ЛЮДИ И СУДЬБЫ

ОЛЬГА РУБИНЧИК

Татьянин день

О Татьяне Сергеевне Поздняковой

«…Она была, конечно, истинная подвижница» ^[1]. Таков был один из откликов на весть о смерти Татьяны Сергеевны Поздняковой (15 апреля 1941, Ленинград — 25 января 2025, Тель-Авив).

Рассказ о Татьяне Сергеевне, ахматоведе, многолетней сотруднице Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, я начну с ее писем за месяц до ухода. «Оставили в больнице. Лежу пока в коридоре. Зато наблюдаю жизнь медперсонала. Как в недублированном кино. Олечка, помогите, пожалуйста! Меня из музея спрашивают — где это написано, что из Смольного АА забрали из-за лунатизма? <…> …я, к сожалению, не у компьютера. <…> Лежу под капельницами. <…> Так бы хотелось самой это прочитать. Попробую в телефоне» (18 декабря); «…Еду с Маргулей от врача. <…> На меня наклеена какая-то болеутоляющая наклейка. А на газоне передо мной гуляет какой-то разно­цветный гусь. Тороплюсь домой к компьютеру работать, работать» (23 декабря); «Работаю вовсе не из-за героизма. Это просто психотерапия» (31 декабря).

Даже в этих письмах, написанных человеком, измученным полутора годами рака, видно неповторимое сочетание черт характера: творческий нетерпеливый азарт, юмор и самоирония, способность почти не обращать на себя внимание, детский интерес к миру. Я так хорошо представляю себе сценку с гусем: Татьяна Сергеевна на миг полностью переселяется в зрение.

Уже просто даты рождения и смерти говорят, что Татьяна Сергеевна прожила нелегкую жизнь. Но на редкость наполненную.

Она родилась в Ленинграде перед самой Великой Отечественной, которую провела с матерью и бабушкой в эвакуации. Об этих годах, о возвращении домой, о семье Татьяна Сергеевна написала в сентябре 2024 года короткие воспоминания — «Вспышки сознания…». Они предназначались родным, не для печати, но — яркие, обладающие двойной, младенческой и взрослой, оптикой — теперь публикуются в «Звезде».

Отец Татьяны Сергеевны Сергей Семенович Поздняков (1916—1942) погиб на фронте. Мама Фаина Осиповна (Ошеровна) Позднякова (в девичестве Додина, 1920—1996), учившаяся вместе с ним на истфаке Педагогического института имени Герцена, стала учителем истории, растила Таню и родившуюся через 22 года дочь Ксану одна. Точнее, Ксану уже помогала растить Танечка (так всегда называла ее Ксана). Сестры оказались неразделимо дружными, при внешнем несходстве близкими по характерам и жизненным ценностям, привитым обожаемой мамой. С годами, когда у них появились мужья, дети, многочисленные внуки, русско-еврейская семья разрослась до библейских, вызывающих зависть размеров. А еще ведь вокруг всегда были друзья.

В юности уже был очевиден общественный темперамент Татьяны Сергеевны: ее задачей было бороться с несправедливостью и помогать людям — одним словом, спасать человечество. Когда она окончила университет (исторический факультет, кафедра истории искусства), ЦК ВЛКСМ послал ее в командировку в молодой город Салават — поднимать культуру в Башкирии. Там она с единомышленниками создала «Коммуну» — клуб для молодежи в возрасте 15—18 лет, в который принимали не только «правильных» ребят, но и «трудных подростков». «Коммуна» устраивала всевозможные выставки, лекции-беседы по изобразительному искусству, вечера поэзии, диспуты, встречи с режиссерами, актерами, композиторами и т. д. Это было в 1964—1965 годах, в период «оттепели». «За короткий промежуток  времени — 8 месяцев — мы <...> познали столько нового и интересного, что огромное впечатление от „Коммуны“ осталось у нас на всю жизнь», — написала одна из коммунарок.^[2] В «Коммуне» Татьяна Сергеевна обрела юного комсомольца-мужа «Толечку». Анатолий Александрович Епов (1946—2017) стал педагогом и психологом, соратником в главных делах и очень помогал Татьяне Сергеевне растить дочь Юлю и сына Сережу (названного в честь погибшего деда).

