БЛОКАДА

«Цензурой допущено к единичному тиражу»

Дневник Алексея Фогта. Декабрь 1941 — март 1942

 

Дневник Алексея Федоровича Фогта попал ко мне случайно. Третьего декабря 2021 года я получил сообщение от Григория Константиновича Стояновского, соседа по лестничной площадке в доме, в котором жил до окончания университета в 1986 году. Григорий Константинович попросил о встрече. Это было очень неожиданно, потому что из-за солидной разницы в возрасте (Григорий старше меня на одиннадцать лет) в прежние годы мы с ним не общались, хотя виделись довольно часто, когда моя мама время от времени обращалась к его маме, врачу, с просьбой оказать медицинскую помощь мне и двум моим братьям.

После нескольких переносов встречи из-за ковида наконец 3 февраля 2022 года Григорий Константинович познакомил меня со своим сослуживцем Алексеем Алексеевичем Пановым, отец которого служил в частях ПВО[1] в осажденном Ленинграде и вел дневник.

Историки блокады знают, что дневники военных, а тем более младших офицеров — большая редкость. Алексей Алексеевич принес исписанные четким почерком три большие тетради своего отца и рассказал об основных вехах жизни родителей и близких, которые имели отношение к дневнику.

Итак, дневник Алексея Федоровича Фогта — это три большие тетради (три тома) и одна маленькая. Его автор на отдельном листочке обозначил хронологические рамки каждой тетради:

«Том 1 — 18 декабря 41 г. по 21 марта 42 г.

Том 2. 21 марта 42 г. — 1 сентября 42 г.

Том 3 с 1 сентября 42 г. по февраль 43 г.

В тетрадях отражены 440 дней блокады: 15 дней в 1941 г., весь 1942 г. и 60 дней в 1943 г.».

Отец Алексея Алексеевича Панова, Алексей Федорович Фогт (1914—1991), родился в Петербурге, этнический немец. Мать — Панова Людмила Васильевна (1917—2019). В период войны она тоже находилась в Ленинграде, а с лета 1942 года была на военной службе и являлась, несомненно, главным персонажем дневника своего мужа.[2]

Алексей Федорович Фогт до войны был военным инженером, мостовиком. Образование получил в Ленинградском архитектурно-строительном техникуме. Работал в военной проектной организации № 407. С началом войны был призван в армию и начал службу в звании младшего лейтенанта. Штаб его части находился в Троицком соборе в подвале. Рядом было общежитие начсостава. Войну А. Ф. Фогт закончил в звании капитана, воентехника 2-го ранга.

Рост Алексея Фогта был почти два метра, что в условиях чрезвычайных трудностей с продовольствием, топливом и обмундированием создавало ему дополнительные сложности, особенно с питанием. Паек был стандартным для всех. Изучение материалов Продовольственной комиссии Военного совета Ленинградского фронта показало, что с января 1942 года до снятия блокады был лишь один случай, когда рабочему высокого роста в связи с выполнением им тяжелого физического труда на одном из важнейших оборонных предприятий города было предоставлено дополнительное питание по мотивированному ходатайству руководства завода.

Мать Алексея Фогта — Нина Эрнестовна Фогт (Вехтерштейн) (1887 — после 1958) — художник, иллюстратор, гравер — тоже была блокадницей. Она работала главным художником на Эмальерной фабрике «Лен-ИЗО», занимаясь росписью.[3] Ее произведения были представлены в бывшем музее подарков Сталину в Москве.[4] В Ленинграде она проживала на улице Петра Лаврова (ныне Фурштатская улица).

Отец А. Ф. Фогта тоже был художником, работал в Витебске (уехал туда в 1928—1929 годах), он там и похоронен. Он работал в Художественном училище, которое организовал Марк Шагал. В 2019 году на здании училища была установлена мемориальная доска Федору Адольфовичу Фогту.

Алексей Фогт был музыкантом-любителем, сочинял музыку, играл на фортепиано. После войны сделал запись своих сочинений на Невском проспекте, 54. Они хранятся у А. А. Панова в цифровом формате. Эти сведения о близких автора дневника помогают лучше понять его внутренний мир, интересы и склонности, а также круг знакомых и друзей. В дневнике немало рассуждений о музыке, кино и архитектуре.

Записи Алексея Фогта начинаются 18 декабря 1941 года. Это был один из самых тяжелых периодов в жизни населения и защитников осажденного Ленинграда. Несмотря на то, что военнослужащих снабжали лучше, чем гражданское население, они также страдали от голода. Заместитель командующего войсками Ленинградского фронта по тылу в директиве № 95832 от 16 декабря 1941 года, адресованной начальникам тыла армий, интендантам корпусов, бригад и отдельных дивизий, отмечал: «за последнее время в войсковых частях фронта стали распространяться заболевания, связанные с дефектами питания. Заболевания сопровождаются слабостью, головокружением, понижением или полной потерей трудоспособности, значительным истощением, в ряде случаев отеками ног и лица. Среди этих больных зарегистрировано несколько случаев смерти при явлениях падения сердечной деятельности на почве истощения. Иногда заболевания сопровождаются явлениями авитаминоза. <...>

Проводимыми обследованиями состояния питания в этих войсковых частях установлено, что и тот паек, который в силу продовольственных затруднений снижен до минимума, боец полностью не получает… Это происходит благодаря тому, что в ряде в/частей организация питания предоставлена самотеку и проводится бесконтрольно…»

Интендантам армий и войсковых соединений надлежало в свою очередь организовать проверку состояния питания в войсках с целью немедленного изжития всех обнаруженных дефектов и обеспечения бойцов положенным рационом пайка с одновременной проверкой практики применения витамина С, а также установить раздельную выдачу хлеба на завтрак, обед и ужин и, как исключение (для войск передовой линии), допускать выдачу его за два раза.

Дневник Алексея Фогта чем-то напоминает детектив: из скупых строк постепенно вырисовываются портреты основных персонажей, раскрывается суть напряженных отношений в большой семье Алексея и его супруги, показано, как быстро сужается круг лиц, которым Фогт может помочь. В нем остаются только жена и в меньшей степени мать, которая, имея минимальные возможности, тоже стремится поддержать сына. Отношения с командиром, который постоянно давал новые поручения и, как казалось Фогту, невольно лишал его возможности видеться с женой, также вызывали беспокойство. Из отрывочных сведений об обстоятельствах жизни жены и ее отца, которому Фогт дал слово эвакуировать дочь, постепенно складывается понимание решимости Алексея Фогта сделать все возможное, чтобы вывезти свою Милашу из Ленинграда и таким образом спасти ее. Однако этого не произошло.

Про свои записи и суть дневника Алексей Фогт высказывался неоднократно. Так, 12 января 1942 года он говорит о том, чему будут посвящены его наблюдения: «В общем, жизнь очень монотонна в работе, как обычно. Главным образом речь идет о шамовочке. Но, конечно, о непосредственных делах по службе писать неудобно, да и для личного дневника моего это не имеет существенного значения. Кое-какие моменты, конечно, повествуются».

Далее, 3 мая 1942 года, Фогт пишет: «Дневник интересная штучка, потом будет что вспомнить и прочесть, если судьба оставит жизнь человеку. Сейчас время тяжелое. Борьба и борьба. Милушке тоже трудно. Особенно в смысле питания. Ну ничего, как-нибудь».

Несмотря на чрезвычайные обстоятельства жизни, Алексей Фогт очень аккуратно вел свой дневник. Так, 15 мая 1942 года он вскользь заметил, что пишет «эти строки на отдельную бумажку, чтобы потом переписать в тетрадку».

Алексей Фогт не прерывал свои записи даже во время болезни. Он записал 23 октября 1942 года: «С утра промываю глаза, а потом иду к Саше. Делаю поверку всех документов, потом обед. Стараюсь ничего не писать, т<ак> к<ак>это влияет на зрение, но дневник все же пишу, т<ак> к<ак> это уже вошло в привычку и не хочется бросать систематическую запись давно начатого дела, скоро будет год, как я делаю заметки дней отечественной войны».

В дневнике представлено множество разных тем. Блокадная повседневность: еда — ежедневный рацион офицеров, быт, досуг, общение с близкими, включая редкие встречи с женой, разговоры с ней по служебному телефону во время дежурств и переписку; положение в городе, работа предприятий, учреждений, которые автор посещал, а также трамвая.

Дневник — это своего рода репортаж о событиях в городе глазами военного. Сперва ему по делам службы приходилось очень много ходить пешком, в конце января — начале февраля 1942 года Фогт совершил несколько поездок на газогенераторной машине. С наступлением теплого времени он пересел на велосипед, который купил уже в период войны. По долгу службы Алексей Фогт практически ежедневно бывал в городе, осматривал разрушения и фиксировал их. В отличие от гражданских, на которых распространялись ограничения в перемещении и особенно фиксации разрушений, Фогт это делал профессионально и представил подробные зарисовки исторического центра города в период блокады.

Алексей Фогт подробно повествует о том, чем кормили военных, находившихся на казарменном положении в Ленинграде. В целом, судя по дневниковым записям, у Алексея Фогта и его сослуживцев была возможность думать не только о борьбе с противником, но делиться впечатлениями о кино, музыке, самим играть и даже что-то «доставать» из продуктов.

Фогт весьма скупо пишет о службе, неоднократно повторяя, что это «личный дневник». Поэтому основное внимание уделялось отношениям с женой. Она — главный стимул к жизни, о ней («Маленькой», «Милаше»», «Малышке») почти все его мысли. Меньше думал о матери, хотя, как мы отмечали, время от времени и ей пытался помочь.

Жена Алексея Фогта читала его дневник и, вероятно, вычеркнула или заклеила те фрагменты текста, которые относились к интимным сторонам их семейной жизни. В целом таких изъятий во всех трех тетрадях немного. Кстати, именно Людмила Васильевна Панова, со слов ее сына, настаивала на публикации дневника своего мужа, которого она пережила почти на тридцать лет.

В первой части дневника содержатся интересные подробности об эвакуации из города семей военных. Военнослужащие могли ходатайствовать о вывозе своих родственников, но и у них были проблемы с транспортом и прежде всего бензином, который, однако, можно было выменять на папиросы. В дневнике названа и «цена» эвакуации на машине — десять пачек «Беломора».

Одна из главных интриг первой части дневника Алексея Фогта состояла в том, удастся ли эвакуировать жену. Несмотря на то что молодые люди использовали любую возможность для общения и не хотели расставаться, с середины декабря основной целью Алексея стало стремление спасти жену, вывезя ее из осажденного города.

Ключевое решение об эвакуации было принято 23 февраля 1942 года, хотя еще накануне Нового года он склонялся к тому, что жене все же лучше остаться в Ленинграде. Однако подготовка к эвакуации продолжилась. К середине февраля Фогт уже получил подъемные для эвакуации жены, которые впоследствии пришлось возвращать, а также решил вопрос с бензином. Опасаясь, что не сможет сообщить о времени эвакуации, отправил ей телеграмму (она жила на Васильевском острове), чтобы своевременно подготовиться к отъезду. Однако в конце концов «пришли к следующему решению. <…> До конца быть героями Ленинграда и преодолеть все предстоящие трудности».

Наряду с желанием сохранить квартиру исходили также из того, что у обоих существенно улучшилось положение с продовольствием: они были переведены на 1-ю категорию снабжения, а его жене удалось вернуться в состав доноров и получить соответствующий паек.[5] Успехи Красной армии в ходе контрнаступления под Москвой также добавили оптимизма. Кроме того, переезд к подруге дал ей возможность больше внимания уделять себе. К теме эвакуации Алексей Фогт возвращается в связи с ситуацией у друзей, к которым переехала его жена. Они тоже не хотят уезжать, так как полагают, что будет трудно вернуться (запись 11 марта 1942 года).

Общее фоновое явление, проходящее через весь дневник, это артобстрелы, которых не только население, но и военные серьезно опасались. Еще один фактор — холод. Автор отмечает, что «с дровами тоже нехватки. Дрова ценятся так же, как хлеб».

В дневнике содержатся упоминания о некоторых удивительных фактах, связанных с блокадной этикой. Например, в записи 23 февраля 1942 года говорится о том, что у подруги жены, которая жила на Мойке, «лает пес». А 14 марта он делает еще одну запись об уникальности этого случая: «Вообще, по-моему, существует только одна собака в городе — это у Коли с Шурой, а остальные все съедены уже давно, включая всех кошек».[6]

По свидетельству автора дневника, с улучшением снабжения и нарастанием потока эвакуируемых активизировались торговля и товарообмен на черном рынке. Масло было самым ценным товаром, за него можно было выменять практически все. Вот фрагмент записи, сделанной 13 марта 1942 года: «Рынки переполнены народом. А что там делается. Товарообмен. Хлеб на вещи. Папиросы на масло. А масло, стоимость которого на деньги 1200 рублей кило, вообще редкость и за которое можно выменять вообще целое состояние, если его иметь. Но имея масло, безусловно его лучше скушать чтобы пополнить свои внутренние резервы».

Еще одна тема в связи с этим — избыток предложения со стороны тех, кто уезжает. В целом это отдельный сюжет, который заслуживает особого внимания. Волны эвакуации приводили к росту предложения на мебель, а также другие вещи, которые нельзя было сдать в ломбард или увезти с собой.

«В большой цене это папиросы. Пачка „Норда“ ценится 75—80 р<ублей>. „Беломор“ еще дороже. Я, например, достал за 2 пачки „Норда“ прекрасный складной перочинный нож из 6 приборов. Деньги сейчас не имеют никакой цены в отношении продуктов. Купить очень в большом количестве можно обстановку, рояли, пианино и носильные вещи. Все стены города оклеены объявлениями. Все люди, уезжающие из города по разным причинам, все распродают. Покупать сейчас обстановку нет смысла, т<ак> к<ак> неизвестно, что будет завтра. Воздушные налеты могут вывести из строя любую обстановку. Будем живы, всегда купим».

Алексей Фогт 18 марта пишет о том, что «в следующий раз надо воздержаться от переедания», то есть ситуация с продовольственным снабжением армии вполне наладилась, чего не скажешь о гражданском населении. А 19 марта он отмечает, что «народ по-прежнему валится с голоду». Этот разрыв в снабжении — основа особых отношений, в том числе на черном рынке, отношений полов и т. д.

Множество записей свидетельствовало о патриотической позиции Алексея Фогта. Например, 13 марта 1942 года он делает развернутое политическое заявление: «Впервые в своей истории Ленинград попадает под артобстрел и бомбардировку, только варвары из Германии принесли это изуверство к нам, в наш великий город революции и колыбели освобожденной России от ига насилия и эксплуатации». В конце марта 1942 года Фогт принял решение вступить в партию, но об этом и других важных событиях пойдет речь во втором томе дневника.

В тетради, кроме дневника, есть также оглавление и список телефонов, которые не публикуются. Особенности авторского письма (вплоть до «одел» вместо «надел») редактуре не подвергались.

 


1. А. Ф. Фогт служил во 2-м зенитно-пулеметном полку под командованием полковника И. Т. Цвика. В первой части дневника он упоминается как «командир», а затем — по фамилии.

2. У супругов было двое сыновей. Старший сын Вадим родился в 1944, младший Алексей появился на свет через десять лет.

3. В дневнике есть запись о ее месте работы и номере телефона: «Эмальорная ф-ка. Фогт Н. Э. — А 146-16; А630-06».

4. Предметы из этого музея входят в фондовое собрание Музея современной истории России.

5. В Ленинграде решением суженного заседания Ленгорисполкома депутатов трудящихся от 21 декабря 1941 донорам, представляющим свою кровь для переливания не менее чем два раза в три месяца, были установлены нормы дополнительного снабжения в месяц (в граммах): хлеба — 6000 или 200 г в день; жиров — 900 г; сахара и кондитерских изделий — 1650 г; мяса — 1200 г; крупы — 900 г; рыбных консервов — 750 г; яиц — 15 штук (ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 20. Д. 64. Л. 66).

6. Материалы Управления НКВД по Ленинграду, включая материалы военной цензуры, а также многочисленные свидетельства ленинградцев подтверждают это наблюдение.

Никита Ломагин

 

 

 

Введение

Сколько пройденных тяжелых дней! Сколько ежедневных бомбежек стервятников. Укрываемся в бомбоубежище, мною оборудованном. Наверху Троицкий собор величаво стоит и смотрит на темную ночь. Кругом возникают пожары. Зарево в районе Стрельны часто появляется на небе, почти каждую ночь. Стервятники особенно любят лунные ночи. Самые ожесточенные бомбардировки были именно в лунные ночи. Разрушения пополнялись ужасом пожаров. Незабываемая ночь — это пожар Американских гор и Нар<одного> дома. Весь город освещен заревом. В оставшихся стеклах отражается свет зарева. Адмиралтейство силуэтом стоит на фоне огня. Перспективы улиц, идущих к нему черными рядами, смыкаются у Невы, которая все также твердо стоит в своем граните. Тревоги очень часты. Каждая ночь делается бессонной. Днем тоже не всегда спишь. Нервы играют. По улицам бегут люди от частых артобстрелов. Снаряды достают все части города, и центр, и окраины. В городе часты следы разрушений от снарядов и их осколков. Видны исковерканные стены и мостовые. Много жертв среди мирно идущих по улице ленинградцев. Много пережито. С наступлением морозов авиация противника пока не летает. Артобстрел все продолжается. Ленинградцы, как всегда, стойки. Только надо ждать освобождения северной дороги, чтобы наладить подвоз продуктов. Многие голодают. Мертвых возят по улицам на санках. Ну ничего! Только вперед! К победе!!!

 

18. 12. 41 г.

Был у Милушки. Спали в холодной комнате и ели 19-ти р. сыр с черным кофе. Ночью плохо спалось и 6 раз бегал в … Добирался пешком к моей малышке, т<ак> к<ак> трамвай почти не ходил. Принес ей растопки для самовара. Днем возились с прикреплением к магазину. Беседовали об отъезде, но пока ничего утешительного. На службе перешел на 2 л.[1] Немного лучше, чем 3. Получил от мамы письмо и фото. Положение с разбитыми стеклами.

 

19. 12. 41 г.

Утром пили с Милушей кофе и съели по кусочку сыра. Отправился на службу прямо к завтраку. Рисовый суп и шоколад. Все поглотил сразу. 150 хлеба. Днем работал над чертежом. Насчет отъезда так все неопределенно. Милаша волнуется. Я еще больше, т<ак> к<ак> у нее ничего нет. Получил 2-е письмо от мамы. Положение все такое же, нового ничего. Обед был хороший. Суп вермишель и каша с корейкой. Вечером собрались у Абрамсона. Это единственный угол, где можно отдохнуть. Джаз зазвенел. Курили «Норд». Я достал сухарь и еще 3 пачки. Очень счастлив. На улице мороз. По радио концерт из произведений Чайковского. Абрамсон читает сводку боев за освобождение Калинина. Сегодня надо раньше спать, т<ак> к<ак> утром рано вставать.

 

20. 12. 41 г.

Утром опять с отъездом Милушки ничего не выяснено. Достал на 1 р. лапши, за которой приходила Л. В.[2] Звонила Верушка, сообщила, что моя родная еще спит, и просила узнать все вопросы через нее. Днем на службе. Проходил пешком много километров. Обед (рисовый суп и каша с колбасой) был очень вкусным особенно после большой прогулки. Вечером пришел к Абрамсону для досуга. Наверное, опять будем кое-что играть. Звонил Милушке, но не застал дома, очевидно, она осталась у Верушки. Скоро ночь. Спать буду на клеенчатом диване не раздеваясь, как всегда, т<ак> к<ак> это более мобильно и тепло.

 

21. 12. 41 г.

Утром, как всегда, завтракал с макаронами. Поехали на 9-м трамвае далеко по служ<ебным> делам. Удалось перекусить супу и 100 гр<амм> хлеба после тревоги, которая продолжалась 1 час. Один стервятник посетил наш город. Щелкали зенитки. Работу закончили в 18 часов. Надо добираться к себе. Далеко! Трамвай плетется. Звонил 2 раза Малышке, но ее не было. Наверно у Верушки или на В<асильевском> острове. В течение дня опять стреляли гады как раз по району, где был я. Ну, в путь! Потеплело. С 22-го декабря день прибавится. Единственная надежда — это скорейшее поражение гитлеризма. Выхожу на улицу. Город тьмы. Впереди около 12 км. Иду. Трамвай не идет, удалось сесть у вокзала. Тьма. Только мелькает вольтова дуга. Прохожу мост. Ветер. Перспектива проспекта с автоогнями. Люди только чернеют. Дошел. Ужин он же обед. Котлетка с гречневой кашей. Шоколад. Зашел в кино — «Приключение Корзинкиной»[3], второе — «Скрипичный концерт» — сильная вещь. Здорово сделана. Вечер 10.00. Опять у Абрамсона. Варю кашу. Думаем сыграть. Завтра опять в путь. Думаю зайти к портному, т<ак> к<ак> готова шинель.

 

22. 12. 41 г.

Утро. Тает снег. На улицах гололедица с обилием воды. Трамвай не ходит. Иду на завтрак в 9.30. Суп с макаронами — серыми. Послезавтра предстоит идти до 2-го Муринского пр<оспекта>. Что же делать! Служба это требует. Иду. Выбираю самый короткий маршрут, в 1 час уже на месте. Делаю дела. Приходится лазать на 5—6 этажи. На месте угостили супом. Вода с мукой. В 4 часа обратно после выполнения задания. Иду обратно. Снег еще больше стаял. Стало больше воды. В ногах слабость плюс усталость. Не знаю, как доберусь до места. Кажется, что находишься безумно далеко. Иду и иду. Постепенно темнеет, т<ак> что на полпути к дому не замечаю, куда ступают ноги, а к тому же я их почти не чувствую. Город темный. Проходишь эти ужасные картины последствий бомбежки стервятников. Как безжалостно бросались бомбы! Эх! Гады! Всё из-за них! Темно… Идешь пешком… Слабость от недоедания! Скоро вернутся те дни, когда мы строили нашу Родину и делали гигантские дела. Бейте, ребята! Бойцы и командиры — всю фашистскую сволочь! Наконец добрался! Прямо в столовую. Обед. Суп с макар<онами>. Каша с колбасой 75 гр<амм>. Ем по 2-й линии. Покушал! Встать не могу. Все же напряг силы. Пошел к себе, зайдя по пути в Военторг. Узнал, что кроме конфет-подушечек для Милушки ничего больше не дают по книжке. Потом получу. Но что моя радость? Что она кушает? И где она, уже несколько дней не вижу ее. Иду к себе. Варю кашку и пью стакан чая. Скоро спать. Диван с клеенкой. Ну да утро вечера мудренее.

 

23. 12. 41 г.

Утром встал в 10.00. Моюсь, как всегда, в умывальнике без раковины. Льем прямо на пол. Пошел за шинелью. Сшита прекрасно. Новая за 5 лет впервые. От портного направился завтракать. Суп с вермишелью и 100 гр<амм> хл<еба>. Немного мало, но благодаря комиссару наливают мне алюминиевую миску. У входа в зал обеда встретил к<оманди>ра. Как всегда, суров и требователен. Я доложил о работе. Он сказал, что надо форсировать и больше бегать. После супа направился на объект. Сделав дела, звоню моей родной. Наконец-то поймали друг друга по телефону. Беседа была острой, т<ак> к<ак> малышка сидит в холоде и без ничего. Дрова надо перевезти, но на чем, трудно, т<ак> к<ак> одна газогенераторная (машина. — Н. Л.) нарасхват. Положение безвыходное. Говорили насчет подушечек, которые на обратном пути я взял — 450 гр<амм>. Пришел к себе и жду Милашу, т<ак> к<ак> договорился с ней встретиться. Попутно пишу эти строки. Уже 3 часа. Начинает сосать к обеду. Что ждет вечер, напишу позднее. Милаша что-то не идет, как всегда, запаздывает. Попробовал 3 конфетки, приятно сладкое. Вот пришла моя маленькая. Вышли вместе и дошли до мостика. Говорили о наболевших темах. Дрова, керосин и печка. Очень трудно все это достать в наших условиях. Милуша отправилась на Вас<ильевский> остров со своей авосей. Отсыпала мне немного конфеток, зайдя в парадную. Я пошел к себе. Обед суп с вермишелью и каша с колбасой. После обеда отдохнул, прочитав газету. Звонил Геннадию. Говорит, что возможен завтра ответ насчет отъезда Милашки. Думаю, как ей быстро сообщить, если да! В крайнем случае попрошу Лид<ию> Вас<ильевну>, чтобы доползла до В<асильевского> острова, т<ак> к<ак> я заступаю в 2 часа дня дежурить. Теперь новый распорядок. Опять вечер. Мы вместе с Абрамсоном и Сафроновым. Кое-что играем. Готовимся показать свое искусство перед массой в клубе. Получается уже хорошо. Особенно фокстрот «Судьба». Скушал еще 2 Милашины конфеты. Шоколадку отложил на черный день. Завтра думаю достать рыбий жир у Николая Александровича, которому звонил, но не дозвонился. Скоро спать на том же диване, т<ак> к<ак> уже 12 часов. Прослушал последние известия. Банда гитлеровцев бежит от ударов Мерецкова. Бои в районе Волховстроя. Думаем, что на днях откроется путь и пойдут эшелоны с продовольствием, которое так сейчас необходимо. Интернационал, как всегда, завершил последние известия. Осталось только обычное тиканье часов по радио. Неприятный звук. До войны была музыка — фоксы и танго. Ничего! Скоро настанет час расплаты. Гитлеровцы бегут — сволочи. Спокойной ночи! До утра.

 

24. 12. 41 г.

День уже прибывает. Время идет к нашим родным белым ночам. Ну не буду забегать вперед. Не верится прямо, что мы опять будем с Милашей в уюте у себя вдвоем, как и раньше. Утро! Встал и пошел завтракать. Суп с вермишелью. После завтрака отправился к Ник<олаю> Алекс<андровичу>. Выручил друг! Дал 500 гр<амм> рыбьего жира. Посидел у него и застал тревогу. Это 2-й налет после долгого перерыва. Мороз мешает летать. Появились наши МиГИ. Вскоре отбой. Направляюсь обратно. Пришел. Звоню Геннадию. Велел позвонить днем, т<ак> к<ак> возможен результат отъезда. Одновременно не знаю, как сообщить Милушке, т<ак> к<ак> она на Вас<ильевском> острове. Зашел на почту. Отправил 2 телеграммы. Одну Милаше, чтобы была готова, вторую в Молотов Пановым, чтобы не беспокоились, а то Милаша давно не писала им. Сегодня дежурю с 2-х часов. Надо идти на кухню. Радуюсь за жир. Он мне даст силы, особенно для длинных ног, которые бастуют. Предстоят еще большие прогулки по работе. Зашел к Абрамсону. Пишу эти строки. Он собирается, как всегда, на мотоцикле в город. Уже 1 час дня. Надо еще позвонить Геннадию, может, завтра утром удастся отправить машину через Ладожское. Если бы вышел отъезд, то была бы Милашка у своих, и я бы выполнил слово перед Вас<илием> Андреевичем. Старуха мешает, да еще претензии к Милашке, что она ее не кормит. Причем тут она? Маргарита уговаривает не ехать, т<ак> к<ак> дела идут на освобождение Северной трассы жел<езной> дороги через Мгу, Волховстрой и Тихвин. Ну уж раз решено, так и подписано. Неизвестно, как будет дальше с продуктами. Пока Милушка перебивается. Что-то мама? Надо ей написать весточку. К ней зайти все не могу. Далеко идти пешком, да и трудно совместить с работой. Много всяких дел, связанных с большими пешеходными концами. Обед. Кушал хорошо. Суп вермишель. Каша гречневая с колбасой. После обеда совещание. Затем получение продуктов и чай с колбасой и шоколадом. Достал 100 гр<амм> масла. Везет на жирное. Это хорошо.

Освободился поздно около 1-го часу ночи. Зашел в свое место спанья. На улице мороз. Темно. Трамваи стоят. Вдали трещат пулеметные очереди. Хорошо слышно, т<ак> к<ак> мороз и тишина. Решил побриться. У Абрамсона замечательная точилка. Грею воду на плитке. С Геннадием все так же. Будет ли завтра ответ? В 10 час<ов> позвоню по телефону. Ну уже поздно. Бреюсь и ложусь передохнуть. Надо встать в 5.30, т<ак> к<ак> необходимо присутствовать при закладке. Спокойной ночи! Все уже легли. Я один в тишине точу бритву.

 

25. 12. 41 г.

