сторон, как ты? <…> Не поговорить ли тебе с
Ф. Э. Дзержинским по этому поводу?» // «Архив А. М. Горького. Письма к Е. П.
Пешковой, т. 7». М., 1966.
3 М. Горький
эсеровской деятельности Екатерины Павловны не одобрял. Из его письма Горького к
Е. П. от 2/15 января 1909 (Капри — Париж): «Знала бы ты, как иногда мне жалко и
тошно, что ты идешь не по той линии, по которой я, и не с теми людьми, которые
теперь являются наиболее ценными и талантливыми в русской жизни. Грустно это, но — ничего! Наши дороги сойдутся, в это
я верю, это знаю». // «Архив А. М. Горького. Письма к
Е. П. Пешковой, т. 7». М., 1966.
4 На эту должность она была назначена в сентябре 1920 по
настойчивому пожеланию польской стороны и непосредственному разрешению Ф.
Дзержинского при следующих обстоятельствах. Во время Русско-польской войны (за несколько месяцев до заключения
мирного договора — в феврале 1921) между представителями Российского и
Польского «Красных Крестов» было подписано соглашение относительно облегчения
участи жертв войны (в соответствии с Женевскими соглашениями), для чего
учреждались Бюро Уполномоченных обоих Крестов в обеих странах. В качестве
представителя «Российского Общества Красного Креста» (РОКК) в Польше была
назначена известная общественная деятельница пани Семполовская, в которой
Советская Россия была очень заинтересована, а в качестве Уполномоченного
Польского «Красного Креста» польская сторона настаивала на кандидатуре Е. П.
Пешковой. Екатерина Павловна дала согласие на эту работу, но
ни одна из инстанций, имеющих право утвердить ее кандидатуру — ни российская
делегация, ни Центрокрест, ни Наркоминдел, — не решилась взять на себя
ответственность за ее назначение: она не была сотрудницей РОККа и, более того,
находилась под следствием (следственное дело против нее как члена ПСР было
возбуждено в июле 1919, закрыто оно было только в феврале 1922 с
формулировкой «в деле существенного материала не имеется»). Запросили
Дзержинского, который в это время не только возглавлял ВЧК, но был членом
Польбюро при ЦК РКП (б) и членом Польревкома; ему на фронт, где он в это время
находился, была послана радиотелеграмма с запросом. Дзержинский дал согласие
«допустить гр. Пешкову к вышеозначенным функциям», но учредив над ней
«Особоуполномоченного», под контролем и при содействии которого она должна была
работать. (Примечательно, что в документах, касающихся начала работы Е. П. в
качестве Уполномоченного, она означена как гр<ажданка>
Пешкова, а все остальные, включая пани Семполовскую, — товарищи.)
5 Несмотря на то, что Особоуполномоченный «по контролированию
и содействию» всячески старался притормозить ее деятельность, о чем исправно
докладывал в Польбюро при ЦК РКП (б).
6 Архив
принадлежал М А. Веденяпину — одному из обвиняемых по процессу и был обнаружен
в комнате Коллегии Уполномоченных МПКК, члены которой имели разрешение властей
на посещение тюрем (Е. П. являлась членом этой Коллегии). Присутствующие во
время обыска сотрудники МПКК (Е. П. отсутствовала) не могли дать сколько-нибудь
вразумительных объяснений.
7 Начато 3
августа 1922 и окончено спустя год, 4 сентября 1923. По этому следственному
делу, так же как и по предыдущему, Е. П. арестована не была.
8 В середине августа 1922 Е. П. (будучи под следствием)
отправилась в Варшаву по польским делам, затем навестила М. Горького в
Германии, куда он выехал из России по настоянию Ленина. Вернулась
она в Москву в середине сентября 1922, после чего начали происходить какие-то
сдвиги в направлении возобновления работы (уже через несколько дней после ее
возвращения органами ГПУ было временно распечатано помещение ПКК).
11 ноября 1922 секретариатом Коллегии ГПУ было выдано удостоверение за подписью
И. С. Уншлихта (зам. председателя ГПУ), согласно которому «помещение по
Кузнецкому Мосту, д. 16, занимаемое бывшим Московским Политическим
Красным Крестом, со всем имуществом его, переходит к ней, Е. П. Пешковой, для
работы по оказанию помощи политическим заключенным и их семьям». //ГАРФ. Ф.
8409. Оп. 1. Д. 2. Л. 1.
Нам неизвестно, в результате каких
закулисных интриг Е. П. удалось получить это разрешение: может быть, благодаря
добрым отношениям с поляками, которых в те годы было много в руководстве ГПУ,
может быть, благодаря фигуре М. Горького.
9 В «Автобиографии», написанной в декабре 1958, Е. П. отвела
этой деятельности всего одну фразу: «С 1918 по 1938 — в „Помощи
политзаключенным” // ИМЛИ. Архив Горького. ФЕП-рл 1-8-3.
10 Кускова-Прокопович (рожд.
Есипова) Екатерина Дмитриевна (1869—1958) —
общественно-политический деятель и публицист. В юности разделяла идеи
народничества, впоследствии присоединилась к «экономическому» крылу
социал-демократии. Вместе с мужем С. Н. Прокоповичем принимала активное участие
в кооперативном движении, а также в политической жизни России в 1917—1921,
участвовала в деятельности «Лиги спасения детей» для организации приютов для
беспризорных, была одним из учредителей и членом совета МПКК. В 1921 вместе с
С. Н. Прокоповичем и Н. М. Кишкиным была организатором Всероссийского комитета
помощи голодающим (ВКПГ). После разгона ВКПГ была арестована, а в июне 1922
вместе с мужем выслана за пределы РСФСР. В эмиграции была одним из
организаторов ПКК для помощи политзаключенным и политссыльным в России. Активно
сотрудничала в эмигрантской периодической печати, придерживаясь собственной
внепартийной ориентации «здравого смысла». Будучи одним из первых наставников
молодого Горького, оставила интересные мемуарные очерки об истории их
взаимоотношений и идейном разрыве.
11
Исследователь масонства А. И. Серков утверждает, что имя Е. П. в списках
масонских лож отсутствует, Е. К. — имеется в списках Петроградской женской
ложи.
12 При этом ссылаются на воспоминания В. Ходасевича и Н.
Берберовой. В защиту Е. П. мы можем привести замечание С. П. Мельгунова: «В
«Современных записках» воспоминания Ходасевича о Горьком [1940]. Упоминает о
Пешковой, изображает ее почти чекисткой. 14 лет тому назад он пожелал иметь свидание
со мной и «каялся» в своих прегрешениях, как он жил на счет Горького, зная и
пр. Хотел выступить с изобличением Пешковой. Воспоминания его производят
довольно омерзительный характер (впечатление) — рисует
себя, конечно, в благородной тоге, как он невольно оскоромился, приняв участие
в покупке мундштука для Дзержинского. <…> Не пером Ходасевича, этого
склизкого господина, изобличать Пешкову. Нехорошо в с.-р.
журнале, т. к. Пешкова бесконечно много делала для с.-р. Психология Пешковой
сложнее, нежели изображает Ходасевич». // С. П. Мельгунов. Воспоминания
и дневники. М., 2003, с. 440—441.
13 Репьева
Евгения Ивановна (1868—1939) — преподаватель географии, библиотекарь Русского
экономического кабинета в Праге. Из старинного дворянского рода. Окончила женскую
гимназию и женские педагогические курсы в Петербурге. Преподавала в лучших
женских гимназиях Петербурга. В 1918 уехала в Москву, работала инструктором по
внешкольному образованию при культурно-просветительском отделе Всероссийского
союза потребительских обществ. С 1924 в эмиграции. Жила в Праге в семье Е. Д. и
С. Н. Прокоповича. Заведовала библиотекой Русского экономического кабинета,
преподавала географию в русской педагогической школе, являлась членом Пражского
«Благотворительного Общества помощи заключенным в России».
1. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
1/XI—25. [Берлин]
Дорогая Екатерина Дмитриевна.
Прочтя Ваше и Евг<ении> Ив<ановны>
[Репьевой] письма, еще больше пожалела, что не попала в Прагу1. Конечно, надо бы встретиться и
поговорить.
О том, что всюду за границей безденежье, мне говорили и при моем
приезде в Berlin’е.
Но я считала необходимым и Вам и в Париж сообщить, что нам одним
с помощью заключ<енным> не
справиться, и если здесь не приложить особых усилий, работа должна оборваться.
Я советовала, чтоб каждая группа хотя бы для своих товарищей
сделала заем, спрашивала, не могут ли группы в Берлине и Париже сделать заем
для общих нужд Кузнецкого2,
не специализируя групп, а в наше распоряжение.
Пока сидела в Sorrento, только в Париже решили достать 5 тыс<яч> фр<анков> — это, кажется,
200 с чем-то долларов — в наше распоряжение. Сравнительно с тем, что надо — это
страшно мало. Обещали прислать для своих грузины. Ни меньш<евики>, ни эс-ры денег пока не
раздобыли для своих. Не знаю, к<а>к мы
там будем.
Приехав в Berlin, узнала о голодовке Гоца3, а сейчас мне сообщили, что он
освобожден. В Sorrento ничего не знала. Виновер4
не хотел меня волновать и оч<ень> мало писал и ничего не сообщал о
делах.
Здесь выяснила, что, по-видимому, опять трудная полоса у нас
будет.
Со своим фурункулезом я, кажется, покончила, дрожжи пила в
Москве, но безрезультатно5.
Хорошо повлияло на меня свечение кварцевыми лучами и то, что прекратили меня
резать и только светили (18 сеансов было) и клали компрессы из фильтратов
Безредько. Ну, а итальянское солнышко закончило дело.
С этим, видимо, организм справился, но энергии нет. Какое-то
противное пассивное состояние.
Жалко было уезжать из Италии. И солнца жалко, и еще больше жаль
не видеть каждый день внучку — Марфу6. Очень мечтаю вырваться к своим весной, коли мы не умрем, и Виновер меня отпустит.
Что же это Сер<гей> Ник<олаевич>7 у Вас расклеился? Ведь он сначала
так хорошо поправился за границей.
Кланяйтесь ему, поцелуйте Евг<ению>
Ив<ановну>. Коли захотите что мне написать, адресуйте в Варшаву:
Smolna 6, Croix Rouge, Polonaise. Я там пробуду до вечера пятницы 6/XI, в
воскресенье 8/XI буду в Москве. Если письмо опоздает — мне перешлют.
