ПАМЯТИ ИОСИФА БРОДСКОГО

Майя Кучерская, Евгения Кельберт

Инструменты памяти

1

Перед читателем — первая публикация творческих заданий Иосифа Бродского, которые он предлагал своим американским студентам. Задания были написаны на английском языке, а для настоящей публикации их перевел Максим Немцов. Оригиналы текстов хранятся в Библиотеке редких книг и рукописей Байнеке в Йельском университете.^[1]

До сих пор в работах, посвященных Бродскому, даже при ссылках на другие документы этого внушительного собрания, его творческие задания обходились молчанием. И можно понять почему: несмотря на то что Бродский преподавал с самого начала эмиграции и буквально до последних дней жизни, с сентября 1972-го до января 1996 года, биографы и исследователи Бродского, очевидно, считали его преподавательскую работу вынужденной, предпринятой ради хлеба насущного и, следовательно, не слишком значимой.

«Радости прирожденного педагога — отыскать жемчужное зерно в юношеской невнятице, заставить недоумка впервые в жизни задуматься — были чужды Бродскому. Он легко сходился с талантливыми, оригинально мыслящими студентами. Некоторые из них навсегда становились его друзьями. Но таких, разумеется, в каждом классе меньшинство. Невежество, готовность пользоваться заученными формулами его раздражали, и он своего раздражения не скрывал», — замечает Лев Лосев.^[2] Любопытно, что в личном архиве Лосева, хранящемся в отделе редких книг и рукописей в Колумбийском университете в Нью-Йорке^[3], копии этих заданий есть, тем не менее в биографии поэта, в главе, посвященной преподавательской карьере Бродского, Лосев о них не упомянул.

Между тем, как увидит внимательный читатель публикуемых заданий, они представляют собой бесценный источник представлений Иосифа Бродского о «грамматике поэзии». Предлагая студентам написать стихотворение (в этом, собственно, и заключались задания), он не мог не дать им предельно подробные и доступные инструкции, то есть практически «на пальцах» объяснить, как сочиняются стихи. И значит, благодаря этим заданиям мы можем проникнуть в «творческую лабораторию» Бродского, увидеть, как он осмысляет свое любимое и действительно главное занятие в жизни — создание поэтических текстов, и вместе с тем рассмотреть этот процесс с технической точки зрения, в деталях и подробностях, редко попадавших в другие его тексты.

Позволим себе теперь краткий экскурс в историю преподавательской карьеры профессора Бродского.

2

Преподавание застигло его врасплох. В последние годы перед отъездом в эмиграцию Бродский зарабатывал преимущественно переводами, преподавательского же опыта не имел вовсе. Тем не менее Карл Проффер, один из основателей знаменитого издательства «Ардис» и профессор Мичиганского университета в Энн-Арборе, буквально выбил для Бродского позицию «рoet-in-residence», что потребовало больших усилий и изобретательности: поэта Иосифа Бродского в начале 1970-х в Соединенных Штатах не знали.

В начале июля 1972 года Бродский прилетел в Детройт, а уже в сентябре ему предстояло идти к студентам одного из самых известных и респектабельных американских университетов. Яков Гордин вспоминает, что, судя по всему, Иосиф находился «в состоянии, близком к паническому», во всяком случае он просил друга срочно прислать необходимые для подготовки к занятиям книги. Бродскому предстояло вести два курса: курс по поэзии XVIII века для аспирантов и курс по мировой поэзии — «Brodsky’s Favorite Poems» («Любимые стихи Бродского»).^[4] Необходимые книги были присланы, и 12 сентября Яков Гордин получил отчет о первых проведенных Бродским семинарах: «Уже начал преподавать (точнее — вести семинары). Боялся скандала и позора, но пока обходится. В первом — по XVIII в. — человек 15; зато во втором — по ХХ веку, ихнему и нашему, — больше сорока и становится все больше. Ходят стадом. Приносят грудных и тут же их кормят. Похоже на вокзал, но интереснее».^[5]

