К 80-летию ПОБЕДЫ
ДМИТРИЙ БЕЛОВ
Об авторе:
Дмитрий Александрович Белов (род. в 1979 г.) — кандидат исторических наук, ведущий методист Центрального музея Вооруженных Сил РФ Минобороны России, президент Международного благотворительного фонда «Сталинградская битва». Живет в Москве.
«Блиндажная правда»
Париж. Бульвар Сен-Жермен. Виктор Некрасов сидит в любимом кафе «Аполлинер». Внезапно обращает внимание: пожилой француз прилаживает чугунную решетку с помощью… киркомотыги.
«Милая, дорогая, сколько же лет я тебя не видел? Тридцать, сорок? А если не полениться, подсчитать, то сорок четыре, со времен Сталинграда. Не было в Сталинграде ничего более ценного, чем она. Не автомат, не диск, не патроны, не даже ушанка, валенки или заячьи рукавицы, а именно они — лопата, топор и киркомотыга — бесхитростное счастье сапера. Их воровали друг у друга, за ними охотились, хранили как нечто самое дорогое».[1]
Читая эти строки, убеждаешься еще раз в ценности для исторической науки дневниковых записей, рассказов и интервью фронтовиков, написанных во время войны «по горячим следам»: впечатления, фамилии участников и очевидцев.
Отношение к дневникам как к источнику информации у ученых-историков неоднозначное. В случае с творчеством В. Некрасова коррекция «блиндажной правды» в его литературном наследии незначительна. Например, в повести, «пользуясь своим писательским всемогуществом», связного Титкова, с которым Виктор Платонович воевал на Мамаевом кургане с 1942 года, он заменил «В окопах Сталинграда» на Валегу (имеется в виду Иван Михайлович Волегов), с которым познакомился только летом 1943 года. Смещение в сторону от реальности вполне оправданное.[2] Так же как поселение командира пешей разведки сержанта Ивана Александровича Фищенко[3], в повести превращенного в Чумака. Дивизионный инженер, «придирчивый крохобор» капитан Устинов — на самом деле майор Валентин Михайлович Кондратьев, требовавший от Некрасова ежедневные отчеты о проделанной саперами работе.[4] И так далее.
Таблицы дневника представляют собой опись инвентаря саперного взвода Виктора Некрасова. Среди цифр под пунктом 3 видим ту самую «милую, дорогую», единственную (!) киркомотыгу, а также 8 саперных лопат, 7 больших и малых топоров, два миноискателя, 300 противотанковых мин, два МУВ (тип взрывателя) и другое имущество.
Только в повести можно найти скрывающиеся за этими сухими цифрами нотки досады и разочарования: «…мне сейчас же на свежую память за формуляры и отчетные карточки на минные поля браться надо. Будет у меня этой писанины каждую ночь. В трех экземплярах, да еще схему с азимутами и привязками, и бланков вдобавок нет — все сам, от руки. <…>
Бойцы молча копают. <…> Кто-то <…> ругает твердую, как камень, землю.
— Хоть бы пару кирок на батальон дали. А то лопаты называется. Масло им резать.
Кирки… Кирки… Где же их достать! Чего бы только я не дал за два десятка кирок! Кажется, никогда в жизни ни о чем я так не мечтал, как сейчас о них».[5]
Заполненные старшим лейтенантом В. Некрасовым таблицы — вершина айсберга той тяжелейшей работы, которую он вел, укрепляя оборону в районе Мамаева кургана в Сталинграде. На полковом инженере 1047-го стрелкового полка знаменитой 284-й стрелковой дивизии лежала ответственность за организацию строительства инженерных сооружений (КП, НП, блиндажи, дзоты, огневые точки). Отчеты подавались дивизионному инженеру каждый месяц — 14-го и 29-го числа. И все это, судя по заметкам, усилиями не более 20 человек рядового, младшего начсостава и среднего комсостава.
