ПОЭЗИЯ И ПРОЗА МОЛОДЫХ ПИСАТЕЛЕЙ

Ася Умарова

Сад Маймунт

Рассказ

 

Большая комната саманного дома уставлена цветами. Они стоят на подоконниках, табуретках, на столе и даже на полу. Мандариновые и лимонные деревья… Китайские розы цветут! Их лепестки загибаются к потолку, словно пытаясь обнять его. Зеленеют маленькие деревья в горшках из пластика. Каждый листик ухожен, выпестован. Растения, кажется, раздвигают стены жилища. Словно это не сельский дом, а ботанический сад или парк.

Старушка Маймунт, стараясь не задеть цветы, шарит на вешалке в поисках стеганой куртки. Из кухни доносятся бурчание чайника и чертыханье кипятка, льющегося на буржуйку. Маймунт бегом возвращается, подхватывает закопченный чайник, переставляет его на деревянную доску и сует в огонь толстый пенек акации. Это значит, что она не собирается ничего готовить до утра, а пень будет поддерживать тепло в комнате.

В китайский термос алого цвета наливает чай. В другой — лиловый, расписанный бордовыми пионами, — рисовый суп. Разламывает лепешку и прокладывает зеленым чесноком, а лук заворачивает в прошлогоднюю газету. Насыпает соль в спичечный коробок. Бережно складывает в рюкзак салфетку, еду и два термоса. Вроде всё.

Маймунт цепляет на нос очки в красной оправе, натягивает куртку поверх красно-зеленого халата. Повязывает голову белым платком, расшитым красными розами. Наконец с трудом, опираясь на сучковатую трость, кряхтя и приседая, вскидывает рюкзак на спину и выходит во двор.

 

 

* * *

В конце улицы болтают соседки — Зелила и Камила.

— Я не знаю… Два мешка картошки посадили, а собрали урожай два ведра, — сетует Зелила.

— Сварила я молодую картошку и ели с сыром. Вот сыр вкусный, столько дырочек в каждом ломтике, — хвастает Камила.

Они хором приветливо кивают старушке:

— Что, Маймунт, ты сегодня опять на поле идешь?

— Да. Мимолт совсем меня заждался, — подправляет она ремень рюкзака. — Проголодался уже, думаю.

— Сегодня тоже пасет коров? — настороженно улыбаясь, интересуется Камила.

— Да, сегодня его очередь.

Обе кивают, переглядываются меж собой и долго смотрят ей вслед.

Маймунт не придает этим улыбкам никакого значения. Она торопится. Переходит через ров по деревянному мосту, который когда-то соорудил ее муж. Накрапывает дождь. Сизые облака сбиваются в стаи. Завидев высокие камыши, она, не сбавляя темпа, бойким шагом пробирается сквозь заросли. Тростью отбивает зеленые ветки, словно вместо палки у нее мачете. Дождь усиливается. Маймунт с торчащими термосами за спиной похожа на аквалангистку: большие красные очки напоминают маску; она размахивает руками, словно плывет под водой.

Низко над полем проносится военный самолет.

— Мимо-o-oлт?! — она испуганно кличет мужа. — Где ты, Мимолт?

Поворачивает в другую сторону, но, споткнувшись, падает на траву.

Очки и содержимое рюкзака улетают в сторону колючего куста. Старушка на четвереньках догоняет выкатившиеся термосы и продолжает шепотом звать:

— Мимолт, да куда же ты делся? Я не вижу ни одной коровы. Неужели из-за самолета разбежались?

Поднимает очки и протирает стекла. «И почему еще не изобрели дворники для очков, а? Ракеты какие-то придумали, самолеты, бомбы. А дворники нельзя?»

Она поднимается и растерянно оглядывается.

— Мимолт! — зовет она. — Я принесла твой любимый суп. Сколько мне тебя можно звать?! Мне что, вылить еду в миску для кошек? Мимо-о-олт!

Старуха выбирает место, становится на колени и бережно вынимает из рюкзака приготовленный обед.

Мимолт, как всегда, не говоря ни слова, выходит из густых кустов и присаживается рядом.

— Малика поехала в Москву, — рассказывает Маймунт деревенскую новость и продолжает шепотом: — Будет там лечиться от болезни, которую называть нельзя.