Жму Вашу руку и еще раз привет Сер<гею> Ник<олаевичу> с Евг<енией>
Ив<ановной>.
Ек<атерина>
Пешкова8.
1 Е.
Д. Кускова просила Е. П. Пешкову, чтобы она, приехав в Прагу, остановилась в ее
семье, а не в отеле; предлагала выслать визы и создать «все условия для жизни:
покой и самый тщательный уход»; обещала постараться «не утомлять ее и ничем не
огорчать: не хочет видеть русских — не надо, желает их видеть — сколько
захочет». Е. И. Репьева, присоединяясь к Е. Д., объясняла, что приезд Е.
П. в Прагу для них — настоящий праздник. «Я уже заранее сияю при мысли, что
увижу Вас и в Вашем лице кусочек моей любимой Москвы». // ИМЛИ. АГ. ФЕП.
36-19-3.
2 Приемная МПКК
располагалась по адресу: Кузнецкий Мост, дом № 16, кв. 7. Впоследствии номер дома изменился: вместо №
16 — № 24.
3 Гоц Абрам
Рафаилович (1880—1940) — один из лидеров ПСР. Из купеческой семьи. Учился в
Берлинском университете, вместе с Н. Д. Авксентьевым, И. И. Фондаминским,
В. М. Зензиновым входил в кружок «молодых» эсеров. В революционном движении с
1896. Член ПСР с 1904, в 1905—1906 входил в Боевую организацию партии. В 1906
был арестован и приговорен к 8 годам каторги, которую отбывал в Александровском
централе. С 1915 — на поселении близ Иркутска, где группа ссыльных эсеров, в
которой он играл ведущую роль, сблизилась с группой ссыльных с.-д. (И. Г.
Церетели, Ф. И. Дан и др.). В марте 1917 вернулся в Петроград, возглавил
фракцию эсеров в Петроградском совете
рабочих и солдатских депутатов, был избран в Исполком и Президиум
Петроградского совета. С июня 1917 член Президиума ВЦИК 1-го созыва, в сентябре
1917 — член Демократического Совета. Входил в Комитет спасения Родины и
революции и в качестве председателя комитета руководил восстанием юнкеров в
ночь на 29 октября. Входил в военный штаб «Союза Возрождения» в Петрограде,
занимался переброской вооруженных групп на Волгу, входил в Южнорусское бюро ЦК ПСР,
где отстаивал позиции борьбы на два фронта — и против большевиков, и против
белого движения. В мае 1920 был арестован за организацию террористической
деятельности, содержался в заключении вплоть до
процесса ЦК ПСР. В феврале 1922 привлечен к процессу,
по итогам которого приговорен Верховным Трибуналом к смертной казни, через
полтора года замененной пятью годами лишения свободы со строгой изоляцией. В
1924—1925 вместе с другими осужденными членами ЦК ПСР содержался в Бутырской
тюрьме. В январе 1925 участвовал в девятидневной голодовке. В
мае 1925 освобожден и сослан в Симбирск. Через полтора месяца вновь арестован по обвинению в попытке организовать побег. Через
три месяца заключения объявил голодовку, приговорен к
двум годам тюрьмы. После освобождения работал в
Симбирском Губплане. В последний раз арестован в 1937 в Алма-Ате, отправлен на
Колыму. В июне 1939 осужден ВКВС на 25 лет лишения свободы, умер в Красноярском к/л.
4 Винавер (Е. П.
писала его фамлию Виновер) Михаил Львович (1880—1842) — зам. председателя
МПКК (вначале Н. К. Муравьева, затем — Е. П. Пешковой), бессменный зам. Е. П.
по работе в Бюро Польского Красного Креста и в ПОМПОЛИТе. Окончил Варшавскую
гимназию с золотой медалью. Высшее образование получил в Бельгии. По
образованию инженер-технолог. В 1898 вступил в БУНД, состоял его членом,
фактически до 1900, формально вышел из его рядов в 1918. В 1911 переехал из
Варшавы в Москву, до 1918 г. служил инженером
в «Агентстве комиссионных контор». После 1917 арестовывался несколько
раз и вскоре после ареста освобождался. В 1926 (после смерти Дзержинского)
принял польское гражданство. Последний раз арестован в августе 1937 по
обвинению в шпионаже в пользу Польши, погиб в заключении.
5 Е. П. уехала из
Москвы совсем больная, с забинтованными руками, поэтому она решила «отсидеть» в
Сорренто положенный на поправку срок.
6 Марфа — первая
внучка Е. П., родилась 17 августа 1925.
7 Муж Е. Д. Сергей
Николаевич Прокопович (1871—1955) — общественно-политический деятель,
экономист, публицист, теоретик кооперации, масон. Из дворян. Окончил
Брюссельский университет. В 1904 вступил в «Союз освобождения», в 1905
некоторое время входил в кадетскую партию и был членом ее ЦК. В 1906 вместе с
женой издавал социал-реформистский журнал «Без заглавия». Принимал активное участие
в революционных событиях 1917, отстаивал принципы парламентской демократии.
Занимал ряд ответственных постов во Временном правительстве: в июле—октябре —
министр торговли и промышленности, затем — министр продовольствия.
Принципиальный противник большевизма. В первое время после Октябрьской
революции участвовал в работе подпольного Временного правительства, входил в
состав антибольшевистских объединений. Весной 1918 вошел в «Союз возрождения
России». В 1918 — преподаватель факультета общественных наук 1-го МГУ, в 1919 —
профессор Кооперативного института. В 1919—1920 — декан юридического факультета
Московского университета. Один из организаторов «Всероссийского Комитета Помощи
Голодающим» (ВКПГ). В августе 1921 вместе с другими организаторами ВКПГ (Е. Д. Кусковой и Н. М. Кишкиным) арестован и отправлен в ссылку. В 1922 выслан из СССР. В эмиграции: Берлин, Прага, Женева.
Организатор и руководитель «Русского экономического кабинета», один из
основателей «Русского научного института», организатор «Института по изучению
народного хозяйства СССР». Редактировал журналы: «Экономический вестник»
(1923—1924, Берлин), «Русский экономический сборник» (1925—1928, Прага),
«Бюллетень Экономического кабинета» (1924—1938, Прага). В 1939 после оккупации
немецкими войсками Чехословакии вместе с Е. Д. перебрался в Женеву.
8 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 52—59. Фотокопия, каждый лист сфотографирован дважды.
2. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
13/ХI—26. [Сорренто]
Дорогая Екатерина Дмитриевна.
Хоть Вы и ошиблись в моем отчестве (Павловна, а не Ивановна), но
не ошиблись в том, что я делаю. Действительно, с 10 августа, как приехала сюда,
вожусь с чудесной внучкой. Премилое и пресмешное создание.
Попала снова оч<ень> кстати, т<а>к к<а>к няня девчушки заболела за неск<олько>
дней до моего приезда, и матери одной было с ней трудно. Вчера обнаружился у
нее тиф — определил врач, вызванный из Неаполя, а здешний лечил от колита.
Сегодня ее увозят в больницу, все надо дезинфицировать и ждать, не заразится ли
кто. Вот в какое время сюда попала.
Вчера вечером принесли Ваше письмо. Встретимся ли мы на обратном
пути, не знаю. Где Вы будете в конце августа, в начале сентября? До этого
времени рассчитываю пробыть у наших, если не вызовут раньше в Варшаву или в
Москву, где остался Виновер один, т<а>к к<а>к
все из Креста разъехались в отпуска и по дачам. Только Лид<ия>
Петр<овна>1
вернулась.
О чем Вы хотите со мной говорить? О Кресте или, вообще, о том, к<ак> мы живем?
В сфере узкой работы Креста потеря Дзержинского2 незаменима. А будь Менж<инский>3 или Уншлихт4
— это не большая разница. И Уншлихт неплохо относится к Кресту, но его
кандидатура и не намечалась. Дзержинского бесконечно жаль.
Жду Вашего письма.
Вас с Евг<енией> Ив<ановной>
целую. Она ведь с Вами. Сер<гею> Ник<олаевичу>
— привет и пожелания скорей поправиться. Ал<ексей>
М<аксимович> — все такой же худой и бледный.
Ек<атерина> П<ешкова>5 .
1 Куприянова Лидия
Петровна (1876—1941) — сотрудница ПОМПОЛИТа. До революции работала секретарем
редакций журналов «Былое» и «Минувшие годы». В советское время — научная
сотрудница ЦЕКУБУ. Одна из членов-учредителей МПКК, уполномоченная по тюрьмам,
активно участвовала в работе ПОМПОЛИТа. Входила в ближайшее окружение
В. Н. Фигнер (ее двоюродная сестра, дочь Петра Христофоровича Куприянова — дяди
В. Н. Фигнер по материнской линии).
2 Дзержинский
Феликс Эдмундович (1877—1926) — революционер, государственный деятель,
председатель ВЧК, позже ГПУ — ОГПУ, нарком внутренних дел, с 1924 —
председатель ВСНХ СССР. 26 июля скоропостижно умер после выступления на пленуме
ЦК, по официальной версии — от сердечного приступа.
3 Менжинский
Вячеслав Рудольфович (1874—1934) — государственный деятель, большевик. Из семьи
дворянина. Окончил юридический факультет Петербургского университета (1898),
работал в адвокатуре. С 1902 — член РСДРП, с 1903 — РСДРП (б). С 1906 — в
эмиграции, в 1917 вернулся в Россию. Первый нарком финансов. В 1918—1919 —
генеральный консул в Берлине. С конца 1919 — член Президиума ВЧК, с 1923 — зам.
председателя ВЧК, с 1926 — председатель ОГПУ. В 1927—1934 — член ЦК ВКП(б).
4 Уншлихт Иосиф
Станиславович (1879—1938) — советский государственный и партийный деятель. В
1921—1923 — зам. председателя ВЧК—ГПУ—ОГПУ. Расстрелян
по обвинению в создании к-р организации, шпионаже и подготовке терактов.
Разрешение на работу ПОМПОЛИТа (удостоверение) было выдано в ноябре
1922 за подписью Уншлихта.
5 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 49—51. Фотокопия.
3. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
30/VIII—26. [Сорренто]
Не сразу Вам ответила, дорогая Екатерина Дмитриевна, т<а>к
к<а>к хотела выяснить, когда выеду.