Сложно точно датировать этот документ. Дневником его в прямом смысле («ежедневником») назвать трудно. Таблицы в этих заметках составлялись, скорее всего, для одного из многочисленных отчетов между октябрем 1942 года и январем 1943-го и регулярно направлялись полковым инженером Некрасовым начальству:
«Главное дело полковых саперов — землянки, блиндажи. Дела посерьезнее — минные поля, проволочные заграждения, это уж обязанность дивизионных саперов. <…> Землянок и блиндажей нарыли мои саперы за зиму — и не подсчитаешь. <…> Топоры были на особом счету. Лопаты в основном колхозные, непрочные, ломкие, ржавые, с левого берега. Настоящая, большая, саперная, с удобной <…> ручкой <…> — кстати, она была немецкой, трофейной, — хранилась в углу нашего с командиром взвода блиндажа и выдавалась только для особо важных заданий, под расписку…»[6]
Скорее всего, и сведения о налетах вражеской авиации, тем более о количестве сбитых немецких самолетов, не являются плодом ежесуточного визуального наблюдения самого Некрасова или его взвода, а получались из других, более поздних источников. Тем не менее в общих чертах они совпадают с поздними официальными источниками, о чем свидетельствует приведенная ниже таблица налетов немецкой авиации и количестве сбитых самолетов:
| Текст В. П. Некрасова |
Комментарий |
| — Сталинград. С 5 августа по 20 ноября 1942 немцы сбросили 100 тыс. тонн бомб, или около 1 млн бомб;
— 100 тыс. самолетовылетов |
В течение 160 дней Сталинград был городом-фронтом и подвергался беспрерывной бомбежке, поливался ливнем снарядов, мин, гранат. Командующий Сталинградским фронтом генерал А. И. Еременко пишет, что на Сталинград «только с августа по 20 ноября 1942 года, т. е. до начала нашего наступления<,> немцы произвели 100 тысяч самолетовылетов, сбросив 1 000 000 бомб разного калибра, что составляет 100 тысяч тонн», и что «за этот период немцы выпустили по нашим боевым порядкам 900 тысяч снарядов и мин общим весом не менее 25 тысяч тонн», а всего «противник выпустил на каждый километр фронта 76 тысяч снарядов, мин и бомб»[7] |
| — на каждый километр фронта немцы выпустили за этот период 76 000 снарядов, мин и бомб;
— отбито 700 атак;
— в другие дни одновременно в атаку шли до 8 дивизий
во взаимодействии
с 500 танками |
Немцы обрушили на каждый километр многострадального, но и бессмертного Сталинграда 76 000 снарядов, бомб и мин.
Имеется в виду статистика с 23 августа по 19 ноября. С 23 августа по 19 ноября осуществлено противником на город 500 атак силами от батальона до роты и 200 атак — силами нескольких дивизий до полка, 4 атаки силами десяти диви-зий одновременно во взаимодействии с 500 танками[8] |
| — в первый налет на Сталинград 23 августа[9] немцы потеряли 90 самолетов |
По другим источникам, противник в этот день потерял:
— 37 самолетов (по данным коменданта Сталинграда В. Х. Демченко)[10];
— 28 самолетов, совершив 1580 самолето-пролетов только в районе Сталинграда[11];
— авиация 4-го и 8-го авиакорпусов в течение 23 августа выполнила около 2000 самолето-вылетов, только бомбардировочная эскадра KG51 «Эдельвейс» пять раз поднималась в воздух в полном составе! При этом потери Люфтваффе оказались минимальными, всего три самолета[12] |
| — количество самолето-пролетов авиации противника в Сталинграде в период июль—декабрь 1942 г.: всего 68 434 (сбитых 649) |
Согласно документам ЦАМО, статистика итогов работы люфтваффе за август: всего зафиксировано самолето-пролетов 13 794, из которых 53 % по 62-й армии, 25 % по 4-й танковой армии. ПВО Сталинградского фронта сбила 71 самолет, подбито 36 самолетов[13] |
Некрасов вряд ли имел доступ к материалам Комиссии по истории Великой Отечественной войны, хотя мог знать о ее работе от своего однополчанина Н. Аксенова, который отправил в Комиссию после боев за Мамаев курган все материалы по истории 284-й стрелковой дивизии.
Противник в своей пропаганде объяснял стойкую оборону в районе Мамаева кургана наличием бетонных дотов и проволочных заграждений. Ничего этого не было, писал В. Некрасов.[14] К 22 сентября 1047-й стрелковый полк достиг юго-восточных скатов кургана. К исходу 25 сентября вышел к его вершине. Противник с этого момента ежедневно переходил в контратаки до трех раз в день, стараясь вернуть территорию завода «Метиз» и восточные скаты высоты 102,0. С 26 сентября полк переходит к обороне, как и вся 284-я стрелковая дивизия под командованием подполковника Н. Ф. Батюка.
