ЭССЕИСТИКА И КРИТИКА
КАЛЛЕ КАСПЕР
Родиться в мир Вольтера
…Нам просвещенье не пристало…
Пушкин
Вольтер — один из тех немногих, удивительных авторов, принадлежность которого к определенному литературному «цеху» установить трудно. Кто он — поэт, драматург, прозаик или публицист? Или вообще не литератор, а историк и философ?
Франсуа Вийон, Франсуа де Малерб, Эварист Парни и Андре Шенье, безусловно, поэты, но говорить «поэт Вольтер» даже как-то неприлично, хотя именно он написал стихи, наиболее созвучные с нашей эпохой:
ПРОЕЗЖАЯ ЧЕРЕЗ ДЕРЕВНЮ ЛАФЕЛЬТ. 1750
Всё в запустении. Пропитан кровью прах.
Погибших воинов могилы.
О, мне куда милей колосья на полях,
Чем славы урожай и этот лавр унылый!
Зачем же лили кровь, сражаясь до конца?
Чтоб только овладеть деревнею несчастной?
Велик их подвиг был. В глазах же мудреца
То было жертвою напрасной.
(Перевод М. Кудинова[1])
И по этим строкам видно, что Вольтер не только чувствует, но и мыслит — качество, по идее, необязательное для поэта. Как раз чувств у Вольтера не так уж много, его трудно назвать «нежным», «печальным» или «меланхоличным», разве что «гневным».
В поэтических произведениях Вольтера больше иронии — того особенного склада ума, который отличает мыслителей от обычных людей. Иронично и даже саркастично его, пожалуй, главное поэтическое произведение — «Орлеанская девственница»: сплошное измывательство не только над героями французской истории, но и персонажами христианской религии, спустившимися на землю и суетящимися вокруг воительницы Жанны. Хотя никто из героинь со святыми особами в любовную связь не вступает, есть повод полагать, что на создание «Гавриилиады» Пушкина вдохновила «Девственница» — настолько похожи эти произведения по интонации.
Наиболее плодотворен Вольтер в драматургии: из-под его пера вышло 28 трагедий, вдобавок немало опусов и в низких жанрах. Они весьма разные, эти его пьесы: стихотворные трагедии «Заира» и «Магомет», к примеру, написаны в романтическо-возвышенном духе, «Сократ», жанрово определенный Вольтером как «драматическое сочинение», — прозой, а «Нанину» автор справедливо называет «комедией».
Вольтера ставят реже, чем Расина или Корнеля, не говоря уже о Мольере, но полностью со сцены он не исчез (поискав в Интернете, я нашел, к примеру, данные о постановке в Париже «Эдипа»). Поэтому не исключено, что в один прекрасный день на Вольтера наступит мода и его пьесы войдут в репертуар самых разных театров.
На самом деле имя Вольтера и сейчас довольно часто можно встретить в программках, но только напечатанных для спектаклей не драматических, а оперных. В XIX веке на основе его пьес написали немало либретто, и созданные по ним оперы пережили свое время.
У самого популярного оперного композитора ХIХ века Джузеппе Верди с Вольтером, правда, «отношения не сложились»; единственная опера, которую Верди по его пьесе написал — «Альзира» — получилась чуть ли не самой слабой в его карьере.
Не повезло и Беллини, создавшему с помощью своего «штатного» либреттиста Феличе Романи оперу по «Заире». По причинам, с искусством мало связанным (хотя что` не связано с искусством?), премьера этого произведения, заказанного к открытию нового оперного театра Пармы, провалилась, и разочарованный Беллини перенес бо`льшую часть музыки в следующую оперу — «Капулетти и Монтекки». Она имела большой успех, и с тех пор «Заиру» исполняют крайне редко, чего мне искренне жаль, так как не вся музыка пошла на «переплав», осталось немало очень красивой.
А вот Россини, наоборот, сочинил на вольтеровские сюжеты две свои самые известные opera seria — «Танкреда» и «Семирамиду», притом последнюю вообще можно считать его capolavoro* в «серьезном» жанре. Обе эти оперы, несмотря на сложнейшие вокальные партии (или, возможно, именно благодаря им), ставят нередко: певицы, достигшие высокой степени виртуозности, хотят в них себя увековечить.
Очень хорошо читается «История Карла ХII». Историки, особенно из «заинтересованных» стран, России и Швеции, могут, конечно, роптать на сию «беллетристику», но читатель ценит другое — увлекательность повествования и беспристрастность автора. На самом деле именно так и надо писать об истории — то есть лучше, чтобы это делали не историки своей страны, а некто со стороны — человек нейтральный, ведь иначе история превращается в миф, который будет сталкиваться с мифами других народов и вызывать политические катаклизмы, как мы видим сейчас.