Вернувшись в Ленинград, Татьяна Сергеевна преподавала в Институте культуры и в Высшей профсоюзной школе культуры на факультете культпро­светработы. В 1973 году защитила кандидатскую диссертацию по педагогике; тема кандидатской — «Эстетическое воспитание в клубном коллективе как одно из условий развития социальной активности старшего подростка». В партию не вступала.

Одновременно с преподаванием в вузах работала учителем истории в школе № 205. Юля, учившаяся у нее в 1982—1984 годах, вспоминает: «Мамины уроки были очень живые, учебники нам были не нужны, мама нам рассказывала, мы, слушая ее, исписывали толстые тетради. Историю знали все ее ученики. Мама задавала писать сочинения на темы: „На Сенатскую площадь или в Народную волю?“ <…>. Про Беранже, Марата, Кромвеля, Золя, дело Дрейфуса <…>. А сочинение „Вокруг даты“ — это была огромная исследовательская работа, если учесть, что тогда не было Интернета и всю информацию мы могли взять только из книг (библиотек), фильмов, спектаклей, рассказов взрослых. Просто берешь любой год того отрезка времени, что мы изучали, например 1831<-й>, — и пишешь сочинение о том, что в этот год происходило во всем мире: свадьба Пушкина… и все дальше — из жизни, физики, математики, театра и т. д. Именно на маминых уроках я по-серьезному узнала о репрессиях, о культе личности Сталина». Татьяна Сергеевна с коллегой устраивали для учеников театрализованные литературные гостиные, летом ездили с ними в Ялту в трудовые лагеря: «Поля, виноградники, походы на Ай-Петри, море…»

Расцвет общественной деятельности Татьяны Сергеевны пришелся на перестройку и первые постсоветские годы: тогда такие люди были востребованы. В 1988 году с коллегой Феликсом Сергеевичем Маховым открыли детский дом № 9 — особое, творческое место для детей. Но через два года районная администрация поставила там своих людей, а создателей дома уволила. Оставшись в 1990 году без работы, Татьяна Сергеевна стала вести автобусные экскурсии по городу, среди них — «Петербург Ахматовой», приводила группы в ахматовский музей. Потом ее позвали работать в мэрию — специалистом в отдел по социальной защите. Она рассказывала, что работала в Смольном, который спешно покинули, оставив тапочки и россыпи бумаг, советские чиновники. «К нам приходили люди со своими проблемами — и мы им давали, давали квартиры». Себе при этом Татьяна Сергеевна не взяла ничего. В те годы выросло число асоциальных семей и детей-беспризорников, и Татьяна Сергеевна с коллегами создала первый в стране государственный приют (в отличие от детских домов, приют не постоянное, а временное пристанище для детей, оказавшихся в опасной жизненной ситуации). Занимались организацией сети приютов и социально-реабилитационных центров по России. В ее семейном клане появилось трое приемных детей. Один приют, для большой группы беспризорников, Татьяна Сергеевна с командой единомышленников создала из брошенного, кишащего крысами здания общежития на ул. Стойкости: надев респираторы, разбирали завалы, добывали деньги на капремонт, после ремонта дом бесплатно разрисовали художники группы «Митьки». Назвали этот приют Воспитательным домом — как продолжение Воспитательного дома, созданного Екатериной II. Потом он перерос в Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних с приютом для беспризорных детей, при центре появились домашняя школа, мастерские. И Татьяна Сергеевна с коллегой Галиной Игнатьевной Камаевой решили из Смольного перейти туда работать: Г. И. Камаева стала директором, Татьяна Сергеевна — замдиректора, муж Татьяны Сергеевны был там психологом и руководителем театра, дочь Юлия Белькина — педиатром и неврологом. Потом Татьяна Сергеевна стала директором приюта для трудных девочек-подростков. Многие ее воспитанницы на протяжении всех последующих лет поддерживали с ней связь. Одна из них, узнав о ее смерти, написала в соцсетях: «Спасибо Татьяне Сергеевне, она спасла мне жизнь и нашла моих двух братьев по детским домам, и мы теперь всю жизнь с ними вместе».