Каким образом удалось выстроить прочную оборону на участке 1047-го стрелкового полка?
В Центральном архиве Министерства обороны РФ удалось найти одну из схем инженерных сооружений, выполненных лично старшим лейтенантом Виктором Некрасовым. На схемах того периода видно, что линия фронта проходила в 1 км от Волги. На этом узком клочке земли дивизия держалась много месяцев, несмотря на почти полное отсутствие пополнения и сложности в подвозе боеприпасов.
В распоряжении 1047-го стрелкового полка, шутили бойцы, была своя собственная «флотилия им. Коробкова», названная так по фамилии помощника начальника штаба по тылу. Состояла она из шести затонувших и отремонтированных лодок и двух железных понтонов. Каждая лодка могла доставить за один рейс 500—1000 кг грузов. Самый трудный период — с 9 ноября по 17 января 1943 года: по Волге шла шуга, лед на реке долго не становился. Отважные лодочники с 22 сентября по 25 декабря силами «флотилии», под огнем противника, ночью смогли перевезти 135 тонн продовольствия и 300 тонн боеприпасов.[15] Когда доставка продовольствия была невозможна, работали самолеты У‑2 — только ночью. Полк занимал участок на скатах Мамаева кургана вдоль железной дороги. Согласно неопубликованным воспоминаниям командира дивизии Н. Ф. Батюка, за октябрь—декабрь дивизия продвинулась на правом фланге на 700 метров, а на левом, где стоял 1047-й стрелковый полк, на 300.[16]
С 22 сентября 1942 года дивизия отражала до восьми контратак в день. В ноябре перешли к активной обороне: почти каждый день проводилась разведка боем. Вернуть контроль над курганом мешали находящиеся на его вершине водонапорные баки, которые противник укрепил железобетоном, превратив их в ДОТы, как и два подбитых советских танка, ставшие неподвижнымими огневыми точками. Авиация противника почти ежедневно методично и практически безнаказанно осуществляла бомбардировки позиций дивизии группами по 25—30 самолетов с восхода до заката. Соседнему
1045-му стрелковому полку в декабре несколько раз удавалось овладеть баками, но сильными контратаками с участием 70—140 солдат противнику удавалось вернуть их обратно. Бойцы называли их «чертовыми куполами». Там находился НП противника, позволявший корректировать огонь и просматривать территорию на десять километров вокруг.
В эти дни родился лозунг «За Волгой для нас земли нет!». Снайпер 1047-го стрелкового полка В. Г. Зайцев, страдая в госпитале весной 1943 года от нервного расстройства, так описывал эмоционально тяжелые бои за курган: «Мы были в ужасно тяжелом положении. У нас был представитель Главного Политического Управления Красной армии (полковник Видюков. — Д. Б.). Я заверил командование, что „на той стороне Волги земли для 62-й армии нет. Наша земля здесь, и мы ее отстоим и выстоим“. С 6—7 часов утра до 7 часов вечера бомбят, бомбят. По 2000 налетов в день было. И снарядами, и минометами бьют. Шестиствольный миномет урчит и урчит, все кипит с утра до вечера. Ночью налетают ночные бомбардировщики и опять сыпят, сыпят. При таком положении есть ли капля признака к жизни? Тут ранили, тут убили. Но здорово в это время ненавистью набираешься…
Когда в районе завода „Метиз“ сидели мы, там немцы потащили одну женщину, предполагают, что насиловать. Мальчонка кричит: „Мама, куда тебя!“ Она кричит оттуда (недалеко от нас было): „Братцы, помогите, выручайте!“ Разве это не действует? А как ее спасешь, когда тут передовая линия! Нас было мало, кинешься — перебьет и все сорвано будет. Или в сад посмотришь, на сучках висят девушки, дети, — разве это не действует! Это потрясающе действует.
Усталости не знали. Сейчас как похожу по городу, устаю, а там часа в 4—5 утра позавтракаешь, в 9—10 приходишь ужинать, целый день голодный и не устаешь. По 3—4 дня не спали и спать не хотелось. Чем это объяснить? Все время в расстройстве, ужасно вся эта обстановка действовала. Каждый боец и я сам лично только и думал, как можно дороже отдать свою жизнь, как можно больше перебить немцев. Только и думаешь, чтобы принести больше вреда, насолить им как можно больше.