Теперь по письмам из Москвы и Варшавы вижу, что могу остаться здесь до дня
«Picdigrotta» 7/IX. Это день праздника песни в Неаполе.
Если Вы находите нужным повидаться, заеду к Вам, а то в
следующий свой приезд непременно хочу попасть в Париж, тогда опять не попаду к
Вам. Отсюда выеду 8/IX, дня два займут визы обратные в Риме. Значит, 11—12 буду
во Флоренции, куда непременно хочу заехать хоть на 1 день, оттуда могу
завернуть к Вам в Marienbad или Прагу, судя по тому, где Вы 12—15 будете.
Ответьте мне в Неаполь Hot Continental, еще лучше, если ответите Peschkow
Sorrento телеграммой, чтоб я могла сообразить заранее обратный путь.
Т<а>к к<а>к
деньги из Праги посылали, судя по Вашему письму, Вы, — посылаю Вам квитанцию на
них. А я запросила Вл<адимира> Мих<айловича>
Зенз<инова>1, не
он ли посылал, но не получила ответа. Послала ему письмо, на адрес Mering2.
Было оч<ень>
досадно прочесть в Известиях письмо Ал<ексея> М<аксимовича>,
кот<орое> сочли возможным напечатать с выдержкой из моего к нему
письма. Для заграницы своего мнения о Дзержинском не скрываю и даже считаю
своим моральным по отношению к нему долгом сказать о нем то хорошее, что знаю о
нем. Он т<а>к много помог нам за эти годы, устраняя то ненужное ни
для никого, что облегчало участь наших подопечных3 .
Что это у Вас все болеют? Евг<ения>
Ив<ановна> тоже сплоховала. А ведь она у нас была молодцом. Мих<аил> Льв<ович>, пишут
мне, без меня замотался. Лид<ия>
Петр<овна> оч<ень> хороший помощник, но к несчастью,
она оч<ень> занята службой и появляется у нас часов в 5—6, когда
мы уже окончательно обалдели от разговоров.
Ну, до свидания. А Marienbad это не очень не по дороге мне?
Всего лучшего. Привет Сер<гею> Ник<олаевичу>.
Целую Вас и Евг<ению> Ив<ановну>.
Ек<атерина> П<ешкова>4.
1 Зензинов Владимир
Михайлович (1880—1953) — общественно-политический деятель, публицист, член ЦК
ПСР. Сын купца первой гильдии. Учился в Брюссельском, Берлинском,
Гейдельбергском и Галльском университетах. Вместе с Н. Д. Авксентьевым, А. Р. Гоцем
и И. И. Фондаминским входил в кружок «молодых» эсеров. В 1918 член Уфимской
директории, выслан колчаковцами в Китай. С 1919 жил в Праге, затем в Париже.
Участвовал в работе Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции. Один
из основателей и первый председатель Земгора в Праге. Соредактор журнала «Воля
России» (1920—1922), член редколлегии «Современных записок» (с 1920), с 1939 в
США, соучредитель и член редколлегии эсеровского журнала «За свободу»
(1941—1947), один из организаторов «Лиги борьбы за народную свободу» (1949),
член редколлегии «Нового журнала» с момента его основания в 1942.
Под руководством В. М. Зензинова и О. С. Минора в ноябре 1921 в
Париже для оказания помощи политзаключенным в Советской России был организован
беспартийный политический Красный Крест. В ноябре 1922 в Берлине было создано
«Общество помощи политическим заключенным и ссыльным в России», В. М. Зензинов
вошел в состав комитета этого Общества, а с апреля 1924 стал его председателем.
2 Меринг Берта
Борисовна (1885—1970) — одна из членов-учредителей МПКК, представитель БУНДа, в
эмиграции с 1921. Жила в Париже, работала в зарубежных организациях помощи
политическим заключенным и ссыльным в России.
3 Речь идет о
частном письме М. Горького, напечатанном в газетах «Правда» и «Известия» как
некролог «М. Горький о тов. Дзержинском». История этого письма, сыгравшего роль
катализатора в процессе разрыва Горького с эмиграцией, такова. В день внезапной
кончины Дзержинского Е. П., всегда тяжело переживавшая смерть людей, с которыми
была когда-либо связана совместной жизнью или работой, сообщила Горькому: «Нет
больше прекрасного человека, бесконечно дорогого каждому, кто его знал».
Горький в частном письме к Я. С. Ганецкому процитировал ее слова и
присоединился к ним. Публикация этого письма в советской прессе вызвала
немедленную и резкую реакцию эмигрантской печати. Зарубежная русская
общественность, связанная с заграничными группами политического Красного
Креста, была настолько возмущена отзывом Е. П. о «палаче» как о «прекрасном человеке»,
что одно время Е. П. полагала, что ей придется оставить работу по помощи
политзаключенным.
4 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 89—96. Фотокопия, каждый лист сфотографирован дважды.
4. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
Pani
Procopovicez
Villa Benes
1258
Praha Kosire
Tchechoslovakia.
7/IX—26. [Сорренто]
Получила Вашу телеграмму, а сейчас и письмо. Сегодня уезжаю
отсюда. Из Флоренции или из Рима дам Вам телеграмму, когда буду и проеду в указан<ный> Вами Hotel. Больше дня
пробыть в Праге не смогу, т<а>к к<а>к
пересидела больше, чем следовало, здесь.
Привет Вам, Е<вгении>И<вановне>, С<ергею>
Н<иколаевичу>.
Е<катерина> П<ешкова>1.
1 ГАРФ. Ф. 5865. Оп. 1.
Д. 390. Лл. 139—141. Открытка с фотографией «Sorrento. Panorama da Capodimonte». Фотокопия,
сторона с текстом сфотографирована дважды.
5. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
18/Х—26. [Москва]
Дорогая Екатерина Дмитриевна.
Не скоро по приезде отвечаю Вам, хотя о возвращенцах1 говорила уже недели 2 назад. Из
всех разговоров ясно мне, что было бы хорошо, чтобы те, кто хочет сюда ехать —
переговорили бы лично с Овсеенко2 .
Разумеется, не шла бы говорить вся группа лиц, желающих вернуться, а пошло бы
2—3 человека от них. Вопрос о каждом будет решаться индивидуально, но общий
вопрос с мертвой точки сдвинут, и общего предубеждения, на мой взгляд,
после данных разъяснений нет.
Придется переговорить еще кое с кем после конференции, тогда же
еще раз переговорю и об Ал<ексее>
Вас<ильевиче> Пешехонове3 .
Советовали мне поднять вопрос о нем тоже в следующей инстанции, а не там, где я
говорила, и поднять — после конференции.
Тогда опять напишу Вам.
Возвращаю Вам письмо Ш. Любопытное.
Я тут по приезде совсем разъехалась, и бок вновь болит, и
температура, и нервы разъехались донельзя.
Ехала и думала, что если кто-ниб<удь>
из заключ<енных> подумает обо мне т<а>к,
к<а>к предполагала, <что> могут подумать, Лид<ия>
Ос<иповна>4, надо
бросить работу в Кресте.
Никто из закл<юченных> и ссыл<ьных> т<а>к
не реагировал, даже и похожего чего-л<ибо>
на это не было. Некоторых заинтересовало даже, почему я т<а>к
сказала о Дз<ержинском>. И
сурового к себе отношения от закл<юченных> и ссыл<ьных>
не встретила. Уже отовсюду были люди со свиданий, и отовсюду получаю прежние
обращения. Но хотела выждать с месяц, к<ак>
приехала. — То, что доверие ко мне пересилило естеств<енное>
чувство неприятного впечатления у заключ<енных>, помогло взять
себя в руки от всей трепки нерв последнего времени и разговоров и переписки с
людьми на воле.
Теперь уже никак на это реагировать не могу, т<а>к к<а>к заключенным, а не нам было решать — вести
ли мне дальше работу, а у них и не встал этот вопрос, то и у меня —
единственной, ставившей себе этот вопрос, он отпал. Жизнь заставила даже
немного раньше этого моего решения говорить о некот<орых>
делах. Нервно поговорили у нас в Комитете по моем возвращении, но у них мысль о
возможности прекратить работу не приходила в голову. Сейчас здесь это отошло в
область прошлого, и работа каждого дня заслонила все прочее. Меня же истрепала
эта история здорово, и меня мои друзья сегодня выгоняют на пару недель на юг, а
то здесь не оправлюсь никак и не осилить зимы, когда без Виновера придется
работать5.
Привет Евг<ении> Ив<ановне>
и Сер<гею> Ник<олаевичу>. Привет Бор<ису>
Н<иколаевичу>6.
Лид<ии> Петр<овне>
очень понравились книжки Евг<ении> Ив<ановны>.
Рассказала ей все о вас всех.
Будьте здоровы. Ек<атерина>
Пешкова7.
1 В
1922 из России была выслана группа интеллигентов (более 60 человек). Так как в
соответствии с большевистским законодательством высылка назначалась на 3 года,
то формально осенью 1925 срок ее истекал, и можно было начать ходатайствовать о
возвращении в Россию. Высылка была насильственной и большинством высылаемых
воспринималась как тяжелое наказание; но спустя три года ситуация изменилась и
для многих путь, по которому пошла Россия, стал неприемлем. Они решили остаться
за границей. Но были и немногие другие — охваченные «ностальгией» и мечтавшие
вернуться на родину, «возвращенцы».
2 Антонов-Овсеенко
Владимир Александрович (1883—1938) — советский партийный и государственный
деятель. В революционном движении с 1901. До революции неоднократно
арестовывался, был приговорен к смертной казни, замененной двадцатью годами
каторги. В 1910 эмигрировал, в 1917 вернулся в Россию. В 1919 — нарком военных
дел в УССР. В 1921 руководил подавлением крестьянского восстания в Тамбовской губ. В декабре 1921 возглавлял комиссию ЦК РКП(б) в Кронштадте. Член РВС республики, начальник
Политуправления РККА, в 1922—1924 — член ЦИК СССР. В октябре 1923 подписал
«Заявление 45-ти» в ЦК РКП(б), обвинявшее большинство
Политбюро в установлении антидемократического антипартийного режима. Решением
январского пленума 1925 снят с занимаемых постов. В
дальнейшем на дипломатической работе. В 1924—1928 — полпред в Чехословакии. В
1937 арестован, в 1938 расстрелян.
