ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

ВАСИЛИЙ КОВАЛЕВ

* * *    

В. К.

Балерина, ангел мой, снежинка,

расплескавшаяся на ветру,

тонкое создание, пружинка

нежная, я не умру.

Только ветер двинется по кругу

над хрустальными дворцами, ах,

как Орфей чудовищный, подругу

потерявший, с музыкой, в глазах

застывающей, — летящий, мнущий

все преграды на пути своем,

ничего уже не ждущий,

не молящий ни о чем.

Только звезды дрогнут, застывая

над всемирной немотой,

что теснима музыкой трамвая,

аргонавтов песней молодой.

Только тот, кто слышал эту песню

в трепете суставов, кожи, жил, —

вправе крикнуть в прошлое: «Воскресни,

милый мир мой, где я жил!»

* * *

Вадиму Ямпольскому

Снег заливает, как белой водой,

улицы города, щедро отмерив

вспухшего света. Соленой бедой

пахнет… Все трубы, все кроны деревьев.

Пишет мне друг из заморского града:

плохо; погода, болезни; стальное

времени бремя. И все это — правда,

это, дружище, и все остальное.

Что мне ответить тебе, мой любезный,

на все приветы твои, приглашенья,

если и сам я над белою бездной

вспомнить не в силах слова утешенья!

Боже, ну что в назидание другу

скажешь… Посчитаны рты и затылки.

Ветер, куражась, таскает по кругу

злобу, обиду, коробки, бутылки.

* * *

Я свет увидел вновь: тот свет горел

во все пределы сразу, ослепленье

с собою нес, но сладко мне от дел

забыться было: словно утешенье

сошло с небес нежданно и светло,

и я запел, счастливый, изможденный,

о камне и звезде… меня несло

в божественную тьму во тьме зеленой,

где тяжело тонули времена,

как мысли из минувшего отрезка,

как тени прошлого… где светится спина

во мраке комнаты и бьется занавеска.

И свет горел и преодолевал

небытие, бессмысленность и ужас,

и я любовью все это назвал,

и тяжесть плоти нежной, прикоснувшись,

благословил как подлинную связь,

как новый день… И сам благословясь.

* * *

Пусть руки обнимают

сиянье и покой,

снежинки вверх летают,

а ты не беспокой

судьбы моей, где чайной

взметнули ложкой взвесь

событий и прощальный

оркестр снова здесь.

И музыка летает

над черной тишиной.

И ничего не знает,

не помнит за собой

душа, летя на сушу

сквозь звездный полумрак,

обняв другую душу,

шепнув ей: «Делай так,

как я… Летим с тобою,

прекрасная, туда,

где бело-голубою

ты станешь навсегда,

забудешь эти муки,

тяжелый сон земной,

соединяя руки».

— «С тобой ли я?..» — «Со мной».

* * *

И музыка Скарлатти

по комнатам летала,

и платье на кровати

измятое лежало,

трусы, носки, футболка

и для волос завязки,

и длилось время долго,

тянулось, словно в сказке.

Пространства сон нарушен,

чтоб пело и звучало;

и утром ты под душем,

задумавшись, стояла.

И ветер пел о марте

осинам и рябинам

в нешуточном азарте

и гвалте воробьином.

И начиналось утро

без меры и без края.

И снег светился мудро,

кружась и умирая.