Утром встал в 5.30. Дежурство продолжается. Позавтракал хорошо. Суп с вермишелью. Горячий. Перед завтраком рыбий жир. Все время торчал на кухне. В 12 часов пошел в магазин и взял Милашке шпик 300 гр<амм> вместо мяса. Опять звонил Геннадию. Все также без изменений. В 2 часа закончил дежурство. Получил задание на фильтровентиляцию. Трудно с выполнением. Поеду завтра с бумагами в КЭО[4] и КЭУ[5]. Скоро обед. Сегодня удалось 2 раза. Суп с вермишелью, каша пшенная с колбасой. После обеда перевожу оборудование в убежище. Звонил на Марата. Л. В. возмущена холодом. Но что я могу сделать, ведь это очень трудно. Печка есть. Заказал рукава, а с дровами думаю, что как-нибудь выйдет. 27-го думаю, что поставлю печку. На улице сильный мороз. Дует ветер. Мерзнут рукава, т<ак> к<ак> сшито по форме. Иду на чай с шоколадом. Мажу хлеб маслицем, которое достал. Вечером собрались у Виктора. Думаем немного поиграть. Скоро ночь. По радио концерт. Немного постреливают гады. Ну до завтра. Утром в путь по службе.

 

26. 12. 41 г.

Утром, как всегда, встал в 10.00. В 10.30 уже сидел на завтраке. Узнал достоверно, что гражданское население получило прибавку хлеба 125 + 75 гр<амм>; 250 + 100 гр<амм>. У нас пока все по-старому. Ну ничего. Новый год должен изменить структуру снабжения. Забыл о меню: суп с ячневой крупой и с витамином С. Конечно, рыбий жир. После еды сразу пошел по службе. КЭУ. КЭО Военпроект. Все ужасно похудели. Корнилов лежит. Нипоркин[6] еще держится молодцом. С начальником КЭИ говорил о рукавах для Милашки. Завтра с утра иду заказывать. Печка есть. С дровами надо как-то разрешить. Главное транспорт. Возвращался с Нипоркиным и Торцовым в 4 часа дня по ул. Герцена. Мороз сильный. Как-то моя Маленькая. Вот устрою тепло, сразу сообщу ей. Пускай едет домой и живет в тепле. Старуха, наверное, совсем замерзла. К маме необходимо зайти послезавтра или 29-го, т<ак> к<ак> давно не виделись. Что-то они там делают?

Обед. Суп с лапшой. Греча с колбасой. После обеда докладывал Гросу[7] и получил деньги за шинель. Потом опять в тех<ническую> часть к В. Н. Он занимается фото — меня снял с пистолетом. Да! Днем зашел в ГИЗ[8] и достал «Архитектурную терракоту»[9]. Посидели. Печатали фото. Пошли пить чай с шоколадом. Ели остатки сливочного масла, которое достал. Возвратясь, пишу эти строки. Очень все однообразно. Говорили, что с 1-го января будет коммунистическая торговля. Посмотрим! Завтра основная задача — это рукава. Спокойной ночи, моя Маленькая. Ты со мной всегда. А сейчас на Вас<ильевском> ос<тро>ве.

 

27. 12. 41 г.

Ура! Печку поставил Милушке. За рукава отдал 300 гр<амм> шпику. Ну ничего! С 1-го января будет лучше, все окупится. После завтрака блуждал по слесарной мастерской, потом на Марата занес трубы. Всё пешком. Потом пошел к себе обедать. Суп с какой-то сечкой, пшенка с колбасой. Съел хлеб ужина, т<ак> к<ак> сегодня надо быть на Марата. Лидия Вас<ильевна> сказала, что Милашка будет тоже. Затопили. Сварили кашку. Какое блаженство. Теперь вопрос с дровами. Вечером легли на диванчик, наш родной, на котором началась любовь 2,5 года назад. Хорошо выспались. Милаша впервые за время войны разделась и осталась в одной комбинации.

Утром 28-го встал в 10.00 и пошел на службу. Сразу на завтрак. Милушка вышла вместе со мной, взяв табак, кофе и хлеб в надежде поменять на Кузнечном рынке на конфеты. Хочет сладкого. Попрощались. Я должен ей позвонить насчет дров. Туго, туго с машиной.

 

28. 12. 41 г.

Узнал, что меня вчера искали. Командир ничего не сказал. Все хорошо. Я думаю, обойдется. С дровами пока ничего не вышло, буду завтра зондировать почву. Пишу донесение. В магазине дают печенье. Сегодня надо сдать справку на получение карточек. Уже 1 час дня. Что будет дальше — напишу. Скоро Новый год. Год побед и хорошей жизни.

На улице мороз. Хожу с опущенными ушами. Обед. Суп вермишель. Греча с колбасой. После обеда к Виктору. Греюсь у печки. Думаю о встрече Нового года у Фоминых. Милушка говорила о пирогах и вкусном. Надо будет во что бы то ни стало быть. Поцелуй с Милушкой будет знаменовать наше знакомство.

 

29. 12.  41 г.

Утром, как всегда, мороз. Хочется кушать. Иду завтракать. Пока ничего не слышно насчет прибавки хлеба военным, все <еще> 300 гр<амм>. Думаю, что Новый год решит эти вопросы. Меню. Суп со шрапнелью. После завтрака иду к маме. Как раз встретил ее у дверей нашей парадной. Очень рада была меня видеть. Зашли к нашим. Все в ужасном виде. Опухли. Я угостил рыбьим жиром всех по ложечке. Мама молодцом, только жалуется на сердце и нарыв на спине. Ей все приходится делать самой. Эти родственники ничего не хотят делать. Мама угостила меня мальц-экстрактом[10]. Специально берегла для меня.

В 2 часа дня пошли к нам в № 16-й. Все стоит в холоду, пыли. Окна забиты чем попало. Попробовал рояль — звук все такой же прекрасный. Сделали маленькую уборочку. Достал из шкафа маме все журналы и книги, а также «Гематоген», которому она была очень довольна. Мария живет припеваючи в своей комнате. Выглянул в полузабитое окно и увидел жуткую картину разрушенного флигеля дома. Снаружи наш дом тоже выглядит как руины, весь в трещинах. Это работа стервятников-мерзавцев. Тетя Валя, чувствуя себя плохо, уже написала завещание на свои вещи. Оля и мама дали мне спичек. Теперь у меня есть огонек. Распрощались. Иду обратно. Идет снежок. Мороз. Все пешком, т<ак> к<ак> трамвай не ходит. Пришел к Виктору и принес фотоматериалы для работы. Сегодня будем снимать. Обед. Хорошо покушал, т<ак> к<ак> удалось дважды. Каша с колбасой. После обеда пошел прибирать свой чемодан. Потом опять в тех<ническую> часть, т<ак> к<ак> это место, где можно погреться и быть среди людей, с которыми можно побеседовать об искусстве, рисунке-фото. Начался артобстрел. Снаряды ложились почти рядом. Спрятались в землянку. Хотели затопить печку, но делать нечего, идет дым обратно. Пересидели немножко. Пошел в магазин. Милушке ничего не дают, т<ак> к<ак> нет продуктов. Говорят, что будут 30—31 декабря.

Ужин. Чай с шоколадом и 100 гр<амм> хлеба. Ну хлеб сейчас с дурандой, т<ак> что питательность меньшая. После ужина решили заняться фото. Надо сняться во весь рост в форме. Память об отечественной войне и об условиях, в которых приходится находиться, будут жить в головах у каждого из нас. Посмотришь на фото, прочтешь эти строки и вспомнишь. Скоро 1942 год. Думаю о 31-м, о Милушке моей родной. Как она там на Васильевском острове. Опять идем спать. Скорей бы утро, оно всегда мудренее. Ложусь на свой клеенчатый диван, немножко жмет. Ну ничего, как-нибудь перетерпим, только бы с продуктами стало лучше. Ну, спокойной ночи Малышка. Думаю о тебе. С отъездом окончательно решили. Не ехать.

 

30. 12. 41 г.

Очень плохое самочувствие. Очевидно, грипп. Утром позавтракал, как всегда. До 2-х часов работал, потом очень захотелось кушать. Назначен дежурным по полку. В 2 часа пошел на кухню. Повар налил больше обычного супу и 2-го (греча с колбасой). Озноб становится сильнее. После обеда пошел к Абрамсону. Не нахожу места, где бы согреться. Решил пойти в комендантский. Подстригся. Температура как раз для нормального самочувствия. Неужели завтра будет хуже. Глотаю кальцекс[11] в большом количестве. Все связано и передается на больные зубы. Весь рот ноет. Всю ночь ворочался с бока на бок. В 7 час<ов> радио принесло весь о занятии нашими войсками Керчи и Феодосии. Иду в столовую, т<ак> к<ак> надо закладывать в котел.

 

31. 12. 41 г.

Сегодня канун нового года. Как быть, чтобы попасть к Милашке! Скучно без нее. Моя маленькая на Вас<ильевском> острове. Провожу завтрак и обед в столовой. Кушал очень хорошо. Даже оставил себе на ужин 2-го блюда. В конце обеда получаю неудачное приказание по службе. Не думаю, что выйду из положения, т<ак> к<ак> надо быть на Вас<ильевском> острове. Сейчас занимаюсь дознанием. Скоро 5 час<ов> веч<ера>. Надо начинать готовиться к необычной встрече 1942 Нового года. Ну да не в этом счастье — только бы видеть Милашку!!! Что-то скажет вечер.

Сегодня опять враги обстреливали город. Сволочи, скоро ли их выгонят. Был в магазине, но ничего не давали по 3-й декаде. У Милашки, наверное, ничего нет. Сегодня надо получить заборные книжки.[12]

Иду к Милашке. Мороз. Луна. Трамвай не ходит. Люди черными силуэтами двигаются по улицам вереницей. Скользко, иду не быстро. Улицы в ледяных подушках. Иду! Вот мост Шмидта. Нева закрыта туманом. Луна светит сквозь пелену облачного неба и тоже закрыта туманом. Вот и Васильевский остров. 8-я линия. Скоро и 14-я! Вижу силуэт Родильного дома. В ногах усталость. Подхожу к парадной. Темно. Света нет. Поднимаюсь на 6-й этаж к Милашке. Вхожу. Двери почему-то открыты. Темно. Прохожу в заднюю комнату. Сидит Л. В. старушонка с Колей при коптилке. Мрачно. Грязно. Беспорядок. Милушки нет. Она на фабрике-кухне. Лидия сегодня отправлена в родилку. Подождал немного. Пришла моя жена с А<нной> Ник<олаевной>. Притащили скромные закуски. Поставили чай на буржуйку. Подогрели водянистые щи и лапшу с колбасой, принесенные с фабрики-кухни. Скоро надо встречать Новый год. Но есть очень мало. Сбегали с Милушкой за хлебом. 400 грамм. Вернулись и понемногу закусили. Анна Ник<олаевна> принесла шпроты и плавленый сыр. Где-то откопали бутылочку портвейну. Выпили по одной маленькой рюмочке. Вот и встреча. Чай с сахаром. Все-таки был песок. После «ужина» легли с Милушкой в ледяную кровать в комнате Галины. Холодно. Жутко. Кое-как согрелись. Накрылись шинелью и пальто. Скушали по шоколадке. Спалось плохо, т<ак> к<ак>все время бегал в … Не знаю, что это такое. Много влаги в желудке. (Далее зачеркнут текст одной строки.) Но что же делать. Все как-то не работает. Ничего, мы еще наверстаем. Будут харчи, будет и организм работать… Эх! Черт возьми! Как нехорошо!

По радио забили куранты из Москвы ровно в 12.00. Мы вместе с моей <женой.>

 

1. 1. 42 г.  

С Новым Годом!

<…> Я немного понежился один, т<ак> к<ак>в комнате жуткий холод. Милушка пришла и милым хорошим голосом сказала, чтобы я шел одеваться в тепло. Встали. Лид<ия> Вас<ильевна> пошла за 400 гр<аммами> хлеба. Принесла сырой черный с дурандой. Выпили чай. Я съел немного принесенной с собой каши, кусок хлеба и плавленый безвкусный сыр. Чай был все же с сахаром, т<ак> к<ак>Анна Ник<олаевна> принесла его еще вчера.

Надо идти на Выборгскую сторону. Дальний путь и всё пешком — через весь В. О.[13], через Петро-сторону[14] и еще кусок.

На улице мороз. Вышли вместе с Милашей, т<ак> к<ак>ей надо было на Большой Петро-стороны насчет карточек Лидии. По пути зашли в Родильный дом. Передали передачу. 200 гр<амм> хлеба, 5 шпрот, плавленый сыр и сахару. Идем с Милушей по Среднему. Она замерзает. Говорит о дровах, о старухе. Сегодня Василий Андреевич именинник, с чем и поздравила нас Лид<ия> Вас<ильевна>. Ох уж и скверная старушонка навязалась к нам. Идем через Тучков мост. Я опять захотел пи-пи. Зашел в павильон и жутко провалился по колено в яму из мочи. Жутко. Но удачно сразу выскочил и снегом оттер шинель и сапоги. Все сразу обледенело. Но ноги не успели вымокнуть. Это одно счастье. Далеко еще идти. Идем с Милушкой дальше. Вот и дом, в который ей надо. Попрощались. Я два раза поцеловал ее в щечку. Реснички и шарф покрылись инеем. Так что Милушка в белых венчиках. Я ей сказал, чтобы не сердилась на меня. Велела позвонить Маргарите насчет электричества.

Иду дальше один. Все книжные магазины закрыты. Функционируют только булочные. Все витрины забиты досками. Зрелище необыкновенное для Л<енингра>да. Трамвайные забытые вагоны кое-где стоят замороженные среди залитых льдом рельсов. Народ передвигается преимущественно по дороге, т<о> е<сть> панели покрыты льдом и не везде посыпаны песком. Скользко. Ленинград вообще не узнать. Опустился. По улицам везут гробы. Кто в чем хоронит. Нормальных гробов редко встретишь, т<ак> к<ак>дефицит материалов. Дошел все же. Холодные помещения. Отопление — кухонная плита.

Сделав дело, удалось перекусить, и с хлебом. Двигаюсь обратно. Перерезаю, путь прямо через Неву по льду. Мост остается справа. Через пролеты моста виден дом Левинсона и перспектива Невы с замерзшими кораблями. Небо с красным горизонтом и синее без облаков. В воздухе летает несколько ЛАГов[15]. Иду. Перспектива Литейного. Родные места. Магазин — угол Чайковского. Развалины дома рядом с «Коровой». Иду по дороге. Пришел к себе к концу обеда. Усталости в ногах не ощущаю такой сильной, как была, очевидно помогает жир. Приступил к обеду обычного меню. Получил несколько больше, чем обычно. Затем дела. В 8 ужин. Достал 40 гр<амм> масла. Хлеб 100 гр<амм>. Сахар. Чай. После ужина зашел к Абрамсону. Занимается фото. Я пишу. Скоро сон.

 

2. 1. 42 г.

После сна на клеенчатом диване у ординарной, выходящей двери на улицу под двумя шинелями, не раздеваясь, довольно холодно. За ночь выдуло. Думаю, что удастся устроиться где-нибудь в теплом помещении. Бегу на завтрак. Суп с перловкой. Хлеб все еще 100 гр<амм>, а в день 300 гр<амм>. Ждем, когда освободят северную дорогу, может, тогда прибавят. Хочется жиров-масла и сладенького. На ужин вчера был уже сахар 30 гр<амм>. Сегодня, очевидно, то же. Как ни странно, приходится писать о жратве, но, к сожалению, желудок требует. После завтрака решил пойти к Ник<олаю> Александровичу, авось выручит рыбьим жиром, т<ак> к<ак> мой идет к концу. Иду в госпиталь. Мороз. Зубы закрываю ушанкой, т<ак> к<ак> есть признаки флюса. Надо лечить. Черт возьми, посмотрел бутыль с жиром. Уже приходит к концу. Отвесил 250 гр<амм>. Вот замечательно. Это единственное спасение мое. Еще дней на 15—20 хватит, а потом будет видно <и> что-нибудь изменится. Посидел с Н. А. у печки. Говорили о нашем продвижении войск. Осталась Мга, которая еще занята гитлеровцами с выходом на Шлиссельбург, где они тоже засели — сволочи. Армия Мерецкова, я думаю, скоро выбьет паразитов.

Вернулся из госпиталя. Зашел в тех<ническую> часть. Поздравил всех с Новым годом. Скоро обед. Надо зайти поработать в отношении выставки. В 3 часа 30 минут бегу в столовую. Хотел прикрепить Милашкины карточки в Военторг, но жуткая очередь, которая была до конца дня. Что-то завтра? Позвонил на Марата. Света еще не дали. Вода не идет. Если бы знал это Вас<илий> Андреевич, на что похожа квартира по сравнению с прошлыми днями, когда Лидия Николаевна готовила праздничные обеды на газе. Ну ничего — потерпим. После обеда получили задание насчет Володи Кашкина. Прогулял ноги. Пошел организовывать себе койку на 2-ом этаже 8-й улицы. Нет матраца, не знаю, как получится. Надо спать в тепле. Думаю насчет дров для Милушки, но пока машина занята <на> другие перевозки. Так хочется уюта в маленькой комнате, но когда холод — жутко. Скорей бы дрова! Вечер — ужин. 100 гр<амм> хлеб, чай с сахаром. После ужина пишу эти строки. Слушаю попутно радио. Передают музыку из произв<едений> английских композиторов. Последние известия. Наши части двигаются вперед с победами на всех фронтах. Надо идти на сон. Беру свой чемодан из штаба, т<ак> к<ак> не разрешают его хранить больше здесь. Все мое хозяйство. Опускаю уши, т<ак> к<ак> мороз. Иду на 8-ю. Что-то будет ночью и как придется спать. Что-то моя Малышка. Наверное, мерзнет и крутится с хозяйством. Но иначе нельзя, т<ак> к<ак> пока это единственное пристанище. Старуха тоже торчит с ней. Ну ладно, спокойной ночи!

 

3. 1. 42 г.

Удалось выспаться на койке с матрацем, которую закрепил за собою. В комнате тепло, так что наполовину разделся. Утром встал в 9 часов. Разбудили. Помылся холодненькой водичкой и сразу на завтрак. Перловый суп. 2 ложки рыбьего жиру. Немного маловато. Ну ничего, потреплю до обеда.

В магазине все жуткая очередь. Завтра думаю встать к 6-и утра и прикрепиться. Занимаюсь вопросами выставки. Зашел в санчасть. Попросил доктора какое-нибудь подымающее дух средство. Выписал кальций с бромом и пилюли. Буду принимать. Надо поднять дух и жизнеспособность организма…

Чувствую голод. В животе бурление. Обед еще только в 15.00. Думаю завтра дежурить, это несколько облегчит со жратвой. Начали опять стрелять. Трудно определить кто. Наши или немцы. Ленинградцы уже привыкли к этому. Обстрелялись.

На улице немного потеплело, т<ак> к<ак> выпал свежий снежок. Мороз менее чувствителен. Хожу с поднятыми ушами. Трамвай не ходит. Только иногда грузовые бороздят с шипением замороженные рельсы. Что-то сегодня в ногах чувствую слабость, наверное, опять не хватает жиров. Большой рост. Что поделаешь! Насчет прибавок пока ничего не слышно. Сейчас пойду отдавать в починку сапоги, т<ак> к<ак> новые пока не предвидятся. Нет кожи. После обеда продолжу записи. Насчет дров все так же. Нет машины и к тому же заболел снабженец. Вот и обед долгожданный. Меню — суп с перловкой, каша пшенная с колбасой. После обеда отдохнул. Зашел в магазин и прикрепил карточки. Купил 2 вешалки. После обеда опять дела с выставкой. Хлопочу насчет дров. Зашел к Абрамсону. Пианино убрали наверх в Ленкомнату. Теперь будем играть там. Собрал свои пожитки, иду к своей новой обители в теплое место. Ужин. Чай с сахаром. Удалось скушать кашу. Завтра дежурю. Может, удастся покушать и помыться в душе. Иду спать. Перед сном надо начертить две схемы.

 

4. 1. 42 г.

Встал в 8 часов. Выспался, т<ак> к<ак> находился в тепле. Сразу пошел в библиотеку посмотреть, как будут выглядеть мои схемы на досках. Выставка почти готова. Завтрак. Суп горох и 100 гр<амм> хлеба. Сегодня хлеб с явной дурандой и привкусом гнильцы, вчера был лучше. Говорят, что с 5-го января ждут прибавки, но пока никаких просветов. Выпил рыбий жир для подкрепления. Зашел в штаб. Написал 2 письма — маме и Лид<ии> Ник<олаевне>. Вложил в них свои фото. Думаю, что письма дойдут. На улице не так холодно. Мягкий мороз. В магазине пока еще ничего не дают даже за 3 декаду декабря, только детям. Да, в этом месяце у Милушки маленькая норма, т<ак> к<ак> нерабочая книжка. Вот даст кровь в феврале и получит 1-ю категорию.

Сейчас 12 часов. Иду монтировать выставку рационализаторов. Должна быть хорошей. Сегодня дежурю, можно будет рано покушать, а потом повторить. Думаю сегодня вымыться в душе, авось что-нибудь выйдет. Черт возьми! Дежурство сорвалось, т<ак> к<ак> начальник забыл о моем назначении. Отложено до завтра. Ну ладно. Занимаюсь выставкой. Обед. Суп перловый. Плюшка с колбасой и сгущенным молоком вместо масла. Сладкая, вкусная, но мало. После обеда закончил выставку, затем проболтался в штабе, т<ак> к<ак> намечалось совещание. В 10 час<ов> пошел к себе на отдых, захватив в столовой хлеб (который стал очень плохим, одна дуранда) и сахар. Попил чайку. Достал простыни и наволочку, которыми не пользовался с начала войны, т<ак> к<ак> спал на облучках в связи с бомбежками и прочими тревогами. Сделал чистую кровать, улегся спать. Тепло и хорошо. Вставал несколько раз ночью, как всегда, от обилия влаги в организме. Надо рано вставать, т<ак> к<ак> утром совещание. Позвонил на Марата. Наум Маркович сообщил о состоянии жизни. Света все нет. Ну, спокойной ночи.

 

5. 1. 42 г.

Утром рано разбудили, т<ак> к<ак> спим в проходной комнате. Совещание. Завтрак перловый суп и 100 гр<амм> хлеба с неприятным вкусом и запахом. Зашел в магазин. Ничего не давали за 3 декаду декабря и неизвестно, когда будет. Сегодня, наверное, буду дежурить, т<ак> к<ак> заранее напомнил н<ачальни>ку. Ну, пойду, а то, очевидно, к<оманди>р части приехал на мотоцикле. Надо решать с отправкой выставки. Выставку отправил. В 2 часа заступил дежурить. В 1 ч<ас> 30 м<минут> начался жуткий обстрел города. Снаряды ложились рядом с нашими домиками. Переждал морально в штабе. После приема дежурства передохнул в комендантском у себя. В 3 ч<аса> 30 м<инут> пошел в столовую. Погас свет, и я хорошо покушал. Суп с черн<ыми> макаронами, второе — греча с корейкой. Повар Соколов (работник «Золотого якоря») положил хорошо. В 6 час<ов> пойду окончательно брать инициативу столовой в свои руки. Пока никто не тревожит.

Заходил в магазин, но, несмотря на 5-е, еще за декабрь ничего не давали, кроме конфет и мяса. Ну вместо мяса я брал шпик 300 гр<амм>, который я обменял на трубы для Милашиной комнаты. Скоро 6 час<ов>. Надо двигаться в столовую. На улице хорошая мягкая погода с белым выпавшим снегом. Если бы еще больше хлеба, то было бы совсем хорошо. Ждем регулярного сообщения Ленинград—Тихвин, тогда многое изменится. Сегодня получил бумажку, написанную задним числом насчет перевода меня на 2-ю линию. Хлеб — 300, мясо 75, сахар 40 и немного больше крупы. Есть надежда, что переведут на 1-ю[16]. Это с дополнительным пайком, как было в начале войны, когда я мог помогать Милушке — хлебом, маслом и печеньем. Она, моя родная, еще работала в Стрельне. Эх, можно было в это время многое купить и сделать НЗ. Ну ничего, впереди еще много времени с хорошей шамовочкой. Я все пишу больше насчет жратвы, но уж что поделать, такие уж условия. Когда сыт, то и весел, и Милашку можно кое-чем порадовать. Для меня приготовлено лекарство в аптеке. Но что толку. Стоит ли его принимать, т<ак> к<ак> я сам-то здоров, но благодаря питанию чувствую слабость, а лекарство это для здорового человека одна чепуха.

Иду в столовую. Там будет видно, что дальше. Свет зажегся. Кушаю крепко — как можно. Повар Соколов оценил мою комплекцию. Суп перловый. Греча с грудинкой. Ужин — кроме чая с сахаром — гречн<евая> каша. Кушаю. Иду получать продукты с личным составом кухни, это входит в функцию дежурного по части. Получили продукты только в 23.30 веч<ера>. После этого меня уже ждали в Ленуголке наше трио: банджо, ударные, чтобы исполнить кое-какие фоксы. Пианино перенесли туда, т<ак> к<ак> в тех<нической> части стало тесно и Андрею Андреевичу некуда поставить койку к теплу. Проиграли до 0.30. Затем несколько ненормальный сон, т<ак> к<ак> не раздеваюсь, будучи дежурным. Начинаю скучать без Милочки моей, т<ак> к<ак> уже 5-й день ее не вижу. Насчет дров начинает наклевываться. Думаю, что уют в квартире скоро удастся наладить. Сплю.

 

6. 1. 42 г.

Встал в 5.30 утра, т<ак> к<ак> надо идти в столовую и присутствовать при закладке продуктов на завтрак. Взял у Абрамсона часы, чтобы не проспать. Иду. Хорошая погода. Не холодно. Снежок. Прямо не верится, что война! И какая война! Самая жестокая на уничтожение человека человеком и во имя чего. Во имя капитала, варварского фашизма, перешедшего в новую фазу — гитлеризм.

Завтрак. Начал кушать. Повар Соколов дал 2 порции. И так весь день до 6 часов. После этого пошел в штаб, по пути зашел в магазин, но ничего опять нет. Сейчас буду печатать бумаги для завтрашней работы за Невой. Во время обеда опять стреляли дальнобойные. Сволочи! Что им надо?

С Абрамсоном пошли за хлебом с сахаром. Вернулись. Я пошел отдыхать к себе. Лег в постель и начал читать «Архитектурную терракоту». Заснул. Очень устал за день и, несмотря на то что хорошо покушал, еще бы что-нибудь скушал. Ночь была неспокойная, т<ак> к<ак> раз 7 ходил удалять влагу, прямо невозможно спокойно спать. Сберег 100 гр<амм> хлеба и сахар.

 

7. 1. 42 г.

Встал в 9.30. Вымылся ледяной водой и пошел завтракать. Суп с перловкой. Скушал полную миску, которую всегда мне наливают. После завтрака пошел на Басков оформлять выставку в окончательном ее виде. В ногах слабость. Черт его знает! Неужели не помогают рыбий жир и хорошие обеды. Странно. Надо больше ходить и заниматься легкой атлетикой. Надо, чтобы кровь не застаивалась. По пути зашел в единственно открытый книжный магазин на Литейном. В отделении архитектуры купил: «Проектирование библиотечных зданий» и «Колхозные дома». Из этой серии осталось найти только «Проектирование больниц», тогда у меня будет полный комплект вышедших книг. Был Флетчер — 200 р<ублей> 3 тома. Надо бы купить. Черт возьми, немножко дорого.

Оформил выставку. Артобстрел опять. Возвращаюсь. У 5-ти углов встретил Сашу Иосифова[17]. Он получил гангрену ног, когда был на военном сборе. Сейчас освободился. Танюшка большая девочка. Очень славная. Живут плохо. Работы и денег нет. Он спросил меня насчет житья-бытья. Сказал, что есть 2 свободные комнаты в его квартире. Надо будет через Райсовет попробовать получить площадь — 2 комнаты 13 и 23 м2 — не знаю, что выйдет. Как-нибудь попробуем. Распрощались. Просил заходить. Я прибавил шаг. В 5.30 был на обеде. Суп перловый. Каша греча со шпиком (маленький ломтик). Перед супом трахнул ложку рыбьего жира. После обеда пошел к себе отдохнуть. Был к<оманди>р. Завел разговор насчет 1-й линии питания. Он звонил помощнику и приказал перевести. Теперь вопрос за лимитом. Надежда юношей питает! Это будет праздник для моих сил и здоровья. Говорили до 9.30 на разные темы: занятия, поверка и т. п.

Сегодня передали по радио сводку о наших трофеях на Западном фронте за 5 дней. Колоссальные трофеи! Браво Красная Армия! Бейте крепче! Иду за хлебом с сахаром. Отложил 100 гр<амм> и 3 куска на черный случай. Ну завтра, наверное, уничтожу. Завтра предстоит путь за Неву. Иду спать 1.00. Спокойной ночи. Вдалеке слышны арт<иллерийские> разрывы.

 

8. 1. 42 г.

Вечером 7-го звонил на Марата. Марг<арита> Георгиевна сказала, что никого нет, а так все по-старому бесперспективно.