— Раису Максимовну не смогли спасти! — оживляется старик. — Раису саму, Максимовну! Горбачев все связи поднял, весь мир напряг. Вы с кем тягаться решили?! С кем соперничать?!

Маймунт жадно вглядывается в горизонт и тяжело дышит, словно у нее приступ астмы.

— Что молчишь?

— Вспоминаю, как затеяли стройку кирпичного дома в огороде.

— И сразу война, — говорит Мимолт. — Спустя три года начали стены класть — и разразилась вторая. Ты не сдавалась…

— Да уж, — печально говорит старуха. — А соседи решили, что все несчастия в республике именно из-за этого недостроенного дома. Плакали даже — просили прекратить стройку.

— А помнишь одиннадцать деревьев ореха, которые мне пришлось спилить?

— Да, жалко было. Я ведь варила варенье из орехов и сушила их. А какая тень хорошая была от их крон в знойное лето! Теперь же одни пеньки, и улица как будто лысая.

 

 

* * *

Маймунт возвращается с поля домой. Снимает мокрую одежду и вешает на шпагат вдоль буржуйки сушиться. Помыв руки и помолившись, наливает рисовый суп из термоса в тарелку, отламывает лепешку. Но, едва закончив трапезу, хватает голубую пластмассовую лейку в форме слоника, наполненную дождевой водой, и долго, тщательно поливает из «хоботка» цветы в каждой комнате. Растений много, на полив уходит целый час. В доме пахнет дождем и листвой, совсем как в настоящем саду.

Она помнит, как Лиза — бывшая одноклассница — принесла ей свои деревья: «Мне так любопытно, появятся ли на моем лимонном дереве лимоны? Какие они будут?»

И тогда Маймунт поняла, что она тоже хочет оставить ей деревца, а сама уедет пережидать войну в Ингушетии. Лиза засобиралась, когда соседнее село разбомбили. Испугалась. Заняла место на прицепе трактора. Там были еще переселенцы. Родственник решил отвезти их к границе. Он был в тот день добрым и веселым, потому что во сне к нему явилась покойная мать и попросила помочь людям. Желающих уехать было много. В один лафет все не уместились. Лиза предложила из огорода вывезти их собственный второй прицеп. Родственник объяснял, что не может ехать, как поезд.

— Я не чух-чух! Это трактор! — он нервно протирал тряпкой лобовое стекло.

Соседи все-таки притащили второй прицеп и заняли места. Но тракторист не прицепил его. Однако пассажиры упрямо дожидались. Так и просидели до вечера, боялись, что, если уйдут, их места займут другие.

Лиза подарила Маймунт ящик синего хозяйственного мыла и коробку с несъедобно острыми кетчупами, которые закупила со скидкой перед войной — распродавали залежавшийся товар.

— Удивительно, — прошептала Маймунт, глядя вслед машине с Лизой. — Вороху на триста рублей, а разговоров на триста тысяч.

 

 

* * *

Дождь усиливается. Маймунт выносит на улицу ведра и ставит их под желобами. Двигает под водосток пластмассовые бочки. Туда же несколько кастрюль и больших мисок — вдоль стен выстраивается целая армия из посуды.

«Нужно бережно относиться к подаркам свыше», — разглядывает она через окно наполняющиеся водой тазики и банки.

Потом смотрит на лес растений в доме, подбрасывает пенек в буржуйку и наконец засыпает.

 

 

* * *

Утром следующего дня Маймунт садится на деревянную скамейку возле дома и тихонько, почти фальцетом напевает узам[1]:

 

Я ушла бы водой в эту землю,

если б выйти травой не боялась,

ведь волы, что пасет там мой милый,

до корней травку выщипать могут!

 

А еще я боюсь, что на свете

не найдется мне места, чтоб скрыться

от тебя, от тебя, мой любимый!

Где ж искать, где искать мне укрытья?[2]

 

Вороны каркают на дереве и перебивают пение Маймунт.

— Где моя двустволка?! — запальчиво вскрикивает она, уходит в дом и возвращается с ружьем. — Я и бабахнуть могу!

— Маймунт?! — во дворе уже стоит троюродная сестра Бэлла. — Тебе птицы снова не дают петь?

Рядом с ней четыре горшка с китайскими розами и трехлетний сын Мурат.

