Сергей  Стратановский

Это тексты из будущей книги стихов и прозы «Оживление бубна». Она задумана как книга реплик на мифы и фольклор народов России, прежде всего финно-угор­ских и тюркских. Почти все тексты этой книги сюжетны. Иногда я в точности следовал мифическим сюжетам, иногда домысливал. Я сознательно отталкивался от двух всем известных максим. Первая: «У чукчей нет Анакреона, к зырянам Тютчев не придет»; вторая: «Свое родство и скучное соседство мы презирать заведомо вольны». И то и другое высказывания несправедливы, что я и пытаюсь продемонстрировать.

Вяйнямёйнен и русский князь

На ладье лебединой

По реке долгой, длинной

                                    на север, лесами обильный

Русский князь — витязь сильный

К Вяйнямёйнену старому

                                    приплыл со своей дружиной

И сказал русский князь:

                                    «Помоги нам, кудесник старый

Бьют нас татары,

                                    жгут наши села и нивы

Города разоряют,

                                    лучших людей в плен уводят…

И мы просим тебя, заклинатель старый

Послужи нам силой своей волшебной

Знаю, можешь ты словом мощным

Мор наслать на народ искони враждебный»

И ответил ему Вяйнямёйнен старый:

«Слово лечит, а не губит,

                                             слово строит, а не рушит

Словом я ковал железо, словом я ладью построил

Но убить не смеет слово

                                              никого на целом свете

Я пойду к тебе на службу, русский князь

Только воином обычным в твое войско

Ибо сила моя тяжела мне стала

И хочу сойти я к смерти,

                                                  к Туонелы водам черным»

Жаль — ответил ему русский князь.

Человекодеревья (Марийский миф)

Корнелапые чудища

                                    с говорящей листвой

                                    и с живой, тайнозрящей корой

С сердцем бьющимся —

                                    вот человекодеревья

Не осталось их ныне

                                    переродились иные

Стали просто деревьями,

                                    а другие — из леса в кочевья

Ночью, тайно ушли

                                    от неверных людей, что крестились

В чужеземную веру

Но осталась в лесу

                                    не ушедшая с ними рябина

Потому что любила

                                    молодца из деревни, охотника

Ну, а он испугался

В церковь пошел он, к попу

                                    рассказал про бесовское дерево

Разъярился наш поп

                                    и велел изрубить топором

Эту нечисть лесную

Криком кричала она

                                    и до сих пор этот крик

Ночью слышен бывает.

Говорит дева Луны (Марийский миф)

Я — дева лунная,

                        я — бессмертная тень, а когда-то

Сиротою дрожащей

                        я у мачехи хищной жила

И терпела побои

                        и ругань ее терпела

Небу молилась, ждала

                        жениха-избавителя,

                        на коне огневом — сына царского

Только он не пришел —

                        за морями он странствовал теплыми

Что ему мы — деревенские!

Ночью осенней, холодной

                        за водой погнала меня мачеха

Говорила: «Расплещешь —

                        так побью, что не выживешь, дрянь»

Побрела я к колодцу,

                        воды набрала и заплакала

И сестрицу-Луну

                        умолила забрать меня с ведрами

И в своем чреве спрятать

И вот теперь на Луне

            я — с ведром полным звезд

                        и на нити небесные вешаю

Эти звезды ночные,

            но могут сорваться иные

Вниз упасть, если туча заденет

И умрет на земле

                        в этот миг человек неповинный

Я заплачу о нем.

                        Будет горько и тягостно мне

Словно я это сделала

Литова (По мотивам мордовских песен)

В пост Великий не ходит Литова

В церковь Божью о грехах своих молиться

В гневе на нее отец Георгий

Поп наш строгий,

                                    батюшка суровый

В праздник светлый не ходит Литова

К хороводу девушек мокшанских

Праздник темный на душе у Литовы

В верхней горнице, у красного оконца

На заходе солнца

                                    сидит Литова

Расплетает косу и поет негромко

О небесном женихе, громовом боге                                                                                         

И услышал ее бог — хозяин грома

Сам Пурьгине-паз, пасущий тучи

Белой молнией глаза его сверкнули

И примчался он на тройке запряженной

Злым огнем горящими конями

Взял он девушку прекрасную на небо

И женой его стала Литова

Горько плакали о ней отец и мать

Сокрушались о ней девушки и парни

Ну, а поп наш, отец Георгий

Ее проклял в церкви.

