ПРОЗА МОЛОДЫХ

Анастасия Латкина

Пять долларов за фото

Рассказ

Ледник Перито-Морено был страшно огромным. Белоснежный великан разлегся у океана, а люди-лилипуты пытались хорошенько осмотреть этого Гулливера со всех сторон. Для этого они построили вдоль берега лестницы, смотровые площадки и киоски с сувенирами. Потом предприимчивые люди начали привозить любопытных и богатых людей, чтобы они могли посмотреть, а главное — сфотографироваться на фоне ледяного Гулливера. После того как кадры были сделаны каждому из членов группы, а потом и в общем составе, они переходили к следующей смотровой площадке, и там фоторитуал повторялся. Взгляд на прощанье — и… «Все-таки какая красота, Джек, да? Ну пошли быстрее, пока автобус без нас не уехал. Хорошо бы сразу повезли на ужин, я с удовольствием съем стейк. Но не как вчера, было ужасно сухо, что странно для Аргентины, ты согласен?»

Джек с супругой уезжали к стейку, а Перито-Морено оставался там, где был уже тридцать тысяч лет, вместе с ним оставался и Матиас. Последние десять лет Матиас пять дней в неделю, с восьми до восьми, смотрел на ледник, а два дня в неделю смотрел на его фотографии, встречающиеся в Эль-Калафате, ближайшем к леднику городке, на каждом углу. Перито-Морено был центром жизни для бывшего горного гида. После травмы колена турфирма-монополист отказала в допуске хоть и их лучшего, но хромающего работника. Сейчас Матиас смотрел на ледник лишь со смотровых площадок. Вернее, с одной рабочей точки и фотографировал туристов в одних и тех же позах — пять долларов за фото. «Смотрим вдаль, теперь руки вверх, ну-ка, посмотрите друг на друга, готово!» Последний год Матиас ненавидел Перито-Морено. Каждый день Матиас просыпался с мыслью о переезде куда угодно, лишь бы подальше от этого места.

В восемнадцать лет Матиас начал подрабатывать горным гидом для самых отважных туристов, готовых платить двойную цену за острые ощущения. Он водил иностранцев по самому леднику, а не по безопасным смотровым площадкам вдоль берега. Снаряженные горными кошками и теплой одеждой, они проходили через бело-голубые расщелины, заглядывали в ледяные пещеры, где оттенки голубого переходят из лазурного в ультрамариновый синий. Группы людей тонкими линиями проходили по тропам ледника, как старательные муравьи, желающие ухватить кусочек побольше от этой огромной сахарной головы. В конце пути Матиас предлагал каждому по стакану виски с кусочком чистейшего льда, отколотого тут же. «Уважаемые дамы и господа, вы пьете виски со льдом, которому десятки тысяч лет. Надеюсь, мы с вами не откроем новый вид коронавируса», — каждый день повторял Матиас под одобрительный смех туристов, чувствовавших себя в непривычных кошках и касках не меньше чем исследователями Антарктиды.

Ледник был живой, каждый день он двигался, обрушался, расходился глубокими расщелинами, которые за короткое время из еле заметных трещин-ручейков превращались в расколы, и их было уже невозможно перепрыгнуть. Хороший гид по леднику должен уметь читать и слушать Перито-Морено. Матиас общался с ним, как со сварливым стариком: «Ну что, приятель, раскряхтелся? Тяжеловато сегодня, припекает тебя солнце-то? Ничего, потерпи еще немного — и закончится сезон, будешь наслаждаться одиночеством под снегопадом. А пока я к тебе привел гостей — пропусти, не дури». Ледник был страшным болтуном, и, находясь на нем, Матиас никогда не заставал тишину. Звук шел из глубины, мощный и сильный, но его источник был настолько далеко, что звуковые волны, казалось, рождались прямо в воздухе и непременно должны были предвещать что-то страшное. Но никакой катастрофы не случалось, лишь в нескольких километрах пятиметровый выступ ледника падал в воду, подняв легкую волну по озеру. А на катере с очередной группой туристов, удачно оказавшемся напротив, высыпали люди с телефонами в руках. Для них кусок ледника падал в абсолютной тишине, а непривычный для человеческого уха низкоутробный звук доходил лишь через минуту.