Утром встал в 10.00. Завтрак суп перловый. Рыбий жир принял после сна, чтобы иди налегке. Сумку с банками оставил в казарме. После завтрака сразу пошел в далекий путь. По пути зашел в комиссионный магазин на Загородном пр<оспекте>, т<ак> к<ак> начался артобстрел города. Иду дальше. Подходя к Литейному мосту, чувствую сильную слабость в ногах. Чтобы срезать путь, направляюсь через Неву по льду. Съехал на заднем месте по лестнице, т<ак> к<ак> очень скользко. Лед на Неве хорошо проморожен. Дошел. Сразу приступил к своей работе. Очередное дознание. Закончил в 2 часа. Очевидно, скоро обед. Дадут ли мне что-нибудь, не знаю, т<ак> к<ак> обратно к себе в часть попаду не раньше 9-и вечера, потому что надо провести занятие в Мраморном дворце. Туда предстоит еще путь через Петроградскую сторону и Кировский мост. Жду жратвы и пишу эти строки. Вспоминаю с нетерпением о 1-й линии питания. Что сделает старый черт, не знаю. С него песок сыпется и никакой инициативы. Я чувствую общую усталость организма. Ну ладно, посмотрим, что будет дальше. Скушал кусочек сахара, все же не так голодно. Все же дали покушать суп с картошкой и пшенная каша. Немножко согрелся. Иду в Мраморный дворец. Опять через Неву по льду.

Весь город покрыт пеленой тумана. Закат красный. Мороз сильный. Мост справа силуэтом стоит на фоне кораблей во льдах. Нева — снежная равнина в граните, по которой движется народ во всех направлениях. Черные силуэты фигур тянутся по протоптанным тропинкам. Прихожу на место. В ногах усталость. Подымаюсь на самый верх. 17.30 вечера. Немножко подождав, занимаюсь с командирами. Свет погас. Зажгли лампу и свечку. На доске ничего не нарисуешь, приходится показывать по текстовому материалу. Закончил.

Иду скорее обедать и одновременно ужинать. Марсово поле. Темно. Аллеи занесены снегом. Проезд у Электротопа[18] закрыт, т<ак> к<ак> местами здание разрушено бомбами. Мост через Фонтанку. Место моего следования на службу, слева липовая аллея, которая служила местом свидания с моей Малышкой. Сейчас холод, темнота и все заметено снегом и инеем. Суровое время. Все носит отпечаток войны. Мосты и те стали богатырями, покрытые слоем льда и снега. Напротив моста через Фонтанку дом, весь разрушен. Иду. Скольжу по мосту. Пл<ощадь> Желябова набита автомашинами. Ждут корм. Канал Грибоедова. Лед везде. Давно не скалывался, скользко. Заворачиваю на Малую Конюшенную. Вот и Невский. Павильон «Кафе»[19] разбит. Трудно сказать чем — либо снарядом, либо начали его разбирать на дрова. Передо мной суровый Казанский собор. Холодный. Черно-зеленый. Рельсы трамвая все заметены снегом и заледенены, их не видно, они заподлицо с дорогами. Народ идет там, где ровнее. Панели свободны. Вот и темный коридор — улица Плеханова. Темно. Изредка промелькнут фары автомашин. Зайчик света осветит стены зданий и все. Слабо видишь, что делается под ногами. Иду ощупью, стараюсь не упасть, т<ак> к<ак> скользко. Народ тянется. Везут дрова на саночках, шкафы и печки-времянки. Все характерно для времени. Все говорит о трудных суровых днях. Иду и иду. Усталость в ногах начинает преодолеваться сознанием, что скоро приду на место и можно будет скушать горячий обед. Подхожу к пр<оспекту> Майорова. Слева 2 развалившихся дома. Руины войны. Последствия налета стервятников. Эх, сукины сволочи! Бей их, уничтожай! Пр<оспект> Майорова. Мост через канал Грибоедова. Все те же картины. Вот и здание Левинсона—Фомина с выбитыми стеклами. Правый угол — это дом по пр<оспекту> Красных Командиров, во дворе которого лежит уже несколько бомб, результат разрушений — тот же. Иду, уже приближаясь к цели. Прибавил шаг. Еще немножко и столовая. Кушаю сразу весь хлеб и сахар. Суп перловый. Каша гречневая со шпиком, но все в очень маленьких дозах. Покушал. Иду к себе по пути в штаб. Думаю что-нибудь узнать новое, чем меня порадует командование. Все так же все тихо по-старому. Иду к себе. Получил от моей Малышки записочку в отношении книжек. Не знаю, как их доставлю на В. О., т<ак> к<ак> завтра по расписанию занятия. Утро вечера мудренее. Иду к себе. Немного поиграли на инструментах. Собрались втроем. Немного забылись от окружающего. В 11.30 пошел спать. Крепко заснул. Ночью мучали опять прогулки в … Приходилось одевать сапоги и шкуру.

 

9. 1. 42 г.

Утром должны быть занятия, поэтому тороплюсь. Встал в 9.30, успел побриться у Рогачевского, помылся и смочил лицо последней бутылочкой одеколона. Для мытья достал последний кусок туалетного мыла, т<ак> к<ак> следующую выдачу уже не получал. Очевидно, нет на складе. Пока получаю только папиросы и спички.

Бегу завтракать. Суп с пшенкой и 100 гр<амм> хлеба. Рыбий жир выпил у постели, чтобы не таскать с собой тару. В столовой в последнюю минуту звонок. Вызывает командир по поводу дознания. Приказал довести дело до конца, я должен выполнить. Таким образом, на занятиях не присутствую, а опять иду в далекий путь, туда же, где был вчера вечером, но по прямому пути мимо моей службы. Вижу разбитый снарядом эрмитажный портик и прогоревшее угловое помещение службы. На мостовой и панели глыбы льда от поливки водой. Иду. Мраморный. Опять подымаюсь наверх. Устал чертовски. Начался обстрел. Все грохочет от выстрелов и разрывов. Сделал свои дела, двигаюсь на Вас<ильевский> остров, т<ак> к<ак> надо Милашке занести книжки. Пользуюсь свободным временем. Набережная. Справа корабли во льдах. Пускают пары, чтобы не замерзнуть. Весь берег уставлен легкими судами-лодками и т. п. Ветер в лицо. Можно идти с поднятыми ушами. Почему-то не так уж холодно. Сам одет тепло. Греет шкура с ватином и новая шинель на вате. Иду дальше. Мост через Неву у Адмиралтейства. Выхожу на набережную.

Только завернул к Академии Наук, как над головой снаряд прошел со свистом и ударил в крышу Зоологического музея. Раздается взрыв. Народ бросается кто куда. Укрыться некуда. Вслед 2-й снаряд. Я иду, держась ближе к стене. Укрыться негде. Еще и еще снаряд. Пришлось зайти в Университет и переждать до 2.30 в комнате пожарной охраны. Иду дальше. Иду быстро, чтобы успеть свернуть на 1-ю линию и идти по панели у жилых домов. Скольжу. Вот и Большой проспект. До моей Малышки 14 линий. У 8-й линии базар. Толчея народу. Происходит меновая торговля. Кто на что. Дрова идут на хлеб. Меняется абсолютно все только на продукты. Обхожу рынок. Вот и Родильный дом и Милушкина обитель. Медленно поднимаюсь на 6-й этаж. Стучу. Моя малышка открывает дверь и стоит в своей шкуре и в модной шляпочке. Все такая же свежая и цветущая. Целую ее. Она чего-то обижена на меня. Ну я чувствую почему. Долго не заходил, ну как же иначе, когда почти ежедневно хожу из одного конца города в другой. Ноги прямо не двигаются. По плану, по которому приходится сейчас работать, я должен был быть завтра на Вас<ильевском> острове. Но дела сложились так, что попал сегодня и только благодаря тому, что совместил со служебным делом. Иначе бы сидел на занятиях. Родная собиралась уходить на детскую елку к Анне Николаевне. Ненадолго. Я разделся и поздоровался со всеми. Поздравил Лидию с Валерием. Чудный хороший ребенок. Лежит в пеленках и все пускает фонтанчик.

Была жена Евг<ения> Ник<олаевича>. Рассказывала о нем. Он на службе в госпитале. Очень похудел. Собирались уезжать, вещи все запакованы, но пока ничего. Живет на одну карточку. Милаша вскоре возвратилась. Я ее еще начал целовать и чувствую, что в душе она тепла и ласкова ко мне, ведь это же она моя единственная маленькая и любимая. Греемся у печурки. Дрова на исходе, а зимние холода только сейчас вступили в свои права. Окна выбиты после бомбежки, дует. А тут еще малыш. Его надо беречь и греть комнату. Милашка говорила, что Анна Николаевна прямо спасительница, если бы не она, то ужас что бы было. А так кое-что имеешь с фабрики-кухни и можно существовать. Я передал книжки, по которым ничего не получено. На фабрике все же можно будет кое-что достать. Милушка многим обязана А. Н. Но она уже многим отплатила, т<ак> к<ак> работает очень много и больше на черновой, несмотря на ту грязь и безалаберщину, которая всегда царила у Фоминых. Греюсь и пишу свои бумаги. Кончил дело и надо двигаться обратно, т<ак> к<ак> должен быть к 18.00 на месте. Пришла А. Ник. Мне предложили суп, кроме которого ничего не было. Я отказался, т<ак> к<ак> шел к себе обедать. Стал прощаться. Милушка милая поцеловалась со мной и проводила до лестницы. Родная она у меня, хорошая. Любовь все такая же крепкая. Иду обратно с каким-то знакомым Лиды. Он живет в моих же краях. По пути рассказал ему о рационе в армии и как вообще со снабжением.

Иду через мост Шмидта. Нева вся в кораблях. Дым стелется по реке и на фоне вечернего неба. Желтое с фиолетовыми полосами. Мороз. Все кругом сиренево-серого тона. Металлические детали моста покрыты инеем. Народ тянется вереницей, пешком. Передо мной трое людей тянут красный гроб, это обычная картина сейчас. Хоронят в чем попало, а обычно просто завертывают в тряпье. Много-много жертв от войны. Что будет дальше, не знаю. Думаешь и ужасаешься. Скоро ли Ленинград сможет получить условия для сохранения людей. Ну ладно. Борьба есть борьба. Но эта борьба 1941 года наиболее ожесточенная, мы к ней готовились, и она пришла. Что будет впереди, покажут ближайшие недели. Иду мимо Дворца Труда. Всюду следы снарядов. Даже на карнизе Новой Голландии. Поцелуев мост. Мариинский театр с вновь выстроенным флигелем, но без крыши. Театр месяца 2 тому назад пострадал от бомбежки. Попало в фойе 2-го этажа и ресторан. Ну ничего. Пока функционирует филиал на Петроградской стороне. В репертуаре «Травиата» и «Евгений Онегин». Вот и Никольский и мост через Фонтанку. Родные сейчас места. Дохожу до столовой. Накинулся на перловый суп и пшенную кашу со шпиком. Получил порцию хлеба на ужин с сахарным песком. Колотого почему-то нет на складе. Ну ничего. Иду за газетами, потом в штаб. Кончил в 20.00 часов. Надо идти отдыхать. Да вот к<оманди>р может вызвать для доклада. Неужели мне придется переть к Астории[20] и обратно. Ничего не сделаешь, если прикажет. Ну посмотрим, что будет. Авось на мое счастье до завтра и не потребует. Никитин хотел достать по талону № 4 — пиво. НЕ знаю, что у него вышло. Сейчас пойду спрошу. Хорошо бы пару кружечек пропустить.

 

10. 1. 42 г.

Утром встал немножко раньше. Выпил 2 ложки рыбьего (жира) натощак и сразу завтракать. После чего — в штаб. Жду к<омандир>ра. Сидел долго. Договорились с зав. делом, что я сегодня дежурю по части. Я очень обрадовался, т<ак> к<ак> можно будет скушать тарелочку супку. Делаю свои дела, беру пароль и иду к 2-м часам сменять караул. К<оманди>р как раз был здесь, и я ему передал материалы. После 3-х часов пошел обедать. Суп — гороховая мука. Плюшка со сгущенным молоком. В супе плавает кусок шпику. Очень вкусно, но мало. В 5 часов я уже приблизился к котлам, облачившись в белый халат. Повар мне налил супу и положил кашки. Очень хорошо покушал. Даже прилег на диван. Незаметно подошло время ужина, т<ак> что я взял свой вечерний паек. Хлеб и сахар. Тут зав. складом принес пустую банку из-под сгущенного молока. Я набросился на нее и начал скоблить сахарное молоко, потом мы налили в банку горячего чая и заболтали — получилось прекрасное кушанье, которое дополнили сухарем. После этого я еще повторил все сначала. Время уже 9—10 час<ов> веч<ера>.

Надо идти получать продукты на вечер. Но еще не готовы накладные, т<ак> к<ак> приехал пом<ощник> по МТО[21] и привез новые лимиты. Решается вопрос, дадут ли мне 1-ю линию??? Это 500 гр<амм> хлеба и прочие прибавки с ужином и сахаром. Посмотрим, что день 11-й января мне принесет. Военком вчера говорил, что хочет прослушать наш «джаз», чтобы убедиться, стоит ли его культивировать и послать играть на позиции. Для этого мы втроем собрались в Ленкомнате и вызвали его. Исполнили целый ряд вещей. Ему очень понравилось. Результат хороший. Военком пробыл с нами до 12-и ночи. Я пошел узнавать, как с продуктами на утренний завтрак. Оказалось, что все еще решается вопрос с категориями питания. Пошел в караульное помещение, посидел с бойцами. В это время пришел завпродскладом. Помещения — визави. Я к нему. Ну как с накладными. Он мне сообщил, что все еще разбираются. А тебе, он говорит, дали 1-ю категорию. Я, конечно, пока не верю этому счастью, т<ак> к<ак> своими глазами не видел накладной на завтра. Он меня угостил сгущ<енным> молоком, которое выложил в баночку из-под баклажанов. Я был на седьмом небе, когда его кушал. Какая прелесть. Неужели завтра буду получать 1-ю линию??? Но неизвестно, с дополнительным ли пайком? Ну хоть так. Все равно это колоссальное подкрепление для моего большого организма. Иду отдыхать к себе. Ведь я же дежурный. Договорились получать продукты утром в 5.30, т<ак> к<ак> только к этому времени оформят документы. Пришел к себе. Пишу эти строки. 1 час ночи. Осталось 4 часа спать. Как-нибудь. В голове 500 гр<амм> хлеба. Но пока еще я этому не верю. Скорей бы утро!! Завтра решается желудочная судьба. Ну ладно. Что будет. На улице все крепче мороз. Сегодня опять бандиты обстреливали город. Снаряды ложились в нашем районе. Черт их возьми — скоро ли отрежут эту гадину. Сегодня был у нас митинг по поводу ноты о бесчинствах грабь-армии Гитлера, которую т. Молотов обратил к нашим союзным государствам. Я выступил с коротенькой речью. Говорил по написанному мною конспекту. Ну ладно. Надо прилечь. Жду утра с нетерпением. Спать бы и не надо было бы, но берегу ноги и хочу восстановить деятельность … т<ак> к<ак> он чего-то спит. Милушка иначе будет меня ругать и одновременно скучать. Радио все тикает. Монотонно с перерывами бьют часы центра. Действует на нервы неприятно, но да уж за 5 месяцев можно привыкнуть. Завтра вечером хочу сняться с поваром и завом столовой. Хорошие ребята, потом будет что вспомнить, если все будет благополучно. Все мы ходим под луной. Надо жить только сегодняшним днем. Что-то мама, как они там старики. Долго не попаду к ним, т<ак> к<ак> все не по пути. А специально идти, с временем плохо. Спокойной ночи. Продолжение завтра.

 

11. 1. 42 г. 

Встал в 5 часов утра, т<ак> к<ак> необходимо было получить продукты. Вымылся холодной водой и оделся в свою парадную форму. Быстро спустился на склад и, подождав некоторое время после того, как пришли люди из кухни, начали получать продукты. Взял я накладную на продукты. Ура! Ура! Ура! 1-я линия. С сегодняшнего дня 500 гр<амм> хлеба и все последующие сметы. Не знаю только насчет пайка, но к вечеру узнаю, это тоже для меня будет иметь значение. Получили все и в столовую. На улице мороз 25°. Деревья покрылись инеем. Серебряная перспектива улицы. Под ногами хрустит. Уши не опускаю, т<ак> к<ак> закаляюсь. Чувствую в ногах бодрость. В сознании усиленное питание после долгого времени войны. Дежурю. Вешаю продукты сам на весах, т<ак> к<ак> необходим контроль. Завтракаю. Суп с пшенкой и со шпиком. Вместо хлеба сухари. Мировые. Еще старой выпечки. Они идут в половинной норме от хлеба. Кушаю хорошо. Суп с пенками и прочее лучшее. Не буду портить, вернее нагонять, аппетит тем, кто будет читать эти строки. После завтрака отправились за получением продуктов на обед. Возвращаюсь, держа в руках бачок со сгущенным молоком. Эх, напиток. Прямо лучше ничего не придумаешь. Присутствую при варке обеда. Кушаю замечательно. Особенно пользуется успехом пшенная каша со сгущенным молоком. Особенно вкусны засахаренные пенки. Да, это все хорошо. Но как Милушка, ведь она не имеет такого блаженства. Она еще пока питается на обычном пайке с помощью Анны Николаевны. Она все выручает.

Есть указания, что с 15-го числа будут введены новые нормы на продукты для гражданского населения, тогда будет легче, и я думаю, что Милушка также будет иметь больше, чем сейчас. Вообще трудно. Но, к сожалению, я из своей обычной нормы пока ничего не могу уделить, а что и будет, то это все в минимальных дозах. Ну ничего, как-нибудь выберемся. В конце обеда зашел НПС[22]. Сообщил о пайке. Это второй сюрприз на сегодняшний день. Замечательно. То, что вчера было мечтой, сегодня стало былью. Завтра кое-что получу. После обеда иду по своим делам. Освободился от обеда в 18.00. На улице мороз усилился. День уже заметно прибавился. Небо частью изумрудное. Дым из труб стелется по крышам. Серебряные деревья окружают проспект. Огней нигде нет. На углу перекрестка стоит товарный трамвай уже несколько дней, т<ак> к<ак> у него не хватило силы и тока добраться до своего места, он только загородил проспект и как бы врос в ледяную корку мостовой. В 8 час<ов> вечера первый полноценный ужин после долгого перерыва. Пшенная каша со сливочным маслом, хлеб и сахар 35 гр<амм> с крепким чаем. Все замечательно! После закуса иду с Сафроновым. Беседуем о топливе. Обещает на этих днях что-нибудь сделать. Ну это было бы чудно, восстановилась бы жизнь на ул<ице> Марата. А сейчас в комнате Виктора мухи дохнут на лету, а вода мерзнет в стакане. Ну вот и день прошел. День великих дел и разрешения продовольственных вопросов. Завтра рабочий день. Надо быть на службе. К Милушке опять не удастся попасть. Ну ничего, буду и у нее и, может быть, угощу чем-нибудь вкусненьким. Моя родная. Скучает. Котинька работает. Потерпим, ничего, скоро станет легче. Спокойной ночи!

 

12. 1. 42 г.

Встал несколько позже обычного, т<ак> к<ак> не особенно выспался благодаря частому хождению в маленький домик. Ночью света не было, так что приходилось ходить ощупью по холодному коридору и искать двери. Вымылся и сразу опустился в 1-й этаж в прод<уктовый> склад получить папиросы «Норд». Увидев список, я обнаружил свою фамилию и дальше паек. Снова восхищение. Сливочное масло «Экстра» без соли 400 гр<амм>. Печенье «Ленч» — 250 гр<амм>. Мыло, папиросы и спички — 4 коробки. Это норма на 10 дней. Торжествую, как ребенок. Иду к себе и отрезаю 100 гр<амм> масла для завтрака. Остальное спрятал в тумбочку. Замечательно! Пока неизвестно, как будут давать дальше, т<ак> к<ак> это получили не все; возможно, будут чередовать. 20-го будет видно. Если это будет регулярно, то полакомлю Милушку. Ей необходимо масло, но она не одна, и надо все продукты делить. Ну ничего, наедине я ее угощу. Иду в столовую. Суп с пшенкой, со шпиком и 200 гр<амм> хлеба. Все хорошо! Вопрос с питанием разрешен на сегодняшний день. Занимаюсь своими делами. Зашел к Милаше на службу, но не застал у кого есть деньги для нее. Зайду дальше. Сегодня жуткий холод — мороз с сильным ветром. Большие пути делать нельзя, т<ак> к<ак> можно вымерзнуть, как сосулька. С дровами на сегодня пока ничего не слышно. Что-то будет завтра. Сегодня решил никуда не ходить, т<ак> к<ак> необходимо быть здесь на месте. Посетил наше бомбоубежище. Там стоит разукрашенная елка для детишек. Но темно и холодно. Неуютно. Оставшиеся жители ютятся в углу у печки-времянки. Вода замерзла. Надо думать об установке газооборудования, но нет рабочих. Никто не хочет без продуктов работать.

Уже 4 часа. Иду обедать, чтобы застать свежее и горячее. Суп из 85 % муки очень вкусный и густой, плавает шпик. 200 гр<амм> хлеба. Второе пшенная каша со сгущенным молоком — прекрасная, вкусная. Съел все без остатка, т<ак> к<ак> давно не имел возможности полностью удовлетворить свой аппетит за исключением дней дежурства, но и те 100 гр<амм> хлеба ничего не давали. После обеда зашел в тех<ническую> часть и пишу эти строки. В общем, жизнь очень монотонна в работе, как обычно. Главным образом речь идет о шамовочке. Но, конечно, о непосредственных делах по службе писать неудобно, да и для личного дневника моего это не имеет существенного значения. Кое-какие моменты, конечно, повествуются. До ужина думаю немножко отдохнуть и потом, взяв кусочек масла, пойду кушать кашку и пить горячий чай с сахаром. Вечером надо будет немножко подкрепиться, т<ак> к<ак> наш ансамбль 18-го будет выступать после лекции. А потом, возможно, надо будет выезжать на позиции. Музыка в массы. Это решение Военкома. Иду отдыхать.

 

13. 1. 42 г. 

Утром, как всегда, встал раньше, т<ак> к<ак> поздно вечером получил приказание произвести дознание. После супа двинулся пешком в Н<овую> Дер<евню>. Путь длинный. Иду прямо по Майорову, через пл<ощадь> Урицкого, Кировский мост и т. д. Мороз. Деревья покрыты инеем. Мерзнут немного концы пальцев, но и те отогреваются постепенно с усилением хода. Под ногами хрустит. Вот и Каменный остров, и 2-й мост. Пересекаю Невку по льду и прямо на кольцо. Дальше еще кусок солидный Пробыв 2.5 часа и закончив дела, иду обратно. Идти так же долго. На мое счастье появилась М-1 с одним водителем. Я поднял руку, и он остановился. Согласился меня подкинуть на пл<ощадь> Урицкого. Я был бесконечно счастлив, т<ак> к<ак> путь мой обратный сократился километров на 10—12. Т<аким> о<бразом>, я в 5-м часу уже был на месте. Это чудно. Сразу горячий обед. После обеда открытое парт<ийное> собрание. Стоял вопрос о вступлении в члены ВКП(б) в дни отечественной войны. Сложная задача. Серьезный шаг. Надо подумать, подготовлен ли я для этого. После собрания свет погас и в темноте пришлось заканчивать свои дела. Скоро и ужин. Взял стеклянную банку для того, чтобы ужинать у себя в общежитии. Уютнее и приятнее. Сегодня дали по банке баклажанной икры. Повар положил мне полную, т<ак> что хватило на ужин и утро. Вечером устроился у своего столика и закусил с маслом, сахаром и чаем. Чай согрели в печке. Помещения холодные, т<ак> к<ак> сожжены лимиты дров, топим всяким барахлом. Ночью спать не особенно тепло, т<ак> к<ак> дует от разбитого окна. Вода в водопроводе не идет, т<ак> что мыться нельзя, а с баней вообще не знаю что делать. Надо использовать. Ложусь спать. Сегодня заходил к Милашке на службу, но никаких денег не получено, и бухгалтер не знает почему, т<ак> к<ак> не было расчетчика. Зайду завтра. К Милочке опять не попал, т<ак> к<ак> дела и дела. Она, наверное, на меня опять обижается. Ну ничего, скоро будем вместе. Сегодня по радио было сообщение о беседе Попкова с представителем ТАСС о продовольственном положении города. В своем сообщении Попков говорил о вражеском кольце, о блокаде, о том, что с каждым днем снабжение будет улучшаться. Враг бежит. Ставка на захват города бита. Задушить голодом тоже не вышло. Скоро Ленинград вздохнет полной грудью. Ругал начальство Октябрьского узла, которое не чешется в части восстановительных работ и перегона транспорта с грузом. Скоро, скоро будет лучше и лучше, а то народ загибается.

 

14. 1. 42 г.

Сегодня не мылся, т<ак> к<ак> вода не идет. Решил помыться и смыть с лица грязь одеколоном, запас которого кончается. После этой полярной процедуры пошел завтракать. Суп с пшенкой. Доел остаток баклажанов и скушал кусочек масла. Допиваю остаток рыбьего жира. После завтрака забежал в Военторг. Из продуктов ничего нет. Купил появившиеся щипчики для сахара, это необходимый инструмент. На улице мороз. Народ кутается во что может. С дровами пока что все так же. Надеюсь, на этих днях что-нибудь получится. Пишу срочные бумаги. Думаю позвонить на Марата и маме на службу — надо узнать, что делается. Надо написать Милушке письмо, т<ак> к<ак> в связи с работой никак не могу попасть на В. О. Все поручения приходится выполнять по другим маршрутам. Если бы ходил трамвай, то я бы быстро смахал бы.

Письмо написал. Оформляю дела для сдачи. Вот уже вечер. Беру ужин в баночку — пшенная каша с маслом. Пью чай у себя наверху. После чая дали свет. Заговорило радио. Решили пустить кино. Собралось человек 30. Парад войск в честь годовщины Октября и доклад т. Сталина. После кино сон.

 

15 января 42 г.

Утром, как всегда, встал несколько поздно, т<о> е<сть> в 10 час<ов>. Воды не было — не мылся. Решил где-нибудь сегодня принять душ. Но, к сожалению, в столовой котельная больше не работает, т<ак> ч<то> воды нет.

Поехал на позицию. Вернее, пошел, т<ак> к<ак> трамвай вообще не ходит и неизвестно, когда пойдет. Оставшиеся вагоны на улицах вросли в ледяной покров. После завтрака направился в путь. Через 1 час был уже на месте. Осмотрев площадки, пошел в мед. пункт и принял душ. Блаженствовал около 2-х часов. Такое счастье <и> редкость в настоящее время, т<ак> к<ак> в городе ни одна баня не работает и негде культурно помыться. Кончив процедуры около 4-х часов, двинул обратно. Почувствовал в организме некоторую слабость, т<ак> к<ак> подействовал пар. Скушал после душа 2 кусочка хлеба с маслом, но это не помогло. Иду прямо на обед. Мучной суп и перловая каша с мясными консервами. Скушал 2 порции каши, причем 2-ю с маслом. Хорошая каша. Она дает прекрасный приварок. Учтем в дальнейшем. После обеда уже темно. Света нигде нет. Все хозяйство перешло на коптилки разных форматов. Зашел к Абрамсону. Он вернулся с Ладожского озера. Ездили за продуктами. Говорит, что там продуктов такое количество, как лесоматериалов на складе, но слабо с подвозом в Л<енингра>д, т<ак> к<ак> возят только на машинах, а поезда ходят слабо из-за отсутствия угля. Привез к нам в часть 3 машины. Одна с мясом, вторая с рисом и третья с сахаром. Будем кушать. Сегодня зарезали нашу лошадь. Очевидно, пойдет на общий котел.

Зашел в штаб. Позвонил на Марата. Маргарита Григорьевна сказала, что никто не звонил и не заходил. Лид<ия> Вас<ильевна> у своей подруги. Милаша все время на Васильевском острове. Завтра опять не смогу попасть к ней, т<ак> к<ак> заступаю дежурить в 2 часа. Если не буду случайно назначен, то пойду к ней, т<ак> к<ак> необходимо уточнить вопрос с перерегистрацией прод<уктовых> карточек. Иждивенцы регистрируют по месту жительства. Забрал свой ужин в баночку. Гречневая каша с консервами и хлеб + шоколад (вместо сахара). Иду к себе и покушаю. Стараюсь не пить чай, т<ак> к<ак> ночью беспокоит.

При коптилке пишу эти строки. На улице сегодня немного потеплело, сыпет морозный сухой снежок. Вдали слышна обычная канонада арт<иллерийских> орудий. Ленинград все окружен блокадой. Левый фланг понемногу очищается нашими войсками. Кругом города начались пожары. Ночью видны зарева. Кроме того, и в самом городе участились пожары из-за неправильной эксплуатации печей-времянок, которые сейчас установлены почти в каждой квартире. Сейчас думаю спать, т<ак> к<ак> темно и неуютно. Хорошо, что топим наше общежитие, поочередно сами пилим и колем подвозимые дрова. Нас живет 7 человек. Все воентехники и начальник клуба. Наши репетиции не состоятся, т<ак> к<ак> света нет, а в связи с этим и соответствующее настроение. Завтра утром надо переменить теплое белье на складе, т<ак> к<ак> на мне уже запачкалось, а стирать негде. В общем, перешли на первобытную жизнь, но ничего, надо приспосабливаться. До завтра! Спокойной ночи! Была бы Милушка со мною, эх!

