ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Надя Алексеева. Белград. Роман.

М.: АСТ—Редакция Елены Шубиной, 2024 (Европейский роман)

Героиня романа — молодая женщина окололитературной профессии (копирайтер) — отправляется к мужу, айтишнику, переехавшему в духе времени на ПМЖ в Европу.

Сербия, Белград, освоение нового пространства, шероховатости быта, не столь нарядного, как казалось издалека. Город сер, дождлив, неуютен, климат скверный, постреливают, бывают и забастовки с демонстрациями. Да и отношения с мужем идут на спад. Долго ли, коротко ли, героиня встречает, как теперь выражаются, «мужчину своей жизни», а айтишник своевременно погибает под очередным обстрелом, прикрывая телом их с женой любимую собачку, чье имя Ялта и является связующим звеном между первой и второй частями повествования. Вторая часть посвящена Чехову.

Переезд героини в Белград с последующим крушением семейной жизни никакого отношения к Чехову не имеет, но Чехов к нему пришпандорен. Просто так, степлером. Героиня еще до отъезда побывала с матушкой в Крыму и захотела написать о своих впечатлениях. И написала, и предъявила. Не спрашивайте почему… Автор всегда вправе сказать: «Я так вижу».

Успех сегодня, как, впрочем, и всегда, определяется телевизором. Успех зависит от жанра. Главный современный жанр — байопик, жизнеописание, сюжет которого основан на амурно-гламурных приключениях какой-нибудь известной личности. Причем важен сам факт какого угодно события: свадьба-женитьба, разрыв отношений, отъезд, смерть — все годится, главное, чтобы было зрелищно и оригинально. Как можно более оригинально. До неузнаваемости. А он украл или у него украли — неважно.

Этот жанр, так же как и глобальная музеефикация всей страны, выдвигает на первый план прошлое, должное служить образцом для построения настоящего и будущего. Главное, чтобы модель была жизнеутверждающей и позитивной.

Ольга Книппер — самая ненавидимая вдова русской литературы. Честно говоря, это ей по делам и по заслугам.

Ах так?! Пора всё поставить на свои места, то есть перевернуть с ног на голову. Значит, будет вам трепетная, любящая, принесшая себя в жертву, никем не оцененная женщина, которую Чехов использовал как натурщицу, а исчерпав, выжав до капли, бросил: «Каждую краску, жест, тон он высасывал из нее, пропускал сквозь чернильницу (как сказано! — Е. Г.), отдавал героиням, в которых как в дорогие платья ее же саму и наряжал. За два с половиной года их связи от Ольги почти ничего не осталось».

Эгоистичный, исписавшийся, равнодушный, безжалостный Чехов мечтает об одном: вырваться из Ялты, найти в Европе врача, способного констатировать его якобы смерть, и… уехать на Цейлон, где его, обтерханного старикашку-экскурсовода, в конце концов встретит в Коломбо Бунин. Байка о том, что Чехов, махнув перед смертью водки вместо шампанского, оклемался, уехал на Капри, получил Нобелевскую премию, дожил до 1944 года и проч. и проч., уже давно существует (Б. Штерн. «Второе июля четвертого года») — да какое это имеет значение?

А самоотверженная Ольга выберет в морге подходящего покойника, собственноручно загримирует его и предъявит публике, глотая слезы.

За Чехова, конечно, обидно.

Но, положа руку на сердце, большинство нынешних художественных открытий порождены формулой: «А что, так можно было?» Можно, можно.

(Несколько примеров, дарю от души.

Вот Софья Андреевна, лесбиянка и наркоманка, переписывая бездарные Левушкины сочинения, сама создает его знаменитые романы, а когда Толстой сдуру вознамеривается завязать с литературой, графиня с изменившимся лицом бежит к пруду, потому как невозможно ей писательствовать без мужниного прикрытия.

Вот Анна Григорьевна, сотрудница Третьего отделения, приставленная к Федору Михайловичу, подробно, в деталях описывает противоестественные отношения мужа с братом и пасынком…

Ну, то, что Лиля Брик завалила Маяковского с помощью агентов ГПУ, причем сама ими и руководила, как раз то, что доктор прописал…)

А в остальном текст как текст. Сначала спотыкаешься на каждой «прорехе в бороде», выражениях вроде «ведет собачонку, запинаясь о поводок», «захотелось набрать матери. Достала телефон», «насажала сиреней», «дрянь такая, скачет по сцене, декольтируется, не ходит за больным мужем» (молва о Книппер). Корежит от фраз «Антон Палыча»: «— Съезди, Оля, что тебе стоит, по магазинам потаскайся на мой счет…»

Потом понимаешь, что это стиль такой — вселенская смазь, — стиль, главная особенность которого отвязность и раскованность. Хотя, увы, это не только стиль, это мироощущение и даже концепция действительности, предполагающая абсолютную свободу мнений и действий в избранном пространстве. И концепция эта планомерно реализуется, ведь даже возлюбленный героини («мужчина ее жизни» в белградском сюжете) носит фамилию Суров, хотя фамилия эта знаковая, принадлежала негодяю, погромщику и просто мерзавцу.

За мамашеньками, преувеличивающими свои родительские права (а точнее, спекулирующими своим родительским статусом), утвердилось ехидное выражение «яжемать». Впору вводить слоган «яжеавтор», закрепляющий право на что угодно в отношении того или иного исторического лица. Сюжетец про страдалицу Ольгу и кровососа Антона Чехова — капля в море того помойного историко-беллетристического цунами, которое обрушилось на нас сегодня.

Но и не такая уж безобидная капля. Сотрудница современного офиса сложносочиненные книжки читать не будет (она, впрочем, никаких книжек читать не будет). А тут миленький, любовный, историко-познавательный роман, написанный самым что ни на есть разговорным языком. Можно при случае показать свою продвинутость. Хорошо бы еще понимать, куда тебя продвинули…

И не говорите потом, что вы этого не знали. И не говорите потом: «Не мы такие, время такое…»

Елена Гушанская