СУДЬБЫ ИМПЕРИИ

Питер Генри Брюс

<О Персидском походе>

Из книги «Мемуары… офицера на службе   Пруссии, России и Великобритании…»

 

КНИГА СЕДЬМАЯ

 

После того как вопрос сей был решен, император принялся готовиться к экспедиции, имевшей целью получение сатисфакции за ущерб, нанесенный персами, что восстали на границе с Каспием. Господин Волынский, отправленный Его Величеством послом к узурпатору Мир Махмуду, только что вернулся из Персии с весьма неудовлетворительным ответом. Народ в предгорьях Кавказа на западе от Каспия взял Шемаху в провинции Ширван и предал мечу триста русских купцов, бывших там по торговой надобности, и захватил их имущество на общую стоимость более миллиона рублей. Русский караван из Китая подвергся такому же нападению от узбекских татар, состоявших в союзе с узурпатором. А жители Андреевской^[1] у границ России совершали частые набеги на русские территории, грабили, жгли, уничтожали все, что им попадалось на пути, и уводили в рабство множество людей обоих полов. Господин Волынский, посланный потребовать сатисфакции за эти обиды и вернувшийся, так и не получив даже малейшей, убедил императора искать удовлетворения силой оружия и самому возглавить экспедицию. Пока все это обсуждалось, один за другим к Его Величеству прибыли трое гонцов от шаха Хуссейна, свергнутого правителя Персии, с просьбой оказать ему помощь в борьбе против узурпатора на условиях слишком выгодных, чтобы такой мудрый государь мог бы ими пренебречь, что и ускорило подготовку к экспедиции.

С самого начала, когда император решился на сию экспедицию, был отдан приказ строить в Нижнем Новгороде достаточное количество галер и транспортных судов, дабы перевезти тридцать тысяч солдат регулярного войска по реке Волге в Астрахань. После того как император оставил указания о ведении дел в государстве в его отсутствие, мы 26 апреля отправились в экспедицию в Азию по реке Москве. Следуя вниз по течению, мы наблюдали прекрасные виды одной из самых изобильных и приятных стран в мире. 3 мая прибыли в город Коломна, расположенный в ста восьми верстах от Москвы по воде, что, однако, составит меньше половины расстояния, если добираться по суше. Город сей имеет внушительные размеры, окружен каменными стенами с башнями, и в нем сидит епископ. Здесь река Москва впадает в Оку, которая, протекая с юга, не только гораздо шире, но и имеет по своим берегам замечательные земли, многонаселенные и урожайные, а также множество величественных дубов, растущих по обоим берегам, что делает эти места одним из самых прекрасных краев в мире. Город Владимир стоит между Окой и Волгой, он расположен на самой плодородной земле во всей Московии; долгое время, пока престол не был перенесен в Москву, он был резиденцией великих князей. С тех пор город пришел в упадок. К этой провинции присоединены два татарских княжества Касимов и Мордва; столица первого — Касимов-город, на правом берегу реки Ока, окруженный большим числом деревень и монастырей, которые стоят чрезвычайно живописно посреди лесов. Главный город второго, Муром, стоит на левом берегу Оки, которая здесь встречает воды речки Клязьмы, несущей свои воды из Владимира. Здесь у нас произошло два несчастных случая: солдат потерял ногу, зацепившись канатом, когда спускал якорь, и одну жену солдата зажало до смерти меж двух судов, когда она упала, перебираясь с одного на другое.

25 мая мы прибыли в Нижний Новгород, что в семистах пятидесяти верстах от Москвы. Этот город построен на слиянии двух больших рек, Оки и Волги; Волга в месте слияния имеет ширину четыре тысячи пятьсот футов. У сей реки истоком служит озеро под названием Волга в провинции Roshovie (?) и, без сомнения, она является самой большой рекой в Европе, длиною более двух тысяч девятисот верст от истока до Каспийского моря, в которое впадает. Однако от своего истока до этого города, протекая на расстоянии более четырехсот верст по южным землям Московии, Волга представляет собою ничем не примечательный ручей, проходящий вблизи немногих стоящих внимания мест. Город получил свое название от знаменитого Новгорода, жители коего по приказу тирана Ивана Васильевича были перевезены в это место; он окружен очень крепкими каменными стенами и башнями, а его пригороды больше, чем сам город, и простираются примерно на три мили по окружности; населяют город татары, русские и голландцы, по большей части купцы; у голландцев имеется протестантская церковь.

Вся армия, предназначенная для экспедиции, была собрана здесь и поднялась на борт новых галер, построенных тут же; а так как суда были небольшие, каждому полку дали по шестнадцать галер, что вместе со множеством транспортных и госпитальных судов составило очень многочисленный флот. Император с императрицей прибыли сюда 27-го на прекрасной яхте, построенной для них в Москве. Поскольку день рождения Его Величества пришелся на 30-е, армия была выстроена в должном порядке на берегу и после того, как были даны три залпа, вновь отправилась на галеры. Во время пушечных залпов с борта яхты Его Величества, одна из пушек взорвалась и убила стоявшего в карауле гренадера, а также ранила одну из фрейлин, да так тяжело, что та скончалась через несколько часов. По поводу сего торжественного события купцом господином Строгановым, о котором говорят, что он самый богатый купец, ведущий обширнейшую торговлю, были приготовлены в городе роскошные развлечения для Их Величеств и всех старших офицеров. Он послал много пива и бренди солдатам на галерах; а по завершении праздника император присвоил господину Строганову титул барона. В тот же вечер Их Величества сели на яхту, и мы наблюдали, как они отправились в Астрахань, дабы проверить, готово ли все необходимое для экспедиции за Каспий, однако флот задержался на несколько дней, ибо требовалось закончить необходимые приготовления.

Здесь я повстречал монаха капуцина, бывшего капитана на швейцарской службе. Убив на дуэли офицера, он стал капуцином и теперь следовал в Персию миссионером. Поняв, что он собирается прочесть проповедь, я, движимый любопытством, пошел его послушать вместе с некоторыми офицерами римской веры, и речь его намного превзошла все наши ожидания. Закончив проповедь, он обратился к слушателям, выказав желание добраться до Астрахани; но, несмотря на то что там присутствовали несколько старших офицеров его вероисповедования, ни у кого не нашлось достаточно вежливости, чтобы предложить ему ехать вместе, чего он, как было видно, весьма ожидал. После того как все офицеры удалились, я подошел к нему и сказал, что, коли он согласится на общество еретика, я буду рад разделить с ним свою каюту, что он и принял с большою благодарностию; и должен признать, что мне еще не приходилось путешествовать с более приятным попутчиком, который впоследствии при каждом удобном случае выказывал мне свою величайшую признательность. Когда мы прибыли в Астрахань, он заменил одного недавно умершего брата и обосновался там, что было для него весьма удачно, если учесть, в каком неспокойном состоянии пребывала тогда Персия.