 

16. 01. 42 г.

Вчера был день зарплаты. Но я еще не получил деньги, т<ак> к<ак> в финчасти было темно. В этом месяце с меня должны высчитать за 8 суток ареста 50 %. Это мое первое взыскание в армии. Обидно, все же около 100 рублей.

Встал в 10.30 час<ов>. Завтрак — рисовый суп, 100 гр<амм> хлеба оставил на обед, чтобы было посытнее. Утром удалось помыться, т<ак> к<ак> пошла вода. После завтрака пошел на склад и сменил теплое белье. Получил хорошее и 6-й рост, т<ак> что рукава закрывают руки до самых кистей. Переоделся в теплой землянке. По пути в склад встретил Репина Женю. Он донор по группе «О». Получает систематически паек. Об этом я написал Милушке своей, ей удастся кое-что получить. После склада направился в Штаб за паролем. Зашел в финчасть. Получил получку очень маленькую. Начфин предложил часть денег внести на военную сберкнижку, но т<ак> к<ак> их у меня мало, то я ничего не смог. Кроме того, в 3-х дневный срок он предложил возвратить подъемные деньги, т<ак> к<ак> Милушка не уехала, там около 320 рублей. Начфин мотивирует это приказом, а также пополнением государственных средств, т<ак> к<ак> он вчера целый день ждал в банке деньги и только к вечеру получил, нет оборота сумм. Ну что ж, придется уплатить. Иду принимать дежурство и производить развод караула. Сейчас сижу в караулке и пишу паршивым пером эти строки. Скоро надо идти на обед. Сегодня, говорят, гуляш с кашей, мясо привезли из Ладожского озера. Начался артобстрел. Сплошная канонада. Была передышка эти дни, а сейчас опять.

Ленинграду достается. Народ многое переносит в эти долго запоминающиеся дни. Наши молотовские жители этого не видят и не чувствуют. Скоро ли это кончится. Головорез Гитлер все же должен скоро сломать себе шею. Сволочь!!! Ужин обычен, потом сон в зимнюю ночь.

 

17. 1. 42 г. и 18. 1. 42 г. 

Утром встал в 5.30, т<ак> к<ак> дежурю. Спать вообще не положено, но я сохраняю свои силы.

Целый день на кухне. Бесконечная еда. Суп мясной с рисом. Перловая каша с муссом. Сливочное масло как подливка к каше. Ужин беру в баночку. Иду в штаб. По пути надо зайти в магазин, как будто что-то можно получить. Свет погас!!

Вечером решаю: во что бы то ни стало надо быть у Милушки. Сберег 300 гр<амм> хлеба, ужин — каша. Спросил разрешения уйти. Вышел около 8-и вечера. Иду на Вас<ильевский> остров. Шагаю быстро по темным улицам города. Народу не так много. Мороз не особенно сильный, но т<ак> к<ак> иду быстро, то тепло и ногам и самому. Вот и площадь Труда, сильно потрепанная арт<иллерийскими> снарядами. Мост через Неву. Брошенные трамваи. Паутины оборванных и трамвайных проводов. Сколько надо восстанавливать, чтобы все действовало нормально. Вот и Вас<ильевский> остров. В стороне Стрельны громыхают орудия. В небо светит красный луч. Непонятно, что это значит. Очевидно, показывает направление обстрела. Темно. Жутко. Деревья покрыты инеем. Все седое. Наконец добрался. Милушки не было. Я сразу испугался. Неужели не застал дома. Уже решил идти обратно. Анна Николаевна сообщила, что она вышла с Лидией. Вскоре моя женка пришла. Крепко поцеловались. Я сразу угостил Маленькую кашей и хлебом, но она сказала, что сыта. А вечером все же скушала, оставив мне немножко, т<ак> к<ак> каша оказалась очень вкусной! Выпили чайку с конфетками из дуранды. Ужасно невкусная комбинация. Чай грели на времянке. Дрова у Анны Ник<олаевны> на исходе. Не знаю, что они будут делать дальше, т<ак> к<ак> окна забиты фанерой, дует морозом. Комната Галины вообще не отапливается. Холодно так же, как и на улице. Мы с Милушкой легли спать на кровать, накрывшись чем попало. Спать почти невозможно было не только потому что холодно, но и потому что мне пришлось бегать раз 8 в уборненькую. В таком холоде я лично спал первый раз в жизни. Утром поднялись около 9-ти часов. Мыться не пришлось. Сразу разогрели времянку и поставили чай. Милушка пошла за водой в соседний дом с двумя ведрами, а я колол доски для отопления печки. После чая поговорили с Милашкой о делах, а потом она взяла читать мой дневник с первого дня, но т<ак> к<ак> я торопился к себе в часть, то не дал ей долго читать.

Вскоре мы распрощались. Конкретного мы ничего в разговоре не решили, т<о> е<сть> что касается дела, т<ак> к<ак> его очень много и не знаешь, за что браться. Но в конечном итоге все связано с жуткими условиями жизни. Чтобы, напр<имер>, регистрировать продуктовые карточки в жакте, необходимо идти с Вас<ильевского> о<стро>ва на Марата пешком. Трамвай вообще надо поставить на задний план. Пока город превращен в руины, а люди в черепах, которые еле двигаются от недоедания и голода. Все это, конечно, влияет на моральное состояние, и отсюда все последствия.

Иду обратно — все пешком. Оттого, что почти не спал всю ночь, появилась слабость в организме. Пришел около 1 часу дня и сразу получил приказание перевезти выставку изобретателей, что и сделал на машине. Вернувшись обратно, сразу в столовую. Поглотил завтрак и обед и 400 гр<амм> хлеба сразу. Сегодня утром не завтракал, т<ак> к<ак> был у Милашки и пил чай с хлебом. У нас хлеб теперь полубелый, т<ак> к<ак> делают его ячменным. Ржи нет. Такой хлеб на Кавказе. В смысле питания ничего не дает. После обеды отдыхаю, потом пилю дрова для нашего общежития и одновременно переезжаю в другую комнату рядом. С дровами совсем заморился, а вечером надо играть, т<ак> к<ак> после лекции в Ленкомнате намечен концерт самодеятельности. В общем сыграли вещей 10. Ужин взял в баночку. Очень устал. Грохнулся спать. В комнате очень тепло.

 

19. 1. 42 г. 

Утром встал поздно, т<ак> к<ак> все не мог выспаться. В теле чувствую ломоту, очевидно, простудился. Самочувствие очень плохое. Сразу как-то почувствовал, что вся еда не впрок. Вымыться не удалось, т<ак> к<ак> нет воды. Обтер одеколоном лицо. Буквально поплелся в столовую завтракать. На мое счастье суп с рисом был очень горячий, и мне удалось прогреться. Хлеб смазывал маслом, а перед супом выпил остатки рыбьего жира. Иду обратно в общежитие начсостава и занимаюсь перестановкой мебели и наведением порядка, т<ак> к<ак> перебрались в отдельную комнату. Чувствую себя плохо. Очевидно, придется принимать что-нибудь радикальное. Идти никуда не хочу и не могу. Буду заниматься служебной писаниной. Жду обеда. Во рту все сохнет, очевидно, это связано с простудой. Чернил пока еще нет, так что пишу карандашом. Необходимо бы пойти за деньгами Милушки, но нет сил. Совсем расклеился. Ну что-то будет дальше. Хочется пить, но я не пью, чтобы ночью спать спокойнее. Скорее бы 21-е, т<ак> к<ак> решится вопрос, получу ли паек. Это меня просто выручает, чувствую, все же не хватает сил. Рыбий жир закончился. На днях зайду к Ник<олаю> Алекс<андровичу>. Но вряд ли выручит. Радио не работает, т<ак> что не знаю, как с положением на фронте, газета запаздывает. Ну ладно. Чувствую все время себя плохо. Надо позвонить Милушке. Коммутатор наш сняли, т<ак> к<ак> много частных разговоров. Звонить можно только из штаба. Добраться до него никак не могу. Слабость и озноб.

Очевидно, окончательно заболел. Хорошо хоть топят печь, а то совершенно ничего нельзя было бы делать. Ужин мне принесли в баночке. Скушал последнее сливочное масло. Неужели 21-го не дадут. Но как будто есть предпосылки к улучшению и прибавка хлеба населению. Сейчас дают в магазине по 100 гр<амм> повидлы. В общем, какие-то изменения в снабжении будут, но когда? Поужинал. Отдыхаю. Закутался в одеяло. Вдруг объявляют тревогу. Пришлось встать, одеться и пойти вниз. По сообщениям, авиация летает на подступах. Подняться высоко стервятники не могут, т<ак> к<ак> мороз до минус 60°. А на низких высотах летать опасно, т<ак> к<ак> наша артиллерия собьет. Тревога прошла спокойно и недолго. Радио не работает, так что сигналы передают только по телефону. Дотащился к себе обратно, лег спать. Ночью пришлось опять несколько раз вставать. Сплю более-менее крепко.

 

20. 1. 42 г.

Встал в 10.00. Чувствую себя не особенно хорошо. Мыться опять не пришлось. Поплелся завтракать — суп с какой-то крупой. Немножко согрелся. Иду обратно и пишу свои дела, которые запустил за эти дни. Думаю сегодня никуда не выходить, т<ак> к<ак> очень сильный мороз. На улице артиллерийская канонада. Ленинград все время под обстрелом. Скоро ли это кончится? Жду обеда, т<ак> к<ак> чувствую, что завтрак ничего не дал. Здоровье не особенно. Что-то странное произошло за эти дни. Появился кашель. Ну ничего, как-нибудь. Вот и обед.

Произошли разговоры в отношении миски, кот<орую> я обычно получал. Но т<ак> к<ак> рядом сидел комиссар, то он, как всегда, выручил, сказав официанту о том, что именно мне надо давать миску. Ну тогда мне принесли ½ тарелки супу. Ничего, доберусь до кухни. Я им покажу, как давать по ½ тарелки. Хлеб все такой же полубелый. Так он хорош, но требует масла и прочих добавок. К обеду суп с рисом мясной и на второе гречн<евая> каша с куском мяса. После обеда опять к себе. Решили побриться с Севояном. Хороший нацмен. Мы с ним договорились после войны поехать в Эреван.
Там его родина. Замечательные места. Можно хорошо отдохнуть. Заберу с собой Милашку обязательно. Надо встряхнуться. Но как кончится война? И что с нами будет — неизвестно. Послезавтра 7 месяцев как идет война. Красная Армия, совершая планомерный отход частей, перешла к планомерному наступлению, т<о> е<сть> сейчас Красная Армия уже имеет успех и уже захватила целый ряд городов и продвигается все вперед. Основные удары: Западный фронт, Юго-Западный фронт, Северо-Западный фронт (это наш). На Сев<еро->Зап<адном> пока ничего не пишут, очевидно освобождение дороги будет секретным, иначе немцы бы начали бомбить наши районы. Мы это почувствуем, когда будем иметь добавки. Пошел ужинать. — Перловая каша. Положил в баночку. 100 гр<амм> хлеба и сахар. Андрей Андреевич дал горячего чая из термоса. Спокойной ночи!

 

21. 1. 42 г.

Сегодня командирская учеба. Встал и вымылся одеколоном. Вода не идет. Свет не горит. Сразу завтракать. Суп с рисом. 200 гр<амм> хлеба. Узнал у начпрода, что завтра добавляют обеим линиям по 100 гр<амм> хлеба, т<о> е<сть> я буду получать 600 гр<амм>. Насчет пайка пока ничего не известно. Наступил кризис папирос. Будут давать по 15 штук в день. Придется что-то придумать с табаком. У Милушки должны еще остаться пачки. В столовой купил новую кружку и ложку на личное пользование. Вчера нач<альни>к Клуба Гильварг, с которым я вместе сплю, снабдил наше общежитие пепельницами. В общем, обзаводимся хозяйством. Ну вот а сейчас занимаемся политзанятиями. После занятий надо отправить сводку в корпус. После занятий обед. Суп с пшенкой на мясном отваре; второе каша перловая с куском вареного мяса. После обеда зашел на прод<уктовый> склад, получил папиросы. С папиросами плохо. Сообщили, что получаем последнюю получку. Остатки вместо 10 пачек обычных только 7. Правда, дали пополам «Беломор» и «Норд» + 4 коробки спичек. Паек пока мне не дали, неизвестно дадут ли, т<ак> к<ак> многие еще вообще не получили, и, наверное, будут чередовать. С завтрашнего дня 600 гр<амм> хлеба на день. Это уже достижение. Папиросы экономлю. Курю табак. Душу его остатком одеколона, чтобы несколько смочить и придать вкус. Говорят, что следующую получку будут давать махорку. Вот будет вонять! Сегодня траурный митинг. Годовщина со дня смерти В. И. Ленина. Скоро соберемся в Ленинской комнате.

Пишу в темноте, поэтому не вижу даже строчек. По радио сообщили о взятии Можайска. Завтра будут в газете трофеи. Послезавтра буду ездить на машине по позициям, т<ак> к<ак> избран в комиссию по противопожарным мероприятиям. А потом придется ходить с другой комиссией по просмотру художественной самодеятельности. В общем, весь месяц в делах. 27-го рождение мамы. Хотелось бы попасть к ней, но пока не знаю, когда выберусь. Что-то они там делают, наверное, совсем высохли. Ну бросаю писать, т<ак> к<ак> абсолютно ничего не видно, пишу ощупью, не знаю, куда попасть пером.

На улице опять стрельба. Как будто это наши бьют, но иногда снаряды меняют свое направление. Мороз усилился. Не знаю, как придется ездить. Придется одолжить у кого-нибудь полушубок. Завтра привезут валенки. Не знаю, подберу ли себе большие, т<ак> к<ак> на мою ногу до сих пор не было размера. Ну, бросаю. Темно. Ничего не видно. Коптилка появилась. Жую сахар и продолжаю писать. Ужин — гречневая каша, 100 гр<амм> хлеба. Завтра будет уже 200 гр<амм>. Следуя на ужин, увидел жуткое зрелище, которое сейчас участилось по Ленинграду, — горит жилой дом в нашем районе. Горят все этажи сверху вниз и обратно. Из всех окон выбрасывается пламя. На небе зарево. Люди, собравшиеся у зрелища, стоят гурьбой силуэтами. Это все последствия времянок и искусственное освещение.

Возвратился к себе. Гильварг читает газету с выдержками о награбленном имуществе гитлеровцами. Сегодня купил 2 щетки. Скоро они, наверное, все исчезнут — как и все товары ширпотреба, которых Ленинград больше не производит и не ввозит. Курю трубку Вас<илия> Андреевича. Экономлю папиросы. Она меня выручает. Для предполагаемой махорки имею еще мундштук, кот<орый> тоже пригодится. Сейчас думаю спать. Матрац вчера поменял на хороший, т<ак> к<ак> до сих пор чувствовал доски. Простыню и наволочку сменил на чистые. Осталось сменить только полотенца, но на складе пока их еще нет. Вот и все новости на сегодня. Думал завтра дежурить по части, но не выходит, т<ак> к<ак> надо начинать работу в комиссии. Это займет несколько дней, а кроме того, еще устройство выставки, к которой надо сделать таблицу с площадками. Завтра 600 грамм хлеба — это радует всех. С пайком все так и неизвестно. Может, эту декаду придется и без него. Ну спокойной ночи. Завтра видно будет, что делать. Надо отдохнуть, а то в ногах чувствую слабость. Особенно в толстых местах — голенях.

 

22. 1. 42 г. 

Утром, как всегда, встал в 9.30. Сегодня удалось помыться из графина. В графине был чай, и мы с Гильваргом полили друг другу на руки. После мытья пошел, как и всегда, завтракать. Суп с пшенкой. Продолжают давать мне миску, все же она больше тарелки. После завтрака пошел работать в штаб. Пом<ощник> к<омандии>ра полка объявил субботник по очистке снега улиц, прилегающих к нашим зданиям. Вышли небольшой группой, остальные завтра. Нагрузили 8 возов — колоть слежавшийся лед со снегом было очень трудно. Сказывается слабость в организме, а также предыдущая простуда. Проработали до 3-х часов и сразу пошли обедать, т<ак> к<ак> после физической работы захотелось покушать. Меняю. Суп с рисом, второе гречневая каша с мясом. Хлеб 200 гр<амм>. Сегодня на ужин тоже будет 200 гр<амм>, т<ак> к<ак> с сегодняшнего дня 600 гр<амм> дневная норма. Во время работы на улице встретился с Лид<ией> Вас<ильевной>. Она, как всегда, беспомощна. Выглядит ужасно — высохла старуха. Я ее послал в магазин получить продукты. Она, очевидно, не захотела стоять в очереди, т<ак> к<ак> было много народу, и передала книжки мне обратно через дежурного с запиской, чтобы я ей получил. Сказала, что завтра будет у Милушки на Вас<ильевском> острове. Я написала писулю моей маленькой. Писал как раз во время работы, что видно по почерку. Руки совершенно дрожали. После обеда маленькое совещание у пом<ощника> к<оманди>ра полка. Пришел новый приказ по Л<енинградскому> ф<ронту> о довольствии, но пока в этом вопросе неразбериха, т<ак> к<ак> основное, что меня интересует, это паек, неизвестно, когда получу. В 5 ч 30 м пошел 2-й раз пообедал, т<ак> к<ак> это мне сделал зав. столовой по личной просьбе. Правда, без хлеба — но ничего, лишнее в желудок не мешает. После обеда пришлось заняться распиловкой дров для нашего командирского общежития, где живем. Напилили на 5 топок. Устал вторично. Лежу на своей койке и отдыхаю. В комнате тепло. Огонь в печке горит. Вокруг темнота. Иногда зажигаем аккумуляторный свет. Бережем его, т<ак> к<ак> батареи сдают. Нач. клуба заводит принесенный патефон. В ногах тяжесть.

Вот и время ужина. Все уходят, я остаюсь в комнате, как дежурный, т<ак> к<ак> всем сразу идти нельзя, комната не запирается. Ну жду и я. Беру несколько котелков для чая, т<ак> к<ак> один командир, который взял наш общий графин, разбил его на обратном из столовой пути. Кроме этого, беру свою баночку для каши. Меню — каша гречневая с маслом, 200 гр<амм> хлеба и 30 гр<амм> сахара. Возвратясь, беру все и поглощаю. Пью горячий чай. При свете коптилки, которая делает нос черным, пишу эти строчки. Вообще, жизнь течет очень однообразно. Главное, это еда, т<ак> к<ак> в желудке все не хватает, как ни кушаешь. Время 10 час<ов> вечера, надо ложиться спать. Завтра предстоит командировка по противопожарным делам. С огнем дело очень опасное. Вчерашний дом еще сегодня пускает дым, а пожарные шланги замороженные лежат, как змеи на улице, сама же улица превратилась в ледяную глыбу. На улице мороз, но мягкий, т<ак> к<ак> выпал пушистый снег. Светит луна, еще неполная. Ее свет напоминает мне о тех ночах, когда были налеты авиации и бомбардировка города. Всегда как луна, так жди тревог, и начинается канонада и тряска земли. Незабываемые дни. Радио не работает. Газеты запаздывают, сегодня вообще их не было. Последних известий не слышно, живем как на необитаемом острове. Только что получил приказание по телефону о продолжении субботника по вывозке снега с 7-и утра до 10-и, т<о> е<сть> до завтрака. Ну ничего, поработаем. Как-нибудь. Сейчас спать. Спокойной ночи.

 

23. 1. 42 г. 

Подъем в 6.30, т<ак> к<ак> в 7 час<ов> построение на уборку снега. На улице мороз. Понемножку отогреваюсь в штабе. После работы завтрак, пошел хорошо. Горячий суп с рисом и 200 гр<амм> хлеба. Сегодня хлеб очень хороший, полубелый, но плотный. После завтрака получил приказание к<оманди>ра произвести расследование, а потом заступить дежурить. Побрился и постригся у нашего штабного парикмахера. Главное, бесплатно. Пишу каракулями, т<ак> к<ак> руки дрожат от холода и работы ломом и лопатами. Сейчас 4-й час. Желудок требует своего. Сегодня как будто вечером будут давать паек. Это замечательно, т<ак> к<ак> эти дни чувствую отсутствие жиров в организме. Рыбий жир уже давно кончился. Ну, иду. Только бы завтра опять оттянуть поездку, т<ак> к<ак> хочется погреться в столовой и отойти от обычного холода. Кровь не греет ноги. Все время мерзнут. Хорошо бы иметь шерстяные носки, но одна пара, которую носил, грязная и разорвалась. Дежурство течет своим чередом. Кушаю нормально. Вечером, как всегда, ужин. Получил паек. Сливочное масло 400 гр<амм> и английские галеты 200 гр<амм> мировые в хорошей упаковке. Пью чай и наслаждаюсь. Хлеб сейчас 600 гр<амм>, т<ак> что можно войти в норму нормально. Хлеб почти белый. Зашел в магазин. Купил всякую мелочь из инструментария, осталось только достать нож для масла. Один из наших товарищей Севоян (хороший человек) заболел, и я с ним просидел до 2-х часов, т<ак> к<ак> все равно дежурю. Ставил ему горчичники и давал кальцекс. После этого прилег отдыхать. Несколько раз вставал, т<ак> к<ак> это обычно сейчас.

 

24. 1. 42 г.

Утро. Мороз с ветром. Около 35°. Встал в 5.30. Получили на завтрак продукты на складе. Потом столовая. После завтрака вызвал к<оманди>р. Я думал, что будет какой-нибудь нагоняй, но ничего, все обошлось благополучно. В штабе получил пакетик с запиской и письмо моей родной Милушки. Возвратился в столовую, прочел и даже всплакнул. Трогательно моя родная пишет. Трудное время. Условия жизни тяжелые, но надо перетерпеть.

Населению прибавили по 50 гр<амм> хлеба и понемножку начинают давать крупы, правда, микроскопические порции. Занимаюсь развеской продуктов и закладкой в котел на обед. Сегодня мясной суп с горохом и мясо с гречн<евой> кашей. На ужин пшенная каша. Кушаю хорошо и с маслом. Теперь уже полноценная первая линия со своими 600 гр<аммами> хлеба. Дела передаю в начале 7-и час<ов> вечера и иду на совещание дознавателей, я ведь сейчас занимаюсь и прокурорскими делами. Ужин взял с собой в баночку. Ну вот и день прошел. Вечером пил чаек. Поменял у приятеля кусок масла на сгущенное молоко. Очень вкусная штука, но очень много идет, т<ак> к<ак> кушаешь ложками. После всего сон. Плохо очень с водой, поэтому ограничен чай, а также с мытьем плохо. Приходится обтираться одеколоном.

 

25. 1. 42 г.

Встал поздно. Завтракать не пошел, т<ак> к<ак> решил скушать свой ужин и 200 гр<амм> хлеба. Надо поэкономить хлеб и к обеду получить сразу 400 гр<амм>. Сегодня моя очередь убирать общежитие. Подметаю пол и колю растопки для печи. Топим нормально. Сегодня, несмотря на жуткий мороз, у нас ночью около 20° жары. Спал совсем открытым. Несмотря на лимиты дров, мы всем коллективом занимаемся заготовкой, а это всегда хорошо, т<ак> к<ак> забираем в запас. Сейчас сел написать эти строки. Все закончил. Думаю заняться делами и пойти в КЭО ЛВО[23], т<ак> к<ак> вопрос связан с получением рабсилы и материалов для строительства газоубежища. Противопожарная поездка все откладывается. Думаю, что поеду завтра. Сейчас оденусь потеплее, т<ак> к<ак> сегодня опять жуткий мороз с ветром. В трубе завывает. Одеваю напульсники, которые мне связала Лид<ия> Вас<ильевна>. Очень тепло получается, т<ак> к<ак> руки совершенно не продуваются. Ну вот. Надо идти. Напишу дальше позднее — к концу дня. Целый день пробыл в Штабе, а также у себя в общежитии. Так никуда и не попал. В 3 часа, раньше обычного, пошел в столовую пообедать. Сегодня ем и завтрак и обед в одно время в силу экономии хлеба. Разница в супе только в крупе. Утром рис, к обеду перловка. Но сегодня новое добавление. Это сухие овощи — картошка и свекла. Завернул 2 тарелки супа, очень вкусно. Чувствуется потребность в овощах. На второе гречневая каша с колбасой, последнюю оставляю себе на ужин.

После обеда зашел в Военторг и взял для Лидии Васильевны 50 гр<амм> масла. Это иждивенческая норма, просто кусочек. На улице сильный мороз. Ветер способствует обморожению, так что люди ходят с закрытой головой. Нехватка жиров чувствуется. Многие уже обморозили носы, т<ак> что ходят с перевязкой бинтом. Затопил в своем общежитии печку. Стало тепло. Сегодня спать будет так же хорошо, как и вчера. В 7 часов пошел на ужин. Взял пшенную кашу с собою в баночку из-под баклажанов, как всегда, хлеб — 200 гр<амм> и сахар. Плохо с водой, т<ак> что долго ждал чая. Воду приходится возить в бочках, не хватает городского напора. После ужина обнаружил, что у меня сперли из сумки перочинный нож. Это в то время, когда я вынимал книжки и деньги для уплаты у кассы. Надо доставать нож. Зашел к Гофманам. Дома застал жену Тодика и дочку. От Тодика нет никаких известий. Он ушел добровольцем на финский фронт и вот уже 3 месяца ничего нет. Жив или нет — неизвестно. Взял у них столовый нож, мне он очень пригодится. Провел у них с полчаса и пошел к себе ужинать. Покушал нормально и с колбасой, и с маслицем. Скушал одну галету. Сейчас при коптилке пишу эти строки, уже поздно. На улице начали опять постреливать из дальнобойных. Ну что-то будет завтра? Сейчас спать. Интересно, была ли Милашка на переливании крови. Сегодня 25-е. Ну, узнаю, на днях буду у нее.

 

26. 1. 42 г. 

Сегодня день прошел обычно, как всегда. На улице мороз. Сильный арт<иллерийский> обстрел. Занимаюсь устройством выставки. Вечером пришлось засесть за таблицу огневых площадок и наклейку силуэтов самолетов. Просидел до 3-х часов ночи. Днем приходила какая-то гражданка от Лид<ии> Вас<ильевны>. Она принесла письмо, в котором эта старуха меня обвиняет в отсутствии к ней внимания с моей стороны, и то, что я якобы виноват, что она голодная. Вот еще новая забота. Очень нужно. Когда я не могу ничем помочь даже Милушке и маме, а тут еще какая-то старуха, да еще в такой тяжелый момент.

Ленинград умер. Каждый день умирает колоссальное количество народу. Созданы базы мертвецов. Трупы вывозятся каждую ночь на 3-тонных машинах и сваливаются в братские могилы. Вообще борьба большая. Ленинград переживает сейчас самые трудные времена своего существования. Блокада еще не прорвана. С продуктами для населения очень трудно. Сейчас стали давать по 100—200 грамм крупы или муки. Я получил для Лид<ии> Вас<ильевны> 50 гр<амм> масла и 100 гр<амм> какао с сахаром, что передал через пришедшую гражданку. Очень плохо стало с водой. Очереди на Неве и Фонтанке. Водопровод не работает. Электричества нет. Дрова тоже не у всех. У нас в столовой мы поставили специальный насос для откачки воды из системы гор<одского> водопровода, т<ак> к<ак> напора нет. Топлива в городе нет. Трамвай вообще уже забыт населением. Вот картина сегодняшнего дня.

Кончая работу ночью, почувствовал сильнейшую головную боль. Лег в постель. Сегодня сделал себе прекрасную подушку из хлопка. Лег. Через некоторое время почувствовал тошноту. Жуткое состояние. Всю ночь ходил в уборную через ледяные коридоры и все «фридрих хераус». Ужасное состояние. Утром пошел в санитарную часть, оказалось, что я угорел. В таком же состоянии были еще 2 товарища. Хорошо, что не насмерть. Нюхал нашатырный спирт и глотал пирамидон.

 

27. 1. 42 г. 

Аппетита нет. Головная боль и санитарная часть. Потом стал искать в штабе место потеплее, где можно было бы отдохнуть и выспаться. Нашел. Лег спать и пролежал до 6 часов. После этого почувствовал, что начинаю оживать, но в голове все-таки треск. Выкурил первую папиросу. Аппетит как будто появился, пошел сразу в столовую. Навернул и завтрак, и обед. Хорошие теперь супы. Мясные консервы с овощами (сушеная картошка и свекла) плюс какие-нибудь крупы или горох. На второе гречневая каша — концентраты. После обеда возвратился к себе в общежитие. Ребята уже заготовили дрова и топят печку. Сегодня опасаемся закрывать раньше времени, чтобы опять не угореть. Отдохнув до 8-и часов, пошли ужинать и за чаем. Сегодня на ужин мясной суп с рисом и овощами. После этого чай с песком. Что-то тянет пить. Выпил много, но боясь, что придется часто бегать. Сегодня день рождения мамы, но я так и не смог к ней попасть.

