Александр Вергелис

* * *

Наконец-то вернулся... И что же? Стоит, как стоял

о пяти головах Исаакий на каменной гати,

Эрмитаж бесконечность миров бесконечностью зал

повторяет, как прежде. И так же над крышами ал

прошлогодний закат... Воротился, поплакал, и — хватит.

Не вздыхай, без тебя никаких не случилось чудес,

не ищи никаких превращений в оставленном мире.

Ты опять — лишь одна из теней, проживающих здесь

с постоянной пропиской в большой коммунальной квартире.

Разве этого ждал ты от дня возвращенья домой

и такого ли видел себя на классическом фоне?

Но ведь рад, напевая про «город над вольной Невой»,

хлебный мякиш бросая двуглавым орлам и одной

на ограду присевшей и вроде знакомой вороне.

* * *

Досадно было б умереть весной —

всю зиму проболеть, и вот, в апреле…

Уж если выбирать — не в декабре ли

мир обладает меньшею ценой?

Зимою жизнь в убытке не большом

и горечи не выплачет над гробом.

Костлявая торговка по сугробам

домой вернется с меньшим барышом.

Что — жизнь, когда не поднести ко рту

ее даров, не взять ее за плечи?

К нездешней тишине привыкнуть легче,

когда ни птиц, ни яблони в цвету.

Но если всё же выбрать мне дадут,

я предпочту дождаться клятвы клейкой,

увидеть сад с сиренью да скамейкой

и, всё отдав, навек остаться тут…

 * * *

Все подстроено так, чтоб сказать: «Что за вечер в окне,

что сегодня за тишь, что за вирши напишутся за ночь!

Будто в гроб не сходил, прослезясь, позавидует мне

сам Гаврила Романыч!»

О, Психея моя, Царь-девица, синичка моя!

Я б «Желанье зимы» написал, да зима миновала.

Улетай хоть в Стамбул, хоть в загробные брызни края —

все покажется мало!

То незваная жизнь — затрапезный, но царственный вид, —

то, беременна мною, шатаясь в веселом ознобе,

возвратилась весна, и сосед Храповицкий храпит,

спит Мещерский во гробе…

* * *

Я знаю — не вечен, не вечен…

Ничто не оставит следа.

Но как не считать этот вечер

свидетельством вечности! Да,

ты, я, мотылек да цикада

и с ветки сорвавшийся плод

в сиреневых сумерках сада —

насельники страшных пустот,

которых не видно за сценой,

где задник расписан для нас

с любовью… Взгляни на бесценный,

еще не холодный осенний

наш мир в этот медленный час:

и листик кружащийся — чудо,

и тучи, что в светлой тоске

плывут никуда ниоткуда,

где поезд шумит вдалеке.

 * * *

Давай пофантазируем чуть-чуть.

Ну чем не философская проблема:

когда б случилось это где-нибудь

в Сибири, а не возле Вифлеема…

Нет в юрте ни ослят, ни верблюжат,

и снег с небес слетает, а не манна,

и не овец — оленей сторожат,

и на собаках едут три шамана,

да не доедут, видимо: увы —

из-за пурги не видно звезд, без знака

небесного теряются волхвы

и замерзают начисто, однако…

Смешно тебе? И верно ведь — смешно.

Все было там, где надо — если было.

А если — нет, не все ли нам равно?

Тогда весь мир — тайга. Пурга. Могила.