Наиболее популярные произведения Вольтера относятся к выработанному им жанру «философских повестей», на самом деле представляющих собою притчи о гнусности человеческого рода. «Популярные» — это значит «всем известные», поэтому не буду на них останавливаться, только приведу две цитаты:
« — Учитель, мы пришли спросить у вас, для чего создано столь странное животное, как человек?
— А тебе-то что от этого? — сказал дервиш. — Твое ли это дело?
— Но, преподобный отец, — сказал Кандид, — на земле ужасно много зла.
— Ну и что же? — сказал дервиш. — Какое имеет значение, царит на земле зло или добро? Когда султан посылает корабль в Египет, разве он заботится о том, хорошо или худо корабельным крысам?»[2] («Кандид…»).
И: «Задиг видел в ту минуту человеческие существа такими, каковы они на самом деле, то есть насекомыми, пожирающими друг друга на маленьком комке грязи»[3] («Задиг…»).
Собственно философские диалоги Вольтера на фоне таковых же Платона кажутся не слишком глубокими: философия требует отречения от прочих увлечений, на что столь разносторонний автор явно был не способен.
Однако в чем Вольтер вполне может с Платоном сравниться, так это во влиянии на историческое развитие человечества или хотя бы Европы.
Если мысли Платона, как утверждает Вольтер, легли в основу христианской идеологии, то разрушителем этой идеологии, вне всякого сомнения, надо считать самого Вольтера.
И вот мы подошли к главным сочинениям нашего героя, к тем, которые преобразили мир в наших с вами пространственных координатах, послужив источником вдохновения и для Великой французской революции, и, косвенно, — русской.
Вольтер не то что уничтожил христианскую идеологию — он ее высмеял. Опираясь на поразительную по нынешним временам, невиданную эрудицию и руководствуясь принципом критического осмысления текста, он последовательно (в произведениях «Важное исследование милорда Болингброка», «Бог и люди», «Катехизис честного человека», «Вопросы о чудесах» и в посмертно изданной, можно сказать, итоговой «Истории установления христианства») разбил в пух и прах христианские мифы.
Внимательно прочитав Библию, Вольтер увидел в ней совсем иную историю, чем та, которую на протяжении многих-многих веков вдалбливали в головы европейцев (и не только их). Вместо «Сына Божьего» он увидел красноречивого провинциала, задумавшего основать религиозную секту. Человек по имени Иисус был, разумеется, более «продвинутый», чем те, которых ему удалось увлечь своими туманными предсказаниями, но умел ли он читать, неизвестно. Особой брезгливостью он не отличался: когда ему надоело ходить пешком, он отправил соратников выкрасть ослицу, а заодно прихватить и осленка — а это, вообще-то говоря, воровство, то есть преступление, указывает Вольтер.[4] Тихим и скромным Иисуса тоже не назовешь, скорее буйным: явившись в храм, он устроил погром, начал выгонять торговцев, которые продавали там, как подчеркивает Вольтер, «на законном основании» жертвенных животных. Иисус хлестал их большим кнутом и опрокидывал столы менял, швыряя на пол чужие деньги.[5]
Выражения Иисус тоже не выбирал, он оскорблял священнослужителей, называя их «гробами повапленными»[6], и настраивал против них народ. Неудивительно, заключает Вольтер, что священники возмутились, потребовали наказать проповедника, и он за свои нападки на официальную религию поплатился жизнью.
Наверное, об Иисусе скоро бы забыли, но нашелся некий «гражданский активист», который взялся за распространение его идей. Имея подозрительное прошлое (Савл дышал «угрозами и убийством»[7]), он даже поменял имя, чтобы начать «новую жизнь». Честолюбивый, энергичный, с прекрасными организаторскими способностями, Савл/Павл объездил полмира — в известных на то время пределах, — везде основывая христианские общины. Именно его — Павла, а не Иисуса — надо, по идее, считать основателем христианской религии.
А далее начинается самое интересное. Церковь, захватив духовную власть и располагая немалым числом грамотных, или, вернее, полуграмотных сподвижников, на правах победителя (ведь историю пишут победители) в течение следующих веков нагромоздила такое количество чудовищной лжи, что диву даешься, откуда у «нищих духом» столько фантазии. Самые разные «чудеса», сотворенные Иисусом, — это ведь самая безобидная часть вымысла; намного коварнее — многочисленные истории о христианских мучениках, выдуманные с целью не только возвеличить свою религию, но и оклеветать предыдущую.