Тот последний день на леднике Матиас не раз прокручивал в своей голове. Возвращаясь в лагерь на берег, они с группой увидели еще одну ярко-синюю пещеру, будто подсвеченную изнутри. Одна из туристок, немка или голландка, он запомнил только ее светлые волосы и крупные мужские черты лица, попросила подойти ближе. Это было отступлением от маршрута, но настроение было отличным, прогулка прошла без происшествий, в группе было всего четыре человека — почему бы и нет. Они сошли с тропы и двинулись в сторону пещеры. Все было неплохо, пока эта немка или голландка не решила достать телефон, чтобы заснять «настоящее приключение» для своих подписчиков. Все произошло меньше чем за полминуты. Девушка оступилась и начала неуклюже падать. Матиас подхватил ее, приземлившись на одно колено. Было больно лишь мгновение, и по возвращении в лагерь колено его не беспокоило.

Еще неделю нога ныла под вечер, но, когда тебе еще нет и тридцати, ты не слишком-то обращаешь внимание на эти дела, и он просто купил мазь от растяжения в аптеке у дома. Еще через неделю колено болело, уже не переставая. Матиас начал прихрамывать, и только тогда Франко — их главный гид — заставил записаться к врачу. Разрыв сухожилия, долгое восстановление, и что-то срослось неправильно. Матиас прихрамывал и не мог ходить слишком долго. Медкомиссия, конечно, не допустила его до работы. В кабинете Франко он попытался выбить себе допуск. С начальником они были в хороших отношениях, тот планировал поставить его на свое место года через два.

— Ты и сам знаешь, как мне жалко с тобой расставаться, группы всегда забиты на месяц вперед, люди тебя любят. Но представь, каково будет туристам, которые и так нервничают, видеть своим предводителем хромого горного гида?

— Но чем мне еще заниматься, если не водить по леднику? Франко, я же с тобой уже десять лет работаю, сразу после школы совсем пацаном пришел, ты помнишь? У меня даже образования нет, куда мне пойти сейчас? Оставь меня на полставки, буду водить раз в несколько дней. Если не присматриваться к ноге, даже незаметно.

— Ты сможешь в случае чего побежать? А если упадешь еще раз на колено — встанешь? Скажи мне честно.

— Я буду восстанавливаться… — Матиас смотрел в пол, уже понимая, чем закончится этот разговор.

— Ты отличный парень, у тебя вся жизнь впереди, найдешь новую работу, я спрошу у своих друзей, дам хорошую рекомендацию. Своих не бросаем, так? — Франко хлопнул его по спине. — Пойдем выпьем по пивку, подумаем, куда тебя пристроить.

В их насквозь туристическом городе разбег по профессиям был не слишком широким. Ты мог быть гидом, возить на смотровые площадки и к прогулочным катерам. Матиас представил, как рассказывает про Перито-Морено, а потом его обязательно спросят, можно ли по нему прогуляться. «Конечно, можно, но с другим, специализированным гидом», — ответит Матиас. «С настоящим гидом по леднику, с гидом без больного колена», — будет он прибавлять про себя. Этот вариант он оставит на самый крайний случай. А еще есть бесконечные рестораны, кафе и бары, на главной улице открыто такое количество едален всех мастей, что для обслуживания не хватает жителей города. На работу приглашали даже жителей соседних деревень. Зарабатывали там неплохо, в основном за счет щедрых чаевых от американцев. Он подумал об Августине, его лучшем друге с первого класса.

Уже в начальной школе Августин мечтал об одном — быть адвокатом, непременно в шикарном костюме, с кожаным портфелем в руках. И если первое время эти фантазии были основаны на сериалах о полицейских и бандитах, то уже в средней школе Августин начал всерьез штудировать кодексы и законы. К окончанию школы никто не сомневался в его блестящем юридическом будущем, а его подробные рассказы об отличиях убийства по неосторожности от убийства с умыслом всегда пользовались успехом среди одноклассников. Вдвоем они были колоритной парочкой — спортивный широкоплечий разгильдяй Матиас и харизматичный дылда, умник Августин.

