ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

ЮЛИЯ БОДНАРЮК

Через год

Рассказ

…Тимка опять сидел рядом: в зубах поводок, глаза просительные. Ведь еcли у хозяина выходной и он все равно торчит дома, то между утренней и вечерней прогулками вполне можно устроить еще одну.

Над Невой сгрудились облака, прохладный ветерок носился по набережной. Наконец-то спала державшаяся почти месяц жара. Воздух снова стал пахнуть воздухом, а не раскаленным битумом и чужим потом. Данила накинул прихваченную с собой ветровку. Даже с облегчением, потому что на правом плече, нарочно ниже рукава футболки, была «татуха», которой ему уже порядком надоело светить.

«А что значит буква „Я“?» «Твою девушку Яна зовут, да?» «И какой смысл в эту „Я“ заложен?»

Мозг уже запрограммировался на автоматические ответы: «Я хотел вообще-то латинскую „R“», «Нет, Ядвига» и «Ну вот такой я самовлюбленный тип!».

Надевая куртку, он в очередной раз вспомнил об этом и зло хмыкнул. Да, Янка добилась своего, но вряд ли в том виде, в каком хотела.

…Отпуск начинался неудачно. В конце июня Анталию накрыл какой-то свирепый циклон, и первые четыре дня, по утрам, за окнами отеля стеной стоял прямо-таки тропический ливень. К обеду он превращался в обычный дождь и только вечером на несколько часов брал паузу, чтобы завтра хлынуть с новой силой. Песок с пляжа постепенно уползал в море, которое никак не могло унять затянувшуюся истерику, все хлестало и хлестало берег мутными грязными волнами с песочной взвесью, палками и листьями.

С Яной он познакомился в первый же вечер, бродя по отсыревшему деревянному настилу вдоль разоренного пляжа. Они встречались за завтраком, плавали в бассейне. Когда ливень стихал, вместе выбирались в город на рынок и бродили по кривым улочкам, по ночам пили вино на террасе, с надеждой глядя на проступающие в прояснявшемся небе звезды. А когда на пятый день они впервые проснулись вместе, в незашторенное окно его номера робко светило размытое дымкой утреннее солнце.

Он лежал на боку на полотенце, сквозь которое еще чувствовался холод мокрого песка, прикрыв скулу кепкой, слушал шум моря и смотрел на Яну, которая сидела тут же по-турецки и что-то старательно выстригала маникюрными ножницами. И проснулся только оттого, что она его растолкала: «Эй, ты же сгоришь!» Солнце сбросило чадру дымки и теперь яростно шпарило, загнав отдыхающих под зонты и просушив пляж на метр в глубину. Плечо, бок и бедро пекло. Яна оказалась права — потом еще два дня пришлось плавиться на солнце, чтобы руки и ноги не были разного цвета.

С пляжа ушел, так и не узнав о диверсии Яны. Она же ничем себя не выдавала, лишь раз Дэн перехватил ее хитрый взгляд, загадочную улыбку, но, в чем дело, не просек. Только вечером, купаясь на закате в море, он заметил тонкую полоску отставшего с плеча пластыря.

Эффект он оценил только наутро. На разом потемневшей коже осталась светлая, тонкая и очень четкая буква «Я», подчеркнутая снизу кривой утолщающейся загогулиной. («А это что за росчерк?» — спросил он позже, когда подуспокоился. «Так кривой рог же! Яна из Кривого Рога!»). Яна из Кривого Рога отдыхала здесь уже вторую неделю, успела загореть, и отомстить ей зеркальной подлянкой не представлялось возможным.

«Суще глупая девка», — в очередной раз подумал он про себя. Присказка мамы, которая в разных нелепых случаях говорит про Тимона: «Суще глупый пес». Едва знакомы, банальный курортный роман, чтобы обоим было веселее… Нет, блин, надо заклеймить человека, показать, что, мол, мое!

Под ногой хрустнула ветка. На набережной никого не было, и он спустил Тимку с поводка, поднял и бросил ему эту палку.

Надеялась ли она на какое-то продолжение, на то, что он будет ее вспоминать? У Дэна был ее номер, перед отъездом Яна продиктовала, а он набрал, чтобы телефон отразился в «Звонках». Но сразу в «Контакты» не внес, а, вернувшись, вышел на работу, стал много звонить, и эти вызовы незаметно вытеснили номер из короткой памяти смартфона.