После ухода с поста мэра Петербурга Анатолия Собчака, по словам Татьяны Сергеевны, «с приютами началось черт-те что» .^[3] Власть уволила и ее, и Г. И. Камаеву. Оставшись без дела, Татьяна Сергеевна начала тосковать и болеть. Тогда ее сестра, художница Ксана Глотова, рассказала о Татьяне Сергеевне директору музея Нине Ивановне Поповой. Ответ был: «Что ж, приводите вашу Танечку». Так в январе 1999 года Татьяна Сергеевна оказалась в Музее Ахматовой в Фонтанном Доме, где была старшим научным сотрудником, методистом, одно время — зав. научно-методическим отделом, а с годами, по словам Нины Ивановны, стала «совестью и душой музея».^[4]

К моменту ее прихода я работала в музее шесть лет. Как все научные сотрудники, раз в неделю «дежурила»: водила экскурсии. Однажды среди экскурсантов заметила немолодую женщину в ореоле белых (седых) кудрей, она слушала мои байки с невероятным энтузиазмом, кивала, застенчиво улыбалась. А после экскурсии я с изумлением обнаружила, что она идет за мной в садовый флигель, где я сидела вместе с другими сотрудниками научно-методического отдела. Мы как-то мгновенно подружились. Так что через 25 лет, поздравляя меня с 65-летием, Татьяна Сергеевна написала: «Олечка, я помню, как познакомилась с Вами, Ангел Златые власы! И Ахматова по существу началась для меня с Ваших бутербродов с крутым яйцом». Это написано все в том же, последнем декабре. «Власы» у меня темные, и ангельского во мне мало, в отличие от Татьяны Сергеевны, которая как-то полушутя сказала о себе: «Характер у меня ангельский». Это и вправду было так. Мне довелось раза три видеть вспышки ее возмущения, но и эти вспышки были изнутри ее доброты.

Хотя Татьяне Сергеевне было почти 58 лет, она осваивалась в музее и ахматоведении со свойственной ей стремительностью. Как-то я сказала, что мне не по себе, когда надо делать одновременно несколько дел, — всем должна и ничего не успеваю. «А мне, — призналась Татьяна Сергеевна, — плохо, если не надо бежать одновременно в десять мест, если меня везде не ждут». «Бежать» было сказано фигурально, потому что в это время Татьяна Сергеевна ходила очень медленно, часто останавливаясь: отказывали ноги, мешала астма, сердце тоже вело себя неважно. Потом ей заменили суставы на обеих ногах; из-за обнаружившегося диабета она стала ограничивать сладкое и мучное, похудела, астма поубавилась; ей поставили кардиостимулятор — и ходить она стала гораздо лучше. Но и при двигательных
проблемах всегда было ощущение, что Татьяна Сергеевна спешит, — из-за повышенной тревожности и невероятной энергии. Помню, как в 2000 году она отправилась в командировку в Ташкент, где курировала подготовку выставки на материалах Музея Ахматовой. Обежала в Ташкенте всех и всё по следам ахматовской эвакуации, вернулась с рассказами и дарами от нескольких еще живых ахматовских друзей и их наследников. На вопрос, как она смогла побывать в стольких местах, ответила: «Я везде ездила на такси, все время на такси. Оно там очень дешевое».

Скорость жизни имела свою обратную сторону: Татьяна Сергеевна могла выронить в коридоре фондов ахматовские рукописи или напечатать в дневнике ахматовской знакомой «сижу дома с завязанным горлом» вместо «с завязанным глазом». Но зато она успевала намного больше, чем в человеческих возможностях. Очень скоро после прихода в музей она внесла в его жизнь свое первое новшество: придумала для детей занятие «Сундук с шереметевского чердака». Вот его описание с сайта музея, наверняка сделанное самой Татьяной Сергеевной: «В начале занятия участники открывают старинный сундук и находят там предметы быта столетней давности, фотографии, книги, газеты… Что это за вещи? И какая история скрывается за каждой из них? Участникам занятия предстоит не только проникнуть в прошлое этих предметов, но и установить их связь с поэтическим миром Анны Ахматовой. Для этого каждый изучит подлинные исторические документы, познакомится с фрагментами воспоминаний, а также прочитает стихи поэта. В результате участники выстроят свой маршрут по экспозиции, вплетая историю выбранных вещей в историю квартиры 44. В этом рассказе нет неверных ходов: сколько людей, столько и интерпретаций».^[5] Татьяна Сергеевна водила экскурсии, организовывала вечера, придумывала новые формы мероприятий и уже в 2002 году выпустила свою первую книгу — «Петербург Ахматовой: Владимир Георгиевич Гаршин», с каталогом, составленным сотрудниками фондов, и введением Н. И. Поповой. Книга была основана на архивных материалах. Я была ее редактором и знаю, сколько труда и энтузиазма в нее вложено. В 2003 году я была вынуждена уйти из музея (чему Татьяна Сергеевна очень сопротивлялась) и перестала быть постоянным свидетелем ее трудов и дней. Мы виделись, но нечасто.

