ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Борис Парамонов
Об авторе:
Борис Михайлович Парамонов (род. в 1937 г.) — эссеист, культуролог, поэт. Автор книг: «Конец стиля» (СПб.—М., 1997), «След» (М., 2001), «Мои русские» (СПб., 2013), «Стихи» (СПб., 2015) и др. В 1991—2001 вел в «Звезде» раздел «Философский комментарий». Лауреат Пушкинской премии фонда Тёпфера (2005), премии «Либерти» (2006), премии журнала «Звезда» (2009). С 1977 в эмиграции. Живет в Нью-Йорке.
Мело Гоголем
* * *
Всяк живой — невежда
в заокольной дали,
но живет надежда,
будто недодали.
Будет света вдоволь,
просияет падаль.
Но душа готова ль?
Но психея рада ль?
Зелень винограда!
Не знаком, да лаком.
Будет нам награда
смерти с мягким знаком.
* * *
Литература есть словеса.
Что ни страница, то полоса.
А живописец бредет c холстом,
тычет в око перстом.
Естествознание есть предмет
для испытателей средних лет.
Алгебра: функция, аргумент.
Физика: силы момент.
Кем назначаются ночь и день,
как сочетаются свет и тень
фраз без начала и без конца,
глаз твоих в пол-лица?
* * *
Горизонты не суть перспектива,
а скорее небесный тупик,
и ласкает не леди Годива —
предлагает приют Мозамбик.
Бытия утомила натуга,
я от этих усилий ослаб.
Палиндром, ракоходная фуга,
я же боком иду, будто краб.
* * *
Рисовал заграничные дали я,
будучи с родиной в ссоре.
И уехал в Италию,
где звали меня «профессо`ре».
Но тут возникает иной диску`рс
в пределах латинского вкуса:
СССР тут зовется УРСС,
а USA — УСА.
Это, в сущности, всё равно,
расхожденье совсем невинно,
если в Италии даже вино
называется ви́но.
Однако, трижды обдумав сие
(по-чешски сказать — трикраты),
я перебрался на постоянное житье
в Соединенные Штаты.
И живу корректно — не бомж, не босяк,
скорей в возрастающем тренде,
хоть в Америке даже армянский коньяк
называется бренди.
* * *
В лес языка по дрова палиндромов
не уходи от нетопленых печек —
рифму ищи: в жужжании дронов,
лётом шмелиным зной обеспечив.
Кто бы ты ни был — столяр или плотник,
пахарь ли, сеятель, просто ли жница,
сам — самолет! Не пилот — беспилотник,
не авиатор с мотором, а птица!
Прыгни с шестого по вызову Фета
и воспари, пробудив сантимент
у гимназисток, у целого света —
выше асфальта хоть на сантиметр.
* * *
Обыкновенная история —
Обломов, а потом Обрыв.
Речет обрывисто предлоги
сибирская речуга Обь.
А там и Лена с Енисеем,
их ток ледян и воспален.
Мы в Заполярье лед посеем,
авось взойдет в Смоленске лен.
В рефрижераторе нетленка,
но экология подтаяла,
к нам липнут Ленин и Павленко,
и удаляется Цветаева.
Не напасешь на печку дров!
Илья Ильич бормочет в дреме,
а усеченный Гончаров
врачует ноги в палиндроме.
* * *
Волга впадает в Каспийское море,
лошади сено едят и овес.
Ветер гуляет на вольном просторе,
баба, кобыла и воз.
Но, возгоняя в поэзию прозу,
просто ль словами шаля:
легче кобыле без бабы и возу,
чем жеребцу без шулят.
Волга впадает снова и снова,
путь измеряют верстой.
А Холстомер, возвратясь из ночного,
меряет холст холостой.