Завтра надо послать ей поздравительную телеграмму. Что-то они там на улице Лаврова в руинном доме. Наверное, голодают все. Жуткое дело. Сейчас замерло и с хлебом, т<ак> к<ак> хлебозаводы без воды и света. Очереди колоссальные. Мука есть, а выпекать нельзя. В общем, все невзгоды. На этих днях надо быть у Милушки, т<ак> к<ак> скоро будут получать новые заборные книжки. Сегодня целый день был артобстрел города противником. Все сидит — сволочь. Ну ничего, скоро сам побежит. Плохо, что нет радио и газет, уже несколько дней не знаем никаких событий, как во тьме. Сейчас уже 11.00 вечера. Сижу при коптилке и пишу эти строки. Товарищи приготовляются спать и разбирают постели. Я тоже сейчас пойду. Что скажет нам завтра? Ну пока, спокойной ночи.

 

28. 1. 42 г.

Утром встал в 10.00. Вместе с Севояном вымыли лицо, руки и зубы из принесенного чайника. Мылись в уборной. Холод, как на улице. Спасает моя тигровая шкура и напульсники. Все заморожено. В умывальнике сплошной лед. Канализация и водопровод не работают. Это положение во всем городе. К этому добавилось еще отсутствие хлеба в булочных уже в течение нескольких дней. Нет воды для выпечки. Мы пока еще получаем. Но хлеб несколько мокрый и недопеченный, т<ак> что очень тяжелый и 200 гр<амм> представляют собою маленький кусок. Как то Милушка? Наверное, стоит в очереди за хлебом. На морозе. Скоро ли мороз затихнет, т<ак> к<ак> невыносимо холодно.

Пошли завтракать. Суп с овощами и мясными консервами. Очень вкусно. Овощи дают организму калорийность. Утром забежал на почту, послал телеграмму. Одну в Молотовскую, вторую поздравительную домой. Маме. Почта ходит очень плохо. Телеграммы по городу — 4—5 дней. Сегодня думаю попасть к Милушке, но ничего не выходит, т<ак> к<ак> командир дает новое задание. Целый день кручусь. Опять сведения в корпус. Надо ликвидировать все недоразумения, а то не гладко получается с работой. Есть недовольства со стороны инженерной службы непосредственно на меня. Ну ладно, как-нибудь ликвидируем. Дальше день прошел, как всегда, в бесконечной переписке и докладах начальству. После обеда — меню все то же самое, отправился к себе. Там уже начали топить печку. Целый день сегодня опять город подвергся артобстрелу. Жутко ложились снаряды крупного калибра. На Лермонтовском проспекте возник большой пожар 6-этажного жилого дома. Клубы дыма и пламени выбрасываются прямо на улицу. На рельсах лежит брошенный рояль. Некому на нем больше играть. Жители сгоревших квартир просто ютятся здесь же около своих вещей. В общем, картины не отрадные. Иду за ужином. Сегодня пшенная каша со сгущенным молоком. Очень вкусно. Беру с собой в баночку. Кушаю остатки масла и пью чай, в общежитии уютно и тепло.

Завел разговор с Севояном. Это наш молодой политрук. Оказалась очень интересная личность. Работник кинематографии гор<ода> Эревани. Знает хорошо почти весь киномир. Сам снимал целый ряд картин. Дома у него целая коллекция кинокадров и лучших кинофильмов Запада и наших. Был очень интересный разговор. Говорили вообще о жизни Кавказа и его прелестях. Эревани — звезда Азербайджана.[24] Какие окрестности. А осень в урожайный год. Договорились после войны, если останемся живы, поехать к нему на родину отдохнуть. Я обязательно поеду с Милушкой и вместе остановимся у родных Севояна. Он сам предложил. Простой хороший человек. Проговорили до 12.00. Основной темой было искусство кино, живопись и архитектура. Приятно говорить о разных темах, а особенно в такие тяжелые минуты. Ненадолго забыться. Пошли спать. Выпили по стакану чая. Заснул. Ночью вставал каждые 2 часа. Прямо невозможно спать. Ну ладно, очевидно, надо продолжительно сидеть на хорошем питании, т<ак> к<ак> разрушить организм быстрее, чем его восстановить. Сплю. Сегодня зарядил свой фонарь. Имею теперь батареи месяца на 3. Свет необходим, т<ак> к<ак> ночью кругом кромешная тьма и без фонаря никуда не пройдешь, тем более что можно наступить в грязь, которая лежит ледяными кучами в местах не столь отдаленных. В общем, первобытная жизнь. Скоро ли конец. Думаю, что не раньше осени 42 года.

Ночь. Луна освещает путь. Город мертв. Нет жизни. Ленинград никогда еще не был таким. Грузовой серый трамвай, вросший на перекрестке, так и стоит, загородив улицу. Деревья покрыты инеем. Провода оборваны от снарядов и мороза, болтаются беспорядочными мотками по улицам. Мороз завершает всю эпопею фронтового города, он сковывает все: здания, улицы, деревья и ползающее население, лица которого покрыты седым инеем и закрыты чем попало. Город-герой существует и будет существовать до момента разрыва блокады, все в таком положении.

 

29. 1. 42 г. 

Опять утро. Хоть день стал и длиннее, но утром все же еще темно. Встал раньше обычного, т<о> е<сть> в 9.00. Хочу направиться к Милушке. Иду быстро завтракать. Потом в штаб. Встречаю к<оманди>ра. Он, как всегда, обращается ко мне с призывом: «Опять Вы здесь! Почему не на точках», «Все ходите с бумагами». Но что я могу сделать, если с меня требуют сведения, а он противник всяких переписок и все время меня обвиняет, что я мало бываю на точках. В общем, обычное хамоватое отношение, не человечное, и сразу приказание о каких-то ледниках для мяса. Опять срываются все мои дела. Неужели Милушке придется завтра самой тащиться сюда ко мне со справкой. Эх как это нехорошо. Что же поделать. Но, к счастью, сегодня снегопад и стало тепло на улице. Это все же лучше, т<ак> к<ак> мороз окончательно убивает деятельность.

Сейчас 12.00. Сижу и пишу сводки. Сейчас надо идти выполнять приказание по стр<оительст>ву ледников. Не знаю, что это за работа. Противопожарная поездка опять откладывается, т<ак> к<ак> сегодня газогенераторная машина возит дрова для наших зданий. Может быть, такой «сюрприз», что завтра придется выехать. Это меня никак не устроит, т<ак> к<ак> последний день с представлением станд<артных> справок на книжки и Милушка может зайти. Я как в клетке — никуда не могу двинуться по своим делам, все что-нибудь мешает. Такова уж служба, ничего не поделаешь. Надо скорее кончить сводки, т<ак> к<ак> корпус требует. До вечера просидел у пом<ощника> ком<андира> части с делами. Наконец удалось сообщить окончательную сводку. Опять вечер. Темно. Зажигаются коптилки. Беру ужин в баночку и плюс в мисочку. Сегодня концентрат гречневой каши и шоколад — сырец. Побольше такого сырца. Привозится прямо в кусках. В нашем общежитии все говорят о вкусных вещах и хороших закусках. Особенно выделяется Севоян со своими восточными сладостями Азербайджана. Грецкие орехи, ореховое варенье и персидская халва. Сидим у меня на койке и беседуем. Я поужинал с оставшейся от обеда колбасой и маслом. Масло все растягиваю, уже осталось совсем пустяк на дне. После еды обилие чая. Ночью это сказалось. Ложусь спать, т<ак> к<ак> завтра решено выехать окончательно вместе с командиром. Ложусь и быстро засыпаю.

 

30. 1. 42 г. 

Утром проснулся в 6.00 от последних известий. Радио у нас теперь работает, т<ак> к<ак> наш кинотехник провел несколько точек. В городе не говорит. Сегодня наши части взяли: Сухиничи (Зап<адный> фронт) и Лозовая (Юго-Зап<адный> фронт). Кроме этого, передавали решение и Ленсовета о благоустройстве города и восстановлении коммунального хозяйства. Встаю в 8.30 и вызываю парикмахера. Бреюсь и моюсь одеколоном. Затем бегу в столовую завтракать, т<ак> к<ак> надо ехать. Суп с рисом и сухими овощами. Очень вкусно и горячо. Захожу в штаб и предупреждаю дежурного о том, что должна прийти Милушка и принести стандартную и донорскую справки. Ну, наверное, скоро поедем. Приготовляемся. Поехали. В дороге здорово промерз. Особенно ноги. Целый день до 9-и вечера ездили и фиксировали недостатки. Вечером голодные вернулись. Наскоро пообедали в подразделении. Сразу на ужин. Повар выручил прибавкой. Кусок мяса захватил с собою. Обычно поужинал с чаем и песком. После еды заснул как убитый.

 

31. 1. 42 г. 

Утром встал в 9.30. Не спал с 6-и часов, т<ак> к<ак> говорило радио и непрерывно передавали сводки и музыку. Немного побаливает голова. Зашел на завтрак. Суп с горохом и мясом. Потом в штаб. Получил ругательное письмо ото Милушки. Ей пришлось ходить с В. О. на Марата, потом опять ко мне. Но я отсутствовал целый день и не мог ее увидеть.

Карточки еще не получены. Сегодня хотел остаться здесь и не ехать, т<ак> к<ак> надо делать сводки за месяц. К<оманди>р приказал опять ехать, а сводки делать ночью. В общем, все шиворот навыворот. Если поедем завтра опять, то я не увижу Милашку опять. Неужели не удастся остаться. Вот получается, черт возьми, обязательно все поездки выпали на конец месяца и начало другого. Сейчас 12 часов. Собираемся опять ехать. Все в сборе вместе с командиром. Машину заводят, но т<ак> к<ак> газогенератор, то никак не завести, топливо — дрова. В общем, ждем. Пустое времяпрепровождение. Сегодня обедать нигде не придется, поэтому звонил в столовую, чтобы оставили обед и ужин вместе. Очевидно, вернемся не раньше 9-и вечера так же, как всегда.

Зашел по пути из штаба в магазин. Ничего не дают. Я для Милушки взял 2 дня назад какао с сахаром в плитках. Очень вкусная штучка, можно кушать как конфеты. Я попробовал один кусочек. Ну скоро ли кончатся эти поездки, надо мне делать личные дела и в первую очередь увидеть Милушку, уж что-то она мне письмо нехорошее написала. Вернулись раньше обыкновенного, т<о> е<сть> к обеду. Командир проголодался и обозленно ехал назад, ругая шофера. Сегодня мировой обед: суп-щи с мясом, второе каша. После обеда сел писать акты и сводки. Просидел до 12 ночи. На ужин был суп с рисом и мясом. Карточек не получил, т<ак> к<ак> были не отпечатаны. Сразу спать, т<ак> к<ак> завтра опять в путь.

 

01. 2. 42

Сегодня 1-е февраля. Утром вскочил в 9.30, быстро позавтракал. Машина для отъезда была готова, и мы сели вместе с командиром, заехав в корпус и прождав в вестибюле около часу, двинулись дальше. Были в районе, в котором живу, и потом в конце дня у Академии Художеств. Близок локоть, да не укусишь. Милушка совсем рядом, а вылезти из машины и пойти к ней нельзя. Сегодня оставил для Милашки у дежурного тетрадь и сухой сахар с какао. Это пока все, что получил по карточкам. На улице все так же смертельно. Уже 2-й день приходится видеть обгоревшие и разрушенные здания. Дороги занесены снегом и забиты льдом. Трамваи все также вросли в землю. Город — умер. Жизни никакой нет. Коммунальное хозяйство запущено, заморожено и не работает. Сегодня получил второе письмо от мамы. Жуткие сведения. Мария Федор<овна> с отцом умерли. При смерти тетка, еле дышит. Мама пишет, что похудела и тоже держится еле-еле. Нет сахару. Надо будет что-нибудь достать ей.

Весь день проездили по точкам, я, как всегда, замерз. Главное ноги. Надел свои грязные носки под шерсть, немножко теплее. Ну ничего, эти дни все же мороз не такой сильный, погода мягкая со снегопадами. Вернулись в 6-м часу и сразу все набросились на обед, т<ак> к<ак> проголодались. Сегодня опять щи с мясом и картошкой, на второе свинина с кашей. Хороший обед.

После обеда зашел на склад и получил сразу на 20 дней папирос, последние запасы «Беломора» и «Норда», спичек дали только одну коробку. Все нормы подрезались. Масло 200 гр<амм> и эстонские галеты с тмином 200 гр<амм> очень вкусные, замечательно приготовлены. Придя в казарму, разложил все полученное по местам и лег отдохнуть. Все наши товарищи налегли сразу на паек, и у многих уже ничего не осталось. Я все же отношусь экономно к таким мизерным порциям и стараюсь растянуть на все дни декады. Время уже позднее 7 час<ов>. Скоро уже надо идти за ужином. Пошел со своей баночкой, чтобы пить у себя чай в общежитии. У кровати как-то уютнее, как бы у себя дома. По пути на ужин зашел к сапожнику, он делает мои сапоги и попутно мой заказ для Милушки. Обещал к 5-му—6-му закончить. Это будет очень хорошо и, я думаю, сюрпризом для Милушки, т<ак> к<ак> она сможет держать свои ноги в тепле. Случайно оказался кусок хорошего войлока на подошвы, а верха это мое рац. предложение. Надо как-то выходить из положения, пока морозы. После ужина зашел в штаб и получил Милушкину карточку первой категории. Но т<ак> к<ак> завтра опять едем, то не могу выполнить Милашкину просьбу, завезти ей карточки и оставить их в продотделе с запиской у дежурного. Сегодня как-то особенно устал от поездки, поэтому даже акты не писал и сразу пошел пить чай и спать. Радио работает у нас, поэтому слушаем все новости.

Газет уже давно нет. Последняя была за 27-е. Задержки связаны с доставкой, т<ак> к<ак> почта почти не работает.

Ночью, как всегда, 3—4 раза бегал по назначению. Уборная заморожена, глыбы льда. Для больших нужд выстроили на улице временную, деревенского типа. Пользоваться можно только сидя «орлом». Ну, спать.

 

02. 2. 42 г. 

Утро. Встал раньше обычного около 8-и часов. Зашел в магазин, но ничего нет, чтобы взять для Лид<ии> Васильевны. Дают за старое повидлу и больше ничего. На улице тепло. Ночью выпал снежок. На воздухе чувствуешь себя с утра как-то не особенно бодро, это потому, что не моешься, а вытираешь лицо одеколоном. Обещают пустить воду и начали отогревать трубы, но не знаю, что из этого выйдет. Сегодня пришел самым первым, получил самую горячую миску. Суп с рисом и с кокосовым маслом, т<ак> к<ак> жиров на складе пока никаких нет. После завтрака забежал в общежитие и приготовил маленькую закуску с собою, т<ак> к<ак> днем обычно проголодаешься до обеда. Ну машина готова. Сейчас выезжаем. 10 часов 15 минут. Путь далекий. Пишу с Выборгской стороны. Город все в таком же запустении. Висят рваные провода, а кругом разрушенные здания после бомбардировки стервятников. Местами начинает население очищать своими силами рельсы, такое впечатление, что в течение февраля месяца пойдет трамвай. Но пока это неопределенно. На точке удалось скушать миску супа с рисом горячего и закусить тремя галетками с маслом. Хлеб не ел, т<ак> к<ак> хочу сэкономить к ужину. Сейчас 3 часа 30 минут. Скоро думаем ехать дальше. Очевидно, двинемся. Пока кончаю писать.

Вернулись домой поздно в 9 час<ов> вечера. В пути на автогрузовике промерз и еле дождался момента возвращения домой. Сразу на обед и ужин одновременно. Суп и 2 каши с колбасой. Часть хлеба и колбасы оставил на 2-й ужин в общежитии. После обеда пришлось немного пописать документы, потом пошел к себе в общежитие и закусил. Ну а потом и сон.

 

3 февраля 1942 г.

Сегодня мне 28 лет. Вспоминаю былые встречи этого дня, родительские подарки. А сейчас война, нет ничего праздничного. Получил Милушкино поздравительное письмо. Очень тронуло меня это, т<ак> к<ак> пока больше никто меня не вспомнил. Мама, наверное, думает обо мне, но т<ак> к<ак> я у нее давно не был, а почта работает долго, то не имею никаких сообщений.

Утром встал поздно. Проснулся вообще рано, т<ак> к<ак> разбудило радио. После обычного завтрака целый день провел в штабе за писаниной. Все акты и акты. Всю работу комиссии преобразовать на бумагу поручили мне. Сегодня думал, что назначат дежурить по части, но отложили на завтра, но не знаю, как быть с завтрашним днем, т<ак> к<ак> уже имеются задания по расследованию и предстоит новая поездка на точки, т<о> е<сть> продолжение работы комиссии.

Сегодня купил в магазине пластмассовые коробочки с крышками для сухих веществ, соль, сахар и прочее. Необходимо иметь в нашем армейском хозяйстве. Беспокоит меня состояние Милушки, т<ак> к<ак> она что-то начала слабеть на ногах и плохо питается. Надо что-то предпринимать, иначе будет хуже. Вот уже 18.30, скоро ужин и сон. Надо написать удостоверение личности, т<ак> к<ак> срок закончился 31 января. На улице все так же. Мороз немного стих. Сегодня опять немного обстреливали мерзавцы город. Народ уже теперь очень просто смотрит на обстрелы, все идут спокойно по улице, как будто ничего серьезного нет. Вот и ужин. Беру баночку пшенной каши с собой в общежитие и пью чай со своими собеседниками. После чаепития сон и отдых. Чаю выпил много, поэтому ночью, как обычно, плохо спалось.

 

04. 2. 42 г.

Утром в 6 часов, как все эти дни, разбудило радио. Сводки информбюро, потом пластиночный концерт. Спать нельзя. Радио говорит очень громко. Дремлю. Слышу о том, что федюнинцы понемножку выбивают шакалов из синявинских болот, где они засели. Бойцы ежечасно борются за прорыв блокады Ленинграда, очевидно февраль месяц должен решить судьбу, но пока город мертв. Жители мрут очень сильно. На улицах можно видеть валяющиеся трупы. Что же делать, когда гитлеризм довел нас до такого состояния. Ленинград — герой. Он все же не теряет бодрого духа и борется.

Утром удалось помыться собранной водой в чайнике, а то водопровод бездействует. Завтрак сегодня необычный. Уха из сушеных ершей с сухими овощами. Получилось очень вкусно. Зашел в штаб, провел расследование и оформил получение нового удостоверения со сроком действия по 1-е августа 42 г. Встретил Себейкина[25]. Он сообщил, что завтра уезжает с Войбокало (это под Тихвином). Наши машины сделают 6—7 рейсов со спец. грузами и смогут захватить людей. Он сказал, что, если Милушка хочет ехать, пускай готовится. Я посоветовался с нашими начальниками, они говорят, что сейчас уже ехать нет смысла, если кое-как можно существовать; но в то же время, взвешивая те условия Васильевского острова, в которых находится Милушка, я думаю, что ей можно и ехать. Но выдержит ли Лидия Васильевна. Путь очень тяжелый, да и без продуктов, а там телячьи вагоны. Надо срочно увидеть Милашку и обсудить этот вопрос. Кроме этого, надо взять эвакуационное удостоверение, а это может вызвать недоразумения с квартирой, которая сейчас, можно сказать, закреплена и не пропадет, а иначе могут вселить других людей. Ведь сейчас Милушка прописана на Марата. В общем, опять трудности.

Но в то же время перетерпели самое тяжелое, а сейчас и с хлебом лучше и продукты, хоть понемногу, но начинают подбрасывать, а после прорыва блокады Ленинград вообще должен жить так же, как это было в Финскую войну. В общем, надо увидеть Милашку и обсудить с ней этот вопрос. Ну, иду принимать дежурство по части, т<ак> к<ак> назначен с 4-го на 5-е. В 2 часа дня передал пароль, а сам забежал в бомбоубежище и стащил ковер. Принес к себе и постелил на койку. Потом пригодится, вещь хорошая. Сегодня пошел обедать раньше, т<о> е<сть> в 3.30, т<ак> к<ак> имею расчет повторить и поужинать как полагается. Ну я думаю, это мне понятно. Все так и сделал. По пути зашел к сапожнику. Сапоги почти готовы, а Милушкин подарок пока, кроме выкройки, не начинал, т<ак> к<ак> вклинилась другая работа, ну все же сказал, что сделает. Зашел в магазин Военторга и купил случайно чудные пластмассовые 6 штук тарелочек. Авось потом пригодятся, если будем мирно жить. В столовую пришел к 6-и часам. Принял функции старшего дежурного и приступил к раздаче ужина, т<ак> к<ак> раздача пищи теперь включена в обязанность дежурного по полку. Ну, конечно, сам повторяю и закусываю. Макароны от обеда и пшенная каша. Сейчас идет кокосовое масло, т<ак> к<ак> сливочного мало и оставлено для пайков командному составу. Ушел из столовой после оформления всех дел в 12 часов ночи. Пришлось подготовить документацию для следующего дня, после чего отправился к себе в общежитие. Сижу и пишу эти строки. Освещение летучая мышь. Все товарищи уже спят. Раздается храп. На улице мороз не такой уже сильный. Светит луна. Днем светило солнышко. Уже появился предвестник весны. Как быстро идет время. Это же февраль да март, а там уже все потечет. Надо скорее прорывать блокаду, а то Ленинград получит всякие эпидемии. Что-то мне не пишут Пановы из Молотовской области. Что они там делают. Надо будет послать телеграмму еще. Ну надо идти прилечь и отдохнуть, т<ак> к<ак> завтра вставать в 6 часов и получать продукты на завтрак, а то я что-то ударился в литературу. Что же, иначе нельзя. Все дела и дела. Жизнь очень стала сложной, особенно когда знаешь, что свои в таком положении. Ну до завтра.

 

05. 02. 42 г. 

Утром встал в 5.30. Получили продукты для столовой. Был момент, что мне хотели опять вручить командировку, т<ак> к<ак> командир поехал на машине на поверку, но удачно обошлось, но я уже отчаялся, т<ак> к<ак> сорвалось бы с едой. Итак, до 7-и часов в столовой. Обед был обычным. Каша с колбасой. Ужин сразу взял с собой в баночку. Сдал дежурство новому дежурному. Пришел к себе отдыхать и попить чай. Очень устал, поэтому сразу заснул.

 

06. 02. 42 г. 

С утра разбудило радио. Надо идти в подразделение, опять есть дело. По пути зашел на ул<ицу> Лаврова. Жуть. Валентина Ром<ановна> умерла. Спельберги[26] на грани смерти. Мама держится молодцом, но ей приходится делать всю черную работу за всех. Носить воду, дрова и проч. Я помог притащить 4 ведра воды из дома № 20 по улице Чайковского. За водой и то пришлось постоять в очереди. Зашел в нашу квартиру. Холод. Вещи приведены мамой в порядок. Все ценное собрано в ее комнату. Мария живет в своей комнате, а в нашей с Милушкой комнате живет ее подруга. Дома никого не было. Очевидно, ушли в лавки. Начинают понемногу давать населению круп и масла, но все в очень мизерных порциях.

Наши едят столярный клей и считают, что это деликатес. У меня при одной мысли свело в горле. Какая пакость. Ну что сделаешь, когда ничего нет. В общем, январь был самым тяжелым месяцем. Что будет в феврале. Должно быть, конечно, лучше. Но кто выдержит. Мама совсем похудела, все жиры уже пропали и начинается истощение. В общем, жуткое дело. В 3 часа дня вышел от них с осадком на душе. И сейчас не могу спокойно пережить в душе виденное. Пришел прямо к обеду. Сегодня щи с овощами и пшенка с бараниной. Скушал все, т<ак> к<ак> проголодался за день. Зашел после обеда в Военторг, но народу тьма.

Возвратился к себе в общежитие. Прилег отдохнуть, а потом немного занялся заготовкой дров. Погревшись у печки, пошел на ужин. Что-то ослаб желудок. Очевидно, из-за того, что пища перешла на растительное кокосовое масло, оно вообще какое-то сомнительное. Ну с завтрашнего дня опять будет сливочное, это гораздо лучше. Ну ничего, завтра, наверное, пройдет. Вообще неприятный осадок, тем более большие неудобства с уборной, т<ак> к<ак> нет воды и бездействует канализация. Пошли с товарищем на ужин. Я, конечно, взял с собой баночку и повторил дополнительно, т<ак> что хорошо. Поужинал в основном у себя в общежитии. Отогрелся у печки и лег спать, т<ак> к<ак> с желудком неособенно. Ночью пришлось бегать несколько раз, т<ак> к<ак> ослабление все держится и держится.

 

07. 02. 42 г.

Утром была подана команда на субботник по сколке льда. Встал в 6 часов. Пошли до завтрака работать ломом. В 10 завтрак. Навернул 2 миски ухи из сушеных ершей. Как будто ничего. Очень устал, особенно ноги и руки. Все же физическая работа стала непривычной для меня. Ну ничего, хоть и больно, но полезно. После завтрака работу продолжили до 12 часов. После окончания поплелся к себе в общежитие и лег отдыхать до обеда. По пути зашел к сапожнику, сделал сапоги. Переобул их. Вышли очень неплохими.

Вот уже 4 часа. Надо идти на обед. После обеда надо зайти в Военторг и получить для Лидии Вас<ильевны> масло, т<ак> к<ак> дают. Народу как будто стало меньше. Ну сегодня опять работа с 6—9 часов вечера. В общем, наши командиры теперь до 12.00 будут вкалывать по 2 раза в день. Получил в Военторге масло и сахар для Лид<ии> Васильевны и сахарн<ый> песок для Милушки. Дозы мизерные. Вечером работа по сколке льда не состоялась. Можно передохнуть. До ужина занимался хозяйственными вопросами. Ужин — каша пшенная — взял, как всегда, с собою. Покушал и выпил чай. Лег спать, т<ак> к<ак> ноги очень устали. Товарищи мучаются с желудками. Очевидно, после растительного масла. У меня пока все прошло благополучно. В городе начинается желудочная эпидемия. Люди истощены и еще больше истощаются от желудка. Надо срочно повидать Милушку и решить вопрос с эвакуацией, т<ак> к<ак> машины идут. Правда, возвращаются с авариями, т<ак> к<ак> едет обычно колонна, а дорога узкая и бьют друг друга, т<ак> что наши 2 машины вернулись с разбитыми кузовами.

Только что мне позвонили из корпуса, чтобы я явился завтра к 12.00. Это значит, опять день пропал. А 9 и 10. 2. 42 г. у нас в полку по приказу комиссара просмотр самодеятельности, это опять выброшенное время. Что же делать?

Очевидно, к Милушке попаду только 11-го или 12-го числа. К этому времени будет готов и подарок, т<ак> что смогу его передать. Как с эвакуацией? Этот вопрос задаю себе ежедневно. Блокаду должны прорвать к 15—20 февраля, т<ак> что с продуктами станет лучше, но в то же время эпидемии, а тем более весна.

Подожду, что скажут эти дни, надо увидеть Милашку и с ней решить этот вопрос. Иду спать.

 

08. 02. 42 г.

Встал рано в 7 часов. На уборку снега не пошел, мотивируя, что я должен подготовить материал к корпусу. Утром обменял свою тигровую шкуру на баранью, она теплее. Пришил крючки, но шинель одевается с трудом. Зато тепло. Абрамсон меня подкинул в корпус на мотоцикле. Это облегчило путь. Сделал свои дела и двинулся обратно. Решил двигаться по направлению к своей службе, надо забежать по пути, давно не был, как там наши. Наверное, дохнут как мухи. Сейчас выходим. Опять артобстрел города. Это почти ежедневно. Вчера вечером наш район колошматил. Скоро ли это кончится. По радио все время говорят о скорейшем прорыве и уничтожении гитлеровцев вокруг Ленинграда. Это, безусловно, надо форсировать, т<ак> к<ак> больше невыносимо существовать народу в таких условиях. На улицах покойники.

Иду по улицам. В ногах, чувствую, какая-то слабость. Очевидно, все же хоть и питание по 1-й линии, но дает себя знать первое истощение. Иду по направлению к площ<ади> Урицкого. Захожу с черного хода. Коридор темный. Электричества нет. Еле нашел комнату, в которой увидел Абрамовича. Горит времянка, стоят койки. Моисей Абрамович всегда в хорошем расположении духа и выглядит молодцом. Зашел после разговора, довольно печального, к Никоркину в комнату напротив. Узнаю следующее: Корнилов и Борцов умерли от истощения и еще многие другие. Женя лежит уже несколько дней в кровати, очевидно, его тоже постигнет такая же участь. Кроме него же двое детей и жена с теткой. Не знаю, выдержат ли, во всяком случае, на меня это уже действует морально. Каждый день все новые картинки.