Постепенно она обрела научный авторитет и известность, что совершенно ее не изменило: важность была ей органически несвойственна, а подмечая ее в других, она посмеивалась. Татьяна Сергеевна была человеком естественным, и ей некогда было заботиться о таких пустяках, как выстраивание собственного имиджа. Вот что пишут в заметке к ее 80-летию музейные коллеги: «…с экскурсии Татьяна Сергеевна спешит в архив, затем на рабочую встречу, оттуда — на литературный вечер, а после находит время на статьи и книги!» ^[6] «После» — это было по ночам, по выходным и в отпуске. Работала она не через силу, а с неослабевающим азартом, отключаясь от всего иного: ей не мешали шум вокруг, ползающие и бегающие дети. Самым лакомым был для нее поиск материала, она обожала архивы, умела разыскать и заполучить документы из других городов и стран: куда-то ездила, откуда-то ей присылали их онлайн. Причем с одинаковой страстью она искала для себя и для коллег — для тех, кто, живя где-то далеко, просил помочь. И книги готовила, не думая над количеством соавторов: главное — возможность работать. С радостью сотрудничала с историком литературы и писательницей Натальей Громовой, привлекавшей ее к своим проектам, — они были единомышленницами и друзьями. Писала не только об Ахматовой и ее круге, но и о многих людях, с ней совершенно не связанных: Татьяне Сергеевне были интересны человеческие судьбы, совершенно новые материалы. На ее счету более десятка книг (в основном в соавторстве), среди них такие значимые, как подготовленный с музейными коллегами альбом «В ста зеркалах. Анна Ахматова в портретах современников» (2005) и «Дневник» С. К. Островской (2013), опубликованный вместе с поэтом и исследовательницей блокады Полиной Барсковой.

Музейная и литературная работа несколько отвлекли Татьяну Сергеевну от общественной деятельности. Несколько, но не совсем. Она, например, активно участвовала в проекте «Последний адрес», который увековечивает память жертв советских политических репрессий. Татьяна Сергеевна остро переживала не только беды и смерти близких, но и сегодняшние исторические катаклизмы.