Ему явно любопытно наблюдать американских студентов и студенток, совершенно не похожих на советских. Но спустя три месяца преподавание, вероятно, начало превращаться в рутину, во всяком случае в письме к Андрею Сергееву от 12 декабря нет уже ни прежней оживленности, ни удивления: «Жизнь моя проста, незамысловата. Два раза в неделю происходят семинары: по понедельникам и средам. В 10 утра для градюэйтс (дипломников) по-русски, в 4 часа пополудни — для андерградюэйтс, сиречь просто студентов (плюс профессора из разных департаментов и всякие, кому интересно), по-английски. Этот второй, конечно, есть комбинация моей наглости и ихней терпимости, но чего-то толковое получается. Заставляю, например, независимо от возраста и пола, учить стишок на память. Ну объясняю, как могу, что к чему. Думаю, что доходит».^[6]

Бродский преподавал в Мичиганском университете на постоянной основе, в Колумбийском и Нью-Йоркском университетах и в Квинс-колледже как приглашенный профессор.^[7] В 1980 году он получил должность профессора в консорциуме «Пяти колледжей» в Амхерсте и, формально числясь профессором женского колледжа Маунт-Холиок, читал курсы и для остальных колледжей, входивших в пятерку, — Амхерст, Смит, Хэмпшир и Университет Массачусетса. Из года в год он вел курсы по русской и мировой поэзии, и назывались они похоже: «Русская поэзия ХХ века», «Сравнительная поэзия», «Русские поэты», «Comparative Analysis of Twentieth Century Poetry», «Subject Matter and Form in Modern Lyric» в рамках «Poetry seminars» и т. д.^[8] 

3

В письме к Андрею Сергееву Бродский упоминает о довольно экзотическом для американских студентов домашнем задании: учить стихи наизусть. В американской системе образования, в отличие от российской, запоминать стихотворения было не принято, и студенты Бродского, конечно, мучились.^[9] К тому же и объем стихотворений, которые следовало запомнить за время курса, судя по всчему, был довольно внушительным. В заметках студентки, учившейся у Бродского в 1987 году в Маунт-Холиоке, отмечено: «Memorization — 1500 lines» («Запоминание — 1500 строк»).^[10] Сохранившиеся заметки другой студентки Бродского, также учившейся в Маунт-Холиоке, свидетельствуют о том, что в течение одного семестра в 1990 году Бродский задал своему курсу заучить наизусть более пятнадцати стихотворений.^[11]

Второй способ расширить литературный кругозор студентов заключался в составлении Бродским длинных списков книг, рекомендованных для чтения. Сохранилось несколько вариантов таких списков. В них обычно входили Ветхий и Новый Завет, Коран, античные авторы от Эсхила до Катулла, Данте, Фома Аквинский и Франциск Ассизский, Джон Мильтон, Шекспир, Рабле, а также классические художественные тексты XIX—XX веков мировой литературы — всего около 100 наименований.^[12]

Бродский постоянно призывал своих студентов читать как можно больше, а на одной лекции заявил, что если они не будут читать, то превратятся в коров. В другой раз, когда никто из его студентов не смог ответить, где расположена Дания, сообщил, что «нация, которая не знает географии, заслуживает быть завоеванной».^[13] Вообще, он никогда не льстил своим студентам, мог до смерти их обидеть (например, предложив поставить всему курсу высшую оценку, что его студенты сочли оскорбительным^[14], и даже порвать не понравившееся ему сочинение на клочки).^[15] Тем не менее многие из тех, кому довелось у него учиться, вспоминают о его курсах с благодарностью.

«На лекциях Бродского всегда царила приподнятая праздничная атмо­сфера, — вспоминает Александр Бовчан, которому Бродский читал курс для аспирантов Колумбийского универститета в Нью-Йорке в 1982 году. — Попадая в это мощное интеллектуальное поле, мы, студенты, чувствовали, как у нас буквально прочищались мозги, и мы начинали под воздействием Бродского обращать внимание на вещи, на которые без него не обратили бы внимания. Можно без преувеличения сказать, что Бродский был подлинным интеллектуальным стимулятором. Но, с другой стороны, он иногда поднимал планку так высоко, что с ним становилось трудно. Трудно постоянно быть на высоте, не расслабляться. В его присутствии мы все побаивались, как бы не сказать банальность, и это сковывало. Удивительно, что студенты не бунтовали против такого интеллектуального стресса, как это часто бывает в американских университетах. Они прощали Бродскому то, что другому преподавателю вряд ли сошло бы с рук. Впрочем, Бродский не муштровал студентов, не унижал, не вышучивал. Он был всегда доброжелателен, корректен, позволяя себе только слегка иронизировать над тем или иным неудачным высказыванием. Поэтому даже его весьма по американским стандартам необычные „контрольные работы“ выполнялись безропотно».^[16]