В 3 часа попрощавшись с Игорем Георгиевичем, который еще кое-как держится, поплелся к себе на Красноармейские. Прямо к обеду. Сегодня суп-пшенка и второе греча с колбасой, которую оставил к ужину. Устал ходить по городу. Иду отдохнуть. Все же утомляет ходьба. Ну ничего, мы пока герои. Занялись опять заготовкой дровец, после чего было инструктивное совещание в штабе насчет предстоящей поверки. После ужина (пшенка) занялся пришивкой крючков к меховому жилету, который обменял на тигру. Получается хорошо, только темно шить и наколол руки, т<ак> к<ак> толстая кожа.

Прослушав по радио обычный концерт, лег спать и так хорошо заснул. В комнате тепло, это одно удовлетворение. Сообщили о завтрашней колке снега и льда с 6.30 утра, но я думаю увильнуть и сослаться на болезнь желудка. Сделал запас салола для дезинфекции. Ну до утра. Ночью пришлось бегать через каждые 2 часа на улицу, т<ак> к<ак> все санузлы заколочены наглухо. Никак не могу удержаться от вечернего чаепития, уж очень вкусно горяченький.

 

09. 02. 42 г. 

Вот и утро. Проснулся в 6 час<ов>. Радио заиграло марш. Вставать не хочется. Так и не пошел на чистку снега. Встал все же в 8 часов. Пошел к сапожнику. Сказал ему, чтобы сделал подарок Милушке к утру 10-го, т<ак> к<ак> 10-го я пойду к моей родной и совмещу это с поверкой одного подразделения, т<ак> к<ак> иначе никак не выберешься. Смотр самодеятельности, назначенный на сегодня и завтра, отменен до 20-го. В 9 часов пошел завтракать. Сегодня вкусный мясной суп с пшеном. Добавлен сухой лук, т<ак> что придает вкус. После завтрака зашел в Военторг. Дают манную крупу. Надо взять и передать завтра все полученные продукты Милушке. Зашел к себе в общежитие и пишу эти строки. Надо сейчас привести свои дела в порядок, чтобы иметь уже итоговый материал для проверок. Завтра думаю двинуться. Скорее бы повидать Милашку, очень соскучился без нее, и она тоже, моя малышка, грустит. Как-то ее здоровье?

От Пановых ни слуху ни духу. Ведь можно было бы написать. Наши периодически получают письма. Может быть, у них нет бумаги или денег, это тоже вполне вероятно.

Сегодня день уже теплый. Выпал рыхлый мокрый снег. Утром за неимением воды вымылся снегом, хорошо освежился, грудь предохранил новым своим жилетом.

Работаю над писаниной. Думаю до обеда оформить свои дела и подготовиться к завтрашнему выходу. Остальная часть дня прошла обычно.

 

10. 2. 42 г. 

Утром встал раньше обычного. На сколку льда вышел бы, да что-то не хочется, да и не могу сегодня, т<ак> к<ак> необходимо поверять подразделения, а время с утра надо использовать и быть у Милушки. Быстро завтракаю. Захватываю бурки и бегу на Вас<ильевский> остров. Еще темно, т<ак> что приходится идти осторожно. Новые подошвы скользят. Прохожу по старому разбитому снарядами маршруту. Чтобы сократить путь, иду не через мост, а прямо по льду, и попадаю прямо к 14-й линии. Тут же прорубь, где василеостровцы берут воду для питья. Добрался. Милушка еще в постели с Галиной. Целую ее и немножко жду, пока встанет. У Фоминых обычный беспорядок, грязь и рутина. Дети пищат. Везде разбросано грязное белье. Сообщаю Милушке о предполагаемой эвакуации. Машина на днях должна идти. Путь 125 километров.

Вчера второй рейс повел Сибейкин. Уехала жена к<оманди>ра и другие. Я записался через комиссара на 2 места. На днях сообщат, когда можно будет двигаться. Необходимо вытаскивать Милашку из этой рутины. Больше терпеть нельзя, т<ак> к<ак> она уже не выдерживает и портит здоровье. Беседуем с Милушкой о делах и прочем. Пробую развести печь во времянке, но не удается, т<ак> к<ак> сырые дрова.

Утром выпили чай из самовара и скушали по тарелке бурды с хлебом. Условились с Милашей, что она зайдет ко мне завтра до 12 часов и получит результат эвакуации. Пробыл с моей Милашкой до 15-и часов. Ушел поверять подразделение, а потом прямо к себе в часть на обед. Шел довольно быстро. В ногах некоторая слабость дает себя знать, ну ничего, кое-как добрел. В городе стрельба по гитлеровцам. Сегодня наши ведут артподготовку. Придя к себе в общежитие, получил письмо от Вас<илия> Андреевича, датированное 26. 12. 41 г. Письмо очень хорошее. Отдыхаю. Зашел на склад и получил паек. Очень счастлив, т<ак> к<ак> проголодался насчет жиров. Все же масло выручает. После ужина с чаем и пшенной кашей лег отдыхать. Выпил много влаги, поэтому ночью почти не спалось. Все время одевал свою шкуру, шапку и новые кожаные туфли и следовал до ветру на двор. Удовольствие не из хороших. В 2 часа ночи разбудил прибывший для поверки комендант гор<ода> Ленинграда Денисов, которого пропустили наши шляпы беспрепятственно.

Ну, конечно, среди наших сожителей сразу появились дебаты и суждения, кому завтра к<оманди>р влепит и что вообще чувствуется расхлябанность. Через час удалось опять заснуть. Горит летучая мышь. Печка вытоплена хорошо, т<ак> что очень тепло. Сплю.

 

11. 2. 42 г.

Сегодня радостная весть. Нам добавили еще 200 гр<амм> хлеба, т<о> е<сть> всего 800 грамм, одновременно гражданскому населению увеличили нормы, которые сейчас по хлебу измеряются в 500, 400 и 300 гр<амм>. Т<аким> о<бразом>, теперь нормально. Встал в 9 час<ов>. Сразу на завтрак. Хороший мясной суп с овощами и пшенкой. После завтрака объявлено полковое построение для сообщений командования, связанных с вчерашним фактом. Я думаю, что это займет 1,5—2 часа. Но, увы, уже и 1 час дня все сидим. Опять, наверное, Милушка меня ругает, т<ак> к<ак> пришла и не застала меня, я тоже, чучело, не мог опять оставить даже писульку. Со мною обычно такая петрушка. Ну что же поделать. Иду в штаб уже в начале 2-х часов и, конечно, — Милушкина благодарность за проявленное внимание. Ну что же, теперь смогу быть у нее утром 13-го, т<ак> к<ак> сейчас заступаю дежурить. Попутно получил опять задание на расследование одного грязного дела. Занимаюсь писаниной. Наверное, кончу к обеду, а там в 6 час<ов> опять на кухню. Ночью придется поверять посты и караульное помещение. Комиссар на собрании сообщил много интересного.

Ночью поверял посты. Шествовал в 2 часа по темным улицам. Возвратившись обратно, было мною обнаружено одно дело, по которому опять надо вести дознание. Всю ночь не спал. В 5 час<ов> получил продукты и пошел в кухню. Целый день 12-го предстоит опять проболтаться в кухне и вести учет выдачи обедов и завтрака.

 

12. 2. 42 г. 

Вот и столовая. Завтракаю. Пшенный суп с овощами. Добавил пшенной каши с маслом, которую оставил себе от ужина. Вызвал к<оманди>р. Я докладывал ему о происшедшем ночью.

В 11 час<ов> получил продукты на обед. Произвели закладку в котел. Сегодня на второе колбаса с пшенкой. В 6 час<ов> передал дежурство и пошел к себе в общежитие. Началось скверное самочувствие. Полное расстройство желудка. Лег спать. Об ужине вообще забыл. Сильнейшая головная боль. Всю ночь мучился. Раза 4 ходил в маленький домик. Холодно. В шинели неудобно, т<ак> что одевал одну шкуру и свои ночные туфли. Принимаю салол с белладонной. Голова все время трещит.

 

13. 2. 42 г. 

Утром не встаю. Лежу в постели. Мне выписали на 3 дня диэтическое питание. Сухарей 400 гр<амм> на день и рис. Утром суп. Днем, т<о> е<сть> в обед суп с рисом и рисовой кашей, и ужин рис. Такое меню будет у меня и 14 и 15-го февраля 42 года. Сухари очень хорошие. Хоть масло и нельзя, но я все равно понемногу употребляю, т<ак> к<ак> к вечеру чувствую прибавку аппетита. Еду мне приносят приятели по сожительству, а также и чай. Вот и вечер. Сплю. Чтобы не ходить на улицу, приятели достали ведро, которое поставили в проходной комнате.

P. S. 12. 2. 42 года, когда меня вызвал командир, присутствовал Сибейкин, вернувшийся из Жихарево. Я с ним вел беседу в отношении эвакуации. Он говорил, что туго с бензином, но его можно обменять на папиросы, в которых там имеется дефицит. Таким образом, я взвесил свой запас папирос и сообщил ему, что постараюсь достать пачек 10 «Беломорканала», что вполне хватит для обмена на бензин. Сегодня, 13. 02. 42, вечером Сибейкин выехал со 2-м рейсом. Забрали женщин с детьми. Следующий рейс будет, очевидно, 16-го, и к этому времени мне надо подготовить папиросы, т<ак> к<ак> Милушка включена в списки, и я думаю, что 16-го ей придется ехать. Уезжают обычно в 11—12 часов ночи. У меня оказалось 5 пачек папирос, и сегодня я случайно обменял у одного товарища на масло еще 5 пачек, т<ак> что норма есть. Завтра буду видеть Сибейкина и уточню все вопросы. С куревом плохо, но я рассчитываю на 2 пачки табаку, который остался у Милушки на улице Марата.

Вот и 14. 02. 42 г. Утром опять не встаю. Все ушли колоть лед. Дела мои тоже стоят без движения. Беспокоюсь, как бы не вышло недоразумение с к<оманди>ром. Так и вышло, немедленно вызвал в штаб. Спросил, что с Вами. Я сказал, что желудок. Он, конечно, ехидно заявил, что я якобы объелся в столовой и т. п. Ясно, что это злые языки наговаривают. Приказал врачу определить действительность болезни. Я пошел в санчасть и врач меня выслушал. Температура оказалась нормальной, т<о> е<сть> 36 и 6, а насчет желудка имелись боли при нажимах врача, в общем, он мне и выписал диэтическое питание на 2 дня, о котором я и говорил выше. После санчасти пошел к себе в общежитие и пишу протоколы дознания и попутно дневник. Скоро пойду обедать, очевидно уже готово. Аппетит есть. Обед сегодня диэтический, но все же с котлетой. Все рисовая комбинация и на ужин рисовая каша. Вечером меня вызвал к<оманди>р. Приказал к вечеру 15. 2. 42 представить проект со сметой душевого пропускника. Много дела и ничего не кончено. Не знаю, как справлюсь. Сибейкин еще не вернулся, наверно, к завтрашнему дню будет. Папиросы приготовил. Думаю, что это как-нибудь поможет с отъездом Милушки. Это будет для нас с ней праздник, т<ак> к<ак> я чувствую, что все хуже и хуже для нее. Принимал салол с белладонной. С желудком лучше. Хочется спать. Поужинав, лег, т<ак> к<ак> больше не мог сидеть. Завтра с утра буду работать. Надо быстро провернуть, т<ак> к<ак> задерживается работа и неудобно показываться даже в штаб.

 

15. 2. 42 г. 

Встал в 8 час<ов>. Сразу вызвал на дознание одного бойца. До завтрака допросил. Пошел покушать. Рисовый суп с сухарями. Сухари сегодня получаю последний раз. Не особенно выгодно, всего 400 грамм. Надо растянуть на целый день. Вернувшись к себе, побрился, т<ак> к<ак> за эти дни оброс бородой. Продолжаю работать. Хотел пойти в душ. Уже приготовил для стирки белье и чистую пару, но не могу идти, т<ак> к<ак> надо работать. Мои товарищи пошли, у них посвободнее время. Сибейкин еще не вернулся из Жихарева, я звонил ему по телефону. Сегодня вечером, очевидно, вернется. Жду с нетерпением. Пока работаю.

Чувствую некоторое ощущение голода, т<ак> к<ак> все же диэта. К обеду надо закончить проэктирование санпропускника для доклада к<оманди>ру. Кончил все свои дела, пошел обедать. После обеда пошел на доклад в штаб. Командир был в хорошем расположении духа. Я с ним поговорил о делах, а потом коснулся эвакуации. Говорил с ним, как с отцом. Прочитал ему письмо Василия Андреевича и рассказал про то, как живут наши Курашиме и куда я хочу отправить Милашку. Он сказал, что придет машина с Сибейкиным и со следующим рейсом, если все будет благополучно, можно будет отправить. После разговора получил от него кое-какие задания и пошел к себе. Все делается по спискам у комиссара, поэтому я зашел и к нему, передав одно расследование, и кстати задал ему также вопрос о Милушке. Он сказал, что напомнит ему, когда будет машина. Сегодня тепло. Светит солнышко. Пахнет весной. Город очень медленно, но все же начинает оживать. Продукты понемножку поступают к населению. Сегодня целый день враг обстреливал город. Снаряды ложились на Выборгской, Петроградской стороне и в Центральном районе. Жуткое дело. Скоро ли это кончится. Есть указание, что наши части идут на перерез коммуникаций вплоть до Пскова. Одна жел<езная> дорога остается пока в руках у немцев, это через Красное Село, Гатчино на Кингисепп. Очевидно, он ее и использует для подвоза вооружения. Ну ничего, скоро гитлеровцы останутся в кольце, а наши части будут продолжать истребление до единого бандита. Вот и вечер. Выхожу на двор. Звездное небо. Тепло. Вдали отчетливо слышны пулеметные и орудийные выстрелы. Город спит. Темно. Электричество не горит. Время приближается к 24-й годовщине Красной Армии. Все готовятся к этому дню. Действующие части также готовят хороший итог 8-месячной войны. Зашел к Абрамсону. Он у себя в комнатушке у времянки жарит хлеб на сухари. Получается очень вкусно. Надо будет мне тоже заняться этим делом. Предложил ему пойти немножко поиграть. Зашли в Ленкомнату и при коптилке поиграли. Пианино расстроен, обещают настроить к празднику. В 10.30 иду на отдых. Ложусь спать. В теле чувствую какое-то ослабление. Очевидно, подействовала диэта. Ну, спокойной ночи.

 

16. 2. 42

Утром встал в 8.30. Сразу пошел на завтрак, захватив с собою кусочек масла. После этого в штаб на инструктаж дежурных по части. Зашел к начфину. Переписал аттестат на Милашку и получил зарплату. Деньги по аттестату за прошлый месяц не дал, говорит, что есть приказ и какой-то порядок. Ну я достану деньги Милашке, если поедет, в кассе взаимопомощи. Надо на дорогу ей дать рублей 700 и плюс по аттестату не получено 900 — итого 1600 рублей, я думаю, хватит пока. 900 рублей Милушка получит уже на месте. Жду Сибейкина, пока он еще не вернулся, что-то не едет. Сегодня должен обязательно вернуться. Скорей бы, т<ак> к<ак> Милушку надо отправлять к своим, это будет для нас лучше. Сейчас сижу у себя в общежитии и пишу эти строки. Навел порядок в своем хозяйстве, что-то проголодался, жду обеда. Сегодня на улице подморозило. Светит солнышко. Утром редкая стрельба по городу. В 3 часа иду обедать, больше не могу терпеть. Что-то сегодня особенно проголодался. Обед сегодня хороший. Уха из ершей и гречневая каша с солониной. Каши удалось откушать пару порций. Возвращаюсь к себе. Вызывает к<оманди>р. Как всегда, скоропалительно. Дает опять новое задание. Оборудовать наше убежище для специальных целей. Ну я, конечно, должен выполнять. Составил план работы и после ужина пошел утверждать, предварительно показав его Сашке Храбростину. Он теперь назначен к нам обратно пом<ощником> нач<альника> штаба. Зашел к нему. Он себе оборудовал кабинет. Сижу на диване и веду с ним беседу. Вспоминаем бутылку шампанского и мороженое, которые мы вкушали, сидя в начале войны в «Универсале». Сказали, настанет время, чтобы опять выпить, но уже в большей дозе. Будем надеяться, что это будет в 42 году. Доложили к<оманди>ру насчет работы. Он утвердил мой план. Иду к себе на отдых. Небо звездное. Город все такой же тихий. Мертвые улицы. Груды снега и заросшие рельсы. Опять жуткий артобстрел. Снаряды так и сыпятся как горох, свистя над головой. Артиллерийская симфония стала обычной для Ленинграда. Ложусь спать. В комнате у нас тепло. Накрываюсь одним одеялом. Что-то ломает ноги и какая-то усталость в организме. Ну ничего, все, надо думать, постепенно войдет в свою колею. Все же только сейчас начинает сказываться полуторамесячное сидение на 300 граммах хлеба. Ложусь и засыпаю. Ночью встаю, как обычно, несколько раз. Теперь лучше, т<ак> к<ак> стоит ведро в соседней комнате и не надо бегать на улицу.

 

17. 2. 42 г. 

Встал поздно, т<ак> к<ак> решил немного отдохнуть. Сразу на завтрак. Мыться пока не приходится, т<ак> к<ак> нет воды, обтираюсь одеколоном. Пока еще держится в Милушкиной бутылочке из-под «Юбилейных». После завтрака иду в штаб. Встретил Сибейкина. Он ночью вернулся с машинами. Рассказал, что все нормально. Посадил наших людей в классные вагоны. Много народу, но он сам так все это организует. Сообщил мне, что удастся отправиться числа 21 или 22, т<ак> к<ак> 18-го он едет опять с детским эшелоном. Сказал мне, чтобы я готовился. Хочу попасть к Милушке на Вас<ильевский> остров, но опять до черта работы с устройством спецподвала. К<оманди>р полка на меня возложил всю ответственность со сроком выполнения к годовщине Красной Армии. Не знаю как справлюсь. Начинаю проворачивать дела. Сегодня получил письмо от Лид<ии> Ник<олаевны>. Датировано 12. 12. 41 года. Как долго шло. Это письмо пришло позже, чем Вас<илия> Андреевича. Вот и время обеда, но мне надо еще успеть оформить свое личное командирское дело, которое требует штаб, т<ак> к<ак> его у меня нет и нельзя продвигаться по службе из-за этого. Написал все и даже биографию. Пошел закусить. Суп мясной с сечкой и гречн<евая> каша с куском свинины. Как будто сыт. Ну ничего, скоро и ужин. После обеда в штабе занялся делами и незаметно подошло время ужина. Я с котелком, как всегда, направился в столовую, и повар мне положил 2 сорта каш для разнообразия. Вечером вызвал к<оманди>р и дал дополнительные указания по работе. Завтра предстоит много дела. Иду спать. Опять сегодня целый день мерзавцы обстреливали город.

 

18. 2. 42 г. 

День прошел в обычной работе. Опять надо восстанавливать наше бомбоубежище после заморозков, т<ак> к<ак> решено там сделать спец. помещение. Днем обед был в 2 часа, т<ак> к<ак> состоялась лекция приехавшего комиссара из армии. Он проанализировал весь ход войны, положение на фронтах. Успехи Красной Армии теперь уже диктуют международное положение. Рузвельт и Черчилль теперь уже выступают другим языком. Удары наших войск рассчитаны на уничтожение немцев, причем все удары, как
на южном фронте (Джанкой), на Западном (Харьков и Днепропетровск) и на Ленинградском (Псков), рассчитаны на дожим в т<ак> называемые клещи гитлеровских полчищ и уничтожение. План Великого Сталина на весь мир прозвучал победной звездой. Лекция окончилась в 6 часов. Я очень проголодался, т<ак> к<ак> рано обедал, и поэтому поспешил на ужин. Сегодня устроили амлет. Мне удалось взять в котелок оставшуюся с обеда гречневую кашу с мясом, поэтому получилось очень сытно. Вечером был на докладе у командира. Как всегда, он ругал меня. Ну ничего, работа понемногу двигается, иду отдыхать. Сибейкин сегодня уезжает в 1 ч<ас> ночи с детьми и женщинами. Буду ждать приезда его, т<ак> к<ак> следующий будет мой рейс. Комиссар обещал, что включит меня. Надо отправлять Милушку. Давно у нее не был. Наверное, опять ругает.

 

19. 2. 42 г. 

День прошел в работе над оборудованием бомбоубежища. Целый день срочно перевозилась обстановка, восстанавливались печи и проч. и проч. К<оманди>р полка очень недоволен, что все это очень медленно, но что же сделать, если все запущено и проморожено. Я все бегаю и стараюсь, чтобы было хорошо. Идет подготовка к празднику, но все не так, как было в мирной обстановке. Город все так же мрачен. Как-то наши? Как Милушка? Все не могу к ней никак вырваться. Вечер. Сибейкин уехал и пока еще в пути, т<ак> что ничего окончательного пока не видно. Получил сегодня паек и папиросы. Очень тянет на еду, очевидно, постепенно организм втягивается в норму. Большой аппетит. Уже третий день враг нас угощает «противожелудочными» таблетками, т<ак> к<ак> сейчас имеются случаи заболеваний. Лег спать около 2-х часов ночи, т<ак> к<ак> был на докладе в штабе по поводу работ по убежищу. Пришел к себе и сразу грохнулся спать, т<ак> к<ак> безумно устал. Ужин, как всегда, взял с собою в котелок.

 

20. 2. 42

Утром встал, как обычно. Мыться хожу через день в санчасть. Там идет вода. Вообще-то не особенно удобно. Врач косится на меня. Ну ничего, надеюсь, восстановят воду, а то без воды и не туды и не сюды. Иду на завтрак. Все обычно. Все хочу сэкономить хлеб, но, несмотря на дневную норму 800 грамм, ничего не выходит, т<ак> к<ак> организм требует большего.

Ну вот опять разговоры насчет еды. Да, к сожалению, это вопрос, который требует ежедневного разрешения. Днем получил плащпалатку новую. Пригодится на службе. Буду ею накрываться как дополнительное одеяло. Все время в штабе. Днем пришлось поехать в корпусной детсад за мебелью для убежища. Кое-что взял из шкафов и мебели. Попали некоторые репродукции с картин наших великих мастеров искусства. Взял себе весну Левитана. Поставил на свою тумбочку и все время любуюсь. Достал там детский буфет с зеркалом. Можно его использовать как бритвенный туалет. После перевозки пошел обедать. Сегодня и вообще последние дни обеды стали стандартными. Первое суп либо с пшенкой, либо с перловой крупой и сухо-овощами, а на второе либо каша гречневая, либо каша пшенная с мясом, а на ужин то же самое, что на второе на обед, только без мяса. Это объясняется наличием ограниченного ассортимента продуктов на складе. Хочется свежих овощей, сладкого. Это главное. 35 грамм сахару в день это очень мало по существующей потребности. После обеда пошел в убежище, чтобы проконтролировать, что делается. В общем, работа, как всегда, двигается довольно медленно. Вечером комиссар приказал собрать всю нашу самодеятельность, в том числе и наш ансамбль. Завтра у нас торжественное собрание, посвященное великой годовщине Красной Армии. Репетируем. Играли до 2-х часов ночи, т<ак> к<ак> мало времени. Зашел военком для генерального просмотра всех номеров, подошел ко мне и сообщил, что Сибейкин вернулся. Отъезд обратно намечен 24-го числа. Сначала думали 22-го, но в связи с праздником много дела и ничего не выйдет. Как бы увидеть Милушку. Мне надо ей многое сказать, но никак не могу вырваться. Вот уж она меня, вероятно, ругает. Аттестат новый выписан. Деньги дополнительно из кассы взаимопомощи получил, т<ак> что осталось сдать книжки в райсовет, получить талоны, удостоверение и перетаскивать вещи к сборному пункту на 8-ю Красноармейскую, откуда пойдет машина и поедет Сибейкин. Ну вот и все дела на сегодня. Ложусь спать, т<ак> к<ак> очень устал от рабочего дня. Вечером была короткая тревога. Самолетов не было.

 

21. 2. 42 г. 

Проснулся поздно. В комнате беспорядок, все уже ушли. Вошел военком полка и сделал мне замечание почему такая грязь. Что же делать, когда публика надеется друг на друга, а в результате ничего не убирается. Ну ничего, сразу встал, навел порядок и пошел в санчасть мыться. Потом пошел в убежище. Одно большое дело все же сделано. Вчера вечером удалось нелегально перекинуть времянку из больницы и дать свет. Это единственное место у нас в городке со светом. Совсем другое самочувствие и жизнь. Печи все дымят. Командование ругается, ну что ж поделать. Завтракать не успел и сразу пошел на собрание, которое началось в 11 часов.

С середины торжественного совещания нас вызвали на репетицию, т<ак> к<ак> в 4 часа концерт самодеятельности. Мы собрались. Разработали нашу программу. К нам присоединился скрипач. Получается неплохо, но тематика немножко устаревшая, может не понравиться. В 2 часа пошли обедать, чтобы скорее приступить к игре. Обед я совместил с завтраком. 300 гр<амм> хлеба отложил на 5—6 часов, чтобы не проголодаться. Суп с пшенкой и овощами, на второе гречневая каша с куском мяса. Настроение у народа праздничное. Все торопятся по своим делам. Покушав, пришли на «концерт» т<ак> называемый. Наше выступление последнее. Сыграли. Очевидно, не подошла тематика, но сыграли хорошо. Массе понравилось. После выступления как-то взгрустнулось. Милушки со мной нет, как-то чувствуется одиночество. Подействовала музыка.

На улице чудная погода. Синее небо и солнце. Снег подтаивает. Пахнет весной. Беседовал с комиссаром, он сказал, что машина идет 24-го, во всяком случае, завтра он передаст списки в строевую часть. Что скажет завтрашний день. Плохо, что я 24-го дежурю по части. Надо будет с кем-нибудь поменяться, т<ак> к<ак> если отъезд Милашки, то надо перевозить вещи и прочее. Ужин. Беру котелок, как обычно. Пшенная каша. Повар положил кусок мяса, возвращаюсь к себе в общежитие, кушаю. Затем меня вызвал н<ачальни>к штаба в отношении меблировки убежища. Завтра будем собирать мебель и перевозить. Надо оформить, чтобы было хорошо.

 

22. 2. 42

Встать пришлось рано, т<ак> к<ак> сообщили об уборке снега. Я встал, занимаюсь своими делами и пишу попутно эти строки. На уборку снега не пошел. В конце концов, мы не дворники, пускай убирают бойцы. Надо все же знать совесть. Это было раз-два и хватит. Надо пойти в убежище, посмотреть, как там с печами и дымом. Печник обещал исправить. Сейчас кончу свою писанину и пойду. На улице немного теплеет. Пахнет весной. Скоро поползет снег и лед. В этом году, по метеорологическим данным, весна должна быть на 40 дней раньше.

Город все так же мертв. Трамвай не ходит. Впечатление большой деревни. Улицы понемногу чистят. Еще месяца полтора до первого восстановления.

Насчет прорыва блокады пока ничего не слышно, что-то медленно двигается дело. Всякое затишье является нехорошим предвестником. Ну ладно, иду по делам.

Зайдя в штаб после столовой, узнаю, что была Милушка и беседовала с Сибейкиным. Я ее не застал по глупости дежурного, который не мог меня вызвать. Милуша оставила мне письмо очень нехорошего содержания. Не буду писать об этом, т<ак> к<ак> это связано с моей невнимательностью, но все же это в основном связано с моей болезнью и занятостью по сооружению КП. Все же Милушка меня опередила и пришла сегодня, а я рассчитывал, что буду у нее 23-го. Но все равно завтра буду у нее, т<ак> к<ак> надо разрешить актуальный вопрос с эвакуацией.

Продолжаю свои дела. Сегодня перевожу обстановку для КП. Удалось достать несколько интересных книг приключенческого характера.

День кончается опять разговором с к<оманди>ром части, который, как всегда, не доволен моей работой, но он забывает, что стр<оительст>во подвала, оборудование и прочее все создано под моим непосредственным руководством в условиях трудностей с рабсилой и материалом.

Ну вот и день прошел. Необходимо поужинать и пойти на отдых. Отпросился у капитана на завтра, т<ак> к<ак> надо действовать с эвакуацией.

Цензурой допущено к единичному тиражу.

 

23 февраля 1942 года

День Красной Армии!

Встаю рано, в 6 часов, кушаю отложенную от ужина кашу и двигаюсь к Милушке. С самого утра идет канонада. Сильнейший ураганный артиллерийский обстрел наших батарей. В городе тишина, утро еще не полностью озарено весенним февральским солнцем, и вот оглушительная стрельба. Это наши артиллеристы посылают праздничные подарки на укрепления противника, засевшего на западе и юге под Ленинградом. Районы Красного Села, Стрельны, Лигово, Дудергофа все это сейчас оборонительные рубежи гитлеровцев и откуда они почти ежедневно посылают снаряды на наш город. Иду к Милушке. Путь все такой же, все тихо, заметено. Народ двигается медленно. Разбитые трамваи, не успевшие спрятаться в парки, заполняют перекрестки. Картина неповторимая и только возможная в дни отечественной войны. Вот и разбитая снарядами площадь Труда, оборванные провода трамваев и электросвета, рельс вообще не видно, т<ак> к<ак> все обледенело и засыпано. Местами на улицах просто горы льда от разорвавшегося водопровода. Подхожу к мосту л<ейтенанта> Шмидта, сворачиваю по льду для сокращения пути, попадаю сразу на 14-ю линию Вас<ильевского> острова. Линия во льду. Идти скользко. По улице движутся люди с ведрами. Воду носят прямо из Невы, водопровод в зданиях не работает.