— Э-э-э… это ружье Мимолта, — растерянно оправдывается она. — Забыл взять с собой. Сегодня его очередь пасти коров. А вдруг волки нападут, не знаю, как отбиваться будет.

— Да-да, Мимолт, конечно! — скороговоркой соглашается Бэлла. — Маймунт, мы сейчас уезжаем в Хасавюрт. Спасаемся! Что делать? Что будет? Мой шампунь «Хелдон шовдерс» закончился! Что всех ждет?!

— Бе-бе-бе! — передразнивает Мурат.

— О! Он уже разговаривает? — изумляется Маймунт.

— Когда войска вошли в город, мама дар речи потеряла, зато этот разговорился! — усмехается Бэлла. — Но пока не говорит, так, только передразнивает.

Женщина замолкает, мнется и наконец продолжает:

— Маймунт, мы больше не можем тут быть. Я вздрагиваю от любого шума! Даже пылесос не включаю, только веником, веником. А эти самолеты туда-сюда, туда-сюда… Так бы и перебила мухобойкой! Боюсь, что мужу еще приспичит воевать пойти. Он же у меня из крайности в крайность. То вторую жену хотел, то… В общем, неважно. В Дагестане друг мужа живет. Говорит, дам две комнаты, приезжайте.

— Бе-бе-бе! — скачет вокруг матери Мурат. — Бе-бе-бе!

— Можно оставить эти цветы у тебя? Понимаю, что и так полный завал. Ставить, наверное, некуда. Просто они завянут, а я столько лет выращивала. — Она с любовью гладит листья. — Так ждала, когда же распустятся цветы на этой китайской розе. Уже думала, что обманули, что это не настоящая роза. Представь, сегодня расцвела! Вот же какая! Именно сегодня. Видишь?

— Да, но…

— А это оставшиеся продукты. Чем мародеры утащат, лучше тебе отдам, — протягивает два пакета.

— Спасибо, конечно, только…

— Помнишь, я тебе предлагала познакомиться с Эдилсолтом из Ведено? — перебивает Бэлла. — У него еще брат во Франции живет. Очень хороший мужчина, хозяйственный. Говорят, все время в огороде — то с молотком, то с пилой ходит. Работящий! Представляешь, исчез.

— Бэлла! Сколько можно?! — Муж Бэллы кричит и сигналит в машине на улице. — Что ты из-за этой травы тут устроила? Не смешила бы людей!

— Не переживай, присмотрю за ними, — обещает Маймунт.

— Спасибо большое. Кстати, у нас в огороде остались две курицы с петухом. Там сетка откручена… Если нужны яйца — бери. Если вообще голод наступит, то съешь самих птиц. А эти китайские розы, такие красивые — всё, что у меня есть. Пожалуйста, позаботься о них!

Маймунт провожает женщину. В машине кричат и смеются четверо детей. Но увидев ружье Маймунт, мгновенно замолкают.

— Ой, забыла закрыть ворота на ключ! — восклицает Бэлла.

— Да остановись ты! — вскрикивает муж. — Какой ключ?! Забудь! Хватит с нас твоих бурьянов, кустов.

— Бе-бе-бе!

Маймунт заглядывает в салон. На заднем сиденье сыновья Бэллы сжимают коллекцию наклеек жвачки «Турбо» и самодельные копилки из стеклянных банок, обклеенных бумажной лентой, — все детское богатство.

 

 

* * *

Маймунт перетаскивает цветы в комнату. Теперь жить еще теснее. А с идеей о побелке придется повременить. Самолет снова пролетает, и стены дрожат. Она замечает новые трещины на потолке. Старушка от страха крепко обнимает большой горшок с цветком, ей так легче. Эту китайскую розу принес племянник Апти. Тогда она спросила его, женат или нет. «Ты что? Если бы я был женат, то ходил бы вот с такими седыми волосами», — показывал на свои плечи. Маймунт долго сидит так, молча, и вдруг, что-то надумав, восклицает: «Как же так?!»

Она вдруг вспоминает, что мать любила младшую сестру Седу больше.

Если Маймунт в детстве говорила, что у нее разболелась голова, то мать отмахивалась: «Иди выпей таблетку. А лучше прищеми прищепкой ухо».