10 июня наш флот под командованием адмирала Апраксина отправился в поход. По берегам реки мы обнаружили огромное количество дикорастущей спаржи в прекрасном состоянии, хотя кое-где она была залита водами реки из-за растаявшего весной снега. 11-го мы прибыли в город Василь на правом берегу Волги, построенный тираном с этим именем в качестве укрепленного пункта для защиты от набегов татар и черемисов, но, поскольку русские расширили свои завоевания, потеснив татар с этой стороны, и дошли до Каспийского моря, город пришел в упадок и теперь был похож всего лишь на большую деревню.

Черемисские татары населяют оба берега Волги отсюда до царства Казанского. Это народ варварский, предательский и жестокий, живущий разбоем. Пищей им служат дичь, рыба и мед, они также пьют много молока, которое обеспечивается пастбищами. Они едят мясо своих лошадей и коров, когда те умирают своею смертью, ибо они никогда не убивают их для пропитания. Домов у них нет, только жалкие хижины. Те, что живут на правом берегу, называются «нагорные», или «горцы», а те, что на левом, «луговые», потому что там много лугов, обеспечивающих их сеном с обоих берегов реки. Все они язычники, у них нет ни обрезания, ни крещения, а детей нарекают по имени первого человека, которого встретят через шесть месяцев после рождения ребенка. Они признают бессмертного Бога, творца всего благого, которого следует почитать, но смеются над бессмертием души. Не верят в ад, но боятся дьявола, творящего все несчастья, и поэтому стараются умилостивить его жертвами. Когда надобно принести жертву Богу, они убивают лошадь, корову или овцу и поднимают шкуру животного на высоком шесте, прося животное быть посредником между ними и Богом, надеясь, что так увеличатся их стада. Они поклоняются солнцу и луне как творцам всего, что рождает земля. У них нет церквей, священников и книг. Распространена полигамия, одновременно можно жениться на двух или трех сестрах. Их женщины и девушки закутаны в грубую белую ткань, и едва ли можно увидеть что-нибудь, кроме лиц. Мужчины носят длинные одежды из льна, под которыми надеты штаны. Все бреют головы. Неженатые молодые люди оставляют длинную прядь волос, свисающую на спину, как знак отличия. У них особенный язык, не напоминающий язык соседей-татар, турок или русских, хотя некоторые из них, знакомые с русскими, немного выучились этому языку. В сорока верстах от города Василя на правом берегу у подножия холма находится город Козьмодемьянский. Все его окрестности сплошь покрыты лесом из вязов огромного обхвата. Еще в сорока верстах вниз по течению на том же берегу стоит город Сабакзар, самый приятный среди прочих в этих местах благодаря своему расположению. Двадцатью пятью верстами ниже, миновав три небольших острова по левую сторону, мы подплыли к городу Кокшайску. На том же берегу еще несколькими верстами ниже стоит город Suiatski^[2], построенный на склоне холма. Крепость и церкви в нем каменные, а остальные здания и оборонительные сооружения деревянные.

Когда мы ночью поплыли оттуда к реке Казанке, в моем судне открылась течь, и мы чуть было не потонули, прежде чем ее обнаружили. С огромными трудностями мы выбрались на берег и, удалив воду и заделав пробоину со всем возможным старанием, мы направились дальше по реке Казанке к городу Казань, что в семи верстах от Волги, и там мне отремонтировали мое судно. Город сей очень большой и стоит на плодородной равнине на левом берегу Волги. Дома и оборонительные сооружения в нем деревянные, но крепость и ее укрепления, состоящие из четырех бастионов и множества башен, сделаны из камня. Река, окружающая крепость, служит рвом. Гарнизон полностью состоит из русских под властью своего коменданта, но город населен татарами и русскими, у которых есть свой губернатор. Казанские ханы в былые времена вели с русскими очень жестокие войны и часто облагали их данью, обычно выводя на поле боя армию в шестьдесят тысяч человек, но в 1552 году они в конце концов были покорены Иваном Васильевичем, и царская семья привела в Москву пленных, где и по сю пору остаются их потомки, глава коих до нынешнего дня зовется «казанским царевичем». Следует отметить, что река Волга от Москвы до Казани течет на восток, а от Казани до Каспия на юг. Казанское царство расположено на левом берегу Волги, и все его жители живут в домах и кормятся сельским хозяйством; они обеспечивают южные провинции всяческими продуктами и потому самые цивилизованные из всех татар. Частично они магометане, но большинство тех, кто живет в городах, принадлежат Греческой церкви. Им запрещено под страхом сурового наказания заходить в любые оборонительные укрепления. С юга они граничат с булгарскими татарами, а с севера с сибирскими.

Когда моя галера была отремонтирована, я отплыл из Казани 17 июня, но так и не догнал флот, пока не достиг Астрахани, потому что русские не останавливались ни днем, ни ночью. В шестидесяти верстах от Казани вниз по течению в Волгу слева впадает река Кама, а еще через тридцать верст река Зердик. В тридцати верстах от этого места на правом берегу стоит город Тетюши, похожий своими беспорядочными постройками скорее на большую деревню, чем на город. Через двадцать пять верст вниз по течению с противоположной стороны впадает река Утка, берущая начало в городе Булгар, столице булгарских татар. Еще через несколько верст находится остров под названием Старица длиною в пятнадцать верст, а недалеко вниз по реке лежат руины крупного татарского города, именуемого Унеровска Гора, уничтоженного Тамерланом. Он очень красиво расположен и до сего дня знаменит усыпальницей одного из их святых, которому оказываются большие почести.

Через много верст вниз по реке можно также увидеть руины еще двух больших городов, живописно расположенных на правом берегу недалеко друг от друга. Первый назывался Симбирск, второй Арбухим. Их также разрушил Тамерлан. Здесь я нагнал три галеры и одно транспортное судно. У кораблей были потеряны три якоря, а трое солдат и один пушкарь утонули. Будучи старшим офицером, я взял их под свое начало, и эта встреча сделала остальную часть путешествия гораздо приятнее, поскольку на борту транспортного судна находились офицерские дамы и оркестр, и мы проводили время, танцуя по вечерам, а днем ловя рыбу и охотясь на дичь. И рыба и дичь были лучшего качества и в изобилии. Все сорта мяса домашнего скота и другие виды провианта мы покупали за небольшие деньги или получали даром, и, поскольку у нас на кораблях имелся хороший запас разнообразных напитков, мы все прекрасно проводили время на транспортном судне, где не было стесненности в помещениях.

