ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Алексей Машевский

 

 

 

* * *

Жизнь, как шагреневая кожа,

Сжимается день ото дня…

Что, свет мой, зеркальце, похоже,

И ты не узнаешь меня?

 

Когда и этого не надо,

И не преодолеть того…

И непереносима взгляда

Оттуда тяжесть своего.

 

Мечтать… Ах, разве что о крае

Уже нездешнем, золотом,

В закатном зареве сгорая…

Забудь! Оставим на потом!

 

Смотри безжалостно и зорко

В стекла мерцающую гладь…

А возраст — просто отговорка,

Чтоб больше ничего не ждать.

 

 

 

* * *

Все старые: и кошка, и крольчиха,

И мы с тобой, и этот бренный мир…

Дожить хотел несуетно и тихо,

Следя, как возраст входит в свой надир.

 

Но это не закат, а умиранье,

И все острее чувствуешь, сильней,

Чем в юности: как жадная пиранья,

Боль сторожит — не уживешься с ней.

 

Когда-нибудь и Солнце, разбухая,

Испепелит дыханием своим

Планету. А была ведь неплохая!

Смысл бытия — увы — неуловим.

 

Смысл бытия всего, что так любимо,

Так драгоценно — и обречено…

И снова повторю: неуловимо

Все то, что с нами было. Где оно?

 

 

 

* * *

Кусочек остался только

От той тропинки, дождями

Размытой, я по которой

Шел утром на электричку

Полвека тому назад.

 

Мир, в общем, не изменился:

Сидят в своих гнездах йеху

Бетонных, на самолетах

Летают, плетут интриги,

Воюют то там, то тут.

И так пятьдесят столетий

Безвыходно и уныло…

 

Но можно, закрыв глаза,

Наушники вставив, Баха

Концерт Бранденбургский слушать,

Дорожную дрожь вагона

В сознанье своем гася.

 

Мир, в общем, не изменился:

Шумят над тобою кроны

Разросшихся тополей,

И даже тропинка эта,

Не забранная асфальтом,

Все также комками грязи

Цепляется к башмакам.

 

Пойдем же навстречу солнцу!

 

 

 

* * *

Отрадно знать, что все в конце

Концов сгорит в огне,

Что ни улыбки на лице,

Ни жарких слез во сне

 

Не станет: только бархат тьмы

И звезд холодный взгляд.

А были — не были ли мы…

И время обнулят.

 

А потому всё, что со мной,

С тобою, с нею, с ним

Случилось, — где-то там, в иной

Реальности. Храним

 

Лишь эфемернеший живой

Души бесцельный пыл,

В предвечном плане легкий сбой:

Он есть, он будет, был!

 

 

 

* * *

К дню не притронуться… Так с ветки перезрелый

Плод падает — лишь руку протяни.

Метало утро огненные стрелы,

Ночь зажигала льдистые огни,

 

И полдень простирал свой купол синий…

Так что ж я задержаться не могу

Вот в этом свете, в запахе полыни,

В мелькании стрекоз на берегу?

 

Остановись, мгновенье! Мне не надо

Знать, ты прекрасно было или нет.

Там позади — насколько хватит взгляда —

Томятся тени дней прошедших, лет.

 

Они — как те попутчики, чьи лица

С трудом во сне припоминаешь лишь.

И что-то не дает остановиться,

И все куда-то падаешь, скользишь…

 

 

 

* * *

Лапчатка не сдается и цветет,

Хоть около нуля уже ночами.

Последних стай разреженный полет

Над головой и лето за плечами.

 

Соседи что-то жгут, струится дым

Над яблонями, в сад наш проникая.

И, как Улисса, пеплосом седым

Мир накрывает осень-Навсикая.

 

Когда замерз, когда совсем устал,

Нет сил ни понимать, ни шевелиться.

Как будто временной открыт портал:

Сидишь и смотришь, и минута длится,

 

И в этой полудреме-полусне,

Как та лапчатка, полнишься своею

Неведомой судьбой… Ты обо мне?..

Пусть грезится Итака Одиссею!

 

 

 

* * *

В двадцатых числах сентября

Уже осознаешь, что зря

Надеялся на лето.

Оно истаяло, как сон,

Оно пришло со всех сторон —

И вот пропало где-то.

 

И утром, выйдя на крыльцо

(Волной холодною в лицо

Упрется ветер свежий),

Увидишь, как желтеет лес,

Как остывает даль небес.

Ах, где ты, лето, где же?

 

Еще увидимся, поди!

Но только отчего в груди

Тоска такая, словно

Мы расстаемся навсегда:

Не на год вовсе — на года,

Громоздкие, как бревна?

 

 

 

* * *

Дни короче, а ночи длиннее:

Август передает сентябрю

Эстафету. Закат, пламенея,

Простирает над лесом зарю.

 

И смотрю, как горит, не сгорая,

Облаков разметавшихся стая,

На востоке сгущается мрак.

Каждый год словно ждешь, замирая,

В эту пору призыв или знак.

 

И душа, наполняясь восторгом,

Перемешанным с острой тоской,

Весь — в полете своем дальнозорком —

Видит мир наш усталый, людской,

 

Неприкаянный, хрупкий, матерый,

Посреди всех времен и дорог

Потерявший себя, на который

Смотрит сверху беспомощно Бог.