Дошел до дома, вот 6-й этаж. Стучу. Долго не открывают, ищут ключи. Узнаю, что Милушки нет, т<ак> к<ак> была вчера у меня с Верой и, очевидно, осталась у нее ночевать. Время около 9-и утра. Делать нечего, иду на площадь Урицкого. Путь по набережным. Все же чувствуется праздник. Везде висят флаги, а на стоящих по Неве судах раздается Ура! Очевидно, это утренние приветствия моряков командованию, которое их поздравляет с 24-ой годовщиной. Вот и моя служба с забитыми фанерой окнами. Иду по площади Урицкого. Перерезаю ее по диагонали. Мойка. Дом Веры. Иду прямо к ней. Звоню. Открывает Вера. Раздеваюсь. Лает пес. Смотрю в двери столовой и вижу мою родную Малышку Она делает обиженный вид, но я все же целую ее, и чувствуется, что она моя и родная. Вера угощает чаем. Милушка притащила донорский паек — кильки, сахар. Кушаю. После чая начинаем вести беседу по актуальному вопросу. Милушка обрисовывает жуткую картину и условия ее существования на Вас<ильевском> острове. Действительно, это бедлам, говоря по-французски. Милушка даже от этой грязи получила прыщи на теле. Жутко подумать, какие это люди и какая рутина. Бежать оттуда и только бежать. Вера, согласовав со своей сестрой, предлагает Милке быть с малышом и жить у них.

Это предложение принимается с удовлетворением. В отношении питания у Милашки 1-я категория и донорские пайки, да и кое-что теперь смогу ей дать. Лидия Васильевна остается изолированной у своей подруги. Встает вопрос ребром. Ехать или не ехать? У меня все документы оформлены. Только сдать книжки и можно собирать вещи. Взвесили все. Задели вопрос и с сохранением квартиры Вас<илия> Андр<еевича> и вообще возможность им вернуться потом. Положение Милушки, конечно, иное, т<ак> к<ак> я пока в армии и вытащить ее могу. В общем, пришли к следующему решению. Не ехать. Окончательно. До конца быть героями Ленинграда и преодолеть все предстоящие трудности. Милушка переберется к Вере и сможет себя чувствовать нормально. Сейчас же ее просто превратили в уборщицу и, главное, никакой благодарности. Решено. Выходим из дома все втроем. Зашли по пути в ДЛТ[27]. Торгует только 2-й этаж, на котором и так холодно. Товары истекают, все остатки. Вообще в городе осталось несколько магазинов, которые кое-что еще продают. Ну это понятно, т<ак> к<ак> нет подвоза, сейчас занимаются главным образом продажей недвижимого имущества квартир. По городу тысячи объявлений. Продаются целые квартиры, одежда и т. п. Прощаемся угол Невского и Желябова. Договариваюсь с Милушкой, что она зайдет ко мне за аттестатом 25-го в 3 часа дня. Надо мне торопиться и сообщить в части, что Милушка не едет.

Потому что все же 2 места. Надо дать другим жаждущим эвакуироваться. Бегу к себе. На месте уже в 2 часа. По пути купил себе последнюю бумагу в Военторге, запасы ее тоже кончаются, а писать не на чем. Скоро обед, да еще и праздничный. Уха из снетков и рисовая каша с гуляшом. Удается скушать две порции. Надо же учитывать праздник. После обеда отдыхаю. Надо было заступить дежурить по части, но к<оманди>р полка отменил и, поругав, как всегда, меня, дал новое задание, по которому иду завтра с утра. Опять все нарушается. Ну ладно, иду на отдых, завтра утром опять в путь-дорогу.

 

24. 2. 42

Утром пошел мыться в Санчасть. Доктор остался недоволен, т<ак> к<ак> умывальник стоит в перевязочной. Завтрак — гороховый суп. Зашел в штаб, оформил с аттестатом и отдал деньги подъемные начфину. Двигаюсь по городу. Что-то ноги сегодня еле идут, да еще вдобавок скользко, т<ак> к<ак> выпал свежий снег. Придя в подразделение, встречаю комиссара и рабочую делегацию, которая выдает бойцам подарки. Я долго не задерживался, а двинулся дальше на выбор позиций. Иду километра 2 ½. Иду медленно. В ногах усталость и слабость. Черт возьми! Неужели это все истощение, сейчас же питание все же нормальное. Кроме ног еще есть одно упущение, которое надо ликвидировать. Возвращаясь обратно в часть по площади Труда, попал под жуткий обстрел. Немного переждал на углу и Балтийского экипажа. Но как-то неудобно командиру бояться стрельбы, да и снаряды свистят над головой. Вообще концерт неприятный. Это, очевидно, подошедший бронепоезд.

Возвратясь к себе в 3 часа, приехала делегация рабочих с подарками для бойцов и командиров. Все собрались в Лен<инской> комнате. Немножко сыграл с Абрамсоном, чтобы оживить обстановку. После нескольких выступлений роздали подарки. Я получил пару красных портянок, но это настолько хороший материал, что его можно использовать как кашне, что и делаем мы все.

Завтра обрадую Милушку, т<ак> к<ак> у нее нет теплого кашне. После выдачи подарков и кратких речей все двинулись на обед. Суп горох и гречневая каша с куском мяса. После обеда я пошел отдохнуть, но т<ак> к<ак> время уже позднее, то скоро и ужин. Разобрал немного свои вещи. Отложил Милушкин подарок. Дополнил его 12-ю тарелочками, нитками и мылом. Завтра вложу хлеб, т<ак> к<ак> сегодня сэкономил 200 грамм. В общем, передам ей свой красноармейский скромный подарок, который Милушке должен пригодиться. Пишу каракули, т<ак> к<ак> в комнате почти темно.

Все коптилки, действующие на разных суррогатах. Электричество уже давно не горит. Иду ужинать. Беру котелок, в него больше входит. К ужину подсушил сухарики. Это гораздо вкуснее. Выпил много чая, т<ак> к<ак> сегодня дали кусковой сахар. После ужина и чая пишу эти строки. Сейчас около 11 часов. Надо зайти в штаб, т<ак> к<ак> есть кое-какие дела. По радио передали интересную статью с анализом военных действий под Ленинградом. Все слушали с большим интересом. Ну ладно, иду. Небо затянуто пеленой пасмурного неба. Луна закрыта. Температура нормальная, не так холодно.

 

25. 2. 42

Утром, как обычно, завтрак, работа по организации стр<оительст>ва убежища и прочее. В 3 часа дня должна прийти Милушка. Предупреждаю дежурного, чтобы не отпустил ее, сам иду к себе в общежитие. Собрал подарок Милке и припас 300 грамм хлеба. Жду ее. Вот мне звонит дежурный, что Милушка пришла. Бегу в штаб. Целую в щечку и говорю о делах. Взял справки на получение книжек. С Вас<ильевским> островом все порвано. Я очень рад этому. Милушка воскреснет у Веры. Главное чистота и моральное удовлетворение. Милушка двигается на ул<ице> Марата, а я продолжаю свои дела. День течет обычно. Обед. Отдых. Ужин в котелке и сон. Вечером перед ужином пошел мыться в душ. Замечательно. Отмыл всю грязь. Много грязного белья надо будет стирать. Воды нет. Стирать придется в душе, где и мылся.

 

26. 2. 42

Утром получил приказание вызвать специалистов по перекрытиям. Еду на мотоцикле в НИИКХ[28]. По пути авария. Приехал. Встретил Максимова истощенного и с завязанным горлом. Приятно вспомнить старых друзей по работе. Влад<имир> Влад<имирович Максимов> очень рад был увидеть меня. Договорился о выезде на консультацию. Стащил 2 книжки из библиотеки: Растрелли и Архитектура античного мира. Книжки очень ценные и у меня их как раз нет. Еду дальше. Заезжаю в Военторг насчет табака — ничего не вышло. Еду к Милушке. Очень удачно, т<ак> к<ак> она хотела ехать ко мне по делу. Застал и Веру. Обстановка здоровая. Милушка очень довольна. Пока еще чувствуется, что Милушка не очухалась от Вас<ильевского> острова. Ну ничего, скоро все войдет в колею. Главное, что не мешает Лидия Васильевна, все равно ей долго не жить.

Милушка не захватила мой табак с ул<ицы> Марата, поэтому мне необходимо заехать и туда. Хорошо, что можно использовать мотоцикл как раз к случаю. Прощаюсь с моей маленькой, крепко ее целую и прижимаю к себе мои родные грудки и тельце. Еду на Марата. Маргарита живет все по-старому. Наум болеет воспалением легких. Но уже поправляется. Забираю необходимые мне вещи, в том числе чайник, кот<орый> необходим для личного моего пользования. Возвращаюсь как раз к обеду. Суп горох, на второе пшенка с колбасой. Кушаю две каши, т<ак> к<ак> повар устроил.

Иду к себе. Отдыхаю. Потом опять кое-какие работы. После хорошего ужина решили немного поиграть нашим джазом. Пианино перетащили к себе в теплое общежитие. Концерт прошел до 12 ночи. Ложусь спать.

 

27. 02. 42 г. 

Встал в 8.30. Сразу на завтрак. Суп с пшенкой и мясом. Сэкономил 300 гр<амм> хлеба. Надо откладывать для Милушки. Ей необходимо для разных дел. Я все же могу себе и отказать, т<ак> к<ак> теперь уже постепенно вхожу в норму. Как-нибудь. Зарядил батарейками свой фонарь. Пока еще есть питание, на 3 раза хватит. Без фонаря сейчас очень трудно. Он везде необходим. Иду в штаб по пути в санчасть для перевязки моих 2-х заболевших пальцев. Пишу эти строки и одновременно выполняю сводки на 1-е марта. К 2-м часам дня надо быть в НИИКХе, заехать за инженерами для консультации по убежищу. К<оманди>р дает М-1. Удобнее всего. Думаю заехать к Володе насчет целлофана. Необходим для застекления. Не знаю, удастся ли, т<ак> к<ак> неудобно держать машину долгое время. Попробую, что выйдет. Все же заехал к Володе. Очень благодарил за мое посещение. Постарел. Говорит, что сидит на столярном клею и больше ничего до вечера. Теперь вечером варит суп из понемногу получаемых круп. Обещал достать воск для свечей, а также зайти и навестить наших. Поехал в НИИКХ, взял представителей, осмотрели на месте и дали заключение. Начали с обеда. Владимир Владимирович остался очень доволен, особенно удивился, как нас кормят. Вернулся обратно после того, как развез всех по местам. Просил Влад. Влад. достать книгу «Росси». Зашел к себе в общежитие, пишу эти строки. Горят, что сегодня кино «Разгром немцев под Москвой» — не знаю, попаду ли я.

На завтра получил срочное задание организовать постройки площадки для ДШК[29], а кроме того, еще баню и у нас в городке. В общем, думаю это сделать с раннего утра, т<ак> к<ак> необходимо заступить дежурить по части с 28-го на 1-е марта. Необходимо постараться сегодня получить книжки для Милашки, т<ак> к<ак> надо их завтра переправить к ней. Жду сообщений насчет кино и отдыхаю. Вообще говоря, скоро ужин, уже седьмой час, так что имеет ли смысл идти в кино, потому что картина пойдет в клубе пищевика, а туда надо идти. Что-то не хочется! Тем более Виктор Наумович хотел сегодня опять немножко поиграть.

Оказалось, что картина пошла в столовой, куда я и отправился с котелком.

 

28. 02. 42 г. 

Сегодня заступил дежурить по полку. Большую часть времени пробыл в столовой и пополнил свой желудок. Вечером хотел лечь отдохнуть, но пришлось не спать всю ночь, т<ак> к<ак> поверял службы. Утром рано пришлось разбудить кочегара и повара, т<ак> к<ак> первый день пустили автоклавы.

 

01. 3. 42 г. 

Уже первое марта. Дежурю до 6-и часов, сдаю дела и двигаюсь к Милашке, т<ак> к<ак> необходимо передать книжки и кое-какие прод<уктовые> запасы.

Замечательно у Фетисовых. Чувствуется спаянный коллектив семья. Милушка чувствует себя хорошо, еще лучше, т<ак> к<ак> умерла Лидия Васильевна. Завтра она должна ее свезти в морг, но я настаиваю, чтобы этим делом занялся кто-либо другой за хлеб.

Вечер провели хорошо. Кушали кислую капусту, хлеб, жир и колбасу с крепким чаем.

После ужина с Милушкой сидим и играем в карты совместно с пришедшими гостями.

В 1 час ночи легли после долгого перерыва с моей малышкой спать почти раздевшись. Ночью спал плохо — простудился, а кроме того, беспокоил пузырь и желудок.

 

02. 03. 42 г. 

Встал в 8 часов. Самовар на столе. Кушаем мою гречневую кашу с колбасой и кислой капустой. Чай с сахаром. Теплая семья. Все очень симпатичные люди, я уже отвык от такой обстановки. Морально отдыхаешь. Выхожу вместе с Милушкой. Она с санками. На улице снегопад и тепло. Тает. Иду по Фонтанке к себе. С моей Малышкой попрощались у Александринки. Она пошла организовывать дело с Лид<ией> Вас<ильевной>, а кроме того, с аттестатом. День кончился обычно. как всегда.

 

03. 03. 42 г. 

Чувствую себя плохо. Что-то знобит, очевидно простудился. День прошел за делами, вечером зашел в санчасть и получил освобождение на 2 дня. К<оманди>р части остался «недоволен», что я заболел. Лег в постель и принял аспирин, чтобы несколько снизить температуру 38°.

 

04. 03. 42

Целый день лежу. Товарищи по общежитию приносят мне в котелке завтрак, обед и ужин. Понемногу курю папиросы. Кушаю полученный свиной жир. День прошел, как обычно. Все же хорошо отдохнуть в постели, но только ломает ноги и руки гриппозное состояние и страшный кашель.

 

05. 03. 42

Утром решил встать, т<ак> к<ак> неудобно перед командованием болеть. Надо выполнять порученные работы, а их много. Иду завтракать. Чувствуется слабость. Возвращаюсь в штаб и пишу сводки и планы. Комиссар части вызывает и приказывает произвести срочное дознание. Как раз идет машина на завод 232. Еду в кабине, т<ак> к<ак> болен. Город мертв. Ухабы на улицах. Троллейбусы вросли в снег, а рядом попадаются трупы. Машина прыгает. Я часто ударяюсь головой в кабине. Приехали. Иду через Неву, т<ак> к<ак> это на том берегу. После окончания дела возвращаюсь на машине к 10-и часам вечера. Допрашиваю обвиняемого и пишу всякие бумаги. В общем, превратился в следователя. К 1 часу 30 м<инутам> ночи материал закончил. Состоялась ночная беседа с к<оманди>ром и его помощником, т<ак> к<ак> он проснулся от крыс. Говорили о материалах и проч. Меня не ругал. В 2 часа ночи пошел спать к себе. Очень устал за день, но что ж поделаешь.

 

06. 03. 42

Утром бегу завтракать, потом в корпус на Басков в Прокуратуру. Иду пешком. Сзади плетется подсудимый и сопровождающий с винтовкой. Я иду впереди. По пути видели опять пожар на пл<ощади> Нахимсона. Жду в бюро пропусков. Начался жуткий артиллерийский обстрел района. Снаряды свистят прямо над головой. Стою в подвале. В 11 часов удалось пройти наверх. Следователь мне поручил довести дело до конца самостоятельно. Сижу целый день до 18-и часов. Потом решил зайти на Лаврову[30], навестить моих родных.

Исключительное совпадение, встретился с моей Малышкой, она тоже зашла по пути. Мама чувствует себя не особенно сладко, т<ак> к<ак> возится с компанией Спальбергов, которые совсем погибают. Миша еле ходит. Елена Конст<антиновна> тоже совсем опухла. Картина жуткая. Посидели и побеседовали. Через минут 40 тронулись вместе с Милочкой. Я ее проводил до улицы Желябова. Весь путь говорили. Милушка рассказывала о пайках, о сюрпризах и проч. Заказала себе мировые туфли и купила чулки. Моя родная дала мне 100 рублей на мелкие расходы, т<ак> к<ак> у меня ничего не осталось. Путь шли обычный мой служебный, но только лицо его сильно изменилось. Кругом сгоревшие и разбомбленные дома. Ул<ица> Желябова изрыта снарядами. Попрощался с моей Малышкой, она пошла через Капеллу. Уже стемнело. Скользко, иду к себе. Милка дала мне 2 письма от наших, взял почитать. Двигаюсь по темным улицам к себе. Народ встречается редко, т<ак> к<ак> сейчас рано все расползаются по своим хатам. Скользко. Выбираю места, где песочек. Добрался прямо в столовую к 20 часам 30 мин<утам>, сразу заложил обед и ужин. (На ужин второй раз гороховая каша, очень мало.) После ужина почувствовал усталость и ломоту в организме. Зашел в штаб, потом к себе спать. Поджарил сухарики и скушал их с салом и чаем. Очень вкусно. Ложусь отдыхать.

Обещал Милушке 8-го быть у нее. Не знаю, как это выйдет, т<ак> к<ак> надо отпрашиваться у «батьки». Нет, должен быть я моей родной, иначе не может быть.

 

07. 03. 42

Утром встал рано, т<ак> к<ак> предполагалась уборка снега. Я ушел из общежития, чтобы никто меня не застал спящим. Сегодня несколько дел, не знаю, какое начать. Есть дознание, есть стр<оительст>во площадки, и сегодня вечером получил повестку дежурить по части. В общем, дело покажет, что будет, но дежурить сегодня это неплохо было бы, если не отменит «батя», т<ак> к<ак> завтра вечером есть возможность подорвать из расчета на 9-е марта под предлогом похорон Лид<ии> Васильевны. Ну видно будет. Пока позавтракал. Суп перловый с мясом. 300 гр<амм> хлеба отложил на закуску. Сахар тоже понемногу копится. Зашел к себе в общежитие, пишу эти строки, сейчас надо идти в штаб насчет материалов для позиции.

Решил дежурить по части. Взял пароль. Пошел раньше пообедать, т<ак> к<ак> вечером можно и повторить. Дело с материалом так и стоит. К<оманди>р, очевидно, будет опять меня крестить при первой встрече. В 6 часов заступил в свои права дежурного. Вечером был вызван на КП и получил задание выполнить две бумаги, которые я еще не читал. Всю ночь до 5-и часов просидел у Храбростина за машиной. Он лежит больной с банками. Сашка зачитал некоторые выдержки из своих записей. Он за период войны завел хороший блокнот, в котором можно прочесть всю историю блокированного города. Кое-что есть и у меня.

Сегодня хороший весенний день. Солнце. Появились первые стервятники. Очевидно, с разведывательной целью. Наши батареи открыли ураганный заградительный огонь. Небо усеялось дымками от взрывов снарядов. Но, к сожалению, самолет, сделав кольцевой залет, пошел на большой высоте к себе на посадку. Возобновился артиллерийский обстрел района. Местное радио оповестило об этом, как всегда, но с опозданием. Сегодня получил письмо от Вас<илия> Андреевича и Лид<ии> Ник<олаевны>. Они живут спокойно и много не знают, что делается в Л<енингра>де. Посланное мною письмо через Сибейкина, очевидно, дойдет до них быстро. Ночь не сплю — работаю.

 

08. 03. 42

Сегодня женский день. Погода заметно движется к весне. С крыш капает вода. Улицы понемногу очищаются от снега и льда. Сегодня общегородской комсомольский воскресник по чистке города. В первую очередь чистятся трамвайные пути. Наш проспект тоже понемногу начинает приходить в надлежащий вид. Днем захожу несколько раз в столовую, чтобы подкушать. Сегодня обилие свинины. Кушаю ее во всех видах. После 6-и часов подготовил почву для ухода к моей родной на Мойку. Взял полный котелок перловой каши с мясом. Надев свою новую шинель, двигаюсь по пр<оспекту> Майорова и по набережной Мойки. Сегодня что-то тихо, не стреляют. Очевидно, подействовал вчерашний налет нашей авиации, которая бомбила позиции противника. Город тих. Небо покрылось свинцовыми тучами.

Адмиралтейство стоит своим силуэтом на фоне освещенного небесного горизонта. Народ понемногу двигается по улицам небольшими группами. Иду. Наконец добрался до Милашки. Уже совсем стемнело. Радостно встретиться с Фетисовыми и с Верой. Чувствуется гостеприимность этих людей, и я отдыхаю от всего, попадая в семейную атмосферу. Целую мою радость. Сажусь сразу пить кофе с коржиками, хлебом и самодельным сахаром. Беседуем на разные темы. Коля с Шурой только что вернулись с выступления из дома партактива, где состоялся доклад Попкова и Пономарева. Стояли актуальные вопросы по восстановлению города и снабжения населения продуктами. Намечен ряд важнейших коренных задач. В 12 часов пошли спать. Я с Милашкой легли на мягкую хрустящую кровать. Замечательно. Полный отдых…[31]

Милушка мне рассказала о своих пайках по институту переливания крови, а также о своих намерениях в части обмена продуктов на промтовары, чтобы обеспечиться одеждой. Это, конечно, хорошо, но я высказался против этого, учитывая все же упор на желудок.

Сейчас вообще можно многое получить в обмен на продукты, а кроме этого, и так купить из вещей. В городе полная распродажа вещей.

 

09. 03. 42

Встали в 9 часов. Я испытал проблему переносной канализации. Вымылись из соска дачного умывальника. Сели за стол. Скушали разогретую Верой на самодельной печке кашу из моего котелка. После завтрака все разошлись по делам. Вера пошла с Милушкой в кооператив, а я к себе в часть. Сегодня стащили материал в церкви. Осталось достать досок. Думаю, что завтра что-нибудь и выйдет. Необходимо 12-го марта развернуть стр<ительст>во позиции, а то к<оманди>р обещал устроить трибунал.

После работы позавтракал и пообедал одновременно с поглощением 600 грамм хлеба. После обеда зашел в Военторг и приобрел эстонские гребенки по просьбе Коли и Милашки. Отдыхаю. Зашел в штаб позвонить на Марата, т<ак> к<ак> туда должна была попасть к 4-м часам Милочка, но ее не было. Маргарита информировала меня о комнате, на которую имеют зуб. Надо что-то предпринять для сохранения, Милушка для этого должна была быть у юриста.

Иду на ужин со своей посудой для чая. Сегодня гречневая каша. Беру миску. По пути в столовую вижу новость. На 10-й улице тот грузовой трамвай, который несколько дней тому назад стоял вросшим в снег, вчера уже очистился от него, а сегодня стоит с дугой и с зажженными фонарями. Первый грузовой трамвай уже пошел по Невскому сегодня и вывозил снег и грязь. 20 марта должно восстановиться пассажирское движение. Город постепенно оживает. Восстанавливается свет, вода и канализация. Будем надеяться, что город скоро оживет, т<ак> к<ак> топливо все время подвозится, а ленинградцы каждый день слушают по радио о дополнительной выдаче норм продуктов в счет месячных норм.

Вечер вступил в свои права. Сегодня мерзавцы опять обстреливали город. Снаряды крупной силы рвались в нашем районе, опять выворотило кусок гранитной набережной реки Фонтанки. Картинки необычные для Ленинграда, но жители уже к ним привыкли. Пишу эти строки при лампе, которую наладил с керосином.

Зашел в нашу аптеку и выпил новую настойку из еловых иголок, витамин С. Очень вкусный напиток. Это предупреждающее средство от цинги. Болезнь, которая имеет свое распространение у нас, т<ак> к<ак> не хватает витамина. Пища идет в таком ассортименте, что С не хватает. Ну ладно, спокойной ночи. Завтра, наверное, опять нас разбудят в связи с уборкой снега. Это уже вошло в систему. Удивительно, как будто у начсостава нет других работ!

 

10. 03. 42

Встал рано и, позавтракав, отправился на стр<оительст>во. Много всяких задерживающих моментов. Нет материала и подходящей рабсилы. Строим своими силами, надо выполнять приказание. Пробыл на объекте до 6-и часов. Сильно проголодался. В 4 часа начался артобстрел района, как раз, где я находился. Впечатление нехорошее. Я укрылся за капитальной стеной у времянки в к<омнат>те дежурного. В 6 часов пошел обратно к себе и прямо на обед. Удалось взять 2 вторых. Перловая каша со свининой. Кое-как наелся. Получил письмо от Вас<илия> Андреевича. Он написал на моей посланной бумаге. Это доказывает, что он получил мое письмо. Я сразу написал ответ. Послал с Сибейкиным 2 письма и + 2 письма с почтовой бумагой для обратного ответа. Уже стемнело. Скоро и ужин. Взял чайник и направился за чаем. Что-то сегодня плохо с желудком, немного слабит. Очевидно, это от обилия воды. Пьется очень много. Правда, это вредно, но очень большая жажда. Вечером зашел в санчасть. Перевязал руку и заодно выпил еловую настойку (витамин С). Это средство против цинги, которая стала появляться у некоторых от недостатка витаминов. Нет овощей, это самое главное. После окончания кое-какой писанины лег спать. Очень устал за день. В комнате сегодня не топили, нет дров, спать немного холодно, но ничего, зато полезно.

 

11. 03. 42 г. 

Утром встал в 8 часов. Пошел завтракать. Пшенный суп со свининой. После еды надо идти на стр<оительст>во, но предварительно надо сделать кое-какие дела и взять гвозди. Проболтался до 12 часов. Начался жуткий артобстрел. Сейчас пишу эти строки и пережидаю.

Погода солнечная, выпал свежий снег большим белым слоем, т<ак> что опять идет чистка трамвайных путей. Ленинград готовится к пуску трамвая, но много восстановительных работ. Не знаю, когда это завершится. Все провода по большим магистралям болтаются как лохмотья. Да, надо идти. Но пока не прекратят мерзавцы стрельбу, не пойду. Мало удовольствия попасть под осколки.

Подвернулась машина, на которой доехал до пл<ощади> Воровского, потом пешком по набережной.

Установился опять крепкий мартовский мороз. Сижу в Управлении КБФ[32]. Из окна хорошо виден мост л<ейтенан>та Шмидта, по которому прошел первый грузовой трамвай. Улицы города покрылись кучами льда и снега после очистки рельс.

Пробыл до 4-х часов на жилом доме. Работа идет очень медленно. Возвращаюсь обратно. Обед обычный. Очень мне скучно. Милушку хочу видеть. Сегодня решил во что бы то ни стало попасть к ней. После ужина позондировал почву в отношении начальства, взял котелок с горохом и смылся. Уже стемнело. Иду на ощупь по Майорова до площади, потом по Мойке до моей милой. Получил письмо февральское от Вас<илия> Андреевича. Свой путь временами <освещаю> своим фонариком, это помогает ориентироваться. Скользко. Некоторые места улиц покрыты коркой льда, т<ак> к<ак> люди носят воду в ведрах и возят в бочках, конечно, разливая.

Пришел к Милашке. В дверях встретил меня Коля. Неудобно, что я так часто захожу к ним, но как будто ничего. Милушка заснула, я ее вызвал в коридор и крепко стал целовать. Ей тоже взгрустнулось в одиночестве, и она пошла поэтому спать.

Ужин. Чай, горох поделил с Колей, капуста. Чай. После этого разговоры насчет выступлений и отъезда за Ладогу. Коля с сестрой не хотят уезжать, т<ак> к<ак> можно долго не вернуться из-за скорой навигации. Уже март. Солнце начинает припекать. С крыш капает. Идем с Милушей спать. Ночью немного беспокоил желудок, кот<орый> что-то болит.

 

12. 03. 42

Утром встали в 9 часов. Вера пошла за водой. Шура по хозяйству. Я вынес ведро с нечистотами, за которое получил выговор. Милушка делает кровать и одевается теплее, т<ак> к<ак> сегодня крепкий мороз. После утреннего чая и хлеба с маслом разошлись по делам. Я пошел к себе на пл<ощадь> Труда. Пробыл там до 2-х часов. Проголодавшись, двинулся прямо к обеду. К<оманди>р роты предложил мне купить часы за 800 р<ублей>, но я считаю, что это дорого, не знаю, колеблюсь. Думаю не брать, т<ак> к<ак> они еще требуют ремонта и цепочки, а потом вообще я в часах не понимаю. Обед, совмещенный с завтраком, навернул. 300 гр<амм> хлеба оставил для сухарей, которые просушил к ужину.

После ужина немного отдохнул. Потом зашел Абрамсон и Ваня ударник. Сели немного поиграть. Кончили часов в 12 ночи. Все разошлись, а я занялся раскантовкой стекол для своих еще не сделанных работ. Мое отсутствие вчера обошлось благополучно. Ложусь спать.

