ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Ася Векслер

 

 

 

ПАМЯТНЫЙ ГОЛОС  

Сквозь волну терактов,

среди вспышек зла

вдруг звонила: «Как ты?»

Не как все, звала.

 

В правде дней ледащей

с жизнью не вась-вась,

старшая о младшей

все еще пеклась.

 

Были перед этим

общий слой и круг,

в тождествах отметин

зримый Петербург,

 

бирюзовость, алость,

следом — гарь и дым,

чтобы скатерть стлалась

в Иерусалим…

 

Положась на случай —

на земле он бог, —

ровный лад созвучий

сохранял как мог

 

плавность разговора,

зеркала овал,

в стороне, где Ора,

свет, что убывал,

 

веру в силу духа

и желанье быть —

с трубкой возле уха

в том числе ходить

 

меж окном и дверью

в кратеньком пути,

адресуя зверю:

«Сдуйся! пропади!..»

 

Звуки, буквы, зёрна,

эхо, как в трубе.

Чудище озорно,

обло и т. п.

 

 

 

ПЕТЕРБУРЖЕНКА

Мчат по ветру, дождем нагружены,

как в глиэровском «Медном всаднике»,

стаи туч за стеной наружною

на трехтысячелетнем заднике.

 

В штормовом средиземном городе

шторм иной предстает глазам ее.

И, живи она хоть во Флориде,

верно б, чудилось то же самое.

 

Как смолянки и как бестужевки,

мало что крепче кофе пившие,

находясь кто где, петербурженки

не становятся, видно, бывшими.

 

А спроси ее в чаепитии —

ведь вопросы не возбраняются:

«Ну и как вам здесь после Питера?» —

«Жалоб нет. Как вам?» — и прощается.

 

Или, как-то иначе спрошена,

скажет: «Всюду земля вращается»,

пожелает всего хорошего,

улыбнется и попрощается.

 

Дым отечества, данность отчества

велики для перечисления.

Можно сравнивать, если хочется

знать масштабы сопоставления.

 

 

 

ИЛЛЮЗИОН  

На то и есть обманка-внешность.

Снаружи — редкая неспешность,

невозмутимость. А внутри —

аналог айвазовской бури,

безумный вал почти в натуре,

крушенье, как ни посмотри.

 

Но там, прорвавшись из-под спуда,

светясь, маячил шанс на чудо,

мираж морочил островной.

А тут — душа, ее потемки,

ее цеплянье за обломки,

ее бессильный рулевой.

 

Что делать? Хватка волн железна.

Не разберешь, где высь, где бездна.

И Клото кое-как прядет,

еще противясь непогоде,

держа в уме, что все проходит, —

не смыло б только наперед.

 

 

 

К НОЧНОМУ ПОИСКУ КНИГИ   

Чем делаться совой, не лучше ль спозаранку

на верхотуру лезть, хоть есть поисковик?

Смотри не покачнись, не подведи, стремянка, —

одной рукой держусь, другая возле книг.

 

Любимицы… Из них любая всех приметней.

А требуется та, что оформлял Г. Клодт:

«Поэзия времен войны Тридцатилетней»

(пока что не «Майн кампф» — майн херц, майн зон, майн Гот).

 

Читалась так давно!.. В ней был спрессован опыт

скорбеть и утешать сквозь мерный перевод.

Скорбеть и есть скорбеть… Но как утешить ропот?

Кто смертью разлучен, тех рифма не сведет.

 

Надежда на ответ — был или не был? — вот в чем

причина лезть наверх, не сверзившись едва.

Сумел ли отыскать старатель-переводчик

насущные, как хлеб, утешные слова?..

 

А книга утекла. Затихарила явку.

Добычлив книголюб, бывая там и сям,

сподобившись читать, откроет ли добавку

добра — в противовес последним новостям?

 

 

 

ВСТРЕЧА С МОРЕМ  

Ртуть с лазурью в дни лихие,

здравствуй, вольная стихия,

зыбь с границами земель!

У тебя под правым боком

клин меж Запада с Востоком —

неуступчивая цель

 

разношерстных стай снаружи.

Отрезвлен поборник дружбы,

к сценам бойни не готов…

Это волны волн не режут —

будь их воля, стали б реже

выходить из берегов;

 

разве что перед закатом —

с бесшабашным результатом

брызг на камни, на рукав,

видя в облаке воздушный

символ времени — недужный,

крен дающий пироскаф.

 

 

 

ПОЭТ             

Из неведомых миру невротиков,

любознательных, вертких, прикольных —

в единицы, и не без наркотиков,

не без дружб и витийств алкогольных.

 

Присмотревшись, узришь обособленность,

силу дерзкую, что не бравада.

Божья искра — неслабая собственность.

В остальном же… Да много ли надо?

 

Помнят имя, и мало кто — отчество.

Косит моль под страшилку из шкафа.

Тридцать семь — полстроки? Иль пророчество?

Суминтун (если по Фалунь Да`фа).

 

Представимый в Нью-Джерси и Хельсинки,

он припишет свое удивленье

не картинкам — расширенной лексике,

переменам в любом направленье.

 

Нет рецептов! Скитайся и пробуйся,

сколь удастся, рифмуй свою повесть,

а потянет — отправься по осени

трассой птиц, чуть не в Африку то есть.

 

 

 

ПОЖЕЛАНИЯ                         

Начать бы с того, что мело на дворе,

но здесь не случалось метели.

А вечером первого дня в январе

звонок этот был в самом деле:

 

— …Желаю не выбиться из колеи,

изменчивой вплоть до итога.

И пусть совпадут все желанья твои

с желаньями Господа Бога.

 

 

 

В КОНЦЕ РАЗГОВОРА   

— …Скажи спасибо. — Я и говорю:

сквозь видимый предел благодарю

не только каждый час, но и минуту,

ходячим став хронометром, как будто

секунды, даже доли их, не малость,

а убыль из того, что вдруг осталось

на дне сужденных лет, — и это дно,

как днище лодочки, накренено.