На Волге в этих местах встречается множество маленьких островов и песчаных отмелей, разбросанных вверх и вниз по обеим сторонам, что весьма затрудняет движение по реке, а в определенное время года делает его невозможным для тяжелых судов, коим приходится по большей части проходить здесь в мае и июне, когда в оттепель по причине таяния снега значительно поднимается уровень воды в реках, и посему корабли часто даже проходят над самыми мелкими островками. В этой реке содержится изрядный запас рыб всяческих пород, что составляет ценный товар для Московии по причине многочисленных постных дней. Рыбу татары и русские ловят веревкой, но различными способами. Татары предпочитают длинную веревку, к одному концу коей привязывается большой камень и кидается на дно. К другому концу прикрепляются несколько больших деревяшек, плавающих на воде. По всей длине веревки на некотором расстоянии друг от друга привязывают много маленьких веревочек с крючком на конце. Наживкою на крючке служит маленькая рыбка, которою любят питаться рыбы побольше. Каждый вечер на реке ставятся несколько таких веревок. Утром их снимают, и редко случается, чтобы на каждом крючке не оказалось по рыбине той или иной породы, и некоторые из них достигают длины десять, двенадцать и более футов. Русские также пользуются веревкой и к ее концу прикрепляют крючок с наживкой. У них тоже есть небольшие веревочки, к которым прикрепляются маленькие деревянные рыбки, покрытые оловом. Когда их тянут за лодкою, они, блестя на солнце, делаются похожи на рыбную чешую, что привлекает к наживке очень крупных рыб. Среди огромного разнообразия рыб, которые в изобилии водятся в этой реке, севрюга еще не самая крупная, а из ее яиц получается то, что русские зовут «икрой», а мы — «caviar». Достойна упоминания и белуга, или белая рыба, она достигает длины от пяти до шести ярдов и имеет соответствующую толщину. Из ее яиц так же точно делают икру прозрачного серого цвета, они крупнее и приятнее на вкус, чем яйца севрюги, но не так пригодны к перевозке, потому что способ их хранения еще не придуман. Яйца севрюги черные и маленькие, и после десяти-двенадцати дней соления из них получается кашица, которую везут во все стороны Европы. Этот товар относится к существенной части русской торговли. Кроме севрюги и белуги здесь добывают еще осетра, тоже очень крупную рыбу, очень жирную и вкусную. В реке, кроме того, полно лосося, стерляди, чрезвычайно вкусной рыбы, и бесчисленного множества других видов, которых слишком утомительно перечислять.

Спускаясь вниз по реке, мы встретили несколько плоскодонных судов водоизмещением от восьми до девяти сотен тонн, которые шли из Астрахани в Москву, груженые солью, рыбой, икрой и всевозможными индийскими и персидскими товарами. Обычно они перевозят не менее двухсот человек, потому что, если идти вверх по течению в безветренную погоду, а такое случается нередко, надобно приложить много сил. Там, где берег неровный, одну за другой вперед на значительное расстояние высылаются шлюпки с верп-анкерами, и таким способом очень успешно судно подтягивается против течения. Матросы бегут с якорной веревкой на плечах, меняясь по очереди. Там же, где берега плоские и ровные, матросы сами тянут корабль.

Рядом с разрушенным городом Арбухимом из земли поднимался камень десяти ярдов в длину и шести в высоту и ширину. Сверху на нем была надпись на русском языке, сообщающая, что того, кто поднимет камень, ждет награда за приложенные усилия. Некоторые жители, собравшись вместе, перевернули камень и обнаружили на обратной стороне другую надпись: «Дураки, что вы ищете? Здесь ничего нет».

Оттуда мы прибыли в деревню Тенешева, где увидели хороший гипсовый карьер. Я взял там три больших куска гипса и отнес их на транспортное судно, чтобы показать Его Величеству. 20 июня мы прибыли в город Самару, что на правом берегу реки, принадлежащий булгарскому царству. Река Самара, которая дала имя городу, впадает здесь в Волгу и находится в трехстах верстах от Казани. Город имеет квадратную форму, все его оборонительные сооружения и здания сделаны из дерева, за исключением церквей и монастырей. Гарнизон состоит из регулярных войск и казаков под командованием коменданта. Жизнь и обычаи булгар во многом схожи с жизнью и обычаями казанцев. Неподалеку от этого места рядом с рекой Уса есть приметная гора под названием Девица-гора, о коей рассказывают много сказочных историй, не стоящих того, чтобы их повторять. Когда-то здесь собирались разбойники казаки, которые с вершины могли обозревать реку на значительном расстоянии вверх и вниз по течению и таким образом перехватывать и грабить суда, по их разумению, того стоящие. Но в описываемое мною время на этом месте появился монастырь. Гора по форме похожа на сахарную голову, и на ее вершину легко взойти по поднимающейся спиралью тропе. На этой тропе на небольших расстояниях друг от друга устроены кельи, и в каждой живет по одному монаху. Самый же главный монах живет на вершине, и его дом, как и часовня, построен из дерева на просторном и ровном участке, откуда открывается один из самых прекрасных видов, какие мне доводилось встречать. По сторонам этой поднимающейся спиралью тропы от подножия до вершины растут большие сосны, причем на точно размеренных расстояниях, как будто их посадили специально, что создает чрезвычайно приятную для глаз картину. На небольшом расстоянии от сего места поднимается другая гора, протянувшаяся почти на сорок верст вдоль реки, и в долинах между ними растет много яблонь, и из их плодов делают изрядное количество сидра, который русские называют яблочным квасом. Некоторые горы уходят далеко вглубь суши. В ходе нашего весьма приятного путешествия мы с большим удобством использовали имевшиеся на галерах лодки от шестивесельных до десятивесельных, позволившие нам удовлетворять свое любопытство, не препятствуя продвижению вперед наших судов.