Стоило сказать Седе, что у нее разболелась голова, так сразу: «Это сглаз, красавица! Тебя точно сглазили, доченька! Дай я тебя поцелую, милая моя девочка».

«Ладно… Надо что-то приготовить для Мимолта, — вздыхает Маймунт. А приготовлю-ка я сладкий плов с изюмом! Бэлла принесла изюм. Как же он обрадуется!»

«А эта Бэлла — аферистка еще та! — продолжает она разговор сама с собой, суетясь уже у плиты. — Знаю, откуда китайские розы. На свадьбе у нашей тети сорвала отростки и сунула под рукав. Лиса! И сразу домой засобиралась, даже лезгинку не танцевала! Конечно, это воровство. А как? Ну, она не украла цветок с горшком, только веточку. Вот мой брат Ильяс воровал книги. Это плохо. Хотя читать книги — это очень хорошо. Когда он видел книгу, которой у него нет, у него руки тряслись. Так и Бэллу трясет, когда видит красивые цветы».

 

 

* * *

Обед. Маймунт с термосами, торчащими за спиной, идет к зарослям камыша и размахивает палкой.

— Мимо-о-олт?! Да где же ты, Мимолт, — падает она от усталости на траву.

— Тут я! За высокими камышами. Видишь?

— Где?

Муж в клетчатой рубашке, в коричневых брюках и бежевой шляпе.

— Тут тень. Ты забыла?

— Да… А то я вдруг испугалась, что тебя нет. — Маймунт осекается и достает термос, наливает чай в пиалу.

— Осторожно, в пиале дырка.

— Где? Откуда?

— Да сверху. Ты что, не видишь? — смеется Мимолт.

— Я принесла сладкий плов, смотри. Тут лаваш, чай, лук, чеснок. Все, как ты любишь. — Она выкладывает снедь на скатерть и наливает чай себе в пиалу. — Наша Бэлла уехала с мужем.

— И чего?

— Ну так, ничего.

— Как ничего, я же вижу, что чего.

— Хотела меня сватать за кого-то. Лиза попросила присмотреть за лимонными деревьями и продукты принесла.

— Лимонные деревья?

— Представляешь, верит, что лимоны вырастут на дереве.

— Лимоны на дереве?! Точно все ку-ку.

— А ты что думал? Война.

— В детстве я тоже приносил еду отцу, когда тот присматривал за коровами. А когда он умирал: «Мимолт, так холодно. Как же здесь холодно». А я подбросил дрова в печь, в доме жарко. Он, оказывается, умирал, — ударяется в воспоминания он. — А когда он умер, я за него каждую зиму волновался. Как же он, в могиле? Там, должно быть, очень холодно.

— Эх, детство.

— А помнишь, как наш сын передразнивал козочку? А она разбежалась и головой его в лоб!

Оба смеются.

— Боялся гусей. Они ему: «Ш-ш-ш…», а он убегает. У него так торчали уши, когда его стригли на лето наголо, — улыбается Маймунт. — На солнце уши вообще становились оранжевыми. Неужели это так просто от солнца? Мимолт, ты все время где-то летаешь. Спустись наконец на землю.

— Ну что еще?

— Мы живем вместе столько лет, и я уверена, ты даже не знаешь, какой мой любимый цвет.

— Нашла к чему придраться… Зеленый? Красный? Неужели розовый?

— Прозрачный!

— И как я, по-твоему, должен был угадать этот цвет?

— Теперь будешь знать!

— Теперь уж точно не забуду! — усмехается Мимолт. — А помнишь, когда нас выселяли в Казахстан, я рассказывал тебе, как один дедушка в поезде отдал мне свою порцию хлеба? Он отдавал всегда. И я радостно жевал. Даже не думал, что тот остается голодным. Я был маленьким. И он умер, а тело выбросили по дороге.

— Ты не виноват! — кидается на защиту Маймунт. — Ты был маленьким, а он взрослым. Это было его решение.

— Нет, он умер из-за меня! Он отдал весь свой хлеб. Почему его никто не остановил? Я благодарю этого старика в каждой молитве за то, что дал хлеб. Я никогда не забуду.

Оба грустно молчат.

— А помнишь, Гапур рассыпал наш сахар на кухонный пол и говорил, что снег вызывает? — нерешительно улыбается Маймунт. — Вот глупый, да?

