ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА

КАЛЛЕ КАСПЕР

Из «Дневника идиота»

Ницца, 30 октября 2023. Недавно я где-то прочитал, что граф Толстой начал вести дневник, поселившись в своем имении. Имения у меня нет и не будет, но есть квартира, правда, не своя и лишь на полтора месяца, но зато не где-нибудь, а в Ницце, — достаточный повод последовать примеру графа. Какие именно из многочисленных мыслей, которые мне ежеминутно приходят в голову, решусь бросать на алтарь тщеславия, не знаю. Посмотрим. Поскольку «Дневник писателя» не только написан, но и издан и может вызывать у нормального, то есть не страдающего манией величия читателя лишь тошноту (поклон в сторону Сартра), а на роль служанки я никак не гожусь, то выбрал для сочинения заглавие, которое вы прочитали сверху. Ведь разве не идиот человек, который, вместо того чтобы прилично зарабатывать на поприще, скажем, юридическом (если вспомнить моего отца), занимается писательством?

Правда, есть еще одна причина, почему я посчитал это заглавие самым подходящим, но о ней потом. Думаю, для введения достаточно.

31 октября. На самом деле стоило бы эти заметки озаглавить как «Дневник удачливого идиота», ибо кем еще, если не удачливым, можно назвать человека, которому посчастливилось провести полтора месяца в Ницце, в квартире, с террасы которой открывается вид на Средиземное море?

Квартира к тому же большая и современная — здесь две спальни, просторная гостиная, которую я торжественно называю салоном, две ванных, одна с реальной ванной, другая с душевой кабиной, и кухня с индукционной плитой, посудомоечной и стиральной машинами и холодильником, подающим голос, когда забывают его закрыть.

Специально выбрал меньшую спальню, хоть она и узкая, нелегко лавировать между кроватью и стенным шкафом, зато ее окна, согласно аксиоме Витрувия, открываются на восток, а на востоке — море, и, рано вставая, можно увидеть, как солнце выскакивает из пучины. В течение дня успел заметить, цвет моря несколько раз меняется, то оно бирюзовое, то темно-синее, то изумрудное, а то и вовсе серебристое.

Что надо сделать, спрашиваете, чтобы стать таким везунчиком? Трудиться всю жизнь, чтобы к пенсионному возрасту накопить достаточное для покупки квартиры количество денег? Придумать бизнес-идею, способную дать миллионную прибыль? Выиграть тот самый миллион в лотерею? Ничего подобного — надо всего лишь народить детей, в отличие от тебя, не идиотов. Даже воспитывать их не надо, сами воспитаются, сами пробьются в жизни и, стремясь преодолеть комплекс неполноценности, возникший по причине отсутствия отца или, вернее, его неприсутствия, в итоге купят лишнюю квартиру в Ницце — лишнюю, поскольку квартиры там, где они живут, у них уже есть. Притом детей достаточно умных, чтобы понимать, что своим успехом они обязаны, помимо прочего, и генам, то есть тебе, и достаточно сердобольных, чтобы посочувствовать внезапно постаревшему родителю, тоскующему по солнцу и теплу.

3 ноября. Купальный сезон, кажется, подошел к концу. Уже несколько дней море бурлит и бушует, волны кидаются на берег с такой яростью, словно хотят убиться об него, — но не получается, возвращаются и начинают всё сначала. Вода становится все холоднее, и к тому времени, когда шторм стихнет, она уже вряд ли будет пригодна для плавания. При доме, в котором я живу, есть бассейн, в конце октября мы с сыном несколько раз окунулись, но уже тогда вода была холодной, а сейчас совсем не тянет. Остаются прогулки по Английской набережной. На самом деле нельзя сказать, что я гуляю, — я хожу, хожу быстрым шагом, не совсем как в спортивной ходьбе, бедрами не качаю, но тем не менее в хорошем темпе. Такая приятная трасса, широкая, что очень кстати, ибо народу на променаде немало. Есть и те, которые бегут. Видимо, кому-то нравится, сын рассказывал, что они с женой тоже участвовали в этом «кроссе». Бегуны, естественно, одеты легко. Народ разнообразный, представлены все расы, из языков кроме французского наиболее часто можно услышать отнюдь не английский, а русский. Как-то до меня донеслась фраза: «Приходи вечером, баньку затопим, водочки попьем…»

7 ноября. Пришло сообщение от моей агентессы — милейшей женщины из всех, кого я встречал. Договор на издание книги об Италии подписан, она говорит, что скоро пришлют редактуру. Посмотрим, что из этого получится.