27 июня мы прибыли в Саратов в тысяче семистах восьмидесяти верстах по воде от Москвы. Здесь мы поймали двух больших севрюг и белугу, или белую рыбу, длиною шесть ярдов и соответствующей толщины. Этих трех рыбин оказалось достаточно, чтобы накормить всех плывших на пяти кораблях. Город Саратов очень удачно расположен на обширной и ровной местности примерно в четырех верстах от главной реки, на рукаве Волги. Его население, а вернее его гарнизон, состоит из большого числа русских солдат и казаков, которых поместили здесь для охраны от нападений калмыцких татар, проживающих на обширных территориях между Волгой и Яиком до Каспийского моря и владеющих левым берегом Волги отсюда и до земель рядом с Астраханью. Но на всем этом протяжении не увидишь ни одного дома, потому что люди эти живут в юртах и перемещаются с одного места на другое в поисках пастбищ для своих многочисленных животных: лошадей, верблюдов, коров и овец. Они не сеют и не жнут, не заготавливают сено для скота, и посему живут без хлеба и без разнообразных овощей, а зимой их скот кормится, подобно диким животным. Им же в пищу идут мясо (особенно конина), рыба, дичь, оленина, очень много молока, масла, сыра. Но больше всего у них ценится лошадиное молоко, и из него делается весьма крепкий напиток, который они очень любят. Он прозрачный, как вода, но мне так и не удалось узнать, как они его готовят. Калмыки разделяются на бесконечное количество групп или кланов, и во главе каждого стоит свой хан, но все они признают власть главного хана, которого зовут Очикурти-хан^[3], или «царь царей», и который ведет свой род от великого Тамерлана. Он очень могущественный правитель, живет в большой роскоши, его боятся все соседние татары и даже русские, вынужденные держать значительные гарнизоны на правом берегу Волги на всем ее протяжении от Саратова до Астрахани, чтобы предотвратить нападения, так как калмыки владеют противоположным берегом. Русские также вынуждены снабжать оружием ногайских татар в районе Астрахани, чтобы те могли защищать себя летом от набегов калмыков, ибо те раньше часто приходили и разоряли земли ногайцев в окрестностях Астрахани. Но поскольку теперь калмыки поняли силу ружей и пушек, вложенных русскими в руки ногайцев, они довольствуются тем, что приходят раз в год на широкие равнинные земли Астрахани, ибо там им удобно найти пищу своему скоту в то время года, когда их северные владения ее лишены. Обычно это предполагает приход не менее ста тысяч человек, и они редко возвращаются, не получив от губернатора Астрахани привычного подарка в виде хлеба, бренди и табака.

Нет сомнения, что русские достаточно сильны, чтобы обуздать нахальство этих бродяг, когда бы не соображения пользы, происходящей из караванов с мехами и лошадьми, которые в изобилии приводятся калмыками в Астрахань, а также из их службы на стороне русских в войнах с турками и крымскими татарами, ибо из всех народов мира калмыки считаются самыми быстрыми в нападении и перемещении своих жилищ, к чему они приучены постоянными набегами на ту или иную соседнюю страну. Главным образом из приведенных выше соображений русские избрали политику усмирения их свирепости путем даров, что, однако, с течением времени превратилось для калмыков в обязательное требование, а не путем развязывания войны против огромного числа этих кочевников, коим почти нечего терять, ибо во всех их владениях нет ни домов, ни постоянных жилищ, и живут они круглый год в юртах, покрытых войлоком. Впрочем, по опрятности и удобству юрты превосходят дома, имеющиеся у всех соседних народов, даже тех, кто обитает в постоянных жилищах.

Калмыки, как и другие народы Великой Татарии, язычники. Касательно их внешности скажу, что они невысоки ростом и по большей части кривоноги из-за того, что постоянно ездят верхом или сидят, поджав ноги. Их лица широки и плоски, с приплюснутым носом и маленькими черными глазами, далеко расположенными друг от друга, как у китайцев. Цвет кожи у них оливковый, лица покрыты множеством морщин, борода редкая или вовсе отсутствует. Они бреют головы, оставляя лишь пучок на макушке. Те, что знатнее, носят одежду из шерстяной материи или шелка, поверх коей надевают большую, широкую шубу из овчины и таковую же шапку. Во время войны покрывают голову и тело железной сеткой, называемой «панцирем», соединения которой столь плотны, что защищают от любого оружия, кроме огнестрельного, ибо пуля пробивает ее и обыкновенно в рану попадают оторвавшиеся кусочки панциря, посему калмыки чрезвычайно опасаются огнестрельного оружия. Их оружие — сабля, копье, лук и стрелы, но они начинают пользоваться и огнестрельным оружием, что со временем сделает их еще более опасными. Скот у них крупный, овцы очень крупной породы, с большими толстыми хвостами и имеют вес от двадцати шести до тридцати фунтов; овечьи уши висят, как у наших собак, а вместо шерсти у них мягкие вьющиеся волосы, поэтому шубу делают из всей шкуры целиком. Лошади мелковаты и некрасивого вида, однако быстрые, выносливые и сильные. Для многих естественна иноходь, а рысью они бегают с невероятной скоростью. Калмыки едят мясо верблюдов, коров и овец, но повсеместно предпочитают конину.

Они по-своему счастливейшие люди на земле, не изнывают от тяжкого труда, занимаются рыболовством и охотой. Мне не придумать, что может быть лучше их жизни летом, но зимой им приходится пересекать реку и жить на голой равнине Астрахани, где единственным топливом им служит засохший навоз, а скот голодает на скудной, пустой земле. Здесь они остаются до весны, когда их прежнее место обитания на восточном берегу почти на месяц обильно заливается тающим снегом и их земля становится похожей на сплошное море, среди коего растут деревья. Как только вода отступает, они с великой радостью возвращаются, вплавь переводя нагруженных верблюдов и скот через реку, где встречающиеся островки облегчают им переправу. Следует заметить, что калмыки, отправляясь в любую экспедицию, не используют ни мостов, ни лодок. Подъехав к реке, они сразу же бросаются в воду верхом, а затем, соскользнув с лошадей, крепко держатся за гривы, пока не переплывут на другой берег, после чего мгновенно вновь вскакивают на коней и продолжают путь. Но вернемся к нашему походу по Волге.

