МАРИНА ЭСКИНА

БЕРГАМО

                                                                                  Е. Колотовой

Гробница кондотьера Коллеоне,

Аэропорт Валерия Катулла,

Бергамо, прилепившийся на склоне

Холма так ловко, что его не сдуло

За два тысячелетия.

    И даже,

Карабкаясь под крепостные стены,

Люд полудикий превращался в граждан,

И город разрастался постепенно —

В тисках Венеции, в борьбе с Миланом —

То взнуздан Коллеоне, то Висконти.

Как тут не стать строптивым и упрямым,

Лукавым, изворотливым.

          Извольте

Не раздражаться или угодите

В историю, впросак, в засаду, в сети —

Пока на Piazza Vecchia сидите —

В сюжет Гольдони, в ноты Доницетти.

* * *

Нас много, нас можно построить

Цепочкой вдоль рек и границ,

Богов не хватает, героев

Воспетых, поверженных ниц.

Поэтому каждый уверен,

Что сам он и бог и герой —

Без паники и суеверий —

С бессмертием не за горой.

* * *

Один. И признавать и отпираться —

убого, в радости, в беде — один.

Сопротивляться, каяться, казаться

умней, искать других вершин, глубин…

Проявишься и скроешься, и снова

в попытках крайностей и середин,

в прострации молчания и слова,

в разрывах туч, в мельканье годовщин

всё зыбко и непрочно, ты — основа,

предел желанья и его «овчин-

ка выделки не стоит», как подсказка,

неукротимость следствий и причин,

заноза одиночества и ласка,

то всюду ты, то — еле различим,

сомненье, тайна, крик души, огласка.

Так и с лицом, и с именем твоим.

* * *

И сладок нам лишь узнаванья миг.

                           О. Мандельштам

Мастер ли я разгадывания кроссвордов,

в чьих лабиринтах память,

играя в прятки, жалит внезапной болью

узнаванья, чтобы потом заставить

ветер с песком и солью

несколько мутных кадров

отретушировать или подправить.

Солнце предпочитает садиться в воду

при большом стеченье публики —

на миру и смерть красна, вернее краvсны

убегающие сполохи и блики.

Туч расплывчатые баркасы

заполняют свободу

горизонта, как протокол — улики,

по которым никто не найден, никто не узнан,

кроме вышеназванного заката.

Любящие сильнее, чем сорок тысяч, —

далеки, но ни сестры ни брата

им взамен не отыщешь.

Время — странный союзник,

на пространство только и тороватый.