Понятно, что, предлагая студентам запоминать стихи и читать книги, Бродский опирался на личный опыт — так получал свое образование он: зубрил стихотворения классиков в школе, а свои «университеты» проходил за книгами. Пусть не слишком системное, зато чрезвычайно интенсивное чтение и сделало его обладателем необыкновенно широкого литературного кругозора.

Еще один преподавательский метод Бродского заключался в тщательном анализе стихотворений его любимых поэтов — Пушкина, Баратынского, Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Джона Донна, Роберта Фроста, Константина Кавафиса, Уистена Хью Одена, Томаса Гарди. В сущности, на своих семинарах он занимался «пристальным чтением» («close reading») — и это его студентам могло быть знакомо по курсам других преподавателей литературы из последователей традиции «Новой критики». Впрочем, подход Бродского к «close reading» — подход поэта. Интерпретируя, он как бы примеряет те или иные решения автора на себя.^[17] Этот подход заметен и по его творческим заданиям. Они давались студентам в дополнение к анализу текста (даже в архивных папках, в которых они сохранились, они не выделены из других материалов курса, а чередуются с фотокопиями тех или иных стихотворений) и почти неизменно содержат отсылки к литературным образцам, которые студентам также предлагается примерить на себя, чтобы написать нечто свое, но ориентируясь на примеры схожих поэтических решений. Судя по сохранившемуся описанию курса Бродского за 1984 год (Subject Matter and Form in Modern Lyric Poetry), он мог предложить студентам написать две работы, опираясь на которые и выставлял итоговую оценку.^[18] Работы студентов, как и их оценки (evaluations) его курсов хранятся в библиотеке Байнеке, но пока они закрыты, поэтому насколько мягко или сурово Бродский оценивал своих подопечных, мы сможем судить только по окончании моратория, в 2071 году.

Итак, внимательный анализ стихотворного текста, запоминание наизусть и чтение книг — вот три основных педагогических метода Бродского. Отметим, что творческое письмо как таковое, «creative writing», начавшее входить в Америке в моду в 1970—1980-е годы, Бродский никогда не преподавал. Более того, к идее обучения писательскому ремеслу он относился скептически, по крайней мере в начале своей преподавательской карьеры, утверждая, что начинающему поэту можно помочь разве что с развитием версификационных навыков. Обеспечить ему помощь богов («help of gods»), то есть снабдить его поэтическом даром, невозможно.^[19] Тем не менее он все-таки предлагал студентам потренироваться в стихосложении.

5

В общей сложности на сегодня обнаружилось девять творческих заданий Бродского. С учетом того, что одно из них двух-, а другое трехчастное, — всего у нас есть двенадцать поэтических упражнений, придуманных Бродским для студентов.^[20] Судя по всему, их было намного больше. Крис Меррилл упоминает, например, о том, что в 1980 году Бродский задал студентам на дом сочинить 80 куплетов героической поэмы; это или похожее задание упоминается в его задании о будущем.^[21] Джон Цукерман (слушавший курс Бродского по поэзии в 1987 году как студент колледжа в Амхерсте) вспоминает, что после разбора стихотворения Пушкина «Не дай мне Бог сойти с ума...» Бродский предложил студентам посостязаться с классиком и самим написать подобное стихотворение^[22], а записи Анны Придди, сделанные в 1990 году, содержат задание написать пастиш Фроста и Одена автобиографического содержания (по всей видимости, предложенное устно во время занятия).^[23]

Среди этих свидетельств публикуемые задания выделяются уже тем, что сохранились в письменном виде и со множеством поправок. С одной стороны, слегка меняя и дополняя эти тексты, Бродский, по всей видимости, относился к ним как к продолжению своих устных творческих заданий-импровизаций, однако считал их достаточно для себя важными, чтобы перепечатать с учетом поправок на чистом листе. С другой — эти задания явно были продуманы вполне тщательно, чтобы восприниматься как неотъемлемая часть письменного наследия Бродского. Эта — публикуемая ниже его часть — позволяет, как нам представляется, взглянуть на литературные  тексты Бродского в новом ракурсе.