И они снова смеются.

— Где Гапур сейчас?

— Он в Слепцовске. Три раза приезжал ко мне, хотел забрать. А я говорю, как брошу Мимолта? Кто понесет ему еду?.. Эгоист! Думает только о себе. Говорит, что тебя нет.

— Да? Но я же существую.

— Конечно, ты жив. И еще цветы. Люди попросили присмотреть за цветами. И я смотрю. И они живы. Мимолт, ты где летаешь?

— Да-а… Вспомнилось, как наш учитель Иван Петрович говорил: «Помните, дети мои, что и за нашей речкой Валерьянкой тоже есть жизнь».

 

 

* * *

Радостная Маймунт возвращается домой.

Соседка Зелила красит забор. Ей помогает семилетняя дочь.

— Маймунт, как дела?! — кричит Зелила, не останавливая процесс покраски.

— Да, ходила. Он совсем мало поел сегодня.

— Понятно. Жаль, конечно.

— Видела сон. Мимолт подъехал на бричке. Такой солнечный день, что я даже щурилась. «Садись, — говорит. — Поехали!» Мы мчались по лесу, смеялись и плакали.

Вдруг дочь со всего маху бьет Зелилу по лбу. Маймунт даже вскрикивает.

— Ничего страшного, Маймунт. Это я попросила бить меня, если буду морщить лоб. Так морщины не появятся. Буду контролировать мимику. Крема закончились.

— Понятно.

Маймунт кивает головой и, не прощаясь, уходит.

— Бедная, бедная, — продолжает красить Зелила.

— Почему бедная, мама?

— Мимолт же потерялся. Наверное, давно умер. А она думает, что он до сих пор пасет скот на поле. Еду ему носит. Он ушел пасти коров и пропал. Стадо вернулось домой, а Мимолт исчез. Маймунт искала его днем и даже ночью — ходила по лугам и оврагам с керосиновой лампой. С тех пор, видно, тронулась головой. Сколько ее уговаривали! Старейшины просили переехать к родным в Хасавюрт. А она: «Как я уеду? У меня цветы. Кто их будет поливать? Да и Мимолт останется без еды. Он же пасет коров на поле!» Чуть что — за свою двустволку хватается. В общем, все смирились.

 

 

* * *

Двухтысячный год. Маймунт с соседками ехала в Ингушетию на рынок Редант. Местный рынок давно не работал. Все разрушено. Продавщицы разъехались или боялись торговать. Светало. Оранжевый автобус приближался к блокпосту между границей Чечни и Ингушетии. В салоне громко смеялись. Зелила перепутала карандаши. Красным цветом подвела глаза, а черным — губы. Под хохот в автобус зашли российские военные проверять паспорта.

— Вы в Редант? А вы не могли бы купить мне белую рубашку? Размер «эмка». Ничего лишнего, просто белая рубашка, — обратился военный к Маймунт.

— Да, конечно, — сказала она. И он протянул деньги.

До рынка все ехали молча и смотрели на Маймунт.

— Я не знаю… И ты купишь? — не выдержала Зелила.

— Да, — коротко ответила Маймунт, даже не взглянув на соседку.

На обратном пути автобус остановили на том же блокпосту. Маймунт протянула покупку. И военный улыбнулся то ли этой рубашке, то ли белому цвету. Прозрачный пакет зашуршал.

— Спасибо. Я именно эту рубашку хотел, — сказал он и счастливый выскочил из автобуса.

 

 

* * *

Новый день. Телевизор в зале давно пылится в углу. Нагроможден паласами и коробками с посудой. Старушке чудится, что муж смотрит телевизор в кресле.

— Смотри, какая грация, какая осанка. Как будто лом проглотила!

Она поворачивается на другую сторону.

— Смотри, как разговаривает. Палец в рот не клади, она откусит!

И понимает, что никого нет.

Маймунт, прибираясь в спальне, находит блестящую косметичку Лимды, жены Гапура. Как-то внучки насмотрелись фотографий бабушки в альбоме, где та молодая еще, чуть ли не расплакались. Они вынули из маминой косметички пуховку и исступленно вбивали рассыпчатую пудру. Маймунт отбивалась, как могла, от такого натиска. Она отчаянно мотала головой, защищалась от «ударов».

