ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Николай Борский

АЭРОЛИТ

Ударило сердце трикраты, покуда

Звезда пролетала над лесом ночным

И след оставляла — так, будто полуда,

Дымясь, остывала. След таял, как дым.

И можно бы запросто было решиться

Задумать желанье. Но разум молчит.

Мой путь не суров — словно Божья десница

Легко у меня на плече возлежит.

Всё к месту и вовремя, точно Иосиф

Прекрасный неслышно прошествовал тут

С пророчеством тучных коров и колосьев.

Живу. Звезды падают. Воды текут.

К закату приблизилась лет вереница

Подобно станице степных журавлей.

Ушедшая юность теперь только снится,

Хотя не особо я счастлив был в ней.

Еще силы есть. И как будто возможность

Сегодня для дела серьезного есть:

Дары бытия на свой возраст помножить

И трезвыми пальцами их перечесть.

Но так, словно кожею дождь ощущают,

Я чувствую — это не полностью я.

Вот снова пространства звезду выдыхают,

Алмазной и зыбистой бездной блестя.

И в черные выси — глаза нараспашку.

Сквозь сумрак и воздух — до самых небес

Не мыслью, но духом. А значит, не страшно

Нести мне рутины обыденной крест.

Дышу. Листья сыплются. Годы проходят

В местах, где мне жить до конца суждено.

Земная работа ладони заботит.

Но в гулкое небо раскрыто окно.

Как будто в томлении около края

Ячейки житья и не чуя беды,

Душа расправляет крыла, обретая

Возможность не зримой уму высоты.

* * *

Многие воды людских голосов.

Мне ли над ними на крыльях резвиться

Или под сенью бетонных лесов

Изображать отщепенца-провидца,

Голову в руки ронять на столе,

Ждать безнадежно, чтоб жизнь даровала

Промысел, слово и шаг по земле —

Так, чтоб звезда надо мной воссияла?

Кротость ли, звездность — какая тщета!

Значит, душа, воротись как лишенка

К прозе окраин, где грязь, маета

И тополя воскового оттенка —

Нищей — туда, где дожди упростят

Роскошь листвы, золотую завесу,

Где мой обычай житейский и взгляд

Будут на дне серой местности к месту.

Так воспоем эту долю и воз-

Благодарим втихомолку, восславим

Солью окраинных будней и слез,

Внутренним светом да внешним бесправьем —

Ранний по лужицам матовый лед,

Матерный говор, потухшие лица,

Шум электричек, вагонный завод…

Чтó мне звенит здесь, чертогами снится,

Чтó перед зорями спать не дает?

НАВЕКИ НАШ

Писателя Набокова скульптуру

Давно у нас поставить бы пора —

За «Круг», «Лолиту», «Камеру обскуру»,

За гордую изысканность пера.

Морока снобам, вызов ригористам

И плоти зов, и духа горний взлет

(А в Ульдаборге, пахнущем убийством, —

Соцреализм и репою несет).

Пусть жил всего лишь двадцать лет в России

И навсегда — Совдепии боязнь.

Домой однажды, правда, пригласили,

Как приглашают вкрадчиво на казнь.

В чужих краях — до старости, до смерти.

Все ж без Руси душа не обошлась:

Путь в Батово в метельной круговерти,

С Рождествено магическая связь…

Есть бубенцы и ласточки в хорее

От роковых для смертного утрат.

Чем горше память, тем талант щедрее,

И боги с ним на равных говорят.

Ах, ностальгия — болью и отравой!

Ночам без сна давно потерян счет.

А Петербург все так же величавый,

А Оредежь по-прежнему течет.

Профессорствовал в Корнуэлле с пылом,

На языке шекспировском творил,

Специалистом по чешуекрылым

И шахматистом за границей был.

Но не пристал космополитский глянец —

Чердынцев он, и Лужин он, и Пнин.

Какой там, к черту, он американец,

Когда по крови — русский дворянин!

Зря янки мнят, что новеллист Nabokoff —

Их человек. Нет, навсегда он наш.

Поэтому без всяких экивоков,

Начхав на чью-то ханжескую блажь

И в домотканый не впадая раж,

Владимира Набокова нам надо

Почтить скульптурой Штатам вопреки,

Чтоб все честь честью: цоколь, шрифт, ограда

И ветки тень на мраморе руки.

ПРÓКЛЯТЫЙ ПРИГОРОД

А я опять забормочу зимою

Про месяц май и райские места,

Опять припомню, плачась над судьбою,

Живую связь ладони и листа,

Когда февраль затеет непогоду

С недугом чувств, дождем и вороньем,

Где я тащусь, в зиме не зная броду,

Околицей, предместьем, пустырем,

Где за шоссе фабричные сполохи,

Над просекой сырые провода.

Какой припев? Стальной отброс эпохи.

Всё пригород, округа, слобода,

Все расхищенья, вопли и пропажи

На улицах, которые врасхлюп.

Я не люблю их. Ненавижу даже —

С косым смешком, закушенностью губ,

С предчувствием ненужности провидца

И даже с той надеждою навзрыд,

Что через вечность месяц май свершится

И как-нибудь с отчизной примирит.