На радостях зашел в итальянский семейный ресторан, где до того побывали с сыном. Он и посоветовал мне и впредь в нем обедать, сказав, что разница в цене на рыбу в магазине и здесь небольшая. Это, конечно, не так, но единственный рыбный прилавок, который я обнаружил, работает только до полудня, а в это время я обычно еще сижу за компьютером. И я все же решил воспользоваться его советом, тем более что как раз перед поездкой получил гонорар за сборник пьес. Странный получился сборник: первую пьесу я написал более чем сорок лет назад, еще при советской власти. Написал и послал на конкурс. При голосовании она заняла второе место, но тут, как мне позже рассказали, вмешался председатель жюри и объяснил остальным членам, что премии утверждает министр и такую пьесу (а была она откровенно диссидентской) тот ни за что не пропустит. В итоге жюри решило сделать «хитрый» ход и пьесу только отметить в надежде, что тогда удастся ее поставить. Конечно, мне это было невыгодно, и не только в материальном плане — кроме солидных денег премия означала бы известность и признание; но от меня тут ничего не зависело. Поставить пьесу тоже долго никто не решался, через несколько лет все же нашелся храбрец, но выдержала она на сцене лишь два спектакля, затем последовал звонок из КГБ. Остальные пьесы, которые я в молодости, увлекаясь театром, писал, я потом выбросил, а эту сохранил — и недавно роясь в архиве, обнаружил, прочитал, понял, что она вполне актуальна, и отправил в наш литературный журнал — ее напечатали. И тут я собрал свои пьесы, которые позднее писал как бы в качестве передышки между томами эпопеи об отце, и предложил издательству. Рукопись приняли, фонд, без поддержки которого в Эстонии не выходит ни одна серьезная книга, тоже решил вопрос положительно, и вот на этот гонорар я и стал захаживать в Ницце в рестораны.

Официант меня узнал, но, поскольку я довольствовался одной рыбой, он явно разочаровался — сын в наш предыдущий визит заказал роскошный обед в три захода, чего я никак себе позволить не мог.

13 ноября. Читаю «Историю Европы» Дэвиса. Взял ее с собой из дома — в квартире нет не только личных вещей, но и книг. Предложил детям создать небольшую библиотеку, они замялись, но возражать не посмели, вот я и притащил из дома наш самый крупный фолиант — специально, чтобы хватало на долгое время. На самом деле однажды я его уже читал, но с одного раза все не запомнишь (и со второго тоже). Том, кстати, имеет историю — именно его Рипсик взяла с собой в Барселону с той же мотивировкой, чтобы «хватало», мы ведь туда поехали, как полагали, надолго, и я добросовестно привез его обратно домой, через Ливорно и Феррару, причем до Феррары — вместе с пеплом Рипсик; тяжелая была ноша. Книга, переплывшая Средиземное море, можно о ней сказать, и, учитывая ее заглавие, это символично.^[1]

14 ноября. Стихи не идут, а редактура «Италии» еще не пришла, и, чтобы хоть что-то делать, начал редактировать законченный недавно романчик — ноутбук ведь с собой. Не умею отдыхать — для меня это мучение. Наверное, в этом мы схожи с графом.

15 ноября. Болел — то ли вирус, то ли… не знаю что. Работать не мог, смотрел итоговый турнир сезона из Турина. Конечно, без Федерера теннис уже не тот, но все же лучше любого футбола. Однако то, что происходило в зале, напоминало именно футбольный матч. Самый благородный вид спорта они превратили в дешевое шоу! В перерыве между геймами грохочет так называемая «музыка», под потолком высвечиваются огромные портреты участников матча, там же находится экран, на котором повторяют розыгрыши, добавляя к ним визуальные «комментарии» — вдруг выстреливает: «Брейк-пойнт!» или «Матчбол!». Публика — словно болельщики «Ювентуса», временно переключившиеся на теннис: в игре мало что понимают, но болеют за своих (главное — это болеть, с войной то же самое). Орут как недорезанные, не дают противнику готовиться к подаче, выкрикивают что-то неразборчивое, аплодируют, когда тот подает в сетку! В общем, хамье.