Вот только Матиас никогда не мечтал уехать из Эль-Калафате, его родители держали несколько сувенирных магазинов, но оплатить обучение в университете не могли, что совершенно не заботило Матиаса. Ему были интересны только горные походы — к счастью, гор вокруг было полно. Еще были озера такой чистоты, что казалось, будто плывущие в них утки идут прямо по воздуху, резво перебирая лапками. В конце концов, зачем ехать в этот большой мир, если в сезон он сам приезжает к тебе? И Матиас с другом без зазрения совести крутили романы с туристками, представляясь на несколько лет старше. В первый раз они серьезно поссорились в выпускной год, когда все вокруг говорили о переезде в большой город.

— Матиас, как ты думаешь, в Буэнос-Айресе девушки красивее наших? — мечтательно спросил его Августин, раскинувшись на газоне в перерыве между математикой и химией.

— Вряд ли, — протянул Матиас. — Ты сам постоянно гуляешь только с русскими. Поезжай лучше учиться на юриста в Москву и не забудь лыжи.

— Знаешь, а я обязательно поеду, когда начну выступать на научных конференциях. И пришлю открытку с горячим приветом своему дружку в деревне, — легко ударил в плечо друга Августин.

— Сначала сдай тест по химии, ученый. А девушки наши дадут фору столичным, я тебе точно говорю.

— Наши-то деревенские клуши? Не думаю, Матиас, там, понимаешь, в девушках есть… стиль, что ли, — Августин изобразил руками в воздухе нечто волнообразное, видимо, означающее стиль.

— Они, значит, деревенские, а ты городской, что ли? И кто тогда я, интересно знать?

— Не заводись, дружище, не все созданы для большого города, кому-то хорошо и тут. — Августин повел глазами вокруг себя со скучающим видом.

— Вот тут? Хочешь сказать, в этой дыре, недостойной великого тебя?

— Быть достойным этого места очень просто, нужно просто облизывать задницы туристам в сезон и не просыхать в несезон. Каждый сам выбирает свой путь, друг мой. И этот путь — не мой, — с усмешкой сказал парень, разглядывая облака.

— Августин, слушай, удачи тебе там с городскими и стильными, а мы тут как-нибудь и без тебя проживем. — Матиас резко встал с газона и быстро зашагал в сторону школы.

Друзья не заговорили даже на выпускном. Но Матиас знал, что его другу пришли хорошие результаты экзаменов и скоро он уедет на вступительные в университет.

Через две недели после выпуска он увидел Августина в черно-белой форме официанта в одном из ресторанов на главной улице города. Остановился и смотрел, как его друг, который должен был уже пижонить в столице, принимает заказ у туристов. Августин заметил его, улыбнулся и махнул рукой. Матиас подошел ближе.

— Ты чего тут, а не в Буэнос-Айресе? Вступительные там… — в первый раз за несколько месяцев заговорил с другом Матиас.

— У родителей сложные времена, попросили остаться на год, помочь им. Они хотят поднапрячься и открыть свое кафе. А я поступлю в следующем году, буду пока читать учебники первого курса. Потом буду самым умным на курсе, ну ты знаешь, как я это люблю, — рассмеялся парень.

С этого момента они снова начали общаться, больше никогда не вспоминая ссору и многомесячное молчание. На следующий год родители Августина смогли открыть кафе, но нанять сотрудника оказалось пока не под силу, поэтому их сын вызвался помочь, оставшись еще на год. «Это временная подработка, времени у меня еще навалом, все под контролем, дружище», — отмахивался он от вопросов Матиаса. К сожалению, умник Августин не знал, что нет ничего более постоянного, чем временная работа. И спустя еще год он уже сомневался в своих силах, после работы было не так много времени на учебники. Спустя десять лет Августин все еще работал в ресторане своего отца.