В июне 2022 года она вместе с большей частью семейного клана иммигрировала в Израиль. Уезжала в смятении и там некоторое время жила в растерянности. Но оказалась востребованной и в Израиле: друзья, родственники, новые знакомства; она стала периодически выступать с лекциями, с уже освоившейся там Натальей Громовой подготовила новую книгу — «Шкловские: семейные хроники»; ей стали предлагать то написать статью о евреях в ленинградскую блокаду, то разобрать материалы американского Издательства имени Чехова. Даже ездила в Польшу — участвовать в документальном фильме об Ахматовой, в Латвию — к внучке Соне. Татьяна Сергеевна продолжала читать об Ахматовой все, что доходило, но писать о ней уже не могла: не было нужных архивов, не хватало книг. Она горевала об оставшейся большей частью дома, в Кузнечном переулке, библиотеке,
хотя ездила в Русскую библиотеку в Иеру­салим. Вообще, несмотря на очарованность многим в Израиле, активную жизнь и близость родных, испытывала ностальгию. В сентябре 2022 года писала: «Живу — немножко глушу себя какой-то работой, каким-то общением», «У меня вообще ощущение, что меня куда-то задвинули»; в январе 2023 года: «Я печалюсь что-то»; в мае 2023 года: «…ужасно не люблю тель-авивские небоскребы», «Спасибо за подсказку о чем-то интересном в „Звезде“. Но мне это может быть доступно нынче только в компьютере. Увы! А так хочется подержать журнал в руках! С огромным интересом буду ждать Ваш доклад об ахматовских переводах. А мне как-то очень грустно. Старость неожиданно сильно ощущаю, а вот старческой муд­рости нет как нет». Я отвечала ей, что вместо старческой мудрости в ней есть что-то юное, просила ее, считавшую себя неверующей, не гневить печалью Бога и т. д. в таком духе. Она писала: «А манго мы покупаем по пятницам на рынке. Ужасно экзотично на рынке в пятницу, перед шаббатом: все поют, танцуют, едят и очень орут, к себе зазывая. И всё дешевле, чем в другие дни»; рассказывала о летающих по Тель-Авиву стайках разноцветных попугаев, о поездке в Иерусалим, о новой работе. В последнее время она с Наташей Громовой готовила к печати неопубликованную часть дневников Евгения Шварца. Персонаж любимый, почерк у него нечитабельный, надо было расшифровывать — задача как раз по Татьяне Сергеевне. И все же она грустила.

Потом ухудшилось самочувствие, пропал аппетит. Татьяна Сергеевна относилась к этому легко: «Да ничего». Но Ксана настояла на обследовании. В сентябре 2023 года выявилась онкология. Семья окружила Татьяну Сергеевну заботой. Татьяна Сергеевна рассказывала об изумительной больничной обстановке, о невероятном отношении персонала, о том, что ее все в больнице называют Танечка. 7 октября 2023 года утром она написала: «Я в палате. Под капельницей. В обнимку с компьютером» — а через несколько часов: «Тут с пяти утра воздушная тревога». На следующий день, хотя в больницу уже стали прибывать раненые, ее прооперировали. 11 октября: «Уже встаю, Олечка. Но война!!!» 13 октября: «Меня выписали. Все ничего. Через две недели снимать швы. В ужасе от войны. Сижу у компьютера». Она очень волновалась за родных и друзей. 14 ноября описала, как оказалась во время сирены на открытой местности и негде было укрыться. На землю (что положено по инструкции) не легла: «Во-первых, недавно был дождь — мокрая земля, а во‑вторых, не могу потом встать. Все опускались на корточки, но я и это не смогла. Просто стояла и чего-то ждала. Какое-то унизительное стояние». Про печаль уже не упоминала: наверное, стало не до печали.

Была деятельна, насколько только могла, до января 2025 года. В последний раз села за работу над Шварцем 10 января — ненадолго. В январе было много тяжелых дней, но были и легкие. Татьяна Сергеевна радовалась близким, во множестве ее навещавшим. А Ксана и приехавшая из Петербурга Юля были с ней все время. Она ни секунды не была одна. 22 января из больницы она позвонила зятю Диме Белькину, артисту, и попросила почитать ей Бродского. А 25 января я получила письмо от Ксаны: «Олечка. Всё, Танечка наша ушла. В Татьянин день». Ушла тихо, во сне.

1. Из письма ко мне Петра Дружинина.

2. Кузнецова Е. П. Предисловие // Молодежный клуб «Коммуна» в г. Салавате. 1964—1965 гг. Салават, 2013. С. 3.

3. Из рассказа Т. С. Поздняковой о том, как она пришла работать в музей, и о годах работы в музее (Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. История, воспоминания, документы / Текст, коммент. Н. И. Поповой, Т. С. Поздняковой; др. СПб., 2023. С. 62).

4. Памяти Т. С. Поздняковой / Музей Анны Ахматовой. 26 января 2025 г. // https://telegra.ph/Pamyati-Tatyany-Sergeevny-Pozdnyakovoj‑01-26-2.

5. Сундук с шереметевского чердака. О мастерской / Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме // https://www.akhmatova.spb.ru/sunduk-s-sheremetvskogo-cherdaka?ysclid=m6qijspuxs74696153.

6. Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. 15 апреля 2021 г. // https://vk.com/wall‑12701496_15530?ysclid=m6qitklagu153664784.