 

13. 02. 42. 

Утром встал в 9 час<ов>. Сегодня убираю комнату и выношу ведра. Моя очередь. Вышел до ветру в шкуре. Сегодня мороз. Надо под шинель одеть шкуру, иначе замерзнешь. Надо будет пойти в баню, т<ак> к<ак> тело начинает чесаться. На Международном баня функционирует. Это одна из нескольких по городу. Трамвай все еще не ходит. Идут восстановительные работы. Иду на завтрак. Сегодня необычно холодно. Мороз переваливает через 20°, поэтому стараюсь никуда не ходить. Занимаюсь своими делами. Начался жуткий артобстрел нашего района. Снаряды ложатся прямо на проспект. Все панели усыпались битым стеклом, идешь и под ногами хрустит. Сидя в столовой за обедом во время обстрела, вылетели стекла и посыпались прямо на пол. Народ прячется куда может. Отдельные люди ложатся прямо на дороге или у куч со снегом. Ложатся и такие, которые больше не встают. После обеда немного пережидаю, не выхожу на улицу. Столовая размещена в 1-м этаже казармы, конструкция стен и сводчатого перекрытия все же морально успокаивает.

Возвращаюсь к себе в общежитие. Стекла выбиты, надо заделывать фанерой, а то холодно. С дровами тоже нехватки. Дрова ценятся так же, как хлеб. Приходится искать старые доски, ящики и, если где попадают, куски бревен. Единственная надежда, что это последние морозы. Скоро весна и отпадет надобность в отоплении.

Сегодня целый день патрулируют наши самолеты над городом. Несмотря на мороз, наши летчики геройски проходят с жужжанием на виражах и зорко наблюдают, чтобы стервятники не попали в их зону. Гитлеровская авиация с наступлением тепла опять начнет летать к нам. Опять начнутся бессонные ночи с тревогами и жуткие разрушения зданий, которые уже имели место в сентябре—ноябре 41 года.

Ленинградцы уже привыкли к этому, они мужественно, как всегда, будут тушить «зажигалки» и оказывать помощь пострадавшим. Впервые в своей истории Ленинград попадает под артобстрел и бомбардировку, только варвары из Германии принесли это изуверство к нам, в наш великий город революции и колыбели освобожденной России от ига насилия и эксплуатации.

Письма от Вас<илия> Андреевича очень далеки от понимания той сурьезной[33] обстановки, которая сейчас имеет место у нас. Голод населения. Бесконечные трупы на улицах, которые валяются и не убираются. Отсутствие топлива, воды и электричества, а также пеший вид транспорта из одного конца города в другой. Все это никак не вяжется с той жизнью, которая сейчас идет на востоке.

А вопрос питания! Или снабжения промтоваров! Эти вопросы вообще имеют специфический характер и сведены на ¼ прожиточного минимума. Рынки переполнены народом. А что там делается. Товарообмен. Хлеб на вещи. Папиросы на масло. А масло, стоимость которого на деньги 1200 рублей кило, вообще редкость и за которое можно выменять вообще целое состояние, если его иметь. Но имея масло, безусловно, его лучше скушать, чтобы пополнить свои внутренние резервы. Милушка, тоже получив свой паек, сначала решила выменять на что-нибудь носильное, но в итоге не выдержала и скушала. Ну и правильно сделала. Маргарита зарилась на продукты, но не могла ничего достать из промтоваров.

Несмотря на это, Милушка заказала себе туфли на хлеб и выменяла платье, которое будет шить. В большой цене это папиросы. Пачка «Норда» ценится 75—80 р<ублей>. «Беломор» еще дороже. Я, например, достал за 2 пачки «Норда» прекрасный складной перочинный нож из 6 приборов. Деньги сейчас не имеют никакой цены в отношении продуктов. Купить очень в большом количестве можно обстановку, рояли, пианино и носильные вещи. Все стены города оклеены объявлениями. Все люди, уезжающие из города по разным причинам, все распродают. Покупать сейчас обстановку нет смысла, т<ак> к<ак> неизвестно, что будет завтра. Воздушные налеты могут вывести из строя любую обстановку. Будем живы, всегда купим.

 

14. 03. 42 г. 

Утро обычно. Как всегда, не мылся, т<ак> к<ак> ничего нет в смысле воды. Это сейчас тоже дефицит. Живем, как на дрейфующей льдине, только нет белых медведей и собак. Вообще, по-моему, существует только одна собака в городе — это у Коли с Шурой, а остальные все съедены уже давно, включая всех кошек.

После обеда бегу на склад обменять теплое белье. На складе нашлись только кальсоны, рубашек 6-го размера не оказалось, т<ак> что пришлось одеть грязную. Хочу попасть в баню на Международном, но нет компаньона, т<ак> к<ак> одному что-то не хочется, а мыться надо. Тело начинает чесаться. Баня у нас в городке готова, но не пропущена сточная канализация. Заморозилась и загрязнилась.

После завтрака зашел к себе в общежитие, переоделся. Начался опять артобстрел, стекла сыпятся, народ бежит. По радио, как всегда, объявляют об этом с запозданием, т<о> е<сть> после того, как противник уже выпустил с 10—20 снарядов. Гитлеровцы засели в Новом Петергофе, Стрельне и Лигове. Стреляют прямой наводкой по городу из этих пунктов. Наши части двигаются в обход на Новгород—Псков с другой стороны, поэтому отсюда их пока не выгоняют, да и гнать можно только с тыла, т<ак> к<ак> они сильно окопались в дотах и дзотах и ничем их не вышибить, а поля находятся под обстрелом, т<ак> ч<то> не подойдешь.

Федюнинцы рвут блокаду на восточной части фронта и берут постепенно укрепления противника. Ежедневно истребляется до 1000 человек головорезов. Март и апрель должны разрешить вопрос с прорывом блокады, т<ак> к<ак> половодье Ладожского озера не даст возможности снабжения города продуктами. Это пока основная база.

12-го марта замечательная дата, т<ак> к<ак> в 1940 году закончилась Финская война. Мы вспоминаем эту дату. Вспоминаем тогдашнее положение Ленинграда, которое отличается от сегодняшнего дня, как небо от воды. Дойти Ленинграду до такого состояния очень долго. Требуется большая борьба и еще раз борьба.

Улицы чистятся от льда. Применяются гусеничные тракторы, которые ворочаются вокруг своей оси и этим самым выворачивают слежавшийся снег и лед до асфальта. В местах, где имели место разрушения водопровода от снарядов, образовались ледяные торосы и наросты слоем до 1 метра, там применяют отбойные молотки, работающие на сжатом воздухе. Картина непривычная для города. Улицы покрываются горами льда, который вывозится вручную или на еле двигающихся грузовых трамваях. Жаль, нет хорошего фотоаппарата, можно было бы запечатлеть исторические картины, которые больше не возобновятся никогда. Враг будет разбит. Да здравствует город Ленина, город-герой.

Заканчиваю свои дела в штабе. Сейчас около 2-х часов. На улице синее небо и солнце. Мороз все такой же сильный. Скоро обед. Сегодня обещают суп с красными сушеными помидорами, посмотрим, что это будет. Витамины необходимы. Надо зайти в санчасть перевязать руку и заодно выпить настойку на еловых иглах.

Получил телефонограмму о занятиях в корпусе, надо будет попасть к маме, а то я уже несколько дней у нее не был. Какие-нибудь изменения, очевидно, уже произошли в части Спальбебергов, которые лежали в почти мертвом состоянии.

 

15. 03. 42 г.

Утром к 12 часам пошел в корпус на занятия по своей специальности. Иду пешком по улицам, которые постепенно очищаются от льда и снега. Грузовые трамваи везут нечистоты. День морозный. Солнце уже говорит о весне.

Одел свою шкуру, в которой иду. Довольно жарко, особенно при моем темпе шага. Прибыл на занятия. В 3 часа закончил и пошел побриться. Решил забежать к маме. Прохожу опять мимо руин и развалин нашего дома. Картина не отрадная. Пришел к маме. Она лежала в постели и отдыхала. Состояние в смысле сил и питания жуткое. Получил сообщение о смерти Бурхарда. Умер от голода.

Ольга тоже на грани смерти. Выглядит, как живой труп. Говорил с мамой. Дал ей кусочек сахару и хлеба, оставшихся у меня от завтрака. Положение с питанием очень тяжелое, во всяком случае, долго, чувствуется, что не протянут. Главное, я ничем не могу помочь, сам сижу на минимальном пайке, которого хватает на прожиточный минимум. Направляюсь в обратный путь. Все пешком. Скользко. Панели заросли льдом, который местами очищен и поэтому получаются ледяные горы. Добрался к 7-и часам к себе. Пообедал. Вечером явилась мысль быть у моей родной Милашки. Обязательно должен ее видеть. А когда такая мысль, то ее надо выполнить. Делаю свои дела с таким расчетом, чтобы завтра быть в командировке. Беру сухой паек впервые. Хлеб — 800 гр<амм>. Греча — 255, мясо — 150, сахар — 35 гр<амм>, масло — 43 и лучок. Взял ужин в котелок, направляюсь быстрым темпом к Малышке.

Опять эти темные улицы. Силуэты блокированного города. Погоревшие здания и разбитые от осенней бомбардировки. Незабываемые картины, достойные войти в историю нашего Великого города-героя. Адмиралтейство, как всегда, стоит гордым силуэтом на фоне темного неба и будет стоять веками. Лицо красавца Ленинграда никуда не денешь. Сейчас гранит мрачен, он переживает блокаду, на нем это написано. Нева скована льдом, ждет прорыва войск Федюнинского, который понемногу ежедневно берет укрепление за укреплением противника. Вскроются льды, оживет Краснознаменная Балтика, готовая выйти в море, чтобы нанести сокрушительный удар по врагу, очистить золотой берег с нашим неподражаемым Петергофом, в котором сейчас сидят бандиты гестапо. Если они смогли уничтожить могилы Льва Толстого и Чайковского, то что они могут сделать с нашими уникумами архитектуры, созданными великими мастерами. Ничего! Все будет восстановлено. У нашего народа хватит мастерства и сил. Самсон будет бить еще выше, украшая наш Версаль. Стрельнинские парки опять расцветут, и ленинградцы будут проводить свой отдых в праздничные и выходные дни на берегах Финского залива.

Милушка встретила меня, как всегда, с любовью. Мы крепко поцеловались, и я обнял ее приятное тельце с пухленькими грудками. Меня приняли, как всегда, тепло. Коля купил пианино «Красный Октябрь», который я сразу испробовал своей игрой. Как всегда, пили чай (сегодня кофе) и кушали кислую капусту, которая еще хранится в кладовой. Все старые запасы. Это кушанье сейчас замечательно. особенно когда ощущается недостаток в витаминах. В 11 часов пошли спать… [34]

 

16. 03. 42

Вот и утро. Завтрак. Чай и опять капуста с хлебом. В 10 часов ухожу по своим делам. Прохожу по Петроградской стороне на острова и дальше. Иду мимо дома, где живет Женя. Не знаю, как он живет. Может быть, его уже и нет в живых. Жутко подумать. Зайти к нему нет никакой силы, не могу, тяжело. Женя был одним из лучших моих друзей, но сейчас я лучше оставлю только все те воспоминания о нашей жизни, все хорошее.

Окончив свои дела среди снежных полей Новой Деревни, возвращаюсь обратно. По пути все те же картины. Немного устал в пути, т<ак> к<ак> пройдено около 12 километров. Пришел удачно совместно с Полей и Шурой. Сразу сели обедать. Прекрасные щи с моим мясом. На второе гречневая каша. Обед, конечно, не из особо сытных, но все в пределах пайка и плюс уже съеденные бутерброды с маслом, которые я взял с собой в путь. В теплой семье хорошо. А еще лучше, когда рядом с тобою моя родная женка. Не хочется уходить к себе в часть. Уже стемнело. Хочется еще и еще побыть вместе. Решаю остаться. Играем в лото. Пьем чай и кушаем лепешки из жмыхов (очень вкусные) с кислой капустой. Опять теплая кроватка. Снимаю рубашку, чтобы не раздражала, т<ак> к<ак> появилась какая-то нервная чесотка. Обнявшись с Милушкой, засыпаем. Выпито много кофе, поэтому часто бегаем в маленький домик.

 

17. 03. 42 г.

Утро. Лежу с Милашкой. 7 часов. Надо вставать, чтобы раньше быть в части. Не хочется вставать, так хорошо и тепло. Эх! Скоро ли будут те былые дни и нормальная спокойная жизнь с моей родной женкой. Живем надеждами. Встал в 8 час<ов>. Помылся, оделся и двинулся к себе на Красноармейские. Попал прямо на завтрак, после чего вел разговор с к<оманди>ром в довольно дружелюбной форме, правда, он немножко болен, может быть, поэтому. Сижу в штабе и пишу не только эти строки, но и свои дела. Сегодня получил зарплату, которую положил на сберкнижку. Сейчас деньги не нужны, на них ничего существенного не купишь. Скоро обед, уже 2 часа. Сегодня заступаю дежурить по части в 6 час<ов> вечера, думаю что-нибудь дополнительно перехватить в смысле подшамать[35]. Сейчас опять постреливает из дальнобойной артиллерии. Никак не могут сразу снять вражьи батареи. Авиация наша все время летает, патрулируя город. Скоро, наверное, опять начнутся налеты стервятников. Эх сволочи! Скоро им будет конец.

Приступил к дежурству в 18.00. Беседа с бойцами, потом в столовую. В 7.30 закусил двумя порциями гречневой каши с мясом. Чувствую, что сыт. Встретил нашего аптекаря. Обещал устроить лекарство против кашля, которое я хочу передать маленькой Ирине. Надо девочке помочь, т<ак> к<ак> в городе нет ничего в смысле медикаментов. Милушке нужен пирамидон, тоже хочу достать. Звонил по телефону на Марата в 5.30, Милушка хотела там быть, но не была, очевидно, как всегда, опоздала.

Маргарита и думает, и не думает уезжать, вообще не поймешь. Трудно сейчас сказать, имеет ли смысл уезжать. Весна пугает всех. Большая неизвестность на фронте. Никто из лекторов не знает сущей правды, а если и знают, то не говорят. Я думаю, что опять начнутся бомбежки и обстрелы, т<ак> к<ак> кроме 16-й немецкой армии (весенние резервы), находящейся сейчас в окружении наших войск под командованием генерала Мерецкова, надо предполагать, что еще есть резервы для наступления на Ленинград.

Целые дни над городом летают наши патрульные самолеты, наблюдая за возможным появлением стервятников. Пока нет тревог. Но они скоро возможны, а это опять бессонные ночи, бег в убежище (если добежишь). Иногда были случаи, что выходишь из штаба, а авиация над головой и бомбы сыпятся, как крупа на голову, только и слышен этот (знакомый. — Н. Л.) всем ленинградцам свист в момент полета бомбы и потом смертельный удар в момент взрыва и отдача по грунту.

Особенно хорошо слышны эти удары, когда находишься в подвальном помещении. Каждый самолет обычно бросает 5—6 бомб весом от 250 к<ило>гр<амм>. Некоторые самолеты, особенно последнее время, забирали мелкие калибры. Летит сволочь на высоте 6000—7000 метров, т<ак> что колоссальный относ бомбы, благодаря чему и пострадали наши здания на улице Лаврова. Полет сопровождается усиленной артиллерийской стрельбой зениток. Весь город содрогается от грохота. На землю сыпятся осколки снарядов и щелкают по железным крышам зданий. В облачную погоду стервятники прячутся за облака и оттуда бросают груз, работают по ориентирам. Обычно мажут и попадают на мирные здания, разрушая их. Многие улицы Ленинграда отображают работу стервятников, которые варварски разбили множество красивейших зданий нашего любимого города.

Сейчас 21 час 30 минут. Надо пойти в санчасть сделать перевязку руки. Ночь впереди, надо поверить караульную службу, а предварительно надо зайти в штаб к Сашке Храбростину побеседовать о нашей жизни и делах. Очевидно, ночь<ю> не придется спать, как всегда, нормально, будем ждать завтрашней ночи.

Не подорвать ли завтра к Милашке, это выйдет, если удастся получить разрешение, а также иметь соответствующие вещи с собою, т<ак> к<ак> с пустыми руками неудобно идти. Ну ладно, что будет дальше, отмечу в своем кратеньком дневнике. Кто-то будет читать эти строки потом через год и будет вспоминать все моменты, происходившие в такие тяжелые дни блокированного Ленинграда.

Ночью спокойно отдыхал у себя в общежитии, накрывшись шинелью.

Перед сном зашел в санчасть, сделал перевязку. Раны на руке поправляются. Поставил цинковую мазь. Выпил 100 гр<амм> хвойной настойки и заказал лекарство.

Забежал в штаб. Произошла встреча с к<оманди>ром и начфином. Беседа проходила во взаимном спокойствии и понимании. К<оманди>р немножко нездоров. Просил меня достать ему хороший портмоне. Надо сделать, постараюсь где-нибудь достать.

 

18. 03. 42

Встал в 7 час<ов> утра. Иду в столовую, т<ак> к<ак> завтрак уже готов. На улице мороз. Сильные утренние заморозки с инеем. Скушал миску прекрасного горохового супа с овощами и свининой, которую получил в достаточном к<оличест>ве и с жирком. Правда, не вяжется свинина с растительным маслом, но зато очень вкусно. Сижу в комнате поваров и пишу эти строки. На кухне идет выдача обедов, вернее, завтраков. Пришел военком и дал нагоняй дежурному по кухне. Я скорее спрятался в комнату от греха подальше, а то можно попасть под горячую руку.

День прошел преимущественно в столовой. Кушал хорошо, и все с мясом и свининой. В 18 часов выпил чай с молоком, вымыв кипятком банку. Сгущенное молоко все же вкусная штука. В 18.30 пошел в штаб, сдал дежурство и сразу к себе в общежитие. Безумно устал, решил сразу лечь спать, что и сделал. Что-то нехорошо с желудком, очевидно, немного скушал лишнего жиру или смесь свинины с растительным маслом повлияла. Отрыжка луком. Очень неприятно. Принял салол. Ночью 3 раза бегал, чтобы очиститься, т<ак> к<ак> расслабление. Следующий раз надо воздержаться от переедания. Ничего не сделаешь при виде вкусных вещей, трудно их не попробовать. Побаливает живот. Сплю. Ночь морозная с обилием инея. Сегодня днем опять обстреливал город из крупных снарядов.

 

19. 03. 42

Утром встал в 9.30. Животик побаливает, пошел в маленький домик, потом на завтрак. Скушал немного супа, хлеб оставил и заканчивал его уже с маслом и сахаром у себя в общежитии. После супа зашел обратно к себе и сделал полную уборку помещения, т<ак> к<ак> сегодня моя очередь. После уборки направился в РЖУ договариваться насчет работы по газоубежищу. Сейчас это один из пунктуальных вопросов, т<ак> к<ак> по радио и в печати мелькают сообщения о химической войне. Враг свиреп и силен особенно при отступлении. Надо быть готовым ко всему. Вообще, если будет химическая война, то это не спасет моих людей, которые сейчас беспечно относятся к химзащите, а газы могут быть применены внезапно. Пока мороз, это еще неэффективно, как только будет тепло, все условия есть.

Сегодня морозно, но чудный день с солнцем, которое греет понемногу и снег с крыш тает. Пахнет весной, но этот запах что-то не предвещает ничего хорошего. Трамвай по-прежнему не ходит, несмотря на то что рельсы расчищены. Народ по-прежнему валится с голоду. Покойников все еще возят завернутыми в материю на санях.

Наша авиация целый день патрулирует над городом. Очевидно, ждет самолеты противника и засекает вражеские батареи для корректировки огня. Сейчас 2 часа, скоро обед. Пишу эти строки, слушая радиорекламы.

2 кино (Колосс и Ударник) в городе только функционируют, и один театр музыкальной комедии, который остался в городе. Работает театр в помещении Театра драмы им. Пушкина на ул<ице> Островского. Состав артистов все тот же, только выступают с синими носами, т<ак> к<ак> холодно и истощенными, так что танцы Пельцер с компанией не представляют большого интереса.

В городе открылась большая сеть магазинов по скупке мебели и вообще вещей. Многие все продают и уезжают на восток. Сейчас в городе уже заметно, что стало мало жителей. Улицы пустуют. Правда, на основных магистралях еще есть кое-какой народ и то до 18—19 часов веч<ера>, а потом все постепенно пустеет и город погружается в тьму.

В течение дня чувствую, что где-то опять меня продуло. После ужина зашел перевязать руку в санчасть, а потом к себе в общежитие. Холодно. Печку топят плохо, т<ак> к<ак> нет дров, и если есть, то сырые. Ложусь спать, предварительно выпив горячего чая и скушав остаток масла с хлебом. Закрываюсь шинелью. Принял кальцекс. Знобит. Вот уж это некстати. Ночью несколько раз вставал, как обычно. Если и завтра буду чувствовать себя плохо, то долго не придется увидеть Милашку. А что она делает? Вчера днем был жуткий обстрел пл<ощади> Урицкого и моста у Зимнего дворца. На площади нет ни одного стекла. Как Милушка, ведь это в ее районе. Меня очень это беспокоит. Сегодня над городом появились два стервятника.

Один «Юнкерс» и второй «Хейнкель»[36]. Зенитчики открыли огонь. Было выпущено много снарядов, но никто не сбил. Скоро начнутся опять налеты и бомбежка. Как все это изнуряет нервы и здоровье. Мы, ленинградцы, привыкли к этому. Закалились за сентябрь—октябрь и ноябрь м<еся>цы 41 года.

Вечером получил письмо от мамы. Она очень устает от непосильной работы и, главное, от недоедания. Ее положение очень плохое, главное то, что на шее сидят сестр<ы>, которые больны и ничего не делают в смысле помощи.

Сплю. Знобит. Не хочется болеть. Сейчас не время хандрить, очевидно, меня продуло сегодня, т<ак> к<ак> ходил в шинели без шкуры.

 

20. 03. 42 г.

Утром встал в 9 часов. Чувствую себя отвратно. Пошел на завтрак. Оделся тепло. После завтрака вернулся к себе в общежитие, сижу и пишу эти строки. Принял еще таблетку кальцекса. В 12 часов надо быть в штабе, т<ак> к<ак> должен прийти инженер Ярунин для договора насчет вентиляции. Встретился с Яруниным в РЖУ. Мы с ним работали в 34—35 году в КБФ.

Окончательно не договорились, т<ак> к<ак> работа упиралась в продукты. Беседовал с к<оманди>ром, он категорически отказался питать супом рабочих. Сейчас это актуальный вопрос, работают люди только за продукты.

После обеда получил спецпаек. Очень вкусно. Масло и галеты. Вместо папирос в первый раз получил табак «Рекорд» ф<абри>ки Урицкого 8-рублевый. Еще получил одну коробку спичек и две книжечки курительной бумаги. Все стало дефицитным, ничего не поделаешь.

Растопил печку. Дрова наколол сухие несколько полен. Греемся у печи. Простуда еще чувствуется. Принимаю «Кальцекс». Вот и ужин. Пришел в столовую немного рано, пришлось переждать и предварительно скушать порцию гречневой каши, а потом гороховую.

Пью чай у себя в общежитии с сахаром и маслом — блаженствую.

После чая сел поиграть на рояле, вернее, пианино. Импровизировал.

Вечером зашел в санчасть перевязать палец и руку. Палец уже совсем молодец, а рука немного еще нарывает. Выпил 150 гр<амм> настоя хвои. Это практикую ежедневно, необходим организму витамин С.

На обратном пути зашел к Абрамсону. Посидел в его хижине. Очень жарко. Греет печка-времянка чугунная. Он сам даже раздел с себя все, оставшись голым. Я сидел в шинели и шкуре и жары не ощущал, т<ак> к<ак> имею температуру.

В 12 часов ночи пошел к себе. Путь освещаю вновь заряженным фонарем. Светит хорошо. Ложусь спать. Закрываюсь шинелью, а то холодно. Ночь холодна и звездна. Луна начинает расти. Это плохой предвестник. Когда она дойдет до полнолуния, начнется оттепель и будут опять сволочи летать. Ну ладно, спокойной ночи!

 

 

Суточные нормы с 22 января 1942 г.

1-я линия

 

1. Хлеб из ржаной и обойной муки — 800 г

2. Сухари (заменяющие хлеб) — 400 г

3. Мука пшеничная 2 с. — 20 г

4. Крупа разная — 140 г

5. Макароны — вермишель — 30 г

6. Мясо — 150 г

7. Комбижир или сало — 30 г

8. Соевая мука — 15 г

9. Масло растительное — 20 г

10. Чай —

11. Соль для пищи — 3 г

12. Овощи — картофель 500 (замена за 100 г овощей — 10 г круп или макарон)

13. Томат-паста — 6 г

14. Лавровый лист — 0,2 г

15. Перец — 0,3 г

16. Уксус — 2 г

17. Горчичный порошок — 0,3 г

18. Мыло (в месяц) — 200 г

 

Паек начсостава

 

1. Масло сливочное или сало — 40 г

2. Печенье — 20 г

3. Папиросы — 15 штук или табак — 15 г

4. Спички — 10 коробок в месяц

Действует для частей ПВО. Приказ войскам Ленфронта № 8 от 20.01.42.

 


Речь идет о 2-й линии питания. Суточные нормы с 22 января 1942.

 Лидия Васильевна.

 «Приключение Корзинкиной» — короткометражная (34 мин) музыкальная комедия («Ленфильм», 1941) с участием Сергея Филиппова, Степана Каюкова, Хасана (Константина) Мусина, Николая Отто и др. Музыка Д. Шостаковича.

 КЭО — квартирно-эксплуатационный отдел.

 КЭУ — квартирно-эксплуатационное управление.

 Нипоркин Игорь Георгиевич (род. в 1904) — вольнонаемный, служил в КЭО Инженерного управления Ленинградского фронта.

 Речь идет о подполковнике интендантской службы Гроссе Николае Ильиче, который служил в Ленинградской армии ПВО.

 ГИЗ или Госиздат — Государственное издательство РСФСР.

 Монография «Архитектурная терракота» вышла в 1941 под редакцией А. В. Филиппова, С. В. Филиппова и Ф. Г. Брика в Москве в государственном архитектурном издательстве Академии архитектуры в связи с началом производства нового в СССР материала — архитектурной терракоты для использования в промышленности и строительстве.

 «Мальц экстракт» (биомальц) — жидкий солодовый экстракт, к которому прибавлены фосфорнокислые соли. Благодаря приятному вкусу его охотно принимают дети. Назначается как антирахитическое и питательное средство.

 Показания препарата Кальцекс: симптоматическое лечение острых респираторных и «простудных» заболеваний (в составе комплексной терапии).

 Чтобы получить заборный документ, нужно было заполнить анкету и подтвердить большим количеством документов внесенные в нее данные.

 В. О. — Васильевский остров.

 Имеется в виду Петроградская сторона.

 Речь идет об одноместном одномоторном самолете, названном не только по фамилии руководителя проекта В. П. Горбунова, но и его ближайших сотрудников С. А. Лавочкина и М. И. Гудкова, — ЛаГГ.

 С середины ноября до февраля 1942 суточный паек солдата 1-й линии Ленинградского фронта составлял 2593 калории, а тыловых частей — 1605 калорий.

 Александр Михайлович Иосифов (1903—1959), художник, участник выставок в Ленинграде с 1939.

 Современное здание Ленэнерго на Марсовом поле.

 Речь идет о Павильон-кафе в саду Дворца пионеров.

 Командир (и, вероятно, штаб) находились в «Астории».

 МТО — материально-техническое обеспечение.

 НПС — начальник продуктового склада.

 КЭО ЛВО — Квартирно-эксплуатационный отдел Ленинградского военного округа.

 Так в тексте.

 Речь идет о Себейкине Геннадии Аркадьевиче, которого автор в дневнике также называет «Геннадий» или «Сибейкин».

 Далее в тексте — Спальберги.

 Дом ленинградской торговли на улице Желябова (ныне Большая Конюшенная).

 НИИКХ — Научно-исследовательский институт коммунального хозяйства.

 ДШК — 12,7-миллиметровый крупнокалиберный пулемет Дегтярева и Шпагина. Пулемет использовался при стрельбе по наземным и по воздушным целям.

 Так в тексте. Надо: на улицу Петра Лаврова.

 Далее текст зачеркнут автором дневника.

 КБФ — Краснознаменный Балтийский флот.

 Так в тексте.

 Далее текст зачеркнут автором.

 От глагола «шамать» — «есть» (простореч.).

 Юнкерс-87 (нем. Junkers Ju 87, Stuka = Sturzkampfflugzeug — пикирующий бомбардировщик) — одномоторный двухместный пикирующий бомбардировщик и штурмовик. Хейнкель (He 111) — немецкий средний бомбардировщик, один из основных бомбардировщиков люфтваффе (существовали также модификации торпедоносцев и штурмовиков).

Публикация и примечания Никиты Ломагина

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России