— Бабушка, мы вернем молодость! Не переживай. У нас все получится, — наносили пудру пуховкой. Ей стало так совестно, что еще полчаса назад отругала внучек за то, что те разбросали шлепки у входной двери.

— Подождите. Всё уже. Молодость прошла. Никакая пудра не спасет, — сжала руки внучек Маймунт. И они заплакали, обняв друг друга.

В тот день внучки заявили отцу, Гапуру, что мечтают быть такими, как Маймунт, — жить отдельно, делать что захочется, петь песни, когда нет голоса, и отпугивать выстрелами ворон.

 

 

* * *

Маймунт снова идет на поле с термосами в рюкзаке. Кличет мужа, ищет его, бранится. Потом на лугу, рядом с камышами, расстилает покрывало, достает термос, смотрит на плов, лепешку с зеленью и ждет мужа.

— Где ты была? Посмотри, какое солнце. Так хотел воды. Ты сегодня задержалась, — недовольно говорит Мимолт. — Помнишь, когда мы в Сандухое жили у родственников Лимды? Я арендовал осла и пошел в Шарой за мукой. Останавливаюсь там. Отдыхаю. Ночью один незнакомец: «Для вас еще мешок муки от одного человека. Не назвался». Сразу понял, выбежал без обуви по снегу. А там в тумане знакомая фигура, кричу: «Гапу-у-ур!» Он не останавливается. «Гапу-у-ур! Я же знаю, что это ты. Остановись… можешь повернуться?» Подхожу, а он просит остановиться. Не слушаюсь. Вижу… лицо в шрамах. Говорит, что ранили случайно, когда покидал село. Не хотел видеться, чтоб не расстраивать. Очутился в Шарое, а узнав, что я тут, и купил мешок муки.

— Почему никогда не рассказывал?

— Просил его остаться. Он все равно ушел. Я опустился на колени и так просидел на снегу. Не хотел, чтобы другие видели мою слабость, слезы.

— Но ты не говорил об этом.

— Потому что ты не спрашивала. Прозрачный цвет, прозрачный цвет… Сама устроила ссору из-за цвета.

— Как светит солнце!

— Мы с мамой и сестрой работали на поле в горах Сандухоя. Папа был пастухом. Один мужчина кричит, что отца застрелили. А убийца убегает с папиным скотом по горе. Мой дядя забегал в дома и просил ружье, чтобы остановить убийцу. Ружье никто не дал. Тот сбежал. Отца ранили, а к утру он умер. «Как же холодно, Мимолт». Это он так говорил, — повторял Мимолт.

— А помнишь, Гапур прятался за такую тоненькую трубу, когда играл с детьми в прятки? Такой дурачок, — засмеялась Маймунт. — Мы ему говорим, что его видно за трубой. А он так улыбался и часто моргал. Вот так.

 

 

* * *

Маймунт оглядывается и никого не видит. По дороге домой почему-то вспоминает давнюю ссору с мужем. Мимолт упрекнул ее в частых поездках к родителям и к родственникам.

— Что-то ты постоянно ездишь. Как не спросишь, то родственники твои болеют, то они умирают.

— Это потому, что у нас есть сердце! — воскликнула тогда Маймунт. — Да, да! Мы, представляешь, переживаем, сочувствуем… в конце концов ведем себя как живые люди! Что не скажешь о твоей родне! Никогда не слышала, что кто-то заболел или умер.

Вернувшись на свою улицу, она встречает Зелилу и Камилу, они держат в руках саженцы ивы.

«Ш-ш-ш», — шипит звук веток по земле, словно заклинившая старая пластинка.

Соседки ринулись навстречу, перебивая друг друга, объясняя удивленной Маймунт:

— Ивы пла-ку-чие, представляешь?

— В смысле?

— Недаром русские поэты об этом писали в стихотворениях… — подхватывает Зелила.

«Ш-ш-ш», — опять никак не расслышит Маймунт.

— Вот почему и началась тут война… из-за ив, — топает ногой Камила и радостно обнимает ветки.

— Ивы приносят в дом только слезы и несчастья, поэтому говорят: «Ивы плакучие», — веселится Зелила.

«Ш-ш-ш», — перекрывает «пластинка». Позади Зелилы и Камилы — счастливая толпа с охапками саженцев, срубленных веток ивы.