Под Сталинградом я был три раза контужен и ранен. Сейчас у меня расстройство нервной системы, все время трясет. Приходится часто вспоминать, а воспоминания очень действуют».[17]
Эти воспоминания прославленного снайпера в силу, пожалуй, полученной, описанной им глубокой психологической травмы впервые в полном объеме и без правок и добавлений цензуры были опубликованы только в 2015 году.
В 47-м полку было 47 снайперов, 30 из них были учениками Василия Григорьевича.[18] Его «зайчата», как в шутку их называли, уничтожили 1106 солдат и офицеров противника. За этот вклад в развитие снайперского движения и лично уничтоженных 225 гитлеровцев позднее ему было присвоено звание Героя Советского Союза.[19] Изучая его «личные счета уничтоженных гитлеровцев», можно увидеть только один день — 23 октября 1942 года, — когда он не убил ни одного солдата или офицера противника.[20] В этот день за первых 40 уничтоженных гитлеровцев ему вручили медаль «За отвагу» в блиндаже начальника штаба 62-й армии К. А. Гурова.[21] Автор данной статьи общался с вдовой Зайцева, когда она ходатайствовала перед мэром Волгограда помочь ей перезахоронить прах мужа с кладбища в Киеве на Мамаев курган. Она рассказывала, что в 1980-е годы ему хотелось после смерти лежать здесь, как и В. И. Чуйкову, бывшему командующему 62-й армией, со своими однополчанами.
10 января 1943 года штурмовые группы начали атаку баков. С 9:00 шел рукопашный бой, и к вечеру северный бак был взят. На следующий день к 14:20 взят южный бак. 26 января на НП разведчик полка увидел в 10:30 девять танков, вскоре их было уже четырнадцать; на башне головного танка развевался красный флаг. Так он стал свидетелем ключевого события в истории сражения: к западу от кургана произошло соединение войск 62-й армии и 21-й, прорвавшейся с запада с боями. Тот самый танк с надписью на борту «Челябинский колхозник» оставлен на том же месте в качестве памятника. Этой исторической встрече после войны будет посвящено живописное полотно открытой в Волгограде в 1982 году панорамы «Разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом».
Интересно, что именно среди однополчан Виктора Некрасова был историк Томского педагогического института, почувствовавший историческую необходимость работы над созданием панорамы «Оборона Сталинграда». Капитан Н. Н. Аксенов о важности этого замысла писал руководителю Комиссии по истории Великой Отечественной войны профессору Исааку Израилевичу Минцу, который несколько раз командировал в Сталинград ученых-историков для проведения аналогичной работы: «Мне кажется, что уже теперь наши художники работают над полотном „Панорама Обороны Сталинграда“. Мы — сталинградцы, говорим об этом вслух и уже место для этого присмотрели — Мамаев курган. Сейчас надо много работать, очень много работать, чтобы успеть по свежим следам войны собирать самый <…> ценный материал. <…> Глубокое желание помочь нашим историкам заставило меня думать и сделать попытку собрать материал о Сталинградской битве. <…> Я часто наблюдаю, что на глазах у всех погибает блиндажный (подчеркнуто автором письма. — Д. Б.) материал, именно такой, который по линии войны и подлежит сбору. <…> Вот и сейчас в Сталинграде я вижу массу вещественных памятников для истории войны, которые также не собираются».[22]
Помощи в сохранении исторического материала на страницах повести «В окопах Сталинграда» будет просить у Некрасова его вымышленный ПНШ‑1 (помощник начальника штаба по оперативной работе) Ипполит Астафьев, преподаватель Свердловского университета.[23] Совпадение? Капитан Н. Н. Аксенов тоже занимал такую же должность, до войны был историком в Томском педагогическом институте[24] и после войны опубликовал документальную повесть об этих боях.[25] Можно с уверенностью теперь сказать, кто был прообразом историка, собиравшего «блиндажную правду» по истории дивизии. Весь собранный материал Н. Н. Аксенов отправил в Комиссию по истории Великой Отечественной войны, где он хранится до сих пор. 9 февраля 1981 года он вновь «встретился» с собранным им материалом, о чем свидетельствует «Лист исследователя» в архивном деле. Интересно: отношение к этой работе за 38 лет у него изменилось? В листе исследователя он напишет: «Просмотрел свои личные заметки и удивлен, как они попали в архив? Стр. с 3 по 7 следовало бы изъять».[26]
