ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
ВАСИЛИЙ КОВАЛЕВ
* * *
В. К.
Балерина, ангел мой, снежинка,
расплескавшаяся на ветру,
тонкое создание, пружинка
нежная, я не умру.
Только ветер двинется по кругу
над хрустальными дворцами, ах,
как Орфей чудовищный, подругу
потерявший, с музыкой, в глазах
застывающей, — летящий, мнущий
все преграды на пути своем,
ничего уже не ждущий,
не молящий ни о чем.
Только звезды дрогнут, застывая
над всемирной немотой,
что теснима музыкой трамвая,
аргонавтов песней молодой.
Только тот, кто слышал эту песню
в трепете суставов, кожи, жил, —
вправе крикнуть в прошлое: «Воскресни,
милый мир мой, где я жил!»
* * *
Вадиму Ямпольскому
Снег заливает, как белой водой,
улицы города, щедро отмерив
вспухшего света. Соленой бедой
пахнет… Все трубы, все кроны деревьев.
Пишет мне друг из заморского града:
плохо; погода, болезни; стальное
времени бремя. И все это — правда,
это, дружище, и все остальное.
Что мне ответить тебе, мой любезный,
на все приветы твои, приглашенья,
если и сам я над белою бездной
вспомнить не в силах слова утешенья!
Боже, ну что в назидание другу
скажешь… Посчитаны рты и затылки.
Ветер, куражась, таскает по кругу
злобу, обиду, коробки, бутылки.
* * *
Я свет увидел вновь: тот свет горел
во все пределы сразу, ослепленье
с собою нес, но сладко мне от дел
забыться было: словно утешенье
сошло с небес нежданно и светло,
и я запел, счастливый, изможденный,
о камне и звезде… меня несло
в божественную тьму во тьме зеленой,
где тяжело тонули времена,
как мысли из минувшего отрезка,
как тени прошлого… где светится спина
во мраке комнаты и бьется занавеска.
И свет горел и преодолевал
небытие, бессмысленность и ужас,
и я любовью все это назвал,
и тяжесть плоти нежной, прикоснувшись,
благословил как подлинную связь,
как новый день… И сам благословясь.
* * *
Пусть руки обнимают
сиянье и покой,
снежинки вверх летают,
а ты не беспокой
судьбы моей, где чайной
взметнули ложкой взвесь
событий и прощальный
оркестр снова здесь.
И музыка летает
над черной тишиной.
И ничего не знает,
не помнит за собой
душа, летя на сушу
сквозь звездный полумрак,
обняв другую душу,
шепнув ей: «Делай так,
как я… Летим с тобою,
прекрасная, туда,
где бело-голубою
ты станешь навсегда,
забудешь эти муки,
тяжелый сон земной,
соединяя руки».
— «С тобой ли я?..» — «Со мной».
* * *
И музыка Скарлатти
по комнатам летала,
и платье на кровати
измятое лежало,
трусы, носки, футболка
и для волос завязки,
и длилось время долго,
тянулось, словно в сказке.
Пространства сон нарушен,
чтоб пело и звучало;
и утром ты под душем,
задумавшись, стояла.
И ветер пел о марте
осинам и рябинам
в нешуточном азарте
и гвалте воробьином.
И начиналось утро
без меры и без края.
И снег светился мудро,
кружась и умирая.
