ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Александр Кушнер

 

 

 

* * *

Выходя из дверей, надевая в раздумье перчатку,

Человек у Рембрандта присматривался уже

Не к руке, не к перчатке, не к складке, но к миропорядку,

Согласуя с ним что-то, сличая с ним что-то в душе.

 

Сразу видно, не этим случайным, лоснящимся вздором,

Франтоватым, подручным, так горестно он увлечен, —

Но вся жизнь в этот миг перед остановившимся взором

Молчаливо проходит, — поэтому мешкает он.

 

Боже, как мне понятен

Этот жест, промедленье, на чем-то запнувшийся шаг,

Выясненье причин, размещение солнечных пятен

И теней, и сомненье, и весь подступающий мрак!

 

Даже кажется, если бы уговорить Яна Сикса

Дать нам эту перчатку, с теплом, сохранившимся в ней,

Больше было бы в мире сочувствия правде и смысла.

Человек умирает, и вновь его опыт — ничей!

 

 

 

* * *

Телячий восторг Пастернака и Фета

По поводу солнца, по поводу лета

И даже качелей, висящих в саду!

Они бы обиделись, если бы это

Прочли. Я потуплюсь и в тень отойду.

 

Как щелканье пальцев в кустах за рекою —

Раскат соловьиный, коленец не счесть!

Поэтому первую строчку рукою

От них я, стоящих поодаль, накрою,

Чтоб им ненароком ее не прочесть.

 

Где третий, скажи, из такого же теста,

Как долго пустует вакантное место!

Занять бы… Но горе, но ужас, но мрак…

Ты думаешь, все это им неизвестно?

Еще как известно! Всегда было так.

 

 

 

* * *

Повесьте любую афишу, назначьте

Любого пролазу: певца, музыканта,

Актера, жонглера, а правду припрячьте

Поглубже, что Бог ему не дал таланта,

Назначьте на роль исполина, солиста,

Кумира, титана, гиганта искусства —

И публика явится, — было бы чисто

И шумно, ведь людям живется так грустно.

 

Живется так скучно, живется так трудно,

А тут приготовили им развлеченье.

Ах, было бы празднично и многолюдно,

А кто он такой, не имеет значенья,

Неважно, что глуп и порадовать нечем

Ему этих юных, ему этих старых,

Они хорошо провели этот вечер,

Не в тяжбах семейных, не в ссорах и сварах.

 

 

 

* * *

Как мужественны люди, как прекрасны,

Не пишущие никаких стихов!

Учись у них: на эту жизнь согласны —

И свет, и тьму ее — без лишних слов.

На фоне скуки будничной и прозы

Они заходят в сад, и там, в саду,

Им дорог дуб, им нравятся березы,

Они глядят на уточек в пруду.

 

А ива так огромна и дуплиста,

Боярышник размашист и махров!

Что чудно? Что любовь их бескорыстна,

Что нужно это им не для стихов.

 

 

 

* * *

Знаешь, сколько жил Мафусаил?

Девятьсот по меньшей мере лет.

Где терпенья столько он и сил

Взял? Ты мог бы так? Конечно нет.

 

И не мог бы, и не захотел.

Овцы, козы, дикая жара

И однообразие тех дел,

Занят был которыми с утра.

 

Или так безумно жизнь любил,

Радовался каждому цветку,

Женщинам, огню ночных светил

И вина пьянящему глотку?

 

Зря его жалеем, может быть?

Просыпался, счастлив был опять.

Нам с тобой так жизнь не полюбить:

Странная какая благодать!

 

 

 

* * *

Учебник палеонтологии

В соседстве с Библией на полке

Содержит тайны слишком многие,

Хранит фрагменты и осколки.

И привлекая околичности,

И говоря обиняками,

Он о своей твердит первичности

И Бога сердит пустяками.

 

И у него такие доводы

В рабочий ссыпаны передник

И так предметны эти хлопоты,

Что Бог садится за учебник

И, видя смысл в любом отросточке,

Молчит, глазам своим не веря,

Когда Кювье ему по косточке

Воссоздает громаду зверя.

 

 

 

УЛИЦЫ

Было бы странно в Херсонской, Одесской

Улицах что-то искать от Херсона

Или Одессы, какой-нибудь веский

Довод, присутствие смысла, резона,

Что-нибудь с блеском ковыльным, степное

Или с оттенком морским, переливом.

Просто им дали названье такое,

Не озабочены должным мотивом.

 

Глупо, бессмысленно! Что за охота?

Но вопреки пониманью, сознанью,

Словно на что-то надеешься, что-то

Хочешь увидеть, согласно названью.

Лучше уйти подобру-поздорову,

Не замечая ни зданья, ни сквера.

Вот что такое — доверие к слову —

Странная, жалкая, чудная вера!

 

 

 

* * *

Разве жизнь не загадка? Еще какая!

Мог бы и не явиться на этот свет,

Век бы мог быть другой, и страна другая,

Пушкин прав, а не вкрадчивый Филарет.

 

Ничего нет случайнее этой жизни,

Жарче зависти только обида в ней.

Если есть у тебя хоть один завистник,

Объясни ему это и будь добрей.

 

А сейчас что-нибудь о ромашках, густо

Склон усыпавших жесткий, и облаках

Кружевных, чтобы не было слишком грустно.

Перебивки такие люблю в стихах.

 

Даже самые простенькие! Цинично

И расчетливо к ним обращаюсь с тем,

Чтобы сказанное чересчур логично

Не было: в жизни логики нет совсем.

 

 

 

* * *

Как хороша трава, меж плитами

Растущая как бы квадратами,

С известняками и гранитами

Ведя войну и полосатыми

Дворы запущенные делая

И площади, каймой густою

Заткав пространство и пробелами, —

Ты как за шахматной доскою.

 

Долой тоску, долой апатию,

Ведь жизнь и впрямь борьба упорная,

Ты вряд ли выиграешь партию,

Трава тебя обхватит сорная

С ее индийскою защитою,

С ее испанским исступлением.

Не растравляй себя обидою,

Играй с надеждой и смирением.