* * *

Они были в гостях уже час в первый день Нового года, когда Дэн словил это ощущение. Виной тому, видимо, комната — потому что люди в ней сидели все знакомые. Но и комната самая обычная — бежевые обои, угловой надутый плюшевый диван на всех, темные шторы на окне, которое здесь сбилось к углу комнаты и из него внутрь сочилась черно-­голубая ночь.

Как будто сейчас он, и друзья вокруг, и вообще все вдруг очутились на некой нулевой отметке, точке старта или финиша. Как будто за окном совсем другой город или другая страна, другое временно`е измерение. И прошлое здесь не имеет значения, а будущее нельзя предсказать даже на час вперед. Как будто что-то произойдет очень скоро, в этом году.

Ну и отлично, если так. Предыдущий был абсолютно непримечательный. Кроме двух недель в Турции, даже вспомнить нечего.

— Кстати, Дэн! — обратился к нему хозяин квартиры. — Весь вечер хочу спросить: вот эта буква «Я» у тебя на плече…

«Я?! А шо сразу я?» — прозвучала в голове Яниным голосом ее шутливая отмазка в ответ на всё, с ударением на это нарочитое «шо». Сверкнули ее веселые глаза. Зря все-таки потерял телефон, ясно, что вряд ли будут созваниваться, но можно было бы хоть с Новым годом поздравить.

* * *

Февраль выдался долгий и слякотный; по утрам Тимку приходилось выводить раньше, чтобы потом успеть отмыть его грязные до самого брюха лапы. Вставать, соответственно, тоже раньше. Но сегодня он проспал: накануне был праздник, который он никогда не отмечает (но все же выходной), а теперь за окном клубилась темная серость дождевых, а может, снеговых туч и громко стучала капель. А он считал: еще десять, еще пять раз стукнет, и я встаю. И заснул, не услышав будильник.

Вошел в офис, а там странно тихо и у всех застывшие лица с неподвижными скулами, словно в них плеснули воском или заставили откусить от целого лимона. И весь день такая тишина: не стучали клавиши, никто не говорил по телефону, не раздавались звонки. Только у кого-то в наушниках тихо бубнил голос, бубнил, судя по тону, новости. Расходясь с Дэном у кофемашины, логист Катя встретилась с ним взглядом — и в глазах ее стояли слезы.

Потом он вспомнил про Яну.

* * *

В середине весны в заголовке на сайте американского новостного телеканала он увидел упоминание Кривого Рога. На русских новостных сайтах — тех, что остались, — такие новости не появлялись практически никогда.

Как она сейчас живет, чем? Она то ли маникюрша, то ли наклейщица накладных ресниц, то ли все разом. Клеит ли кто-нибудь ресницы в такие времена? Или нашла другую работу? Или давно уехала оттуда? Многие бегут, в Польшу и дальше. Или?

* * *

Он ковырялся в памяти — своей и телефона, проверял мессенджеры, заливал фото в поисковики — без толку. В соцсетях ее тоже не получилось найти.

Да и неизвестно, что она ему скажет, позвони он сейчас. Что бы Дэн сам сказал в такой ситуации?

Но номера нет, и он не узнает. Она-то сама теперь ему небось не позвонит.

* * *

У книжного шкафа в материной комнате отвалилась задняя стенка. Сами виноваты — не надо было впихивать третий ряд книг. С содержимым шкаф не хотел выдвигаться ни в какую, пришлось всё выгрузить. Нашел в глубине книгу Олдингтона «Все люди — враги». Прочел.

Интересно, а поехать туда можно? И как? И где ее там искать? И как потом возвращаться?

* * *

…Тимка сидел рядом: в зубах поводок, глаза просительные. «Сейчас, дружище». Сегодня опен-эйр на пляже в парке 300-летия, пора выдвигаться, но и Тимона хорошо бы вывести на воздух. В квартире дышать нечем: как по заказу после недельной невнятной погоды в субботу плюс тридцать два.

Янина метка на плече побледнела и потеряла четкость, но все же букву еще можно было прочесть. С понедельника обещают похолодание, может быть, она еще сколько-­нибудь да продержится. А пока Дэн отыскал в шкафу рубашку полегче и закатал рукава до локтей.

Июль 2022 года