Структурно все задания выглядят похоже: в начале Бродский, как правило, называет тему стихотворения — неодушевленный предмет, событие, пейзаж, комната, прохожий.^[24] В отдельных случаях он указывает не на тему, а на жанр — элегия, политическая или злободневная поэма. Затем комментирует, в чем собственно состоит смысл данной темы, описывает формальные свойства текста и уточняет, как в зависимости от данной темы обращаться со строфикой, размером, интонацией, рифмой. В финале он обычно называет образцовые тексты, написанные на данные тему или жанр: «Дверь» Одена — в задании сочинить стихотворение о комнате; «Орфей. Эвридика. Гермес» Рильке — в задании, посвященном мифологическому сюжету; эпитафия Катулла, посвященная воробушку Лесбии, «Элегия Н. Н.» Чеслава Милоша, «По одной подруге реквием» Рильке — в задании написать элегию.

Таким образом, идеологически все эти задания подчинены одной художественной задаче: соотнести «тему и форму», «метр и смысл», спроецировать предмет разговора на поэтику художественного текста. Именно так назывался один из его курсов в Маунт-Холиоке, Бродский читал его осенью 1984 года: «Subject Matter and Form in Modern Lyric» («Тема и форма в современной лирике»).^[25]

Содержательно практически все задания Иосифа Бродского так или иначе отсылают нас к его собственному поэтическому кредо, его любимым жанрам, темам и даже конкретным текстам. Например, его убежденность в том, что стихи важно помнить наизусть и что хорошее стихотворение должно запоминаться легко, звучит в задании об элегии: Бродский просит студентов «придумать по крайней мере две запоминающиеся строки». И там же напоминает, что сочиняющий элегию поэт выступает в «роли инструмента памяти». В задании, посвященном описанию комнаты, уточняет: «...если возьметесь за свободный стих, постарайтесь придать своим строкам некоторую долю строгости; иначе они не запомнятся». Его тяга к формальным экспериментам и убеждение в тесной взаимозависимости содержания и формы проявляются в просьбе переписать стихотворение о комнате наново, меняя длину строк и строфику, и посмотреть — та же ли эта комната, что была вначале.

Недаром он просит студентов написать стихотворение в своем любимом жанре элегии или обратиться к мифологическим сюжетам, которые он постоянно использовал сам. Свои задания Бродский черпает из собственного, пускай обобщенного и адаптированного для конкретной педагогической цели, поэтического опыта, иногда как читатель, но чаще как поэт. В задании о пейзажном стихотворении, например, Бродский дает характерную подсказку — описать землю с высоты птичьего полета — и сопровождает ее инструкциями, касающимися формы: сколько примерно строк описывать ландшафт, прежде чем сменить перспективу на взгляд с высоты. Такое стихотворение есть у него самого, это, конечно, «Осенний крик ястреба», где поэт точно следует схеме, которую после предложит студентам с тем только отличием, что, начав с точки зрения летящей птицы, он поднимается с ней вместе выше и выше.

Итак, советы поэта о том, как писать стихи, — предмет отдельного, только начатого нами исследования. Благодаря этой публикации к нему могут подключиться все, кому интересна поэзия Иосифа Бродского.

Настоящая публикация осуществляется с любезного разрешения Фонда по управлению наследственным имуществом Иосифа Бродского. Пользуемся случаем поблагодарить за помощь сотрудников Фонда Энн Шеллберг и Алексея Гринбаума, а также помогавшим нам в работе куратора Бахметевского архива Колумбийского университета Татьяну Чеботареву, любезных сотрудников Библиотеки Байнеке и, конечно, «Фулбрайтовскую программу» (в случае одного из соавторов) и исследовательский грант «The Leverhulme Trust» (в случае другого), благодаря которым соавторы данной публикации смогли поработать в американских архивах.

1. Beinecke Rare Book and Manuscript Library. Joseph Brodsky Papers. GEN MSS 613. Box 126. Folders 2823—2824. Отметим, что задания не датированы, но на задании о мифологии стоит печать — «1987». Можно предположить, что именно в этом году Бродский и дал как минимум некоторые из своих заданий студентам.

