ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Марина Голубицкая. Два писателя, или Ключи от чердака.

М.: Русистика, 2022

К счастью, на карте российской культуры есть не только Москва и Санкт-Петербург, как, вероятно, представляется некоторым жителям двух столиц. Чего стоит, к примеру, Урал — ​этот центровой хребет огромной страны, по которому то и дело пробегают мощные творческие импульсы. Чего стоит один только Екатеринбург, давший нам столько ярких поэтов, художников, музыкантов, особенно в те непростые времена на стыке эпох, когда в этой части земного шара наблюдался настоящий всплеск энергии — ​и разрушительной и созидательной одновременно. Об этом непростом времени, о носителях этой энергии и повествует новая книга, пришедшая на берега Невы с Каменного пояса.

Впрочем, новой эту книгу можно назвать с определенной долей условности — ​первый вариант романа Марины Голубицкой был написан и опубликован в журнале «Урал» еще двадцать лет назад. Второе пришествие текста к читающей публике — ​возможность переосмыслить то время, взглянуть на него с высоты прошедших десятилетий. И отдать дань памяти реальным прототипам героев этой прозы, прежде всего прототипу героя главного — ​ушедшему из жизни несколько лет назад екатеринбургскому поэту, писателю, переводчику Александру Верникову, выведенному в романе под фамилией… Впрочем, «те, кто знаком с культурной жизнью Екатеринбурга, легко узнают в персонажах местных художников и поэтов», читаем мы в аннотации к роману. Возникает законный вопрос: как быть тем, кто с этой жизнью не знаком? Будет ли им интересно разбираться в столь сложном переплетении судеб?

Но стоит перейти от аннотации к тексту романа, как вопросы эти отпадают сами собой. Написан он так, что интересно должно быть если не всем, то многим — ​особенно, пожалуй, женщинам. Автор вполне по-женски, со смесью восторга, удивления, жалости, смотрит на своих героев-мужчин, сводит счеты с героинями-женщинами, которыми в то же время любуется, иногда немного кокетничает, демонстрирует кулинарные таланты, дамские хитрости и прочее, и прочее, и прочее. Но все это вполне органично вплетено в художественную ткань, написано не только с чувством юмора, но и чувством меры, без навязчивости, без излишней игры и чрезмерного самолюбования. К услугам читателя, не испугавшегося сложности нелинейной композиции, легкость, динамичность изложения, авторская ирония и самоирония, обилие лаконичных и выразительных зарисовок, хорошо прописанные, умело интонированные диалоги. Автора привлекают незаурядные люди, а люди, окружающие главную героиню, от лица которой ведется повествование, практически все таковы — ​даже водитель мужа по имени Толик, один из немногих персонажей книги, не принадлежащих к интеллигенции, по-своему уникален.

Текст романа разбит на множество полусамостоятельных отрезков — ​небольших главок-рассказиков, представляющих собой узелки широкой сети воспоминаний, на которой буквально по клочку воссоздается картина позднесоветской и постсоветской жизни. Сюжетная линия романа весьма и весьма прихотлива, структура книги мозаична — ​по-видимому, таким образом имитируется мозаичность человеческой памяти. Иногда эта фрагментарность, эта нарративная рассыпчатость раздражает — ​но кто сказал, что проза не должна раздражать? Главное — ​текст не расслаивается, не разваливается на куски, крепко прошитый золотыми нитями Мнемозины, которая, как известно, не только богиня памяти, но и мать девяти муз.

В соавторстве с ней Марина Голубицкая описывает интеллигентскую среду Москвы и Екатеринбурга восьмидесятых, девяностых и начала двухтысячных годов и описывает без привычного нам нуара, не зацикливаясь на депрессивных сторонах жизни, хотя и не заслоняет читателя от мрачных реалий тех лет. Впрочем, память здесь — ​лишь одна из участниц творческого действия. «Автофикшен», — ​неспроста именно так автор определяет жанр своей книги. Это слово означает, что перед нами сложный сплав опыта и авторской фантазии. Без художественного вымысла здесь явно не обошлось, вот только отделить непридуманное от придуманного уже невозможно, да и незачем, ибо перед нами — ​творимый миф, в причудливых формах которого загустело текучее вещество времени.

В романе только два литератора появляются под собственными именами — ​поэт Борис Рыжий и драматург Николай Коляда. Судьба Рыжего рифмуется с судьбой Верникова, тоже покончившего с собой. «Два писателя, или Ключи от чердака», согласно определению, содержащемуся в аннотации к книге, — «метафора высокого безумия». Да, пожалуй, безумия в воздухе этой книги растворено немало. Не столько обычного, бытового, сколько божественного. Заставляющего людей бросаться с балконов, лезть в петлю и писать стихи, соучаствуя в бесконечном акте сотворения мира.

Александр Вергелис