Те, кто читал путеводители по Риму, написанные итальянскими историками, возможно, обратили внимание на часто встречающуюся в них реплику о том, что на самом деле не существует никаких документов, свидетельствующих о казнях христиан в Колизее. Как показывает Вольтер, такие казни вообще были большой редкостью и обусловливались не столько необоснованными претензиями на исключительность своей религии, сколько вандализмом христиан. Античный Рим был толерантен к различным религиям; христиане-фанатики же громили античные храмы и разбивали скульптуры богов.[8]
Христианам, уничтожившим античный мир, надо было как-то оправдать себя перед историей, вот они и старались опорочить римских императоров — Марка Аврелия, Антонина Пия, Траяна, Адриана, Юлиана Великого, обозванного ими «Отступником», обвиняя их в преследованиях христиан. Вольтер, используя факты, доказывает, что даже самый «жестокий» из императоров — Диоклетиан — первоначально не имел ничего против этой секты, сам женившись на христианке, а изменил он свое отношение после серии провокаций, совершенных христианами, которые помимо прочего попытались сжечь царский дворец.[9]
Вместо этих — разумных, справедливых императоров — христиане возвеличили Константина, убившего не только сына и жену, но и немало родственников и требовавшего у слуг, чтобы те целовали ему ноги.[10]
Любопытно сравнить внешний вид Константина и Марка Аврелия. В центре Капитолийской площади находится конная статуя Марка Аврелия, и вид у него весьма благородный, зато Константин, чья голова из мрамора выставлена для обозрения буквально в нескольких десятках метров, во дворе Дворца Консерваторов, предстает перед нами как эталон тупости и жестокости.
Чтобы разоблачить вранье христианских идеологов, Вольтеру пришлось проделать огромную работу. Вот, например, как он доказывает несостоятельность легенды о фиванских мучениках:
«Можно ли без краски стыда говорить о чуде и мученичестве Фиванского легиона, состоявшего из 6700 воинов (все, как один, христиане!), преданных смертной казни в одном горном ущелье, в котором едва помещалось 300 человек — и все это якобы случилось в 287 году. А ведь в этом году вообще не было никаких гонений на христиан, и Диоклетиан открыто покровительствовал христианству. Эту великолепную историю рассказывает Григорий Турский, а он выудил ее у некоего Евхерия, скончавшегося в 454 году, который упоминает в ней об одном бургундском короле, умершем в 523 году».[11]
Сверка реалий разных эпох — один из главных исследовательских приемов, которыми пользовался Вольтер. Таким же методом он доказывает, что дошедшие до нас «канонические» Евангелия написаны заметно позже, чем некоторые из тех, которые считаются апокрифическими.
Вольтер не был первым, кто бросил христианству перчатку, у него были предшественники — мыслители и писатели эпохи Возрождения, такие, как Лоренцо Валла, разоблачивший один из главных подлогов христиан, пресловутый «Константинов дар», или Джованни Боккаччо, в своих произведениях высмеявший нелепость разных «чудес»; однако с такой последовательностью никто этой темой ранее не занимался — и неудивительно, ведь легко можно было попасть на костер. Тем более ценна отвага Вольтера, вступившего в как будто безнадежный, или, во всяком случае, очень не равный бой. Его книги сжигали в Париже, и только приверженность французов того времени букве закона помешала власти расправиться и с ним самим.[12]
«Fiat lux!»* любила говорить Гоар[13]. Мы все живем при свете, подаренном нам Вольтером.
1. Вольтер. Собрание сочинений. В 3 т. М., 1998. Т. 2. С. 224. Все цитаты приведены по этому изданию с указанием тома и страницы.
2. Т. 1. С. 464. Перевод Ф. Сологуба.
3. Т. 1. С. 279. Перевод Н. Дмитриева.
4. «…сказав им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко Мне; и если кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что они надобны Господу; и тотчас пошлет их» (Мф. 21: 2—3).
5. «…Иисус пришел в Иерусалим и нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, [также] и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул» (Ин. 2: 13—15).
6. Мф. 23: 27.
7. Деян. 9: 1.
8. Об этом интересно рассказывает эстонский историк и писатель Лео Метсар в эпопее «Император Юлиан» (Leo Metsar. Keiser Julianus. Tallinn, 1978—2005).
9. Моммзен считает, что причиной поворота в политике Диоклетиана вообще был раскрытый им заговор христиан с целью захвата власти.
10. Т. 3. С. 213. Перевод А. Ладинского.
11. Т. 3. С. 209. Перевод А. Ладинского.
12. Вольтер публиковал свои произведения анонимно, и хотя все знали, что автор — он, юридического повода отдать его под суд не было.
* «Да будет свет!» (лат.)
13. Писательница Гоар Маркосян-Каспер (1949—2015).