И это не только в Турине так, но везде. В Мадриде, когда играет Надаль, стоит такой жуткий вой, что страшно становится — а не покроются вдруг эти болельщики шерстью, не вырастет ли у них хвост?

Вспомнил семидесятые годы, когда по финскому телевидению смотрел Уимблдонский турнир. Игроки — в белом, девушки — в коротеньких юбках и кружевных трусиках, публика на трибунах сидит чинно, максимум, что себе позволяет, — похлопать на удачный удар.

Другая эпоха, другие люди. Наступление демоса (или уже охлоса) идет полным ходом.

24 ноября. Могу остаться до 28 декабря, увы, посмотрел — нет дешевых билетов. Завтра буду решать, купить дорогие или махнуть рукой и улететь 14-го. Дополнительно две недели солнца, конечно, великая вещь, но…

Работа продвигается, но, что из романчика в итоге выйдет, непонятно. Параллельно, с целью немного поправить финансы, начал переводить свои русские стихи на эстонский. Чтобы получить гонорар, собираюсь выдать их за оригинальные, поэтому на всякий случай выбираю неопубликованные. Естественно, при переводе убираю рифму, пишу белым стихом; рифм в эстонском так мало, что иначе не получится.

5 декабря. Хороший язык эстонский, мало кто его понимает, можно писать, не оглядываясь на чучело политкорректности. Правда, я и по-русски не церемонюсь. В автобусе в Ницце молодые матери с детьми — одни негритянки и арабки (а как хотелось написать «арабески»!). Чувствуют себя как дома, если не сказать больше. Пока я держал место для дочери и внучки, некий массивный араб стремился на него усесться. Они вообще женщинам места не уступают, старикам тоже. Сами французы к ним, как я понимаю, привыкли — люди легко привыкают не только к хорошему, но и к плохому. Дочь, глядя с террасы на море, спросила у меня: «Интересно, а не будет однажды так, что я уже не замечу этой красоты?» Ответил ей, что точно сказать не могу, но в Венеции с ужасом обнаружил, что сам город меня так сильно, как прежде, не волнует, только могила Рипсик.

Вот так французы привыкли к мигрантам, не замечают, что что-то не так с их страной. Те притом живут своей собственной, арабской жизнью, минимально включаясь в местную. Единственное, как я понимаю, что всех связывает, это язык. Впрочем, оставаясь со своими, мигранты все равно переходят на свой птичий язык, это хорошо слышно и в автобусе, и на набережной. А самое трагичное, что эти чужаки — здесь и уже никуда отсюда не денутся. Однажды их станет больше, чем французов, и они будут навязывать свой образ жизни. В конце концов пострадает искусство — ислам ведь против светского искусства, так же как в свое время против него было христианство. Религия не терпит конкурентов, она хочет безоговорочно властвовать над людьми.

Как хорошо, что я не увижу, как будут разбивать скульптуры Микеланджело — так, как некогда по приказу христиан-фанатиков разбивали античные скульптуры.

Вот если бы возродилась античность — возродилась бы по-настоящему, а не так, как во времена Ренессанса, «наполовину», может, и справилась бы.

Но это — грезы.

10 декабря. Долго привыкал к индукционной плите, но теперь привык. Оказалась весьма удобной штукой — с одной стороны, быстро кипятит воду и согревает обед, с другой — на ней ничего не пригорает. Особенно мне духовка понравилась, дочь научила меня, какой режим выбирать, и я начал готовить в ней брокколи и морковь, а если еду утром в город и покупаю рыбу, то и ее.