Маймунт ничего не понимает, поэтому она закрывает свои ворота, садится на скамейку и поет фальшиво, фальцетом, узам:

 

О лесное бездорожье,

неприступность горных кряжей!

Нет следов здесь человечьих,

только птиц зловещих клекот.

 

Оживляются опять вороны поверх деревьев. Стрекот карканья перекликается с шумом веток ив: «Ш-ш-ш» — и сбивает Маймунт.

 

О грядущий сумрак ночи,

не глумись ты надо мною!

Никого меня несчастней

в целом мире не увидишь.[3]

 

— Кар! Кар! Кар! — словно мафия, кружатся вороны.

— Где моя двустволка?!

В тот день ей снится, что муж подъезжает на бричке, запряженной лошадью. И они долго несутся посреди бесконечного сада.

— Смотри, Мимолт, — с гордостью говорит Маймунт. — Ведь это целый сад, что я вырастила во время войны. Вопреки войне! Я так за ним ухаживала! Посмотри, лимоны и мандарины на деревьях, китайские розы… А ты не верил, что они будут расти! Что не те пояса, не тот климат. Всё то! Мимолт, какой же это красивый сад! Мимолт, ты где летаешь?

 


1. Чеченский песенный фольклор, лироэпическое произведение, буквально: «стенания души».

2. «Узам влюбленной девушки». Перевод с чеченского А. Преловского.

3. «Узам девушки, заблудившейся в лесу». Перевод с чеченского А. Исмаилова.

Анастасия Скорикова

Цикл стихотворений (№ 6)

ЗА ЛУЧШИЙ ДЕБЮТ В "ЗВЕЗДЕ"

Павел Суслов

Деревянная ворона. Роман (№ 9—10)

ПРЕМИЯ ИМЕНИ
ГЕННАДИЯ ФЕДОРОВИЧА КОМАРОВА

Владимир Дроздов

Цикл стихотворений (№ 3),

книга избранных стихов «Рукописи» (СПб., 2023)

Подписка на журнал «Звезда» оформляется на территории РФ
по каталогам:

«Подписное агентство ПОЧТА РОССИИ»,
Полугодовой индекс — ПП686
«Объединенный каталог ПРЕССА РОССИИ. Подписка–2024»
Полугодовой индекс — 42215
ИНТЕРНЕТ-каталог «ПРЕССА ПО ПОДПИСКЕ» 2024/1
Полугодовой индекс — Э42215
«ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ» группы компаний «Урал-Пресс»
Полугодовой индекс — 70327
ПРЕССИНФОРМ» Периодические издания в Санкт-Петербурге
Полугодовой индекс — 70327
Для всех каталогов подписной индекс на год — 71767