Научную ценность для истории перестали представлять, на его взгляд, зачеркнутые еще в 1943 году, но все же отправленные в Москву страницы с обрывками фраз, отдельных фактов и фамилий. Вот некоторые из них: «Один татарин стрелял из пяти винтовок», «лейтенант Охапкин из 7 автоматов держал оборону и одно ПТР», «Мы так оборонялись, что за 4 м<есяца> не отдали немцам ни одного блиндажа», «В армии очень трудно в первые дни переключиться от научной работы к боевому труду и огромным трудностям и лишениям. Особенно большое испытание моральных и физ<ических> сил дал Сталинград. Я вырос за два года. В Сталинграде я стал членом партии, капитаном и орденоносцем. Люблю писать письма домой и описывать свои впечатления и переживания. Жена пишет, что за два годы войны накопилось уже больше 300 писем», «17. 10. видел противника на М<амаевом> кургане с Беньяшем. <…> Я видел весь город. Это Царицын-Сталинград. Думал я и невольно вспоминал, совсем недавно с кафедры Томского пед<агогического> института я рассказывал студентам, читал лекции об обороне Царицына. А теперь я сам защищаю его. Если буду жив, я много расскажу о защите Сталинграда. В эту минуту хотелось, чтобы о битве за Сталинград знало самое отдаленное наше потомство. Я собираю газеты, обгорелые <…> письма, листовки и т. д. Историк во мне ищет всегда и везде», «Я историк, я много читаю об истории войн всех времен<,> и когда я смотрю своими глазами на великую битву за Сталинград, я пытаюсь подобрать слова. <…> Это сражение не имеет масштабов, границ, чудовищные размеры и масштабы его. Городские дома, обломки, земля — всё в огне, в воздухе огонь, даже вода в Волге и та горит. В жаркие дни бойцы говорили: сегодня „море огня“». «Я был горячим инициатором поставить памятник павшим за Сталинград. Мне так хотелось оставить вехи боевого пути нашей дивизии, и я это сделал: 4 мемориальных доски с надписями „Здесь сражались и победили сибиряки дивизии генерал-майора Батюка“».[27]
Впрочем, право автора выбирать, что следует сохранить для истории, а о чем лучше умолчать. Но тогда, в далеком 1943 году, в своем интервью историкам Комиссии проф. И. И. Минца Н. Н. Аксенов признался, почему, например, было принято решение сжечь дневник упомянутого в его заметках погибшего командира 1-го батальона 1047-го стрелкового полка капитана В. Г. Беньяша: «…никогда он не берег себя. Можно сказать, он прямо преступно к себе относился. И погиб он зря, глупо погиб. <…> Он сводный племянник Василия Гроссмана. Последнее время он просил меня разыскать Гроссмана, но мне не удалось этого сделать. <…> Про Гроссмана надо сказать, что<,> когда он говорил с командиром полка, то даже не спросил о Беньяше и не поинтересовался его дневником. Дневник его сожжен. В дневнике он часто ругал командиров-трусов, много там было стихов его и правдивых вещей. Беньяша похоронили на кладбище на берегу Волги. С тех пор кладбище это стало кладбищем командиров 1047<-го> полка».[28]
Некрасов тоже пишет об этом человеке, жалея, что он «погиб по-глупому, от случайной мины, во дворе мясокомбината, где он назначил свидание одной из своих поклонниц». По его эскизу саперы полка построят ему на берегу Волги из дерева один из первых памятников в Сталинграде.[29]
Писатель Василий Гроссман действительно через какое-то время после гибели В. Г. Беньяша посетил КП полка в здании мясокомбината. Он напишет очень трогательную, психологическую, глубокую статью о людях, которые стоят насмерть у Мамаева кургана.[30] Почему он не захотел, чтобы эта история стала частью его личной семейной истории, — мы, наверное, никогда не узнаем. Заметки и дневники участников боев за Мамаев курган усилили бы и актуализировали изучение этого типа источников, усилили их достоверность, объединенную стремлением сохранить память, передать следующим поколениям свою «блиндажную правду» о прошлом. Работа Н. Н. Аксенова была издана только в 1995 году, дневник В. Г. Беньяша сожжен еще в ноябре 1942-го. На этом фоне повести Виктора Некрасова повезло, она еще и экранизирована — фильм «Солдаты». Почти в соответствии с первоначальным замыслом она вошла в историю литературы (и кинематографа) как «блиндажная правда» о «самых значительных годах» жизни автора, отразив и характеры людей, и их эмоционально-психологическое отношение к произошедшему «на краю земли» (первоначальное название повести), а не как сухие факты и статистика, скрупулезно подобранные ученым-историком с обязательной главой о роли Сталина или, наоборот, без нее.