2 июля мы прибыли в Камышин, хорошо укрепленный город на речке Камыш с многочисленным гарнизоном из солдат и казаков. Здесь ранее начали рыть канал, дабы соединить реки Волгу и Дон, именуемый еще Танаис, но, прокопав довольно большой участок, пришли к выводу, что работа эта нецелесообразна по причине наличия на пути большого количества каменной породы, которую можно лишь взрывать, для чего потребуется столько средств и времени, что от этой попытки отказались. Напротив Камыша рукав Волги уходит в сторону, на северо-восток, на одну версту изменив течение по сравнению с великой рекой, но потом он вновь возвращается к прежнему направлению и дальше течет на юго-восток, пока не впадет в Каспийское море. Примерно в сорока милях от этого места на небольшом расстоянии от берега виднеются развалины большого города, некогда называвшегося Царев город и построенного, как рассказывают, Тамерланом. Дворец и городские стены там были сплошь каменные и все эти годы служили городу Астрахани материалом для постройки своих стен, церквей и монастырей. 4 июля мы добрались до Царицына, защищенного несколькими бастионами и башнями. Но все они деревянные, и живут в них только солдаты да казаки. Здесь повсюду, даже вплоть до Астрахани, исключая остров Сарпинский, который, будучи длиною в двенадцать верст, обеспечивает кормом гарнизонный скот; почвы совершенно бесплодны, и на них не растут зерновые. Этот недостаток, однако, легко компенсируется с помощью реки: пшеница и рожь с плодородных земель Казани переправляются в эти места и даже в город Астрахань по очень скромной цене. Через сорок верст от Царицына великая река отбрасывает второй рукав, который соединяется с первым, и далее они вместе впадают в море. Отсюда по обоим берегам Волги до самого моря растет много очень крупной солодки. Стебель у нее толстый, как рука крепкого мужчины, высотой он иногда достигает более четырех футов. От стеблей отходят стручки с семенами. Однако эта солодка уступает и по размерам, и по сладости той, что растет у реки Аракс в Азии.

6-го мы подошли к Черному Яру на правом высоком берегу реки рядом с широкой равниной без деревьев и возвышенностей. По форме крепость квадратная, защищена деревянными башнями и валами, в гарнизоне служат солдаты и казаки, все конные. Несколькими верстами ниже протекает третий рукав Волги, именуемый Бухвостов, впадающий в предыдущие два; а еще через двадцать верст Волга выкидывает четвертый рукав под названием Даниловское устье, который не смешивается с тремя другими, но течет по своему руслу в Каспийское море. Проходя вдоль левого берега, мы часто заходили к калмыкам в их кибитки или юрты, которые всегда были установлены на самых красивых местах, какие мне довелось видеть. Их земля представляет собою большую равнину, где много лесов и лугов. Часто нас развлекали многочисленные дети обоих полов, нагими бежавшие по берегу, и когда мы бросали им в воду хлеб, они толпой бросались его ловить, восхищая нас своим умением плавать. Примерно в шестидесяти верстах вверх от Астрахани появляется пятый рукав Волги, называемый Митюшка, который на некотором расстоянии от главной реки снова разделяется на два потока, один из которых сливается с Даниловским устьем, а другой вновь возвращается в Волгу. В двадцати пяти верстах вверх по реке от Астрахани расположен остров Бузан, а в шести верстах вниз от него отходит шестой рукав Волги, именуемый Болчук и еще несколькими верстами ниже — седьмой, который зовется Гнилуша. Он создает остров Долгий, на котором стоит город Астрахань. Обтекая с обеих сторон остров, Гнилуша по нескольким руслам впадает в Каспийское море.

10 июля прибыл я в город Астрахань, где вновь присоединился к армии. Увидев нас, все были удивлены, ибо те, кто плыл на галере, прошедшей мимо нас ночью в момент, когда нам грозила серьезная опасность, сообщили им, будто все мы утонули. Здесь мой милый попутчик капуцин присоединился к монастырской братии своего ордена, поскольку там освободилось место по причине смерти одного из монахов, что оказалось весьма удачным для капуцина, ибо беспорядки в Персии делали нецелесообразным дальнейшее его путешествие, предполагавшееся изначально. Мне была оказана величайшая благодарность и учтивость им и остальными братьями и, уходя в экспедицию за Каспий, я оставил монастырю все, в чем у меня не было особой нужды. А потом с каждым прибывавшем кораблем капуцин посылал мне разного рода провизию, и потому я был обеспечен лучше любого офицера в армии, так что, оказав ему услугу, я не остался в накладе.

Город Астрахань расположен на границе Европы и Азии, разделенных рекою Волгой. Он стоит на острове Долгом, образованным рукавами этой реки, как уже говорилось, на 46 гр. 22 мин. северной широты, в двух тысячах шестистах тридцати верстах от Москвы, с поправкой девяноста верст на градус. Город довольно большой и в настоящее время населен почти полностью русскими. Бывшим жителям страны, татарам, не дозволяется жить внутри городских стен: они обитают в предместьях, огороженных лишь палисадом. Все городские оборонительные укрепления очень высокие, каменные и на расстоянии, особенно со стороны реки, производят чрезвычайно величественное впечатление большим количеством орудийных башен и шпилей. Но внутри города все дома деревянные и очень низкие, так что город внутри не соответствует тому, что видно снаружи. В городе большое количество артиллерии, не меньше пятисот медных пушек с соответствующим количеством мортир. Гарнизон в мирное время обыкновенно состоит из шести тысяч человек под командованием коменданта гарнизона и других офицеров. Астрахань, расположенная на судоходном рубеже меж двумя самыми значительными четвертями земного шара, естественным образом является местом обширной торговли. Сюда часто прибывают не только соседи-татары, но и персы, армяне, индийцы. Индийцам отведен особый район внутри городских ворот.

Царь Иван Васильевич, завоевав Казанское царство в 1552 году, направил свои войска против ногайских татар и в 1554 году приступом взял Астрахань, их столицу. Чтобы защитить свое завоевание, он обнес город мощной стеной. Царь Михаил Федорович помимо строительства новых укреплений создал в Астрахани Стрельцов город, что означает «город солдат», ибо там надлежало селиться военным. Теперь я постараюсь дать краткое описание этой земли и ее населения.

Кажется, не вызывает сомнений, что татары были неизвестны древним географам, которые описывали их под общим названием «скифов» и «сарматов». Очевидно, что татары состоят из нескольких народностей, различающихся меж собой по именам, языку и обычаям. Говорят, что ногайцы с казанскими и некоторыми другими татарами, населяющие земли меж Волгой и Доном, также именуемым Танаисом, относятся к индийцам, которые около 1212 года восстав против своих правителей, эмигрировали и поселились на Palus Meotis* рядом с Черным морем, расширили свои завоевания до реки Дон, а оттуда добрались до Волги, рядом с коей проживают и по сей день. Ногайцы живут по берегам Каспия от реки Яик до Волги. Они рассказывают, что их главный город Астрахань был построен татарским ханом по имени Астра, откуда и пошло название города: Астра-хан. До того, как эти земли завоевали русские, их населяли только татары, но теперь им не дозволено ни жить в городе, ни строить новый, ни обносить свои города и деревни защитными стенами.

