ПАМЯТИ ИОСИФА БРОДСКОГО

Эльмира Гурмузова

Поэт и ангел, шагающий по крышам

Воспоминание о прогулке с Иосифом Бродским

Стихи Бродского, будущего лауреата Нобелевской премии по литературе, в середине шестиесятых годов прошлого века были еще малоизвестны. В общедоступных изданиях их не печатали, только в самиздатских или тамиздатских, и они ходили по рукам в машинописных копиях или даже списках среди неширокого круга читателей, успевших и оценить и полюбить молодого поэта. Мое знакомство с его стихами началось, как и у многих, со строфы: «Ни страны, ни погоста / не хочу выбирать. / На Васильевский остров / я приду умирать».

Много других стихов я впервые услышала от самого Бродского в единственную случайную встречу с ним в доме наших общих знакомых — ​семейной пары Рады и Эдика Блюмштейнов, на острове Голодай весной 1966 года.

Иосиф весь вечер читал нам свои прекрасные стихи. Была белая майская ночь, мы засиделись за полночь и, так как телефона у хозяев не было, пошли искать такси с острова Голодай на «брега Невы». Вернее, сначала на Васильевский остров, на котором не встретили ни одной машины и ни одного человека. Огромный остров на двоих!

Когда мы дошли по Среднему проспекту до 1-й линии, Иосиф обратил мое внимание на ангела с крестом, стоявшего на куполе церкви Св. Екатерины, на противоположной стороне, немного наискось от нас, через перекресток. А когда, свернув по 1-й линии, мы прошли какое-то расстояние в сторону Большой Невы, он меня остановил и обернулся назад. Обернувшись следом, я увидела, что ангел «перепрыгнул» на крышу соседнего дома. Когда мы остановились перед Большим проспектом, ангел был уже на башенке следующего дома, а когда перешли на противоположную сторону — ​на крыше соседнего, еще ближе к Неве, как будто двигался по крышам невысоких старинных домов на Съездовской линии вместе с нами. Иллюзия была полной, и зрелище невероятным. Этот гуляющий по крышам ангел, помнящий Бродского, потом часто бывал моим спутником, когда я ходила по 1-й линии, и напоминал мне о той мистической майской ночи.

Но первый ангел-гуляка оказался не единственным. Следующим был ангел-непоседа на Заячьем острове, на шпиле Петропавловской крепости. Он был флюгером и все время вертелся. Третий ангел жил на верхотуре Александрийского столпа на Дворцовой площади. Он не гулял, не вертелся и был само величие. По ночам он, наверное, присматривал за ветреными богинями, жившими рядом с ним на крыше Зимнего дворца.

С Дворцовой площади мы пошли в сторону Зимней канавки по Миллионной улице. Бродский очень любил город и знал в нем много мест, о которых в то время (когда не было прогулок по рекам и каналам) никто или почти никто не знал. В одном из них открывался сказочный вид на Петропавловскую крепость с Зимней канавки, обрамленный — ​как полукруглой рамой — ​переходом между Старым Эрмитажем и Эрмитажным театром и стенами этих двух зданий. Увидеть собор вместе со шпилем можно было только от са`мой воды. Спуск к Зимней канавке был перекрыт решеткой, но Бродский, взяв меня на руки, перешагнул через решетку, и мы оказались у воды.

В белую ночь этот вид на Петропавловскую крепость казался каким-то нереальным далеким миражем, запомнившимся мне на всю жизнь.

Таким же почти нереальным миражем вспоминается теперь и эта прогулка с Бродским в ту далекую майскую ночь.

Когда мы шли от Зимней Канавки к Марсову полю, Ося стал рассказывать, что по заказу Пушкинского Дома теперь занимается переводами с английского и сейчас переводит поэзию Джона Донна.

На Марсовом поле Иосиф начал читать по-английски монолог Гамлета: «To be, or not to be, / that is the Question…»

У Бродского была удивительная, музыкальная манера читать стихи. Я заслушалась и, забыв обо всем на свете, автоматически, чтобы не прерывать чтения, подсказала ему по-английски одну из строчек, которую он забыл почти в конце монолога. Уже через секунду я сообразила, что сделала великую глупость. Но было поздно. Бродский, казалось, не сразу сообразил, что это подсказала ему я, как он знал, математик (филологом я стала много лет спустя). Иосиф остановился, как-то странно посмотрел на меня и сразу сменил тему. Стихов, к моему великому огорчению, больше не было. Не зря сказано, что «во многой мудрости много печали».

Вскоре мы вышли на Литейный проспект, я поймала такси, и мы распрощались. За всю нашу прогулку мы не встретили ни одной машины и ни одного человека. Такими были те времена!

Эта майская белая ночь осталась для меня одним из незабываемых воспоминаний.

Выражаю свою глубокую благодарность Т. В. Крестовской, уговорившей меня написать и опубликовать это воспоминание об Иосифе Бродском.