ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

ОЛЬГА ЕРМОЛАЕВА

 

 

* * *

Детские платья: «крылышки»,

«фонарики» — рукава…

«Крылышки» трепетали

от ветра и при ходьбе!

 

Много судов воздушных —

в крыльях заклепки, огни —

целую жизнь носили

меня сюда и туда.

 

А там светлячка у дамбы

мама нашла в траве,

когда вела меня к дому

в одну огромную ночь.

 

Где были мы, я не знаю,

поди, у учительш-коллег,

но там, в гостях, в огороде,

падал на гряды с крылечка

оранжевый яркий свет.

 

Ах, ярко-оранжевый ангел

прошелся над слитками трав —

Хабаровский край — в сырую,

черного бархата ночь!

 

…Когда ты опять проснешься,

не вспомнишь вот это все…

 

Когда ты в слезах проснешься

под Пасху ранней весной,

покрасишь траурной краской

оградки — эту и ту…

 

…Жаль будет вас, подвижные,

гаснущие слова…

 

Но жальче тебя, умершую,

понуро стоишь, лицо

темней, так сильно любимое,

боготворимое мной!

 

 

 

БОЛЬШИЕ ПЕРЕМЕРКИ, ИСПРАВИТЕЛЬНАЯ КОЛОНИЯ

Смоет киноварь, смоет сурьму

жизнь, померкнут ее фейерверки:

штормовые норд-осты в Крыму —

вдруг СИЗО и тюрьма, Перемерки…

 

«Эх, простак, — молвит лагерный люд, —

все, что прежде, — ни грамма не значит,

Перемерки, брат, переберут,

перещупают, перетолмачат!..»

 

Сплошь безжалостный быт, неуют —

лишь ларек да на клумбе цветочки,

перемены небес, в библио́теке труд,

Перемерки, эх, переберут

и отпустят седого, без почки…

 

Что, поэзия? — му́ка-мука́,

вместе взятые Хорь и Калиныч!..

Сколько лет оттрубил как зэка,

а теперь Алексей Валентиныч.

 

И в тоске, за пределом ума

написал — (отойдет от контузий,

да уляжется вся кутерьма!) —

книгу «Возобновленье иллюзий».

 

(Хором песни как некий обряд.

Дать немедленно требуют сдачи.

Да актерок с экрана глядят

зачарованно — очи телячьи…)

 

Затрапезная жизнь кое-как

расточилась; узришь еле-еле,

как у школы мотается флаг

в этой великопостной метели…

 

 

 

* * *

От смиренного горя хоть волком завой —

тихий вздох под разбитой стеною:

«…комбинация, юбка, платок головной,

платье ношеное шерстяное…»

 

И опять, и опять в голове говорят

о постели, пуховой и ватной, —

«…сковородка, кастрюлька, домашний халат,

каша, хлебушек, супчик бесплатный…»

 

Этот плачущий голос молчать не готов,

он, должно быть, и мертвому снится,

где на кладбище ярче бумажных цветов —

потому что живая! — синица.

 

На исходе силенок, на старости лет

ни соседки, ни братья, ни сватья

не поддержат глухую от грома побед —

комбинация, господи, платье!

 

 

 

Китайская Москва

Стену Китай-города, хотя она
и требует поправления, нужно оставить,
потому что она по долговременности
своей заслуживает уважения и дает вид
величественности части города, ею окруженной.

Федор Ростопчин,
генерал-губернатор Москвы. 1813

 

И ель на Масловку глядит,

и год был полон крестных мук.

Представь, Наташа говорит

незлое бранное: «Ман-дюк!»

 

Москва, Москва, ты наш Китай,

где ж паланкины, веера?

Читатель ждет уж рифмы «чай» —

да нате, тоже мне, добра!

 

Сплошь узкоглазы, горяча

в пришельцах, нет, не дремлет кровь,

но с китайча на урусча

не переносится любовь…

 

Безропотные дотемна

метут дворы, прожитка для.

Китайгородская стена

и страшный мумий у Кремля…

 

Не спи, боись, придет углан,        

да не улан, балда, углан,

что любит шаурму, шурпу…

Шумеек и шумовок клан

поставит в угол на крупу…

 

Но, постаревший от забот

и древний родом, как самшит,

наш император всех спасет,

он, в кимоно, нас защитит…

 

Нам, в принципе, приятно знать

про ту атласную кровать,

где ветхий днями будет всласть

под балдахином почивать…

 

 

 

* * *

Ивану Бекетову, поэту из Алма-Аты

 

Здравствуй же, радость, ярко-

серебряный Казахстан!

К лоджии приникает

сосна в грандиозном снегу:

к моей приглядеться жизни…

С жадностью рвусь дышать!

 

Выморожу для блажи

в гостинице «Каргалы»

теплый двухместный номер:

сон плотен в объятьях гор…

 

И чувствую — за Тянь-Шанем

синий волнист Китай,

и знаю — Юрий Домбровский

еще не ушел далеко…

 

…Ваня, я представляю

сплетенья подземных рек,

близ вала — ваше селенье,

тяжелую сень листвы…

 

Как папка ваш резко бросил

пить после этого дня:

отрезанную соседа

башку — притартал гонец!..

 

…Мой «боинг» каждою ночью,

вовнутрь снежных туч светя,

чудовищною глиссадой

скользит… вот уж пики гор

нас выше — за облаками!

Мы мягко сядем в метель!..

 

…Добро б многотрудной жизнью

я свой заслужила рай:

примкнула к сонмам деревьев —

ангелов Алма-Аты…