Как легка стала жизнь домохозяек! Вот и ринулись все они вон из дому — трудиться на благо родины и семьи. Хотя тут есть и обратная сторона — ими пользуются как рабочей силой именно потому, что у них появилось свободное время. Нравится ли это женщинам? Пожалуй, зависит от профессии. Те дамы, что водят автобус, на котором я еду в город, своей, кажется, весьма довольны.

И все равно полностью от хлопот не убежишь. «Каждый день одно и то же — ставишь посуду в машину, вынимаешь из нее», — пожаловалась дочь.

11 декабря. Где-то в полдень позвонили в квартиру с двери подъезда. Смотрю на экран (здесь видеонаблюдение) — парни в униформе. Говорят: «Пожарная инспекция». Впускаю, некоторое время спустя звонят в дверь квартиры. Подумал, наверное, проверка какая-нибудь, дымового датчика, например. Открываю. Двое молодых красавцев показывают мне календарь пожарной команды — не хотите? Сперва я подумал, что это в подарок. Спрашиваю: «Гратуита?» (один немного понимал итальянский), протягиваю руку. Календарь сразу отдернули. Оказывается, нет — за деньги.

То есть двое здоровых мужиков занимаются тем, что ходят из дома в дом, из квартиры в квартиру и продают пожарный календарь.

Сумасшедший мир!

Дочь рассказывала, что в прошлом году она была здесь на первое мая. Хотела сесть в автобус — на остановке ни души. Ждала четверть часа — ни одного автобуса. Оказывается, весь городской транспорт в День трудящихся не работает!

Определенно, у Эстонии есть некоторые плюсы перед Францией.

Перед Швейцарией, кстати, тоже. Внучка осенью (ей четыре года!) пошла в школу. Уроки короткие, несколько часов, так что, по идее, не страшно, ей даже нравится — общение; но — надо ходить буквально каждый день! Пропустить занятия разрешается только дважды в год; если превысил лимит — штраф, а при повторе могут и отобрать ребенка. То есть всей семьей куда-то поехать можно только на каникулах. И взрослые люди, вкалывающие изо дня в день, должны подлаживаться под эту крошку: они не могут путешествовать, когда им удобно, а только, когда нет уроков. Ну дают швейцарцы!

14 декабря. Изумительная погода! Вышел в легкой куртке, без свитера, и совсем не холодно. Снова сидел долго на скамейке на набережной, делал дыхательные упражнения. Пранаяма, убедился, не менее полезна, чем хатха-йога, которой занимаюсь больше половины жизни, — она открывает дыхание, очищает носоглотку. Стал лучше спать. У йогов научился и тому, как быстро засыпать, — надо лечь на правый бок, положить правую руку под щеку, а левую — на левое бедро и начинать читать наизусть стихи. Читаю по очереди два текста — «Евгений Онегин» и «Смерть» Лермонтова («Ласкаемый цветущими мечтами…»). Дальше второго десятка строк редко дохожу.

Асаны делаю каждое утро и вечер. Здесь это особенно удобно — гостиная просторная, на полу пушистый ковер. Правда, на него я не ложусь, боюсь испачкать, но в первый же день купил специальный коврик, бугристый, и расстелил его на ковре, он и массирует меня параллельно.

18 декабря. Сегодня совершил свою самую длинную прогулку — от Фаброна до порта и обратно. Погода стояла изумительная, так что одно удовольствие. Около порта нашел относительно дешевый ресторанчик и пообедал. С хозяйкой, несмотря на то что она не знала итальянский, понимали друг друга, что называется, без слов — она была немолодая, примерно моего возраста, а с ровесниками легче общаться.

19 декабря. Пока что я знал жизнь Ниццы только по магазинам и ресторанам, а сегодня столкнулся с почтовой службой — мне прислали лекарство, пакет доставили домой, но меня не было, выходил на прогулку, и почтальон оставил извещение: смогу получить его там-то и там-то.

Пошел. Написано было — с 14 часов, вот я и явился в начале третьего. И обнаружил гигантскую очередь, выходящую на улицу. Подумал было уйти и прийти в другой раз, но заметил, что очередь движется быстро, и остался. В чем
дело, понял, когда дошел до двери. Оказывается, не очередь стоит к служащему, а служащие, во множественном числе, приходят быстрым шагом к ожидающим, берут извещение, уходят с ним на минутку и возвращаются с пакетом. Бери, подписывай и уходи. Итого потратил не больше пяти минут.