Матиас отмел идею работать в ресторане. «Лучиться доброжелательностью весь день, вынося стейки и забирая грязную посуду? Наверное, для такой работы нужно чуть больше любить людей», — подумал Матиас. — Что дальше? Водитель такси, продавец в сувенирном магазине родителей, служащий отеля…» После работы на леднике все это казалось ссылкой в мир скуки и уныния. Впрочем, у него достаточно запасов, чтобы продержаться месяц-другой, а потом, может, и колено заживет. Два месяца он жил, как любой необремененный обязанностями парень, которому выдались свободные дни, — вставал в полдень, играл в приставку, иногда помогал родителям в магазине. По вечерам флиртовал с девушками в барах, сражая их рассказами о голубых пещерах Перито-Морено.

Накопления неизбежно таяли, и Матиасу пришлось взяться за первую попавшуюся работу, на которую срочно требовался человек. Дело было несложным — ему выдали фотокамеру, табуретку и указали точку на смотровой площадке.

— Ты фотографировать-то умеешь? — спросил его будущий руководитель, когда Матиас пришел к нему по рекомендации их общего знакомого.

— Ну, принцип понимаю…

— Ясно, тут ничего сложного. Люди должны быть в центре кадра, позади чтобы никого, только ледник. Говоришь им, в какие позы вставать, ну вроде — смотрите вбок, смотрите друг на друга, поднимите руки, понял? За печать одного фото пять долларов, тебе половина.

— Вроде ничего сложного, а сколько в среднем выходит в месяц?

— Зависит от тебя. Будешь активнее, будет и хорошо выходить, — ответил бизнесмен.

Матиас был активным и с удивлением понял, что получил зарплату, равную заработку горного гида. Его поразило и то, какими одинаковыми выходят сделанные им фото. Такой живой, разнообразный своими рельефами вблизи ледник издалека был фоном для фотообоев. И почему-то казалось, что он просто прифотошопил людей к этому красивому, но нереалистичному заднику. Он посчитал, что в день у него покупали примерно сорок фото. За месяц его работы по всему свету разлетелась почти тысяча похожих друга на друга, как близнецы, фотографий. «Наверное, теперь они висят на холодильниках, придавленные магнитом, или на стенах, вставленные в деревянную фоторамку как доказательство тяги к приключениям хозяина квартиры», — с усмешкой думал Матиас.

И он продолжал зазывать, щелкать затвором и продавать, снова зазывать и продавать. Поток туристов был плотный и быстро проходил через смотровые площадки. В свободное время делать было нечего, кроме как разглядывать Перито-Морено. Он всматривался в голубые, с черными прожилками выступы и представлял, как не успевает подхватить ту злополучную девушку. Она падает, его колено остается целым, зато разбивается телефон туристки, она пишет жалобу, и его все равно увольняют. А если бы он отказал в ее просьбе сойти с тропы? Его колено цело, девушка и телефон тоже, но она недовольна и жалуется на недружелюбного гида, его также увольняют.

Он разглядывал шумную толпу — европейцы всех мастей, азиаты, а по кружке с мате в руках безошибочно определялись и аргентинцы, проехавшие через всю страну, чтобы впервые в жизни увидеть снег. Чем больше времени он работал на площадке, тем больше его раздражали туристы.

«И чего они все сюда прутся, как облако саранчи осаждают город, облеп­ляют этот огромный кусок льда в надежде сделать фото поэффектней. Ведь по факту это просто кусок старого льда, так? Если бы его не было, то никто в нашу глушь и не сунулся бы. А озёра, горы и леса остались бы в тишине и неприкосновенности, только для своих», — размышлял Матиас.

Ради забавы он представил: если подорвать к чертям ледник, вот это будет кадр! Интересно, сколько динамита нужно и где конкретно его лучше разместить? Он знает две-три глубокие пещеры в середине Перито-Морено — если взрыв будет изнутри, то результат будет стопроцентный. Несколько дней он крутил идею подрыва ледника ради развлечения, как исключительно занимательную шутку, и даже поделился ей с Августином за вечерней кружкой пива в баре.

— И вот ты только представь, эта махина рушится в воду, бах! А на следующий день привозят группу, только смотреть-то больше не на что! Я бы поглядел тогда на их лица, — засмеялся Матиас.