Ногайцы живут по большей части в круглых хижинах, сделанных из камыша или тростника, которые редко превышают двенадцать или тринадцать ярдов в окружности, с отверстием наверху, чтобы выходил дым, однако даже в самой бедной хижине есть сокол или ястреб, ибо эти татары — большие мастера такого вида охоты. У них имеются ястребы всех мастей и размеров, и каждый научен охотиться на определенную дичь. Русские зовут ногайцев бродягами, потому что летом у них нет постоянного жилища, они все время переходят с места на место: складывают свои хижины, грузят их на повозки, а жен и детей вместе со скарбом сажают на верблюдов, лошадей и волов и кочуют в поисках лучших пастбищ для скота. С приближением зимы они начинают объединяться со своими соплеменниками, дабы зимовать несколькими группами радом с Астраханью, где им выдают оружие для отражения набегов калмыков или других татар с реки Яик. Но как только зима заканчивается, ногайцы обязаны вернуть все оружие. Они не платят дань русскому императору, но должны служить ему во время войн под началом собственных командиров, поскольку и в мирные времена они живут под властью своих мелких правителей и судей. Чтобы обеспечить повиновение русскому императору, в астраханской крепости в качестве заложников всегда содержатся несколько их правителей, именуемых мирзами.

Религия их — магометанство, той же секты, что и у турок, если не считать немногих, перешедших в греческую веру. У них принято, как у назареев, посвящать некоторых своих детей Богу или тому или иному святому. От прочих их отличает кольцо, которое мальчики носят в правом ухе, а девочки в ноздре. Живут они за счет того, что дает им скот, охота и рыболовство. В пищу вместо хлеба употребляют высушенную на солнце рыбу, хотя также делают пирожки из муки и риса. Едят верблюжатину и конину, очень ценят лошадиное молоко. Обычное их питье — молоко с водой, однако, если не считать вина, гидромели (или медовухи) и бренди, они безразличны к хорошему астраханскому пиву. Скот у них, в основном, тот же, что и у калмыков.

Ногайцы внешне красивее калмыков, особенно женщины. Мужчины носят свободную одежду из грубой материи, а поверх нечто вроде накидки из овчины, шерстью наружу, и на головах такую же шапку. Шапка обычно черного цвета. Женщины одеты в белые льняные одежды, на головы надевают плетеные шапочки, обе стороны которых украшены множеством висящих серебряных монет. Климат здесь очень жаркий, жара в сентябре и октябре намного сильнее, чем в самые знойные дни в Британии, но, несмотря на это, зима, обычно продолжающаяся не более двух месяцев, настолько холодная, что огромная река замерзает, а лед делается столь крепок, что держит и сани и лошадей.

К западу от Волги в сторону Черного моря лежит громадная пустыня, длиною триста пятьдесят верст, а к северу вдоль берегов Каспия расположена еще одна длиною четыреста верст. Ни на той, ни на другой на всем протяжении этой обширной территории нет никаких малых или больших городов и деревень, не видно даже ни одного дерева или пригорка, лишь изредка попадаются небольшие участки травы. Нет здесь и воды, кроме той, что дает река Кизляр или редкие водоемы со стоячей соленой водой. Однако эти две пустыни изобилуют запасами соли, ибо в десяти-двадцати верстах от Астрахани пролегают соляные жилы, и соль толщиною в палец, отвердевая на солнце, плавает на поверхности воды чистая и прозрачная, словно горный хрусталь, и пахнет, точно фиалка. Отсюда соль развозится по всей Росси. Три главных соляных рудника называются Мочаковское, Каинково, Гвоздовское, где соль имеется в таких количествах, что за два пенса можно на месте купить сто фунтов. Соль везут на Волгу, а оттуда доставляют в другие части страны.

Астраханский остров Долгий и некоторые другие земли этой провинции изобилуют прекраснейшими фруктами, не уступающими по красоте и вкусу никаким иным, даже персидским и индийским. Здешние яблоки, айва, орехи, персики и дыни превосходят по качеству другие сорта, особенно это касается арбузов с коркою ярко-зеленого цвета, мякотью цвета гвоздики и черными семечками. Они приятны на вид, изумительны на вкус и так дешевы, что два арбуза можно купить всего за пенс, так велики, что одного арбуза достаточно для двух человек, и так освежающи, что люди, заболев лихорадкою, могут их есть безо всякой опаски. Прошло не больше ста лет с тех пор, как в этих местах появился виноград. Хотя персы привезли сюда несколько образчиков, первым посадил лозу монах, немец по происхождению, в саду своего монастыря, расположенного в пригороде Астрахани. Эти несколько лоз прижились и разрослись, так что потом виноград не только посадили вдоль дорожек и у беседок, но разбили целые виноградники. Они на редкость большие и столь урожайные, что столы щедро обеспечены отличным вином, красным и белым, которое к тому же производят в таком количестве, что теперь им обеспечена и наша армия. Кроме того, в Астрахани и по всей Волге можно найти огромное число лекарственных растений, растущих на большой территории. Молочай здесь ростом с человека, а корень дудника толщиною с человеческую руку. Около тридцати верст вниз по реке расположено одно из лучших рыбных мест на Волге, откуда город снабжается лососем, севрюгой, белугой, осетриной, стерлядью и многими другими видами вкуснейшей рыбы, а на небольших островах в окрестностях водится множество самой разнообразной дичи. Хотя на окрестных землях не особенно хорошо растут зерновые, этот недостаток прекрасно восполняется плодородными землями Казани, так что, в целом, Астрахань можно справедливо назвать одним из самых удобных и привлекательных городов Европы. Но вернемся к нашему рассказу.

На следующий день после прибытия я явился к Его Императорскому Величеству и преподнес ему три куска гипса, которые взял в Тенешево, и это так сильно его обрадовало, что он тут же отдал мне приказ разработать карьер, оказавшийся прекраснейшим в своем роде. Император заметил, когда я преподносил ему эти куски, что ни один минерал не был найден его подданными, но многие, напротив, были обнаружены иностранцами. Однако Его Величество не задумался о трудностях, которые ожидают тех людей, на чьих землях обнаружится нечто подобное, ибо они не только лишены всякой выгоды от находки, но обязываются разрабатывать шахту своими крепостными, не получая для себя никакого вознаграждения, что подтверждает русскую поговорку: Всё, что имеем, принадлежит Богу и императору.

