ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Сергей Калашников
Об авторе:
Сергей Борисович Калашников (род. в 1973 г.) — поэт, эссеист, филолог. Публиковался в журналах «Звезда», «Знамя», «Волга», «Homo Legens», «Плавучий мост», «Сибирские огни», «Литературная Армения», «Южное сияние», альманахах «РА‑ритет» и «Образ». Автор «Филологического романа» (Волгоград, 2006; 2-е изд. 2010), книг стихотворений «Тритон» (Волгоград, 2008), «Музыка напоследок» (Волгоград, 2014), «Каменный остров» (Волгоград, 2016),
«Арамейская ночь» (М., 2023) и книги рецензий «Текущая словесность» (Волгоград, 2008). Живет в Москве.
* * *
Антону Шагину
Артериальный, как апрель,
из марта выскребусь венозного.
Неистовствует в небе гжель,
почавкивает в лужах жостово.
Ликуй, чирикающий сброд!
Поедем нынче в Переделкино! —
там басом Рейн еще ревет
непререкаемым. Безделка, но
в «Магните» купленной бурдой
отполируем одноразовый
и прошлогодним — бог с тобой! —
закусим снегом. Ну, рассказывай!
Неважно: можно напрямик —
не выковыривать же гласные.
О, неподатливый язык!
О, неопровержимо красное!
* * *
Комариной крови кровоток.
Головокружительные тропы
августа, накопленного впрок.
Систолы отвесные, синкопы
грозовые — словно скорлупа
трескается за́ городом где-то.
То зеленоглаза, то слепа
ласточка надломленного лета.
Гиблая, трепещущая всласть,
время опрокинувшая набок —
так, что даже некуда упасть
водопаду облака и яблок
выпуклых. По капле воду пьет
из ладоней, но заломит руки —
и перекроит полет
умопомрачительно упругий.
* * *
Ходит мой ангел, как маленький,
В каждой руке по ножу.
Евгений Романов
Изумрудный Путь ли, Млечный,
новогодняя ли ель —
но случайный, первый встречный
ангел сядет на постель.
У него честнее бритвы
крылья и ни капли слез —
на пшеничные молитвы,
на берестяной мороз.
Им неведома отвага
струнных или духовых.
«Камень, ножницы, бумага» —
вот и всё, что нам о них
было до сих пор известно.
Сокрушаясь и круша
время, падают отвесно
два евангельских ножа.
* * *
Мумии склеп, внутристенные кости —
власти я, в общем, не кум и не зять.
Съезжу, пожалуй, в армянские гости —
друга уважить и паузу взять.
Пахнет шафран ереванского неба
доблестной и близорукой бедой.
Но отовсюду по-прежнему, где бы
ты ни присел, — «Арарат» или «Ной».
Здесь всесоюзное долгое эхо
десятилетия тлеет, никак
не выгорая... Обратно приехал —
топчется осень, что твой Пастернак,
по-переделкински. Отговорила
роща меня от прогулок пешком
(дело иначе, Дозморов, было:
мщу за неточности, знаешь — о ком!)
Каркнешь, бывало, а выйдет такое,
что октября филигранный огран
станет и красное и золотое
переливать из стакана в стакан.
Ранним предзимьем решительной пробы
заиндевелой трухой похрустим.
Жженые листья. Державные гро́бы.
Вдумчивый над Новодевичьим дым.