Лесная книга (Удмуртский миф)

Ну, а потом в наши села

Из Москвы пришли люди с ружьями

Люди жадные, злые

К нам пришли и сказали: «Несите

Шкурки беличьи, заячьи

                           соболей и куниц нам несите

И отдайте нам книгу

                           великую книгу удмуртов

Берестяную, лесную

                           животворными буквами полную

Мы ее увезем к царю нашему

В его дом многобашенный, дом до неба»

Спрятали мы эту книгу

                           В весях древних, в Кашкаре и Тырье

Семь годов укрывали,

                           а потом всем народом решили

Сжечь дотла, чтоб царям не досталась

И вот тогда жрец верховный

               бросил в костер эту книгу

Застонала она,

                  а потом заорала от боли

С дымом ввысь устремились

                           ее буквы звериные, птичьи

С той поры и навечно

                           только горсть ее букв жива где-то

С той поры и навечно

                           отвернулись от нас боги наши.

Идегей борется с великаном Алыпом

(По мотивам татарского эпоса «Идегей»)

Пораженный стрелой великан Алып

Так сказал Идегею:

                                    «Выслушай враг мой меня

Зло земли в моих жилах,

                                    но не только в моих, богатырь

Зло мое — одиноко:

                                    не возвысился я над народами

Царств в руках не держал,

                                    а ушел в бесконечную степь

Дочь похитив сперва

                                    у Тимира — железного шаха

Зло мое — одиноко:

                                    враг я владык и держав

Так добей меня, воин,

                                    мечом своим острым, но знай

Что от хищных сестер

                                    оба мы рождены, что теперь

Брата ты убиваешь,

                                    что со смертью моей мое зло

В твоем сердце поселится».

Говорят охотники на тюленей

Зло, причиненное морю

                                    и Старухе моря

Той богине дряхлеющей…

                                    Гибель ее тюленей

Мучит нас, убивающих…

Мы вернем ей их  головы,

                                    мы вернем ей их души тюленьи

Будем бить в наши бубны

                                    и прощенья просить у богини

Рана моря кормящего

                                    в нас сегодня болит, не щадит

Как иначе залечишь?

Дева неба (Якутская легенда)

Она:

Я — Дохсун-Дуйаан

                        дух злокозненный, дева неба

Насылаю напасти

                        на людей и скотину на пастбище

А была я красавицей,

                        дочкой любимой была,

                                    у отца моего Омогона

Человека богатого,

                                    хозяина стада немалого

Он:

Имя мое — Эллэй

Я — царевич татарский

                                    с отцом убежавший от русских

Далеко на восток

                                    до истока реки полноводной

Свои воды несущей

                                    к великому морю холодному

И сказал мне отец:

                                    «Я умру здесь сегодня, Эллэй

Ты же вниз по реке

                                    догреби до людей, зла не знающих

Обживись там, женись,

                                    но такую найди, что родит

Много детей, телом крепких

Знай, Эллэй,

                        что могучего, нового племени

Будешь ты прародителем»

Она:

Он приплыл на коряге, рекой многоводной,

                                                          весь грязный

Голый, голодный…

                                    Мы одели его, накормили

Трав отваром поили,

                                    и стал он у нас стада сторожем

Стал работником скромным

                                    у отца моего Омогона

Но я чуяла сердцем

                                    что был он царевичем прежде

Он:

Двое их было: две сестры — Омогоновы дочки

Двое их было: красавица и дурнушка

Знал я как можно узнать

                                    кто  же будет из них  многодетной

Подглядел я украдкой

                                    как мочу изливают на землю

Поутру обе

                        и по пене в моче сразу понял

Что женюсь на дурнушке,

                        что только в нее мое семя

Влиться должно…

                               и новое сильное племя     

Из ее чрева выйдет

Она:

Он глядел на меня

                                    как глядит гуртовщик на скотину

Он меня оскорбил,

                                    он моей красотой пренебрег

И вошла в меня боль:

                                    нелюдимой я стала и дикой

Ночью, плача, бродила

                                    и вскоре на небе навеки

Поселилась и сделалась духом злокозненным

Быстро я постарела,

                                    быстро юность сменила на месть

Всему племени нашему.