3 Пешехонов Алексей
Васильевич (1867—1933) — общественно-политический деятель, публицист,
экономист, статистик, один из лидеров партии народных социалистов. Из семьи
священника. Закончил духовное училище, учился в духовной семинарии, откуда исключен за издание нелегального рукописного журнала «Из-под
гнета». В 1891—1892 принял участие в «хождении в народ». С 1898 постоянный
сотрудник журнала «Русское богатство». Принципиальный противник
террористической борьбы, с начала 1900-х стал признавать террор как крайнее
средство борьбы против произвола властей и оказывал помощь эсеровской
боевой организации. Член «Всероссийского крестьянского союза», член
Трудовой народно-социалистической партии и член ее ЦК, редактор и издатель
газеты «Народное слово», в мае — августе 1917 министр продовольствия
во Временном правительстве. Неоднократно арестовывался до революции. К
Октябрьскому перевороту отнесся отрицательно, являлся одним из основателей и
активных деятелей «Союза возрождения
России». Осенью 1918 выехал на юг, участвовал в белом движении, позже работал в
Центральном статистическом управлении Украины, участвовал в Комиссии помощи
голодающим при Украинском ЦИК. В октябре 1922 выслан из России. В эмиграции: Рига, Прага, Берлин. В Праге
— директор Русского научного института (1924—1925), сотрудник «Русского
экономического кабинета». Его оценка большевиков не была полностью негативной,
так как, будучи противником методов и средств, используемых большевиками в их
диктатуре, он был сторонником сильной власти и принципа национализации. Его
выступления, поддерживаемые Е. Д., М. С. Осоргиным и другими представителями
левой эмиграции способствовали второй (после сменовеховства) волне возвращения
интеллигенции на родину. После трехлетнего пребывания в эмиграции, подал в
советское полпредство в Берлине заявление о желании вернуться на родину, но
получил отказ. Через год подал заявление в полпредство в Праге и в августе 1927
получил предложение из Москвы занять место экономического консультанта в
странах Прибалтики. Умер в Риге.
4
Дан (рожд. Цедербаум) Лидия Осиповна (1878—1963) —
сестра лидера меньшевиков
Ю. О. Мартова, жена Ф. И. Дана. Окончила Бестужевские курсы. В
революционном движении с 1897, когда примкнула к Петербургскому Союзу борьбы за
освобождение рабочего класса. До революции несколько раз арестовывалась. В
1901, чтобы избежать ареста, уехала за границу, работала в редакции «Искры». В
январе 1902 в качестве агента «Искры» вернулась в Россию. В Москве при
посредстве Горького заручилась содействием социал-демократическому движению со
стороны издателя Скирмунта, который обязался уделять московскому комитету
партии 100 рублей в месяц и, кроме того, предоставил свой особняк для ночевок
нелегальным партийным работникам. В мае 1902 арестована,
после года тюремного заключения отправлена в ссылку, откуда бежала в Женеву. В
1922 выслана из России. Член Берлинского Комитета
«Общество помощи политическим заключенным и ссыльным в России».
Приводим два отрывка из ее писем Е. Д., написанных в декабре 1926.
12.12.1926. «Я на Вас в претензии — что это Вы обласкали Екатерину
Павловну после ее нелепого гаффа? Конечно, в том, что ее письмо с похвальным
словом Дзержинскому попало в печать не по ее вине и уж, конечно, против ее
воли, я уверена, но самый факт нелогичности таких чувств к Дзержинскому у
человека, который чаще видел его жертв, чем допускался перед его светлые очи,
меня очень задел, почти оскорбил и уж во всяком случае
лишил охоты вести в дальнейшем с ней дела. <…> Это приблизительно я ей написала, а она в
письме к Зильберберг ссылалась на то, что в Праге ее обласкали, а люди уж,
наверное, не хуже берлинцев. Я тоже считаю, что люди не хуже, но на этот раз
дали маху». // ГАРФ. Ф. 5865. Оп. 1.
Д. 156. Л. 17.
5 М. Л. Винавер по
возвращении Е. П. из-за границы уезжал на некоторое время в Польшу, где жила
его жена. В связи с тем, что право подписи под документами ПОМПОЛИТа имела одна
Е. П., а в ее отсутствие — М. Л., то вместе они из Москвы никогда не уезжали,
чтобы не приостанавливать работу.
6 Рабинович Борис
Николаевич — брат жены А. Р. Гоца — Сары Николаевны. Член ПСР. В 1917
возглавлял эсеровскую организацию на Северном фронте, числился в списках членов
Временного Совета Российской республики (Предпарламента) и Учредительного
собрания. Секретарь заграничной делегации ПСР. 24 февраля 1922 Президиумом ГПУ
включен в список эсеров, которым в связи с организацией процесса по делу ПСР
было предъявлено обвинение антисоветской деятельности. Дело было выделено за
его нахождением за границей. В 1924 выступил одним из учредителей Пражского
политического Красного Креста, был его казначеем. В 1942 арестован в Праге по
распоряжению немецких властей и отправлен в лагерь, где погиб.
7 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 21—36, 110—118. Фотокопия в трех экземплярах.
6. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
15/ХI—26. [Москва]
Милая Екатерина Дмитриевна.
Передайте, пожалуйста, Бор<ису> Ник<олаевичу>
прилагаемую квитанцию и скажите ему, чтобы он известил меня, предназначены эти
200 р<ублей> для Сары Ник<олаевны>1, для цекистов2 или, вообще, для с-р.
Ничего не пишу больше, т<а>к к<а>к
уезжает лицо, кот<орое> отправит Вам это письмо, и торопит меня.
Е<катерина> П<ешкова>3.
1 Гоц
(рожд. Рабинович) Сара Николаевна — жена А. Р. Гоца.
По профессии детский врач. В 1920—1930 — в ссылках вместе с мужем. В 1930—1932
— в Семипалатинске. В 1937 арестована и приговорена
как ЧСИР к восьми годам ИТЛ. Отправлена в Акмолинский
лагерь, затем переведена в Карлаг. Освобождена из
заключения в октябре 1945.
2 «Цекисты» —
осужденные по процессу ЦК ПСР в 1922.
3 ГАРФ. Ф. 5865. Оп.
1. Д. 390. Лл. 1, 2. Фотокопия в двух экземплярах.
7. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
HOTEL
EUROPEJSKI
WARSZAWA
20/III—27. [Варшава]
Милая Екатерина Дмитриевна! До вторника пробуду в Варшаве. В
среду
23/III неск<олько> часов между
поездами буду в Вене. Еду к своим недели на 2.
Черкните мне туда. Sorrento, villa «Il Sorito».
Говорят здесь, что читали мой ответ брату Пав<ла> Дм<итриевича>1 в газетах.
Как ни старалась не попасть со своим именем в газеты — опять
случилось. Зачем он это сделал. А я еще волновалась, дойдет ли мой ответ к
нему. На днях судьба П<авла> Д<митриевича>
решится. Со всеми, с кем требуется, я говорила перед отъездом и получила
заверения, что ничто страшное ему не грозит. Скажите об этом его брату, но
без права передавать об этом в газетах, так как это и неудобно мне и не
выгодно для Пав<ла> Д<митриевича>2.
Как только будет приговор, меня известят, а я сообщу Вам. Как
здоровье всех вас троих? Судя по письмам, полученным Лид<ией>
Петр<овной>, у вас все ладно? Не пишу сейчас больше, так как у
меня страшная толчея в номере — беспрерывно народ. Целую Вас, Ек<атерину> И<вановну>,
С<ергею> Н<иколаевичу> привет.
Бор<ису> Н<иколаевичу>
скажите, что у Сар<ы> Ник<олаевны> сейчас все
здоровы. Пусть напишет мне в Sorrento.
Ек<атерина>
Пешкова3.
1 Долгоруков Петр
Дмитриевич (1866 — Москва, не ранее 1945). В 1899 окончил
историко-филологический факультет
Московского университета, поступил на
службу вольноопределяющимся в Нижегородский драгунский полк. Участник земского
движения. Один из учредителей кадетской партии, на ее 1-м съезде избран в ЦК. В
1906 избран депутатом 1-й Государственной Думы, после ее роспуска подписал
Выборгское воззвание, за что был осужден на три месяца тюремного заключения и
лишен избирательных прав. Позже от работы в ЦК кадетов практически отошел. С
начала Первой мировой войны призван в армию. После
Февральской революции находился в Москве, участвовал в работе Государственного
совещания. После Октябрьской революции скрывался от большевиков на юге России.
Осенью 1920 выехал с семьей в Константинополь. В эмиграции активно участвовал в
деятельности кадетской партии. В июне 1921 на съезде Русского
национального объединения в Париже избран в состав Национального комитета.
В 1922 переехал в Прагу, был избран зам. председателя Объединения русских
эмигрантских организаций в Чехословакии. В 1945 был арестован СМЕРШ 1-го
Украинского фронта и переправлен в СССР. Умер во Владимирской тюрьме.
Долгоруков Павел Дмитриевич (1866—1927) — князь, крупный
землевладелец, из дворянской семьи, восходящей к Рюриковичам. В 1896—1898 —
камер-юнкер двора. Один из основателей кадетской партии, на ее 1-м съезде (окт.
1905) избран в ЦК, на 2-м — председателем ЦК. Депутат 2-й Государственной Думы.
Пацифист по своим убеждениям, противник смертной казни, в 1909 создал в Москве
Общество Мира — филиал международного Общества, бессменный его председатель.
28.11.1917 арестован на основании декрета Совнаркома, объявившего кадетов
«партией врагов народа», заключен в Петропавловскую крепость. Через три месяца освобожден. Осенью 1918 вновь подвергнут кратковременному
аресту. Тов. председателя «Национального центра», содействовал созданию его
отделений на юге России. Осенью 1920 прибыл в Константинополь. Вошел в состав
Русского совета, созданного в апреле 1921 под пред. генерала Врангеля. На совещании членов ЦК партии кадетов в
Париже (май-июнь 1921) выступил против коалиции с социалистами, считал
вооруженные действия основной формой борьбы с большевизмом. Предпринял два
нелегальных посещения СССР. В начале июля 1924 перешел польско-советскую
границу, был арестован, но не опознан и выдворен обратно. В июне 1926 перешел
румынско-советскую границу. При переезде из Харькова в Москву был арестована на ст. Лопасня. Одиннадцать месяцев содержался в
харьковской тюрьме. Расстрелян 7 июня 1927 в числе 20
представителей видных дворянских и буржуазных семей в ответ на убийство в
Варшаве советского посла П. Л. Войкова.