В этом городе я разместился в доме вдовы, у которой была девушка-служанка, купленная у татар как рабыня. Эта служанка украла у хозяйки какие-то вещи, которые после были у нее обнаружены, и девушку сурово наказали за воровство. Она пригрозила отомстить своей хозяйке, которая в тот момент не обратила внимания на сию угрозу. Однако через несколько дней с хозяйкою случился такой приступ безумия, что ее пришлось связать, а девица меж тем исчезла. В сундуке же у нее были найдены различные травы, коренья и порошки. Исследовав их природу, врачи вскоре нашли причину умственного расстройства женщины, и после соответствующего лечения она снова пришла в себя. Отряд татар привел рабыню, которая после разбирательства призналась в содеянном, заявив, что умеет колдовать и знает, как отомстить обидчикам. После чего ее сначала высекли в городе, а потом отдали татарам, чтоб они продали ее куда-нибудь подальше.

Один из пригородов Астрахани отдан для жительства армянам, ведущим оттуда обширную торговлю с Персией, но, без сомнения, самый большой вклад в процветание торговли вносят баньяны. Это язычники-индусы, чье основное занятие — торговля, и в городе у них имеется своя фактория. В то время умер один из их главных купцов, и его жена попросила разрешения у императора сжечь себя вместе с телом мужа, как того требует обычай их страны. Но Его Величество, не желая потакать столь варварскому обычаю, отказал ей в просьбе. Индийская фактория была так сильно этим недовольна, что пригрозила уйти из города вместе с товарами. Его Величество, поняв, что никакие доводы не могут заставить женщину изменить свое решение, в конце концов разрешил им действовать, как считают нужным. Обряженное тело умершего отнесли на некоторое расстояние от города, где из груды сухих сучьев был сложен погребальный костер, поверх которого его и положили. Перед костром повесили индийские ковры, чтобы покойника не было видно. Жена в лучшем своем наряде, с украшениями в виде сережек, нескольких колец на пальцах и жемчужного ожерелья в сопровождении индийцев обоих полов была подведена брамином или священником к погребальному костру, который разожгли при ее приближении. После этого она раздала свою верхнюю одежду и драгоценности подругам и знакомым, с коими чрезвычайно торжественно попрощалась, и, когда огонь разгорелся и ковры были убраны, бросилась в самый центр пламени. Тогда подруги стали обильно поливать ее маслом, отчего она вскоре задохнулась, и оба тела сгорели дотла. Пепел аккуратно собрали и поместили в урну, чтобы передать родственникам в Индии.

Этот варварский обычай появился по политическим причинам, ибо при полигамии, когда возникало много зависти и ревности у женщин, враждовавших меж собою за благосклонность супруга, случалось, что те, кто считали себя обделенными, находили способ убить собственного мужа. Поэтому, дабы они лучше заботились о жизни супруга, было объявлено, что только те жены, кто желают отправиться вслед за ним в иной мир путем сожжения на мужнином погребальном костре, будут считаться честными и добродетельными, а те, кто не докажут таким образом свою любовь, после его смерти навечно обречены на позор. Несмотря на то что обязательство сгореть вместе с умершим мужем в случае невыполнения не предполагало никакого иного наказания, кроме позора за отказ участвовать в сей ужасной церемонии, таково было чувство чести и любви для репутации баньянских индусок, что существуют бесчисленные примеры того, как они добровольно жертвовали своими жизнями, бросаясь в горящий костер. А делать это с радостью их заставляет убежденность, что женщина, так сильно любящая своего мужа, что даже готова сжечь себя после его смерти, будет жить с ним в ином мире в семь раз дольше и наслаждаться им в семь раз больше, чем в этом мире, причем без всяких соперниц. Так что они видят в подобной смерти путь, ведущий ко всем наслаждениям, которых на их долю выпало слишком мало в этом мире. Обычай сей распространен не во всей Индии, а только среди баньянов.

Индию населяют три разных народности: во-первых, индостанцы, древние коренные жители страны, праздный и ленивый народ; во-вторых, моголы, пришедшие туда из Великой Татарии, воинственные, любящие оружие; и, в-третьих, баньяны, происходящие из Китая, все поголовно язычники, занимающиеся исключительно производством и торговлей. Баньяны несопоставимо более изобретательны, проницательны и цивилизованы, чем другие индийцы. Ни в Персии, ни в турецких владениях нет торговли, которой бы в основном не управляли они, как и нет таких товаров во всей Индии, которыми они бы не торговали. От тех, кто исповедуют магометанство, баньяны отличаются своими обычаями, ибо они не носят длинные волосы, не бреют головы, их женщины не закрывают лица, как прочие магометане. Среди них особенно ценятся черные зубы, и белозубых европейцев они называют «бондра», что значит «обезьяны». Они носят не штаны, как другие индийцы, а заворачиваются в кусок тонкого шелка, который свешивается им на бедра. Поверх же они надевают блузу, потом верхнюю одежду, подвязанную кушаком на поясе. Под нее еще надевают узкую фуфайку, рукава которой доходят только до локтя. Они носят туфли из бархата, парчи или золоченой кожи, закрепляющиеся на ногах ремешками, и снимают их, входя в комнату, где полы обычно покрыты ковром; вне дома же ходят в деревянных башмаках.

Их брамины или священники отличаются от остальных лишь головным убором. Это льняная ткань, замотанная несколько раз, чтобы скрыть «священные волосы», которые никогда не стригутся. Также у них на теле от плеч до пояса грудь пересекают две бечевки, и они ни за что их не снимают, даже если речь идет о спасении собственной жизни. Более того, их святость ставится так высоко, что ни один брак не может считаться освященным, если невеста не получила посвящения от брамина, для чего ее обязательно приводят к нему; тот же оценивает свою «святую обязанность» в заоблачных суммах, предлагая, кроме прочего, избавить жениха от излишних трудностей. Так хитрый священник, пользуясь простодушием паствы, наилучшим образом совершенствует собственные природные таланты, удовлетворяя одновременно свое желание и свою алчность. Но и это еще не всё, ибо муж сохраняет такое благочестивое уважение к своему соучастнику в браке, что, если баньян отправляется в путешествие или ему приходится оставаться вне дома, то на время своего отсутствия он передает всю семью, а особенно жену, попечительству священника, который заменяет мужа до его возвращения. А жена берет на себя обязанность лелеять его ослабевший дух путем мощных восстановительных процедур, и в этом умении индийские женщины превосходят всех прочих. В некоторых случаях они также большие мастерицы по части совсем несложных способов отправки в мир иной своих благоверных. Такие сведения почерпнул я в Астрахани.