Разные судьбы авторов и их дневников, заметок, интервью заставляют задуматься о той роли, которую сами авторы придавали им в разные эпохи. Они отражают взгляд участников боев, вполне заслуженно считающихся «творцами истории». Именно здесь, на господствующей высоте Мамаева кургана, они писали буквально и фигурально историю коренного перелома в войне. По этой причине и видели за собой исключительное право выбирать, какие факты нужно сохранить для истории, чтобы оставить свой субъективный, но правдивый взгляд на события военного прошлого.
В каком-то смысле судьба неопубликованных пока 267 выявленных автором статьи стенограмм, интервью участников сражения, собранных «по горячим следам» Комиссией по истории Великой Отечественной войны профессора И. И. Минца, похожа на истории этих трех дневников. Стенограммы занимали после войны промежуточное положение между двумя крайностями: от угрозы полного уничтожения в годы борьбы с космополитизмом за свой субъективизм до судьбы заметок Н. Н. Аксенова, переставшего за десятилетия видеть в них ценный исторический источник.
1. Некрасов В. Мамаев курган на бульваре Сен-Жермен // Некрасов В. Там, где горела земля. Собрание сочинений. В 3 кн. Кн. 1. М., 2004. С. 289.
2. Там же. С. 275, 448, 595.
3. Иван Александрович Фищенко (1922—?) — прототип Чумака в повести Некрасова. В период Сталинградской битвы сержант, командир пешей разведки 1047-го стрелкового полка 284-й стрелковой дивизии. За участие в боях в районе Мамаева кургана 28 ноября 1942 награжден орденом Красной Звезды за осуществление 32 выходов в разведку, уничтожение 10 солдат противника, доставку ценных разведданных (Центральный архив министерства обороны РФ (далее — ЦАМО РФ). Ф. 33. Оп. 682525. Д. 248. Л. 254). Награжден 4 февраля 1943 медалью «За отвагу» за то, что с 20 ноября 1942 16 раз ходил в разведку, а также за уничтожение штаба противника в цехах завода «Баррикады» и пленение 7 офицеров (Там же. Оп. 686044. Д. 1121. Л. 97).
4. Некрасов В. Там, где горела земля. С. 189—190, 265.
5. Некрасов В. В окопах Сталинграда // Там же. С. 143—144.
6. Некрасов В. Мамаев курган на бульваре Сен-Жермен. С. 289.
7. Водолагин М. А. Город-герой // Рассказы сталинградцев. Сталинград, 1948. С. 18.
8. Стенограмма беседы с С. И. Тюльпановым, полковником, начальником 7-го отдела Политического Управления Сталинградского фронта от 27. 06. 1943 г. // Научный архив Института российской истории РАН (далее — НА ИРИ РАН). Ф. 2. Р. 1. Оп. 5. Д. 51. Л. 12—12 об.
9. Имеется в виду не первый, а самый массовый налет бомбардировочной авиации, начавшийся в 16 ч. 18 мин. 23 августа 1942.
10. Стенограмма беседы с майором, комендантом Сталинграда В. Х. Демченко от 14 марта 1943 г. // НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. 3. Оп. 5. Д. 45. Подлинник. Беседу провел: П. И. Белецкий, стенографировала О. А. Рослякова.
11. Донесение командующего ВВС Красной Армии А. А. Новикова в Ставку Верховного Главнокомандования о действиях авиации противника и советской авиации в районе Сталинграда 23 августа 1942 г. Подлинник. Отправлено 24 августа 1942 г. 2 ч. 20 мин. // ЦАМО РФ. Ф. 220. Оп. 226. Д. 27. Л. 219.
