ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Вадим Пугач
Об авторе:
Вадим Евгеньевич Пугач (род. в 1963 г.) — поэт, прозаик, критик, педагог. Автор книг стихов «Шаги Командора» (СПб., 1995), «Летальный аппарат» (СПб., 1999), «Знаки» (СПб., 2008), «Антропный принцип» (СПб., 2012), «Тополя инженера Шперха» (СПб., 2018), романа «Кентавры на мосту» (СПб., 2021), а также ряда публикаций в журналах «Звезда», «Нева», «День и ночь», «Зинзивер» и др., альманахах и сборниках. Живет в С.-Петербурге.
Семья
Я жив и жив, и разве боль живее
Меня, не погруженного во тьму?
И я живу, ничуть не большевея,
И должен я не то и не тому.
Мой долог век — в том смысле, что продолжен,
Предела не поставлено годам,
И если я еще кому-то должен,
Скажите не стесняясь, я отдам.
Мы собирались по сусекам горсткой,
Мы в горы уезжали, к шашлыкам,
Сидели на террасе черногорской,
Шел дождь, и море липло к облакам.
Пьянели мы не ракией единой,
Скорее дождь глушил, как люминал,
И пустота копилась за грудиной,
Я похороны мамы вспоминал.
Вот молния проклюнулась, как жало,
Мать не смогла бы проглотить куска.
Она теперь в иной стране лежала —
Не черных гор, а красного песка.
А я глотал. Внизу кишела Будва.
Без стеба, без цитат и без кавык
Мой вечный долг рассасывался, будто
Самой природы тощий меньшевик.
* * *
Оставаясь балтийским бакланом
Вплоть до птичьего мозга костей,
Я тоскую теперь по Балканам,
Клювом щелкаю, жду новостей.
Ну и щелкай, мне скажут, и щелкай,
Что еще тебя ждет впереди?
За еще не сомкнувшейся щелкой
В частоколе — своих разгляди.
Жемчугами виденье расшей-ка,
Фантазируй, забудь о рванье —
И останься, как Серая Шейка,
Замерзать в ледяной полынье.
* * *
Поэт идет — открыты вежды.
Прохожий! Каждый божий раз,
Когда его увидишь, врежь ты
Промеж бесстыжих этих глаз.
Он негодяй, душою высох,
Нашел святое — и стащил,
В пустых словесных экзерсисах
Он нашу силу истощил.
Ему до жизни нету дела,
Он весь в своей галиматье,
И на него заводят дело
По поэтической статье.
В дни милосердия и гнева
Он вместе с нами не горит.
Не верь, не верь поэту, дева,
Он, сука, знает, что творит.
Поэт творит, и в сонме тварей,
Влачащих торбу на горбу,
Он озирает планетарий
И ведьму юную в гробу.
И открываются не бездны,
И открываются не вдруг
И круг земной, и круг небесный,
И обведенный мелом круг.
Он забывает злость и жалость
И видит истину насквозь.
Все оказалось чем казалось,
Все оправдалось и сбылось:
И след копыта инженера —
Полномасштабная Луна,
И треугольная Венера —
Всегда без спутников. Одна.
* * *
Не зная Брода, не суйся в Кафку,
Но что расскажет безумный Макс?
Открыл бы Франц мелочную лавку,
Женился, бросил писать?.. Релакс!
Так что там стало с беднягой Францем,
Какой случился в судьбе кульбит?
Он обзавелся солдатским ранцем,
Сходил в атаку и был убит?
Да нет, другое: платя по чекам
Чужих империй, закрытых глав,
Угас в плену, похоронен чехом
С веселым именем Ярослав.
Опять иное: во время оно
Постиг, что бог — это шум в ушах,
Вошел в Союз сыновей Сиона
И стал святее, чем машиах.
А может, в антропософском трепе
Забыл лечиться, сошел с колес,
Делился опытом — и в Европе
Исчез повсюду туберкулез.
Я слушал верное слово Макса,
Вникал всерьез, извлекал зерно
И в целом понял, что Франц не плакса,
Но чуток так, что не всем дано.
Не все дотянут до высшей лиги,
До супермодного пиджака.
Сегодня, перерывая книги,
Увидел и раздавил жука.