Августин не рассмеялся в ответ, лишь поднял брови и поправил очки.

— Дорогой мой, какая интересная идея! Больше никому ее здесь не рассказывай, ладно? Ты, наверное, не подумал, что наш город живет ледником и туристами, которые приезжают его увидеть.

— Вот именно! В этом и суть, ты понимаешь? Не станет повода сюда лететь, и они оставят наш город в покое.

— В полном покое и банкротстве. Матиас, твои родители держат сувенирные лавки, которые не нужны местным. Мои родители держат ресторан, который не по карману местным. Нас кормят туристы, буквально каждый твой знакомый в этом городе получает доход от них, — Августин говорил это тоном, которым объясняют детям, почему нельзя идти за чужим дядей.

— Тогда к черту этот город, если тут все для туристов, надо отсюда валить. — Матиас сделал глоток пива и грохнул стакан об столешницу. Барменша бросила взгляд на них, Августин показал большой палец. — Августин, погнали отсюда, а?

— Куда? А главное — что мы там будем делать? — Августин откинулся на спинку стула и насмешливо улыбнулся.

— Да нам с тобой и сорока нет, мы еще хоть куда! Снимем квартиру, познакомимся с кучей новых людей, подвернется что-то интересное. Ты можешь поступить на юридический, ты же всю жизнь мечтаешь об этом, дружище! Давай рискнем, чего нам терять?

— У тебя сегодня боевое настроение, Матиас. К сожалению, мне придется вернуть тебя на землю. Без образования, связей мы с тобой устроимся разве что разнорабочими или продавцами в супермаркете. Что касается университета, у меня нет ни желания, ни сил тягаться с восемнадцатилетними щеглами. Некоторым вещам суждено остаться детскими мечтами, понимаешь? В конце концов у меня есть обязанности перед родителями, я управляю рестораном, мне не на кого оставить дела.

Матиас осоловело, чуть расфокусированно смотрел на друга, его верхняя губа подергивалась. Последние две кружки были лишними. Он направил на Августина указательный палец.

— Так и скажи, что зассал, — неестественно громко рассмеялся Матиас. — Такие, как ты, и продадут здесь всё. Я этот ледник облазил весь, ты меня понял? Весь! Как свои пять пальцев каждую пещеру знаю. И я его люблю по-настоящему, а вы его только продаете, понял? Да ни черта ты не понял, пошли вы все… — Матиас тяжело встал со стула.

Августин молчал, он предпочитал не участвовать в пьяных и бессмысленных, по его мнению, спорах. Матиас, шатаясь, вышел из бара.

На следующее утро он встал с головной болью, еле доплелся до ванной и долго стоял под горячим душем. Выйдя, протер запотевшее зеркало и внимательно присмотрелся к себе впервые за очень долгое время. Вокруг глаз явно различались морщинки, обнаружились и первые белые волоски на голове, опухшее лицо не улучшало картины. Матиас глубоко вдохнул, отвернулся от зеркала и вышел из ванной.

На смотровой площадке перед Перито-Морено, как обычно, толпились люди в теплых куртках и шапках. Кто-то сидел на скамейке с бутербродом и термосом, кто-то оперся на перила в ожидании очередного обрушения выступа ледника. На свое обычное место пришел и фотограф, на плече висела громоздкая камера, в руке — штатив. Он поставил его на площадку и установил фотокамеру, навел фокус на самый выигрышный вид. Через минуту к нему подошла женщина и спросила на плохом испанском, сколько он возьмет за фото.

— Простите, я не работаю, — ответил ей фотограф и продолжил настраивать фокус. Затем спустился на несколько ступенек вниз и стал перед фотокамерой. Он посмотрел в объектив, щелкнул затвор.

Матиас разглядывал свое первое и единственное фото с Перито-Морено — теперь такое есть и у него. Он закинул фотоаппарат на плечо, взял штатив и направился к машине. Старый пикап тронулся со стоянки национального парка. Матиас уезжал в аэропорт, а ледник Перито-Морено оставался там, где был уже тридцать тысяч лет.