В Москве свежие номера "Звезды" можно приобрести в книжном магазине "Фаланстер" по адресу Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Михаил Толстой - Протяжная песня
Михаил Никитич Толстой – доктор физико-математических наук, организатор Конгрессов соотечественников 1991-1993 годов и международных научных конференций по истории русской эмиграции 2003-2022 годов, исследователь культурного наследия русской эмиграции ХХ века.
Книга «Протяжная песня» - это документальное детективное расследование подлинной биографии выдающегося хормейстера Василия Кибальчича, который стал знаменит в США созданием уникального Симфонического хора, но считался загадочной фигурой русского зарубежья.
Цена: 1500 руб.
Долгая жизнь поэта Льва Друскина
Это необычная книга. Это мозаика разнообразных текстов, которые в совокупности своей должны на небольшом пространстве дать представление о яркой личности и особенной судьбы поэта. Читателю предлагаются не только стихи Льва Друскина, но стихи, прокомментированные его вдовой, Лидией Друскиной, лучше, чем кто бы то ни было знающей, что стоит за каждой строкой. Читатель услышит голоса друзей поэта, в письмах, воспоминаниях, стихах, рассказывающих о драме гонений и эмиграции. Читатель войдет в счастливый и трагический мир талантливого поэта.
Цена: 300 руб.
Сергей Вольф - Некоторые основания для горя
Это третий поэтический сборник Сергея Вольфа – одного из лучших санкт-петербургских поэтов конца ХХ – начала XXI века. Основной корпус сборника, в который вошли стихи последних лет и избранные стихи из «Розовощекого павлина» подготовлен самим поэтом. Вторая часть, составленная по заметкам автора, - это в основном ранние стихи и экспромты, или, как называл их сам поэт, «трепливые стихи», но они придают творчеству Сергея Вольфа дополнительную окраску и подчеркивают трагизм его более поздних стихов. Предисловие Андрея Арьева.
Цена: 350 руб.
Ася Векслер - Что-нибудь на память
В восьмой книге Аси Векслер стихам и маленьким поэмам сопутствуют миниатюры к «Свитку Эстер» - у них один и тот же автор и общее время появления на свет: 2013-2022 годы.
Цена: 300 руб.
Вячеслав Вербин - Стихи
Вячеслав Вербин (Вячеслав Михайлович Дреер) – драматург, поэт, сценарист. Окончил Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театроведение». Работал заведующим литературной частью Ленинградского Малого театра оперы и балета, Ленинградской областной филармонии, заведующим редакционно-издательским отделом Ленинградского областного управления культуры, преподавал в Ленинградском государственном институте культуры и Музыкальном училище при Ленинградской государственной консерватории. Автор многочисленных пьес, кино-и телесценариев, либретто для опер и оперетт, произведений для детей, песен для театральных постановок и кинофильмов.
Цена: 500 руб.
Калле Каспер  - Да, я люблю, но не людей
В издательстве журнала «Звезда» вышел третий сборник стихов эстонского поэта Калле Каспера «Да, я люблю, но не людей» в переводе Алексея Пурина. Ранее в нашем издательстве выходили книги Каспера «Песни Орфея» (2018) и «Ночь – мой божественный анклав» (2019). Сотрудничество двух авторов из недружественных стран показывает, что поэзия хоть и не начинает, но всегда выигрывает у политики.
Цена: 150 руб.
Лев Друскин  - У неба на виду
Жизнь и творчество Льва Друскина (1921-1990), одного из наиболее значительных поэтов второй половины ХХ века, неразрывно связанные с его родным городом, стали органически необходимым звеном между поэтами Серебряного века и новым поколением питерских поэтов шестидесятых годов. Унаследовав от Маршака (своего первого учителя) и дружившей с ним Анны Андреевны Ахматовой привязанность к традиционной силлабо-тонической русской поэзии, он, по существу, является предтечей ленинградской школы поэтов, с которой связаны имена Иосифа Бродского, Александра Кушнера и Виктора Сосноры.
Цена: 250 руб.
Арсений Березин - Старый барабанщик
А.Б. Березин – физик, сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе в 1952-1987 гг., занимался исследованиями в области физики плазмы по программе управляемого термоядерного синтеза. Занимал пост ученого секретаря Комиссии ФТИ по международным научным связям. Был представителем Союза советских физиков в Европейском физическом обществе, инициатором проведения конференции «Ядерная зима». В 1989-1991 гг. работал в Стэнфордском университете по проблеме конверсии военных технологий в гражданские.
Автор сборников рассказов «Пики-козыри (2007) и «Самоорганизация материи (2011), опубликованных издательством «Пушкинский фонд».
Цена: 250 руб.
Игорь Кузьмичев - Те, кого знал. Ленинградские силуэты
Литературный критик Игорь Сергеевич Кузьмичев – автор десятка книг, в их числе: «Писатель Арсеньев. Личность и книги», «Мечтатели и странники. Литературные портреты», «А.А. Ухтомский и В.А. Платонова. Эпистолярная хроника», «Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование». br> В новый сборник Игоря Кузьмичева включены статьи о ленинградских авторах, заявивших о себе во второй половине ХХ века, с которыми Игорь Кузьмичев сотрудничал и был хорошо знаком: об Олеге Базунове, Викторе Конецком, Андрее Битове, Викторе Голявкине, Александре Володине, Вадиме Шефнере, Александре Кушнере и Александре Панченко.
Цена: 300 руб.
Национальный книжный дистрибьютор
"Книжный Клуб 36.6"

Офис: Москва, Бакунинская ул., дом 71, строение 10
Проезд: метро "Бауманская", "Электрозаводская"
Почтовый адрес: 107078, Москва, а/я 245
Многоканальный телефон: +7 (495) 926- 45- 44
e-mail: club366@club366.ru
сайт: www.club366.ru

Почта России