2. Иосиф Бродский: Труды и дни. Сост. Лев Лосев и Петр Вайль. М., 1999. С. 43.

3. Lev Loseff papers, 1970—2000 // Rare Book and Manuscript Library. Columbia University.

4. Полухина В. Эвтерпа и Клио Иосифа Бродского. Томск, 2012. С. 192.

5. Гордин Я. А. Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского. М., 2005. С. 133—134.

6. Cергеев А. Я. Omnibus. М., 1997. С. 449.

7. Подробнее см.: Плешаков К. Бродский в Маунт-Холиоке // Дружба народов. 2001. № 3.

8. Лосев Л. Иосиф Бродский. Опыт литературной биографии М., С. 44. Beinecke Library. Box 126. Folder 2817.

9. Lamont R. C. Joseph Brodsky: Poet’s Classroom // The Massachusetts Review. 1974. Vol. 15. No. 4. P. 557; Muske-Dukes C. A Lost Eloquence // New York Times. 2010. December 29.

10. Peter Viereck Papers. 1858—2006. Box 91. Folder 1 // Rare Book and Manuscript Library. Columbia University.

11. Joseph Brodsky Papers. Beinecke Rare Book and Manuscript Library. Box 125. Folder 2801.

12. Лосев Л. Иосиф Бродский. С. 47.

Beinecke. Joseph Brodsky. Box 126. Folders 2817—2922.

См. также: https://www.culture.ru/materials/255387/spisok-brodskogo-knigi-kotorye-poet-sovetoval-chitat.

13. Иосиф Бродский: Труды и дни. C. 51, 57.

14. Lamont R. C. Joseph Brodsky: Poet’s Classroom. P. 554. Как мы видим из заданий Бродского, к моменту их написания он уже не идет против принятых в университете порядков, а использует их, чтобы напомнить студентам, к примеру, что их работы будут учтены при выставлении итоговой оценки за курс.

15. Мерилл К. Он рвал на клочки наши сочинения // http://gonzo.kz/blog/5643-on_rval_na_klochki_nashi_sochineniya.

См. также: Lamont R. C. Joseph Brodsky: Poet’s Classroom. Р. 555.

Иосиф Бродский: Труды и дни 1999: 43—66.

Birkets S. My Sky Blue Trades: Growing Up Counter in a Contrary Time. New York, 2002. C. 226—228.

Полухина В. Эвтерпа и Клио Иосифа Бродского. С. 324—331.

16. Иосиф Бродский: Труды и дни. С. 63—64

17. См.: Lamont R. C. Joseph Brodsky: Poet’s Classroom // The Massachusetts Review. 1974. Vol. 15. No. 4. P. 562.

18. Joseph Brodsky Papers. Beinecke Rare Book and Manuscript Library. Box 126. Folder 2817.

19. Lamont R. C. Joseph Brodsky: Poet’s Classroom. Р. 557.

20. Brodsky Papers. GEN MSS 613. Box 126: 2816, 2023. Далее, цитируя творческие задания Бродского, позволим себе не ссылаться каждый раз на это собрание, избавив себя от необходимости повторять, что речь неизменно идет именно об этом фонде: 126-м ящике и папках № 2823 и № 2824 — внутренняя нумерация листов в американских архивах отсутствует.

21. Мерилл К. Он рвал на клочки наши сочинения.

22. Интервью с Джоном Цукерманом хранится в архиве Майи Кучерской.

23. Joseph Brodsky Papers. Beinecke Rare Book and Manuscript Library. Box 125. Folder 2801.

24. Подробнее о структуре заданий и связи заданий с поэзией Бродского см. две наши статьи: Кучерская Майя, Кельберт Евгения. Профессор Бродский: poetica ex cathedra // Новое литературное обозрение (в печати); Between the Lectern and the Writing Desk: Eugenia Kelbert, Maya Kucherskaya. Joseph Brodsky’s Creative Writing Pedagogy as an Approach to his Work // The Russian Review (в печати).

25. Joseph Brodsky Papers. Beinecke Rare Book and Manuscript Library. Box 126. Folder 2817.