ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
АЛЕКСАНДР ОВСЯННИКОВ
Об авторе:
Александр Олегович Овсянников (род. в 1960 г.) — поэт, филолог-романист. Автор трех сборников стихов: «От шепота до губ» (СПб., 2020), «Мраморные лужи» (СПб., 2022), «Вверх по течению» (СПб., 2024). Печатался в «Звезде» (1996, 2012). Живет в С.-Петербурге.
Слово о слове
Запах слова не соснов,
Слово списано со снов.
Слово списано не с моря —
С одиночества и горя.
Вырастают словозвуки
Из отчаянья, разлуки,
Из бабачьей улюлю,
Из предсмертного «люблю»,
Из того, что не приемлю,
Из друзей, ушедших в землю,
Из того, что пол скрипуч,
А июньский текст пауч,
Из разрухи, из разлада,
Из надгробья шоколада,
Из приманки золотой,
Что таится под водой.
Про стихи
«Поэзия — это когда непонятно», —
Мне Боря Останин когда-то сказал.
Поэзия — это когда неопрятно.
Поэзия — это в себя, а не в зал.
«Поэзия — это еще и для бога», —
Мне как-то Гораций из книги шепнул.
Еще для друзей. То есть очень немного
Людей, кто б над словом твоим не уснул.
Поэзия — это про то, что некстати.
Поэзия — это когда до чернил.
«Поэзия — это про уголь и скатерть», —
Мне так Стратановский Сергей говорил.
Поэзия — это невеста босая,
Когда умирают на ветках друзья…
Поэзия — это когда…. Я не знаю,
И вряд ли скажу вам когда-нибудь я.
* * *
Памяти Бориса Останина
Люди стоят помятые,
Вместо глазниц — лужицы.
Лодка в свечах памяти.
Храм со святыми кружится.
Пили с ним водку литрами,
Читали стихи запоями.
А вот теперь молитвами
На посошок запомнили.
Был он из евразийцев,
Любил и писа́л неслабо.
Словом любил сразиться
Истово, как Ослябя.
Тучки небесные, странники
У мирозданья на паперти,
Борю примите Останина,
Он расписался на скатерти.
* * *
Борису Рыжему
Заячьей чарочкой чокнись с Уралом.
С. Стратановский
И что мне делать в двадцать шесть,
Когда есть Рыжие на свете,
Когда с Урала дует ветер,
И им, не мне, открыта весть?
Здесь нет похожих на рояль
Антона Палча белых тучек.
Гуляет здесь язык могучий
И режет души, словно сталь.
Теперь я знаю про Урал,
Я в пятьдесят услышал Ивдель,
А он там дрался, жил и видел,
Любил, писал и умирал.
Вихраст, со шрамом от стекла.
Как об Урал не долбануться?
В его руках сервизы бьются.
Но как поэзия текла!
Ура, поэзия, ура!
О Рыжем после мы поплачем.
Он в двадцать шесть не смог иначе.
Не терпит старости Урал.
Жена. За окнами герань.
И дети тянутся руками.
А он уже зашел за камень,
Он понял все в такую рань.
Урал собьет любую спесь,
Любую фальшь, любую слабость.
Ты наиграй сегодня, лабух,
Его таинственную песнь.