2 Е. П. и М. Л.
Винавер в ряде писем заграничным корреспондентам настоятельно просили, чтобы их
информация не становилась достоянием гласности, так как это вредит успеху дела.
В условиях тоталитарного государства судьбы людей зависели от произвола
властей; иногда участь осужденного можно было облегчить путем личных
переговоров (для чего было необходимо сохранять добрые отношения с властями),
гласность при таких условиях неизбежно оказывалась противопоказанной.
Из письма М. Л. Винавера к Е. Д.: «14.04.1925. Варшава. Начинаю с Ваших «горячих просьб» и отвечаю на Ваши вопросы; но со
своей стороны обращаюсь к Вам с просьбой употребить ответы для себя, а не для
газеты, и поменьше употреблять мое имя, а то уже у меня в России имел место на
днях обыск, чего не было несколько лет (это тоже для Вас только)».
3 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390а. Лл. 1, 2. Автограф. Письмо написано на листе со штампом
варшавской гостиницы.
8. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
29/III—27. [Москва]
Милая Екатерина Дмитриевна!
Приехав, застала здесь Ваше письмо.
Рада, что быстро отозвались. Деньги от Петр<а> Дм<итриевича>
Долгор<укова>, если это те, что он послал через Париж, мы
получили, о чем послали Josefson’у1
квитанцию. Кроме того, есть специальные поступления для него и в России. Есть —
пока сидит. Скоро он получит приговор, видимо, высылку не оч<ень>
скверную, судя по впечатлению во время последних переговоров о нем. Для ссылки
денег ему потребуется, конечно, больше, чем пока сидит.
Если есть для него деньги, удобнее всего их прямо перевести на Кузнецкий, 16 и известить письмом, что такая-то сумма
переводится такому-то. Но если брат денег не добудет, пусть не оч<ень>
беспокоится, т<а>к к<а>к для
Пав<ла> Дм<итриевича> персонально можно достать и у
нас.
Относительно цифр пражского корреспондента ничего сказать не
могу. Видимо, это данные отдела частных амнистий при ВЦИК’е
постоянно действующей. Каковы будут результаты комиссии по амнистии, кого она
захватит, покрыто мраком неизвестности, и все мы питаемся лишь слухами — весьма
неясными.
С Пешехоновским въездом все еще вопрос висит в воздухе2.
Ник<олай> Дм<итриевич>3 просит меня Вам передать, что он давал
сведения о разрешении об отказе и пр<очем>,
что он сообщал, как результат переговоров с Менж<инским>. Но ведь
дело не в том учреждении, а в другом — высшем. Там все на той же точке.
Что за несчастная семья. То тяга домой не давала покоя, то
болезни.
Доклад Сер<гея> Ник<олаевича>
пошлите мне в Варшаву. Вы не забыли там адрес: Smolna 6, Polsk. Crerw. Krz. для
меня.
Да, еще возвращаюсь к деньгам для Пав<ла> Дм<итриевича>.
Вы пишете, что из Berlin’а было послано для него 25 зл<от>
на имя Веры Ник<олаевны>[Фигнер].
Они получены, конечно. Но сестра Лид<ии> Ос<иповны>
Женя4
сообщила, что деньги — для Креста. Так они и были записаны и израсходованы.
П<авел> Дм<итриевич>
в своем письме, видимо, писал о первых 10 р<ублях>, <в>
след<ующий> месяц ему было переведено вновь 10 р<ублей>
и т<ак> д<алее>, и посылаются оч<ень>
хорошие посылки. Послали ему в последний раз в день моего отъезда белье,
одеяло. Все, что понадобится — пошлем, когда будем знать место его высылки.
Очень мы смеялись: — в его письме ко мне подпись: «с буржуазным приветом. П.
Д.». Да, а что касается насчет бойкота меня Berlin’ом, о
кот<ором> Вы сообщили Виноверу, а теперь
написали мне, то он или отошел в области преданий или был частным мнением Лидии
Осиповны. После Вашего письма Мих<аил>
Льв<ович> написал об этом Фридлендеру5, котор<ый> был в Berlin’е. Тот прислал ему
ответ, что никакой враждебности ко мне там нет. Все, к<а>к
было. И мы тогда же получили в мой адрес какое-то количество денег для Креста.
Ну, а если это и есть — их дело. Меня могло волновать отношение заключенных.
Оно было очень заботливым и трогательным, и оно решило вопрос, кот<орый> сама себе ставила.
Ну, хватит об этом. В свое время достаточно намучилась от дум и
разговоров и переписки.
На другой день после заметки о неск<ольких>
частных заводах, в том числе Фридлендера, было разъяснение, что никем не
«открыт» незарегистрированный завод, а что он с ведома и в контакте с ВСНХ
работал. Ничего ему не грозит.
Жалко, что Фридлендерам не удалось получить визу в Италию.
Надеялась встретить их здесь.
Что-то я расписалась. Целую Вас, Евг<ению>
Ив<ановну> за себя и Лид<ию> Петр<овну>.
Серг<ею> Н<иколаевичу>
привет. Ек<атерина> П<ешкова>.
Ал<ексей> М<аксимович> кланяется6.
1 M. Josefson —
представитель организации «Croix Rouge Russe a Paris. Secours aux corvess
politique en RUSSIE». через
эту организацию оказывалась помощь (деньгами и вещами) российским
политзаключенным и политссыльным различных категорий. Деньги обычно
пересылались чеками через банк (Banque du «Commerce pour Pays de l’Europe»), по
их получении Е. П. высылала расписку, а затем по
получении денег адресатом — извещение о факте их получения тем лицом, которому
помощь оказывалась. Вещи, как правило, передавались через Варшаву (Польский
Красный Крест).
2 По
поводу въезда Пешехонова в СССР еще в 1925 М. Л. Винавер писал Е. К.: «Не могу
Вам заочно сказать о Пеш<ехонове>, но думаю, что вопрос о нем
будет скоро улажен. Когда писал Вам в прошлом году о нем — у меня был
положительный ответ, после его статей нашли, что его пребывание за границей
полезно; теперь, по нашей просьбе, должны поставить этот вопрос на пересмотр.
Конечно, это только для Вашего сведения, Екатерина Дмитриевна, не для широкого
потребления». // ГАРФ. Ф. 5865. Оп. 1. Д. 101. Л. 1.
3 Лицо не установлено.
4 Евгения Осиповна
Цедербаум (1882—?) — младшая сестра Ю. О. Мартова. В 1909 уехала из России в
Париж, училась в Сорбонне. По-видимому, в это время
познакомилась с Е. П., тоже жившей в Париже и учившейся в Сорбонне.
5 Фридлендер Рафаил
Григорьевич (? — после 1936) — инженер-техник, один из
членов МПКК, член ее финансовой комиссии и один из уполномоченных по тюрьмам
(Сокольническая тюрьма). Имел в СССР частный завод, работавший с ведома ВСНХ вплоть до 1927, когда был национализирован,
после чего Фридлендер покинул Россию. Жил в Берлине, поддерживал отношения с Е.
П. и оказывал материальное содействие ПОМПОЛИТу.
6 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 3—20, 119—130. Фотокопия в трех экземплярах.
9. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
24/IХ—27. [Сорренто]
Милая Екатерина Дмитриевна.
Уже больше полутора недель живу у
своих. Приехала позднее, чем думала, т<а>к к<а>к
задержалась на неск<олько> дней в Москве, неск<олько>
дней пробыла в Варшаве. Здесь застала Ваше письмо и письмо Петра Дм<итриевича>.
Простите, что не сразу отвечаю. Полежала на солнце, покупалась,
более или менее пришла в себя и теперь пишу, а то оч<ень>
усталой сюда приехала и хотелось мыслями подальше от своей работы уйти.
Надо написать и П<етру> Дм<итриевичу>.
Но совсем не знаю, куда и когда отсюда уеду. Собиралась в эту поездку побывать
в Париже. Даже запаслась для этого французской визой. Но оказалось, что
прибавление семейства у Максима вместо 1/2 сентября состоится или в конце или в
первой половине октября. Так что гораздо дольше, чем предполагала, придется мне
пробыть здесь, и не будет возможности заехать во Францию. Тогда ограничусь тем,
что поеду не прямым поездом Рим — Варшава, а заеду в Berlin на день. В дороге
1 день будет лишний. Так что всего два дня на это уйдет. Вот и думала
предложить П<етру> Дм<итриевичу>
приехать туда и переговорить о том, что его интересует. Сказать особенно
нечего, т<а>к к<а>к ведь я
не видела Пав<ла> Дм<итриевича>, а лишь получила от
него неск<олько> писем, и, ожидая его скорого выезда в ссылку, мы
послали ему целое «приданое»: пальто, две-три смены белья и пр<очее>.
Разумеется, ни о каких истязаниях не могло быть и речи. Все это вышло, как мы
думаем, для всех, к<а>к и для нас — неожиданно1.
Распоряжения о переписке нет. И, конечно, Ваша или Евг<ении> Ив<ановны> переписка
не может повредить Лид<ии> Петр<овне>. Ведь кому
надо, прекрасно известны ваши давние отношения.
Лид<ия> Петр<овна>, Нат<алья>
П<етровна>2 оч<ень> вам всем кланяются. Теперь Лид<ии> Петр<овне> и прочим
нашим в Кресте приходится измышлять, к<а>к заполнить пробел в
наших делах, кот<орый> образовался, благодаря национализации з<аво>да
Фридлендера, кот<орая> все-таки на днях осуществилась. Мы лишились
оч<ень> крупного взноса, к<отор>ый
оплачивал нам квартиру и жалованье 4-х служащих. Не знаю, как мы справимся.
Милашевского не знаю, но у меня сейчас живет Скирмунт3, которому 64
года, а бодр, свеж, неутомимо ходит. Только чересчур много отдает внимания
своему здоровью.
Ваши плохо поправились за лето? Но ведь
Вы молодцом?
А что Бор<ис> Ник<олаевич>
[Рабинович] поделывает? Где он? Я здесь наслаждаюсь обществом внучки — оч<ень> своеобразный милый ребенок.
Отдыхаю от своей суеты, но еще мой темп не совпадает с темпом здешней жизни, и
все время я куда-то спешу.
Когда выяснится мой отъезд, напишу Вам. Ведь Вы уже в Праге
будете безвыездно?