Хотел бы я видеть российского почтового служащего, кто будет так работать, даже эстонцы (вернее, эстонки) сидят в конторе за столиком и ждут, чтобы подошли к ним.

23 декабря. Прислали редактуру «Италии», и я впал в транс. Какой апломб у редактора! Немало ошибочных поправок, так как опирается она (ибо явно женщина) на «Википедию» — на «энциклопедию профанов», как я ее называю, — и множество отсебятины, с которой мне непонятно что теперь делать. Зачем она столько понаписала? Чтобы продемонстрировать свою осведомленность? Ах, какая я умная, чего только я не знаю! Но невозможно же в одной книге — да еще в чужой — рассказать обо всем! Кто она, я даже не знаю, редактура происходит анонимно, с автором не контактируют.

24 декабря. Позвонил своей милой агентессе. Выяснилось, что это не просто редактор, а «литературный редактор». И, представьте себе, таковые, как она рассказала, сейчас в России в каждом «уважаемом» издательстве, и они не только пишут новый текст, но могут, например, поменять сюжет или вводить в роман новых персонажей! Что за страна абсурда! Какую наглость надо иметь, чтобы вмешиваться в чужое произведение!

Теперь я понимаю, почему современная литература никуда не годится. Раньше я думал, что во всем виноват компьютер, который нивелирует стиль, но сейчас ясно, что нивелированием занимаются и «литературные редакторы».

Но я не помещаюсь в прокрустовом ложе, так и надо им сказать.

25 декабря. Весь день работал над редактурой «редактуры». Ну и выдумали профессию — литературный редактор! В Эстонии такого, слава Зевсу, нет, редактор у нас — он редактор и есть, исправляет грамматические, иногда и стилистические ошибки или, если заметит какое-то противоречие в тексте, указывает автору — тут что-то не так. И даже с нашими редакторами бывают конфликты. Помню, как меня раздражало, когда они после обретения независимости вдруг поменяли орфографию географических названий — было Milaano, стало Milano, — то есть не они, конечно, а какие-то «грамматики», но редакторы быстро усвоили «новый стиль». Зачем такое делают? Чтобы превратить старшие поколения в безграмотных?

Была у меня одна очень хорошая редактриса, она занималась моими эстонскими стихами, тщательно изучала каждое, иногда вносила предложения: «Может, так лучше?» Обычно так и было. Но она все делала с пиететом — а то, что происходит в московских издательствах, это издевательство над автором. Вот мой «литературный редактор» заглянула в «Википедию», решила, что я ошибся насчет хозяина одного венецианского дворца, и начала быстро все исправлять, пишет длиннущий новый текст про другого, «правильного» хозяина — но я же не из «Википедии» эту информацию взял, а из солидного альбома, изданного «на месте», в Венеции. Разумеется, я всю ее бредятину вычеркнул. И для чего эта совершенно лишняя работа — и ее и моя?

Мы с Рипсик давно заметили, что коренные москвичи нередко воображают себя пупом земли. Одни они умные, другие ничего не знают, тем более если эти другие — «армяшка» или «чухна».

Придумал для этого явления даже название — «московское чванство».

31 декабря. Прощай, бирюзовое море! Прощай, солнце! Прощай, зима без зимы! Завтра погружусь во мрак и холод.

Постскриптум. Да, я ведь должен был объяснить, почему такое название — «Дневник идиота». А это потому, что, как вы все, надеюсь, знаете, в Древней Греции называли идиотами людей, которые не интересовались политикой. Вот и я на страницах этого дневника ее не касался, только по арабам раза два прошелся. Ни разу, если заметили, не упомянул про войны — не упомянул потому, что они мне надоели, точнее надоел «человек с ружьем», homo belligerantium собственной персоной. Нечего ему больше делать, как разрушать! Лучше бы создавать что-нибудь попробовал.

Dixi.

1. См. роман «Чудо» (Звезда. 2017. № 6).