ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ
Отец Авраам (Щипакин). Жили-были. Дневник валаамского пастуха.
СПб.: Принт, 2024
«О! — воскликнет кто-то. — Да это уже было! У этого, как его, Тихона, книга вышла про святых». Наш торопливый читатель, который так несвоевременно ворвался в эту рецензию, будет отчасти прав.
Похожая книга митрополита, а на момент издания — архимандрита, Русской православной церкви Тихона (Шевкунова) была выпущена в августе 2011 года. Это был сборник рассказов о простых и не очень людях, окружавших самого автора, заполнявших его жизнь в Псково-Печерском монастыре, где отец Тихон начинал монашескую жизнь. Книга стала невероятно популярной, и не только привела в Церковь тысячи новых мирян, но и с успехом перенесла 27 (!) переизданий на русском языке — 23 обычных и 4 подарочных. Считая переводы на 13 языков, суммарный тираж составил более трех миллионов экземпляров.
«Жили-были. Дневник валаамского пастуха» отца Авраама (в миру — Алексея Щипакина), основу которой составляет «Незаконченная повесть», — тоже о людях. Тоже о монастыре. Тоже о вере. Таких текстов написано много. Во-первых, потому что эпистолярный жанр очень подходит книгам священнослужителей, во-вторых, потому что такие темы скорее благословит Владыка. А без благословения даже гениальный роман не будет продаваться и в самом отдаленном скиту Валаамской обители. Да-да, монах не может написать и тем более издать абы что. Ну и, в-третьих, учить, или, точнее, вовлекать других в свой ареал обитания лучше на собственном примере.
Любому представителю духовенства, проведшему в монастыре какое-то время, есть что поведать миру. И да, с девяностопроцентной вероятностью это будут мемуарные записи о людях, с которыми автора сталкивала христианская жизнь, увлекательные ситуации, в которые он попадал. Конечно, все будет завязано на Церкви и станет вращаться вокруг Бога. Но будут и совсем простые, даже незатейливые истории. Промысел любого монаха выражается в том, чтобы поведать о маленьких подвигах и великих свершениях как служителей Церкви, так и мирян. Сам автор подобной литературы будет скромно стоять за сценой, лишь с технической странички озорно поглядывая на читателя, как бы вопрошая: «Каково, а?»
Данная рукопись — о молочной ферме, на которую отцу Аврааму удалось попасть в декабре 1996 года и где он прожил и проработал более 20 лет. Читая произведение, вы не сможете ни разочароваться, ни совершить великое открытие о православной жизни в монастыре — за вас это уже сделали герои книги. Но все-таки на страницах произведения, которое постепенно становится исповедью, читателя встретят разной глубины признания: «С отцом Георгием, до пострига Германом, у меня по-всякому было. Хорошего много, и плохого тоже. Я ему и завидовал, и ревновал, и козни строил... Иногда думаю: „Из-за чего спорили-то?“»
Основная тема, лейтмотив повествования — как раз взаимоотношения Авраама (автора) и Георгия (начальника фермы). «Служили два товарища», помните? Если Гражданскую войну заменить на фермерский быт, то что-то похожее получится. Два человека с самого начала были в одной обойме, но так и не смогли сказать, кем друг другу были. А потом один ушел. И понять, проанализировать, повиниться, наконец, для второго стало необыкновенно важно.
Характеры двух главных персонажей повествования выписаны точно, в мельчайших деталях. «Молодой, здоровый, жизнерадостный, открытый. Самое главное — верующий. Я, наоборот: неопределившийся, мнительный, изрядно потрепанный». «В городе жить не могу, за городом не умею. А здесь крыша над головой и о еде думать не надо».
Читателя ждет очень точный рассказ, как «почти всех „сносит“ по очереди, по-разному». Как ради «бесплатного источника энергии» — Церкви, из которого можно черпать, когда захочется, люди приезжают на Валаам, и что с ними происходит потом. Назидание всем тем, кто «планировал жить на смене ощущений: летом тусоваться в свое удовольствие, а на зиму прятаться за монастырскую ограду, восстанавливаться».
Язык отца Авраама двойственен. Этого можно ожидать от музыканта и бродяги, который пришел к Церкви. С одной стороны, регулярно используется что-то из багажа жаргонизмов: «цивильный», «пока я рот разевать не начал», «начинает вкручивать», «не, жить нереально», «прикалываются», «с кого срисовал?», «бесило», «на халяву», «обломаешься», «решала». С другой — множество старорусских слов и выражений: «бессребреник», «помыслил», «дерзновение», «дитё», «прекословие»; повсеместное использование буквы «ё» опять же. В голове не укладывается, что такими непохожими стилями оперирует один и тот же человек, рассказчик. При этом частые инверсивные конструкции придают тексту стиль старой притчи, волшебного повествования: «Все ровно шло, вместо часов будильник был старый, советский еще». А иногда сказка сама выплескивается на страницы: «...кадильница старая из потемневшей бронзы (мне она почему-то лампу Аладдина напоминала)». Все это подается с юмором («непослушные послушники»), точной самоиронией («Четочку он протянул, видите ли... молитвенник») и россыпью фактов об исторических событиях, многие из которых автор застал лично.
Важной чертой книги является попытка протагониста осмыслить происходящие изменения в монастырской жизни. Не всегда нововведения эти по душе пишущему, но он говорит только от своего имени, не беря в сообщники никого из братии или трудников. Возможно, из-за этого автор неожиданно обрывает очередной витиеватый рассказ, оставляя читателя с удивлением думать, к чему это все было: «Как в кино. Только волков не было. Все нормально прошло. Нечего больше рассказывать».
Изменения неминуемы, реформы неизбежны:
«Лично мне жаль, что лет через пятнадцать это <молитвенное> правило отменили. Для новоначальных оно служило настоящей „молочной“ пищей. Все было понятно, все по-домашнему собирались вместе утром и вечером. Потом изменения пошли „под монастырь“. Те, кто их вводил, сами на ферму прибыли недавно, пробыли на ней недолго — и покинули вскоре и остров, и монастырь. А изменения остались…»; «Свет <керосиновой лампы> живой, теплый, не сравнить с мертвенной синевой экономок, на которые его променяли»; «Легче одному все сделать, чем новеньких обучать постоянно. Тратишь на них время, треплешь нервы, коровы болеют, когда на них новички практикуются. А только привыкнешь к человеку, и сам он втягиваться начнет — из центра приходит указ о его возвращении на усадьбу».
Особенно болезненно отец Авраам переживает, что послушание в его доме, милом сердцу месте, ферме на Центральной усадьбе, считается за наказание, которого братья избегают под разными предлогами, говоря об отсутствии там духовной жизни. Текст пронизан глубокой ностальгией по безвозвратно ушедшим временам: «Будет день, будет пища. Только звезд таких уж больше не увидишь, слишком много подсветки стало».
Помимо интересного и грамматически вылизанного (как корова языком) текста автор предоставляет читателю подробный пояснительный аппарат: внутритекстовые разъяснения, постраничные сноски, словарь православных терминов.
За этой обыкновенной историей, обычным делом, как любит повторять отец Авраам, виднеется много важных смыслов и вещей, уже понятых автором. То, что будущие монахи и бывшие хиппи — дети, и то, что трудовое послушание в коровнике бывает легче церковной службы, и, наконец, то, как важно и хорошо, когда «двери без замков, деньги за проданное на блюдечке лежат никому не нужные. Совесть спокойная: хлеб насущный своим трудом зарабатываем. Вокруг природа первозданная. <…> Красота. Гармония. Живая история».
Алексей Зубарев