Крепко жму руку и целую Вас. Привет Евг<ении>
Ив<ановне> и Сер<гею> Ник<олаевичу>.
Ек<атерина>
Пешкова.
Да, Вы спрашивали о Кишкине4 .
С ним не приходилось встречаться, но знаю, что после удара он поправляется и
крайне безучастно ко всему относится. Так мне рассказывали люди, кот<орые> у него бывают5 .
1 Вопреки
уверениям Е. П. и М. Л. Винавера, П. Д. Долгоруков в это время уже был
расстрелян (см. сноску 1 к письму 7).
2 Куприянова
Наталья Петровна (1868—1950) — общественная деятельница. В 1900—1910-х —
председательница Общества взаимного вспомоществования учителей в Казанской губ., организатор помощи голодающим крестьянам. С марта 1917 —
гласный Казанской городской думы. В сентябре 1918 эвакуировалась вместе с
войсками и учреждениями КОМУЧа сначала в Уфу, а затем в Омск. После падения
Колчака работала делопроизводителем Иркутского губревкома. Около 1921 вернулась
в Казань, вошла в местную организацию Всероссийского Общественного Комитета
помощи голодающим и возглавила эту работу в Тетюшском уезде. После ликвидации
Комитета была ненадолго арестована. С 1922 жила в Москве. В советское время —
научная сотрудница ЦЕКУБУ. Она, так же как и ее сестра
Лидия Петровна, активно участвовала в работе ПОМПОЛИТа и входила в ближайшее
окружение
В. Н. Фигнер.
3 Скирмунт Сергей
Аполлонович (1863—1932) — книгоиздатель. Окончил военное Александровское
училище, дослужился до чина штабс-капитана. В 30 лет, неожиданно получив после
смерти дальнего родственника огромное наследство, вышел в отставку и постарался
разумно употребить «шалые», как он говорил, деньги. Около 100 тысяч рублей
пожертвовал «Обществу содействия устройству общедоступных народных
развлечений», в котором участвовали Станиславский, Немирович-Данченко, Корш;
основал на паях с публицистом
В. А. Крандиевским либеральное издательство «Труд»; сблизился с Горьким, через
которого щедро финансировал революционные организации. Горький, приезжая в
Москву, часто останавливался в доме Скирмунта. С середины
1920-х годов и вплоть до своей кончины
С. А. Скирмунт принимал участие в работе
издательства «Международная Книга» и жил в семье Е. П. (В московской квартире
Е. П. и на даче в Барвихе всегда жило много разных людей, попавших в трудное
положение; недаром Горький называл дом Е. П. «ковчегом».)
4 Кишкин Николай
Михайлович (1864—1930) — политический и государственный деятель, кадет. Из дворян. После окончания медицинского
факультета Московского университета (1899) основал в Москве водолечебницу и
пансион для нервнобольных. Член «Союза освобождения», член ЦК кадетской партии
с 1905, в 1907—1914 — товарищ председателя ЦК кадетской партии. После начала Первой мировой войны — один из организаторов Всероссийского
союза городов, после подавления военного мятежа Корнилова вошел в коалиционный
кабинет в качестве министра государственного презрения. В дни Февральской
революции назначен комиссаром Временного правительства в Москве. 25 октября
1917 назначен особоуполномоченным Временного правительства и
генерал-губернатором Петрограда. Арестован вместе с
министрами Временного правительства, весной 1918 освобожден. Участвовал в
организации и деятельности Союза возрождения России, затем совместно с Е. Д.
основал в Москве «Лигу спасения детей» для организации приютов для
беспризорных. Неоднократно арестовывался ЧК. В 1919 участвовал в деятельности
«Тактического центра», был привлечен к суду Военного Трибунала, но оправдан.
Несмотря на советы эмигрировать, остался в России. Один из организаторов ВКПГ.
В августе 1921 вместе с Е. Д. и С. П. Прокоповичем был арестован и отправлен в
ссылку в Вологду. В середине 1920-х годов вернулся в Москву и работал в
курортном отделе Наркомздрава. После ухода на пенсию был лишен
продовольственных карточек и денежного содержания.
В июле 1919 в квартире Е. П. был произведен обыск
(она обвинялась в принадлежности к ПСР), среди конфискованных у нее
бумаг было заявление, написанное М. Горьким в ВЧК: «Всеросiйской
Чрезвычайной комиссии. Очень прошу освободить арестованного Николая Михайловича
Кишкина на поруки мне. М. Горький. 18.II.19». // ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1.
Д. П-65157.
5 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 60—67. Фотокопия, каждый лист сфотографирован дважды.
10. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
FLORENCE
GRAND HOTEL
MINERVA
30/Х [1927]. [Варшава]
Дорогая Екатерина Дмитриевна. Из письма Петра Дм<итриевича>
узнала, что с Сер<геем> Ник<олаевичем> плохо. Что
именно с ним?
Ответьте мне на Smolna 6, Croix Rouge, Polonaise, Warsrawa, для
меня. Мне перешлют. Пишу Вам накануне отъезда. Собиралась основательно
написать, а Вам пишу наспех. Без конца народу у меня все время здесь. Уже
устала. А у меня еще новая внучка. Назвали Дарьей1. Вот что
значит жить вне России.
Оч<ень> тороплюсь
отправить хоть эти неск<олько> строк. Целую Вас, Евг<ению> Ив<ановну>.
Сер<гею> Ник<олаевичу>,
Бор<ису> Ник<олаевичу> (которому не собралась
написать) приветы.
Напишите, что Сер<гей> Ник<олаевич>?
Ек<атерина> П<ешкова>.
Прилагаю письмо для Петра Дм<итриевича>.
Нет у меня здесь его адреса.
Е. П.2.
1 Дарья — вторая внучка
Е. П., родилась 12 октября 1927.
2 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 97—102. Фотокопия, каждый лист сфотографирован дважды.
Письмо написано на листе со штампом флорентийской гостиницы.
11. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
5/III—28. [Варшава]
Милая Екатерина Дмитриевна. Везу с собой некоего младенца в
Неаполь к тетке1,
а потому никак не выходит мой заезд в Прагу. Если позволят валютные
возможности, постараюсь на обратном пути в самых первых числах апреля между
поездами посмотреть на всех вас.
Теперь посылаю записку Лидии Петр<овны>, 2 ф<унта> и 15 dol. от нее и квитанцию на 50 р<ублей>
для Бор<иса> Ник<олаевича> Рабиновича. Я не знаю его
адреса и оч<ень> прошу Евг. Ник.2 передать ему квитанцию и мой адрес в
Sorrento Villa Le Sorito, чтобы он написал мне и прислал свой адрес и
с-ровские последние №№ соц<иалиста>-рев<олюционера>3 и рев<олюционной> Рос<сии>4 . У меня было последний месяц оч<ень>
много неприятностей и еду измотанная. Конечно, это пройдет, т<ак>
человек, особенно мы, женщины — народ выносливый.
Как теперь Сер<гей> Ник<олаевич>?
А не забывали применять к нему метод Манухина5,
кот<орый>, когда лечил Ал<ексея>
Макс<имовича>, говорил, что рентгенизация селезенки ведет <к>
увелич<ению> выделения крас<ных> кров<яных>
шариков, а потому это не только борьба с туберк<улезом>, но и с
белокровием.
Вы бы запросили на всякий случай Ек<атерину>
Ив<ановну>6, ведь
она с Манухиным встречается?
Письмо Ев<гении> Ив<ановны>
насчет мальчика получила, пришел уже мне и перевод денежный. Я виделась с
человеком, кот<орый> привезет
мальчика в Москву. Дала ему указания, какие документы он должен получить от
деда. Надеюсь, в двадцатых числах Виновер отправит его в Прагу7 . По крайней мере, все для этого
налажено.
До свиданья. Целую Вас, Евг<ению>
Ив<ановну>.
Привет С<ергею>Н<иколаевичу>. Ек<атерина>
П<ешкова>8 .
1 Юра Михайлов, по неизвестной
нам причине он лишился родителей. С осени 1927 его тетка, жившая в Неаполе,
хлопотала о его выезде из России к ней. Е. П. за непродолжительное время общения с мальчиком успела привязаться к
нему, он ей понравился, и она жалела, что его надо отдавать тетке и нельзя
оставить у себя. К этому времени она уже взяла на воспитание мальчика,
оставленного отцом в подъезде приемной ПОМПОЛИТа. Этот мальчик, выросший в ее
семье, погиб на фронте в 1942.
2
По-видимому, имеется в виду Евгения Ивановна.
3 «Социалист-революционер»
— журнал под редакцией Заграничной Делегации ПСР, издавался в Париже в
1927—1932. Первый номер журнала вышел в октябре 1927.
4 «Революционная
Россия» — центральный орган ПСР, издавался в 1920—1931, с 1923 — в Праге.
5 Манухин Иван
Иванович (1882—1958) — известный врач, ученик Мечникова. Во время первой
русской революции примыкал к социал-демократам. После Февральской революции
занимал должность врача в «Чрезвычайной следственной комиссии» Временного
правительства, расследовавшей действия высших должностных лиц царского режима.
Был одним из учредителей и активным членом Петроградского Политического
Красного Креста. В 1912 в Италии познакомился с Горьким. В 1914—1915 успешно
лечил его от туберкулеза по своему методу рентгенезации селезенки. В 1921,
благодаря хлопотам Горького, выехал из России в Париж, где работал в Институте
Пастера.
6 Муравьева
Екатерина Ивановна (1882—1969) — жена Н. К. Муравьева — первого председателя
МПКК. Активно сотрудничала в нелегальном политическом Красном Кресте (1902—1917),
после Февраля 1917 — в Бюро помощи амнистированным, с 1918 по 1922 — в МПКК, в
1922—1925 —в ПОМПОЛИТе. В 1925 по состоянию здоровья выехала на лечение в
Париж. В 1948 вернулась в СССР вместе с семьей дочери. Через месяц была
арестована и по приговору ОСО выслана на 5 лет в Сибирь. В 1956
реабилитирована. Е. П. пыталась ей всячески помочь и в период ссылки, и по возвращении из нее.
7 Речь идет о
мальчике — сыне эмигранта, живущего в Париже. Мальчик оставался у бабушки с
дедушкой в Астрахани. Благодаря хлопотам ПОМПОЛИТа его удалось отправить из
России к отцу. Мальчик был доставлен в Прагу 3 апреля 1928.
