ДМИТРИЙ БУРАГО

ГЕРОЙ МОЕГО ВРЕМЕНИ

Слух обо мне пройдет, как дождь проходит летний,

как с тополей летит их безнадежный пух.

А. П.

«Прогресс изряден от двуколки
до современного Renault,
или хотя бы даже «волги»…» —

Петров опять глядит в окно.

Как колки прошлого осколки!..
Цветной витраж? Светло, темно…
Ручные в детстве выли волки, —
о, как недавно, как давно!

А нынче сам хоть волком вой.
(Мог жребий выпасть и другой, —
над нами свет иль хаос, но
порой и в найденной заколке
таится случай роковой…)

Петров свалился с верхней полки,
когда экспресс гремел над Мгой.

Чуть повредился головой.

И потерял четыре зуба.
Протезы выглядели грубо…

Года летят — хоть пей,

                                      хоть ной…
Что стало с нами, со страной!
И наш Петров совсем больной:

он, экономя, пал так низко,
что, прилетев из Сан-Франциско,
решил в России починить
неровный прикус: он мениска
уже лишился, во всю прыть
носясь по корту (нечем крыть:
сам виноват), но вот в бюджете
счета врачей пробили брешь;
потом покупка дома, дети, —

(заботы те же? — да не те ж:
дом — в Силиконовой долине,
большой камин посередине
cтены в гостиной…) —  каждый грош
считай, и то концы едва ли
сведешь (хотя друзья считали,
что был доход его хорош,
а эмигрантские печали —
ну как их к черту разберешь…).

Ах, эта повесть так грустна…
Петров томится у окна.
Как пахнет корюшкой весна!

Весна, весна! Окно открыто…
И яд в крови… Но до поры-то
дурей от брани продавцов,
пусть дождик сыплет, как из сита,
и кормят ласточки птенцов…

О, эта страшная эпоха!

Петров сдержать не может вздоха:
он должен умереть от плохо
стерилизованных щипцов,
занесших вирус гепатита.
Петров в окно глядит убито,
слегка мозгами нездоров.
Он был на выставке Магритта,
и странный образ трех шаров
его тревожит, и Петров
готов в тоске стенать и выть:
он умирает. От цирроза.

Но, Боже мой, какая проза!

Хотел с тобой поговорить
я о любви, но мысли нить
запуталась, и вот курьеза
не мог я хуже учинить, —
а уж рассвет взирает косо,
как дрозд орет, и слеп и глух, —
уже давно терзает слух
его несносная сюита,
и солнцем утренним залита
стена в гостиной, и потух
камин,

но сколько в нем золы-то…

И улыбнешься ль там вдали ты
стихам, случайным, словно пух? —

…летящий с клейких тополей
на бедной родине моей.