12. Зефиров М., Дегтев Д., Баженов Н. Свастика над Волгой. Люфтваффе против сталинской ПВО. М., 2007. С. 172.
13. Доклад заместителя начальника артиллерии Сталинградского фронта по ПВО <В. Г.> Позд-
някова «О действиях и налетах ВВС противника и средств ПВО [Сталинградского фронта] за август мес<яц> 1942 г.». [Позднее августа 1942 г.] Копия. Машинописный текст. Подписи: заместитель начальника артиллерии СтФ по ПВО, генерал-майор артиллерии Поздняков, и. о. военного комиссара УНА СтФ старший батальонный комиссар Беднов; начальник отдела ПВО, подполковник Богдашевский // ЦАМО РФ. Ф. 206. Оп. 282. Д. 8. Л. 453 а-и.
14. Некрасов В. Сталинград, октябрь 1942 года // Некрасов В. Там, где горела земля. С. 262.
15. Материалы 1047-го стрелкового полка 284-й стрелковой дивизии (29. 12. 1942, 15. 02. 1943) // НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. 1. Оп. 31. Д. 7.
16. Стенограмма беседы с Николаем Филипповичем Батюком, подполковником, командиром 284-й стрелковой дивизии 62-й армии. 06. 01. 1943. Беседу провел в г. Сталинграде ученый секретарь А. А. Белкин, стенографировала А. И. Шамшина // Там же. Д. 1. Л. 2.
17. Стенограмма интервью с Василием Григорьевичем Зайцевым — Героем Советского Союза, снайпером 1047-го стрелкового полка 284-й стрелковой дивизии от 12. 04. 1943 г. Беседу провел научный сотрудник Р. И. Кроль, стенографировала О. А. Рослякова // Там же. Д. 3. Л. 15—16.
18. Заметки капитана Н. Н. Аксенова (помощник начальника штаба по оперативной работе 1047-го стрелкового полка 284-й стрелковой дивизии). 9. 02. 1943 г. // Там же. Д. 11 (на 7 л.).
19. Наградной лист на присвоение В. Г. Зайцеву звания Героя Советского Союза 18. 12. 1942 г. //
ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 793756. Д. 17. Л. 93—93 об.
20. Лицевые счета № 1 и 2 истребленных гитлеровцев и техники Зайцева Василия Григорьевича // Волгоградский государственный историко-мемориальный музей-заповедник «Сталинградская битва». Инв. № 25867 (1, 2) л/ф.
21. Наградной лист на награждение В. Г. Зайцева медалью «За отвагу» от 25. 10. 1942 г. //
ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 682525. Д. 244. Л. 31—32 об.; Стенограмма интервью с В. Г. Зайцевым <…> от 23. 08. 1943 (дополнение) // НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. 1. Оп. 31. Д. 3. Л. 17.
22. Письмо Н. Н. Аксенова проф. И. И. Минцу от 9 февраля 1943 г. Подлинник // Там же. Д. 11.
Л. 1—2.
23. Некрасов В. В окопах Сталинграда. С. 187.
24. Фолиев А. Первый памятник на Мамаевом кургане // https://stalingrad.vpravda.ru/stati/pervyy-pamyatnik-na-mamaevom-kurgane‑603 (дата обращения: 30. 03. 2025).
25. Аксенов Н. Мамаев курган. Документальная повесть. М., 1995. 194 с.
26. Заметки капитана Н. Н. Аксенова. 09. 02. 1943 г. // НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. 1. Оп. 31. Д. 11. Лист исследователя.
27. Там же. Л. 2—4.
28. Стенограмма интервью с Николаем Никитовичем Аксеновым, гвардии капитаном, помощником начальника штаба полка по оперативным вопросам 227-го гвардейского (бывш. 1047-го) стрелкового полка 79-й гвардейской (бывш. 284-й) стрелковой дивизии от 05. 05. 1943 г. Беседу провел ученый секретарь А. А. Белкин, стенографировала М. П. Лапутина // Там же. Р. 3. Оп. 5. Д. 4. Л. 10.
29. Некрасов В. Случай на Мамаевом кургане / Некрасов В. Там, где горела земля. С. 443.
30. Гроссман В. Сталинградская армия // Красная звезда. 1943. № 10 (5381). 13 января. С. 4.