8 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 37—48. Фотокопия, каждый лист сфотографирован дважды.
12. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
HOTEL EUROPEJSKI
WARSZAWA
[Начало апреля, между 9/IV—28 и 11/IV—28]
Дорогая Екатерина Дмитриевна.
Не удалось мне попасть к Вам в Прагу. Оч<ень>
рада, что Сер<гею> Ник<олаевичу> лучше. Об этом
лечении я как раз услышала за границей, когда Вы уже написали о нем. Пишу в
поезде — качает. В Варшаве так замоталась и так поздно оставалась каждый вечер
одна, что не собралась написать. В Berline тоже все время на людях была. Жаль,
не прочла в «Днях» об Ал<ексее> М<аксимовиче>1 . Мне не успели переслать эти №№.
Всего лучшего Вам, Ев<гении> Ив<ановне>, Сер<гею>
Ник<олаевичу> желаю дальнейшей поправки. Привет Бор<ису>
Н<иколаевичу>. Целую Вас. Ек<атерина> П<ешкова>2.
1 «Дни» —Республиканская демократическая ежедневная газета, выходила
в 1922—1928 сначала в Берлине, а с сентября 1925 — в Париже.
6 декабря 1927 в «Днях» было опубликовано «Открытое письмо
Горькому» с подзаголовком «Документ из России» — ответ на статью Горького,
посвященную 10-летию Октябрьской революции и опубликованную в центральной
советской прессе. В анонимном письме содержалась резкая критика позиции
Горького, возмущение его славословием и
восхвалением кровавого режима, называемого советской властью.
11 января 1928 в «Днях» была опубликована статья Е. К. под
названием «Из размышлений», в которой разбирался ответ Горького этому анониму.
В марте 1928 в «Днях» было еще две публикации, посвященные Горькому
в связи с его шестидесятилетним юбилеем. Одна — «Юный Горький» (из литературных
воспоминаний писателя Осипа Волжанина), вторая — «Чествование Горького», в
которой рассказывалось о торжествах, проходящих в СССР.
2 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 107—109. Фотокопия. Письмо написано на листе со штампом
варшавской гостиницы.
13. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
21/ХI [1928].[Сорренто]
Милая Екатерина Дмитриевна.
Уже десять дней живу в Sorrento. Отдохнула, перестали меня
мучить мигрени. Между утрами на солнце, читаю книжки. Всегда здесь узнаю наших
новых авторов. Прочла оч<ень>
интересную книжку Ник<олая> Колоколова «Мед и кровь»1 . Талантливая, сильная вещь.
Хотела, к<а>к приехала, сразу Вам написать и
попросить Вас прислать мне Вашу статью об Ал<ексее> М<аксимовиче>.
У нас писали, как Вы «повернулись к нему спиной»2 . Хотела написать Вам, но т<а>к к<а>к хотела лениться и ничего не делать, что
вот только теперь собралась, когда скоро уже уезжать надо. Поеду обратно через
Париж. Но не хотела бы, чтобы там, кроме нескольких человек, об этом знали.
Ответьте мне или на Ек<атерину> Ив<ановну>
[Муравьеву] или в Berlin Shlutterstrasse 41, аn Frau
Silberberg3 . День пробуду
в Берлине. И напишите, как здоровье Серг<ея>
Ник<олаевича>.
Привет ему и Евг<ении>
Ив<ановне>. От Лидии Петр<овны> знаю, что это новое
средство сделало чудеса, и он себя хорошо чувствует. Пожалуйста, передайте Бор<ису> Ник<олаевичу> мой
адрес и скажите ему, что недавно у меня в Москве была Сара Ник<олаевна>.
Она очень похудела, много работает к<а>к детский врач и пользуется
оч<ень> большой популярностью в городе. А<брам> Р<афаилович> [Гоц] служит. Дети учатся, оба оч<ень> хорошо.
Целую Вас. Е<катерина> П<ешкова>4 .
1 Колоколов Николай
Иванович (1897—1933) — прозаик, поэт, был членом литературной группы «Перевал».
«Мед и кровь» — роман о красном терроре — вышел в свет в 1928. Критика
рапповского толка сравнивала этот роман с антиутопией «Мы» Евгения Замятина,
обвиняя автора в его непримиримости к действительности, еще большей, чем у
Замятина. Горький, высоко оценивая дарование Колоколова (сравнивал его с
Фадеевым и Шолоховым), пытался за него заступиться. По его приглашению
Колоколов начал сотрудничать в журнале «Наши достижения» (ежемесячный журнал,
основанный Горьким в 1928, где Горький был главным редактором). Из-за
несогласия с направлением журнала — «лакировкой» действительности, Колоколов
покинул журнал. После этого его перестали печатать, и он превратился в литературного
поденщика и писал «в стол».
2 В
статье «Из размышлений» Е. К. писала: «Долго читала в «Днях» письмо из России с
вопросами, обращенными к А. М. Горькому — Пешкову, и с нетерпением ждала
ответа. <…> И Горький ответил… Прочла
письмо и подумала: лучше бы промолчал. <…> Непередаваемо грубо прежде всего заглавие — «Анонимам и псевдонимам».
Максим Горький сам всю жизнь работал под псевдонимом. <…> В 1917,
говорит Горький, я ошибался, выступая против «диктатуры пролетариата». Ну, а в 1918, 19, 20 он тоже «ошибался», ходатайствуя в Кремле о
спасении жизни многих «паразитов», о сохранении ученых и писателей (тогда
презираемых, третируемых, унижаемых. <…> Горький ездил взад
и вперед между зиновьевским Петербургом и ленинской Москвой, хлопотал даже за
великих князей, укрытых в его квартире, пользовался своим влиянием, чтобы
спасти людей от разгоряченной борьбой и кровью диктатуры. И за это столь многие
были ему благодарны. <…> чтение ответа Горького — одно из тяжелейших переживаний. <…>
Горький — кусок русской интеллигенции, певший гимны свободе. Теперь гимны
слагаются всевластной диктатуре».
3 Зильберберг Анна
Ефимовна — член комитета Берлинского «Общества помощи политическим заключенным
и ссыльным в России».
4 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 131—138. Фотокопия, каждый лист сфотографирован дважды.
14. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
[Конец апреля 1929. Варшава]
Дорогая Екатерина Дмитриевна! Не написала из Sorrento, т<а>к
к<а>к полумертвой туда приехала и все
письма, кот<орые> необходимо было послать — писала, заставляя себя
взять перо в руки. Плохо отдохнула. Но сердце пришло почти в
норму, к<а>к сказал мне сегодня тут доктор.
Кончено, не потому не писала, что обиделась за статью об А<лексее> М<аксимови>че. Ведь и Бор<ису> Ник<олаевичу> не
собралась написать про Сару Ник<олаевну>, кот<орая>
была у меня, когда я вернулась осенью.
У них все ладно. Дети растут хорошо, Абр<ам> Р<афаилович>
работает по-прежнему. Сара Ник<олаевна>
похудела, что ей на пользу.
Возвращаюсь без бодрости. Надеюсь, она вернется, когда начну работать.
А, в общем, поизносился организм и, видимо, требует основательной починки.
Не сердитесь, что не писала. Целую Вас и Ев<гению>
Ив<ановну>. Привет Сер<гею> Ник<олаевичу>.
Ек<атерина> П<ешкова>1.
1 ГАРФ. Ф. 5865. Оп. 1.
Д. 390. Лл. 144—147. Фотокопия, каждый лист сфотографирован дважды.
15. Е. П. Пешкова — Е. Д. Кусковой
10/XI—29. [Сорренто]
Дорогая Екатерина Дмитриевна! Целых три недели прожила я в
Sorrento, теперь еду обратно. Отдохнула только. Хотя здесь было необычно тихо —
наши только с неделю назад вернулись, и я жила одна со своими чудесными
внучками1 .
Теперь одной четыре, другой — два года, и обе оч<ень>
милые и интересные девчушечки. Страшно жалко от них уезжать, оч<ень>
привыкла к ним за лето, кот<орое> они провели у меня, пока наши
ездили по России. Мы чудесно прожили с ними под Москвой. Т<о> е<сть> была-то я с ними не оч<ень>
много, только утро и вечер, и праздники, но занятно было знать, возвращаясь
домой, что там есть такие милые существа.
Мелькала мысль ехать обратно на Прагу, но досидела тут до
последней возможности, и теперь надо спешить.
Буду рада, если напишете мне в Варшаву — Hot<el>
Europejski. На Кузнецком у нас безденежье, хотя за этот год через нас по 1
октября прошло около 41 тыс<ячи> руб<лей>,
а обычно за год бывает около 40. Все больше устаем от этой работы.
Как здоровье Сер<гея> Ник<олаевича>?
Что Ев<гения> Ив<ановна>?
Лидия и Нат<алья>
Петровны просили вас расцеловать всех или передать приветы, если не увижу. Они
по-прежнему у нас работают. Нат<алья> Петр<овна> оч<ень>
увлекается насаждением кустарн<ых> вышивок в Казанск<ой>
губ<ернии>. От времени до времени приносит нам разные салфеточки и
пр<очее>, и радуется, когда нам нравится.
Вера Ник<олаевна>
[Фигнер] — неувядаема. Пешком приходит к нам на Кузнецкий,
всегда деятельна и энергична.
Читаю статьи Беседовского2 .
Не понимаю, почему его так радостно — дружески приняли.
Ну, до свиданья. Целую Вас и Евг<ению> Ив<ановну>.
Привет Сер<гею> Н<иколаевичу>. Ваша Ек<атерина>
П<ешкова>.
Привет Бор<ису> Ник<олаевичу>.
Видела летом Олечку3 . Она
жила у Берты Марк<овны> недалеко от меня. Большая, умная девочка с
общественным интересом4 .
1 Начиная
с 1928 и вплоть до своего окончательного возвращения в 1933 Горький вместе с
семьей сына приезжал на лето в СССР. В 1929 он вернулся в Италию только к
ноябрю. Е. П. уехала из Союза за границу 12 октября 1929 вместе с внучками и их
няней. Посетив Варшаву по делам Польского Красного Креста, Е. П. повезла внучек
в Сорренто, куда они прибыли 21 октября.
2
Беседовский Григорий Зиновьевич (1896 — 1951?) — советский дипломат, член ПСР
(с 1917), затем коммунист (с 1920), председатель Полтавского губсовнархоза,
редактор газеты «Бiльшовик» (1920), председатель губпрофсовета и член бюро
Полтавского губкома (1921), поверенный в делах УССР в Австрии (1922), советник
полпредства УССР в Варшаве (1923—1925), член правления Амторга в Нью-Йорке
(1925—1926), поверенный в делах СССР в Японии (1926—1927), советник полпредства
СССР во Франции (1927—1929). С октября 1929 невозвращенец, сотрудник
газет «Возрождение» и «Последние новости», основатель и редактор газеты
«Борьба» (1929—1932), в годы Второй мировой войны
участник французского сопротивления, после войны зарабатывал политическими
мистификациями, опубликовав под разными псевдонимами множество исторических фальшивок,
в том числе «Дневники Литвинова».
3 Ольга — дочь А.
Р. и С. Н. Гоц. Училась в Москве на медицинском факультете.
4 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 68—76. Фотокопия, каждый лист сфотографирован дважды.
16. Е. П. Пешкова — Е. И. Репьевой
29/XI—31. [Франция]
Милая Евг<ения> Ив<ановна>.
Не сердитесь на меня, что сразу не ответила Вам. Я совсем не
помню, сколько Вы тогда перевели. Ведь обычно я, возвращаясь, вношу в кассу
Креста деньги, квитанцию отдаю Мих<аилу>
Льв<овичу>, который вскоре после моего возвращения уезжает к
жене. Верно, так было и с этими деньгами. Я ему написала в Варшаву, чтоб оттуда
переслали ему. Вероятно, вернувшись через неделю в Варшаву, найду там его
письмо.
Сейчас могу лишь подтвердить, что указанную Вами сумму получила1. Жаль, что
Вы не указали эквивалента 1000 крон в дол<ларах>.
Вероятно, это около 50 dol? Это было в апреле? Крест к<а>к-то
все еще живет. Комитет все тот же. Появились некоторые новые люди среди
сотрудников, более молодые.
Временами бывает непереносимо трудно, бывало прямо физически
невозможно принять то кол<ичест>во людей,
кот<орое> приходило на прием. Ваша Леля
довольно часто к нам заходит. Отношения с мужем у нее, видимо,
восстанавливаются.
Скажите Бор<ису> Ник<олаевичу>, что с
большим трудом удалось помочь Мише2
поступить в Архит<ектурный> Инст<итут> в Ленинграде.
Он оч<ень> вырос, оч<ень> высок ростом и взял лучшее
в лице от Сары Ник<олаевны> и Абр<ама> Раф<аиловича>.
С Лид<ией> П<етровной> и Нат<алией> П<етровной>
видимся оч<ень> часто, т<а>к к<а>к
они по-прежнему аккуратно бывают на Кузнецком. Все таким же молодцом Вера
Николаевна. Когда впадаешь в разные настроения, оч<ень>
полезно на нее посмотреть или о ней подумать. Сейчас она, вероятно, в Сухуми,
где собиралась прожить неск<олько>
месяцев, когда я уезжала.
Прожила со своими внучками больше полутора месяцев. Оч<ень>
отдыхаешь с ними, т<а>к к<а>к
живешь их жизнью и их интересами.
А в Москве бывает подчас оч<ень>
и оч<ень> трудновато.
Первый раз, кажется, читая Ек<атерину>
Дм<итриевну>, чувствую, что и она оторвалась от России. Вот о ней <и>
о Бунине3 всегда оч<ень> жалею, что не варились они это
время в нашем котле.
Каждый раз, уезжая из Москвы, собираюсь заехать в Прагу к Вам, и
все не выходит. Целую Вас и Ек<атерину>
Дм<итриевну>. Привет Сер<гею> Ник<олаевичу>.
Ваша Ек<атерина>
П<ешкова>.
Вот опять задержала письмо и опускаю его во Франции.
В Варшаве мой адр<ес>
«Hot<el> Europejski4 .
1 Недоразумение
возникло в связи с тем, что иностранная жертвовательница не получила расписки
на переданные ею деньги. Приводим отрывки из письма Е.
К., посланного в ответ на запрос этой жертвовательницы: « … я отправила
[деньги] немедленно Ек. Пав. Пешковой. Она не живет в Варшаве, а только
приезжает туда по делам Польского Красного Креста 3—4 раза в год. Сейчас она
давно уже в Москве. Меня очень удивило то, что Вы не получили от нее расписки
на посланные Вами деньги. Объясняю это только тем, что Вы послали ей деньги
прямо, без посредства русских. В последние годы сношения с иностранцами
большевики ставят в вину. Если Вы напишете мне 1) сколько Вы ей послали, 2)
когда именно (число, месяц, год), я попробую получить от нее расписку через
Варшаву. И тогда перешлю ее Вам. <…> После многих опытов я
предпочитаю посылать деньги Е. П. Пешковой. Она и М. Л. Винавер — единственные
люди, которым разрешен доступ в тюрьмы. И еще не было случая, когда деньги,
переданные через нее, не дошли бы по назначению. Через нее можно пересылать и в
другие города, а также с назначением на определенные имена. Отчеты она
предоставляет бывшим членам Политического Красного Креста, нашим друзьям». //
ГАРФ. Ф. 5865. Оп. 1.
Д. 603.
2 Михаил — сын А.
Р. и С. Н. Гоц. Окончил архитектурный институт.
3 Бунин Иван
Алексеевич (1870—1953) — писатель, лауреат Нобелевской премии. Знаком с Е. П. с
1900. С тех пор в течение многих лет они многократно встречались в Ялте, Нижнем
Новгороде, С.-Петербурге, Москве, на Капри. Его брат Ю. А. Бунин был одним из
учредителей МПКК.
4 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 77—84. Фотокопия, каждый лист сфотографирован дважды.
17. Е. П. Пешкова — Е. И. Репьевой
HOTEL
EUROPEJSKI
WARSZAWA
14/XII—34. [Варшава]
Милая Евг<ения> Ив<ановна>!
Проездом в Вене нашла Ваше письмо.
Оч<ень> удивилась, увидев на конверте почерк Ек<атерны>
Дм<итриевны>, как Вы узнали адрес, потом сообразила, что, верно,
Раф<аил> Гр<игорьевич> [Фридлендер]
написал.
Я все еще не соберу себя и не могу сделать себя работоспособной1 . Вот и здесь после приема людей
охватывает как-то непобедимое состояние прострации и равнодушия. Из-за этого т<а>к задержалась здесь, все не могу закончить дел.
Сейчас вот заставила себя писать Вам, т<а>к к<а>к знаю, что надо ответить. Деньги
для Креста перешлите или на имя Елены Герм<ановны>2 или на имя Zaleska Bronislava
(Залесская)3 Chmielna,
25, m 14a. Или на то и другое по малу можно переводить.
Они передадут через кого-ниб<удь>
нам в Крест. Отсюда часто ездят.
Получила письмо Ек<атерины>
Дм<итриевны>, и меня даже уговаривали мои домашние поехать на
курорт, где она лечилась.
Целую Вас и ее. Привет всем троим и милым сестрам4.
Ек<атерина> П<ешкова>.
Проносила письмо в портфеле и уже с пути посылаю5.
1 Е. П. долго не могла
прийти в себя после неожиданной смерти сына. Максим умер 11.05.1934, спустя
полгода после окончательного возвращения Горького с семьей в СССР. До
настоящего времени нет однозначного мнения по поводу причины его смерти,
существует несколько версий. Е. П. говорила: «его убили», но не
разъясняла, кто и почему. Всю последующую жизнь до самой кончины она часто
начинала свой день с того, что ездила на могилу Максима (на Новодевичьем кладбище;
теперь рядом с его могилой находится и ее могила).
2 Винавер Елена
Германовна — жена М. Л. Винавера. Переводчица с русского языка на польский. После революции жила в Варшаве.
3 Залесская
Бронислава — сотрудница Польского Красного Креста.
4 Сестры милосердия
Шауфус Татьяна Алексеевна и Родзянко Ксения Андреевна были «подопечными» МПКК,
а затем ПОМПОЛИТа. Арестованные в апреле 1920 по делу «Белого Креста», были
приговорены к заключению в концлагерь до окончания Гражданской войны. Вновь
арестованы в 1928, приговорены к трем годам высылки из пределов Москвы и
Московской губ., затем этот срок продлевался.
Длительные хлопоты ПОМПОЛИТа увенчались успехом — «сестрам» было разрешено
выехать из СССР. В декабре 1933 они выехали за границу в сопровождении М. Л.
Винавера, который просил Е. К. принять их: «Вы их, кажется, знаете. Я просил бы
Вас отнестись так хорошо, как Вы умеете. И буду Вам очень благодарен, а то они
(мои старые «клиентки») — вполне заслуживают на Ваше особенно хорошее
отношение. Задержатся они в Праге дня на два». До февраля 1934 «сестры» жили в
Париже, затем вернулись в Чехословакию, где получили работу. Позже Т. А. Шауфус
(1892 — не ранее 1976) уехала в США (где проживала ее мать З. Раппопорт), жила
в Нью-Йорке и работала в вместе с А. Л. Толстой в Tolstoy Foundation Center.
5 ГАРФ. Ф. 5865.
Оп. 1. Д. 390. Лл. 85—88. Фотокопия, каждый лист сфотографирован дважды.
18. Е. Д. Кускова — Е. П. Пешковой
Прага, 19/VI—1936.
Дорогая Ек<атерина> П<авловна>!
Сегодня утром газеты принесли сообщение о кончине Ал<ексея> Макс<имовича>.
Все предшествующие дни чешские газеты давали бюллетени о ходе его болезни. А мы
— трое ваших друзей от старых времен — думали о Вас.
Быть может, Вы — единственный человек, способный понять, как
болезненно переживали мы разрыв с покойным Ал<ексеем>
Мак<симовичем>. Вы поймете также, что никакие — самые острые
разногласия не могут ослабить добрых чувств и воспоминаний обо всем вместе
пережитом — на протяжении нескольких десятков лет — с этим большим человеком.
Примите же наше самое глубокое сочувствие Вам в эти тяжелые для
Вас минуты.
Всегда Вас помнящие
Ек. Кускова-Прокопович.
Евгения Ивановна присоединяет свою подпись1 .
1 ГАРФ. Ф. 5865. Оп. 1.
Д. 603. Черновик. Автограф.
Публикация и примечания
Л. Должанской