 

 

КНИГА ВОСЬМАЯ

 

Некоторое время назад генерал Ветерани был отправлен через огромную Астраханскую пустыню с армией в семь тысяч драгун и десять тысяч казаков в сопровождении двадцати тысяч калмыцких татар и очень длинного каравана верблюдов, везших провизию и воду, с приказом атаковать и уничтожить Андреев, дабы отомстить за многочисленные разорительные набеги на русские земли. Вскоре вслед за генералом вышли еще десять тысяч казаков и двадцать тысяч калмыцких татар в качестве пополнения для армии, дабы позволить ему завершить истребление сей провинции.

18 июля наша армия погрузилась на двести пятьдесят галер в сопровождении тридцати пяти транспортных и госпитальных судов. Пехота наша состояла из тридцати трех тысяч бывалых ветеранов, которые участвовали во всех кампаниях долгой войны со Швецией. Мы вышли из Астрахани в тот же вечер под общий салют из всех артиллерийских орудий города и флота. Всю ночь мы шли вниз по течению и на следующий день добрались до устья реки в шестидесяти верстах от Астрахани, где впервые увидели Каспий. Мы спускались по самому западному рукаву Волги — единственному, по которому могут проходить тяжелые суда. Другие водотоки, образующие множество островков, протекают восточнее и впадают в Каспийское море по тридцати двум разным руслам. Летом эти островки обеспечивают пищей большое поголовье скота, все они окружены обширными зарослями толстого высокого тростника, а изобилие дичи, особенно морской, просто неописуемо. Если выстрелить из ружья, птицы, словно туча, поднимаются в воздух, и тогда с легкостью можно убить очень много. Большего разнообразия не увидишь в известном нам мире. Кроме лебедей и обычных диких гусей здесь есть очень крупная птица, которую русские называют «баба», или «зобовый гусь», а другие зовут «пеликаном». Клювы у них, раздвоенные на концах, имеют длину полтора фута и ширину два дюйма. Некоторые из этих птиц более семи футов от головы до ног, под клювами у них висит сморщенная кожа, похожая на мех, который в растянутом виде вместит три галлона жидкости. В этот мешок они складывают пойманную рыбу, чтобы потом есть не спеша. Здесь водится еще один вид, который называется «ложковые гуси». У них длинные закругленные клювы, на конце плоские, как выбитая чашечка, ложки. Эта птица, опуская клюв в воду, производит исключительно неприятный звук, чем-то похожий на крик осла. Другой вид, называемый некоторыми «красным гусем», а некоторыми «фламинго», обитает по берегам Каспия огромными стаями. Птицы ходят за своим вожаком в организованном порядке и на расстоянии напоминают полк солдат, шагающий за командиром. У них очень длинные ноги ярко-красного цвета и очень длинные шеи; оперение различных цветов, но головы скорее алые; тела покрыты прекрасным пестрым оперением, крылья алые. Это во всех отношениях чрезвычайно красивая птица. Ростом они превосходят высокого гренадера в головном уборе, однако тела их ненамного больше лебединых. Встречаются еще черные гуси обычного размера, таких больше нигде нет, и на вкус они предпочтительнее всех остальных. Что до диких уток, то их разнообразие невероятно, а описать их многочисленные виды почти невозможно. Не могу, однако, обойти вниманием два из них, показавшихся мне особенно примечательными. Один называется «алая утка» по цвету оперения, оттененного красивыми перьями других цветов. На голове у нее большой хохолок всех цветов радуги, напоминающий корону. Птица большая и вкусная. Вторая зовется «желтая утка», ибо у нее все перья желтые. Эти птицы тоже очень крупные, жирные и исключительно приятные на вкус. А вот что крайне необычно: они строят гнезда на верхушках самых высоких деревьев, и, когда птенцы вылупляются из яиц, они несут их в клювах к воде. Эта дичь особенно ценится за свои вкусовые качества. К тому же ее легко добывать, потому что она выдает себя шумом, слышным на большом расстоянии. Они всегда держатся парами, и, когда убьешь одну, наверняка убьешь и вторую, поскольку эта птица никогда не покинет своего мертвого супруга или супругу, пока не погибнет сама.

20-го мы снялись с якоря и под командованием генерал-адмирала Апраксина отплыли из устья Волги. Их Величества император и императрица еще раньше отбыли в Терки, главный город черкесской Татарии, расположенный на самой южной границе владений Его Величества. Он хорошо укреплен и стоит на острове, образованном реками Терки и Быстрой; его гарнизон насчитывает две тысячи регулярных войск и тысячу казаков, все конные. Коренным жителям, черкесам, не дозволяется жить рядом с городом, они селятся на определенном расстоянии от него. Подул встречный ветер, и наш флот к вечеру стал на якорь. На следующий день ветер не переменился, и весь флот перешел на весла. Мы держались как можно ближе к берегу, хотя ближе, чем на четыре или пять верст, подойти из-за мелководья не могли, но и на таком расстоянии весь берег, заросший густым высоким тростником, не позволял добраться до него даже на челноке. К ночи попутный ветер освободил бедных уставших солдат, которые целый день гребли, не переставая. Ночью ветер не менял направления, в час ночи начался сильный ливень с громом и молнией. Прояснилось утром 22-го, и, поскольку ветер стал попутный, мы плыли весь день, не теряя из виду берег; якорь же бросили ночью у Labugin (?) на глубине десять футов. Тот день подарил нам любопытное развлечение, касающееся рыб, формой и размером похожих на сельдь. Они плавали, то и дело подпрыгивая над поверхностью воды, и не пытались уйти глубже, хотя мы их ловили и поймали довольно много. Мы решили, что таков их способ существования, но, когда насадили на крючки несколько штук в качестве наживки, поймали осетра и двух белуг, из чего заключили, что эти рыбки держатся на поверхности, дабы спастись от хищных рыб точно так же, как летучая рыба пытается ускользнуть от дельфинов. Здешние рыбешки имеют форму и вкус в точности как у сельди, посему я уверен, что они сельдь и есть.

Рано утром 23-го мы вновь снялись с якоря и с тем же попутным ветром отошли далеко от берега, так что боле его не видели. После полудня наш дивизион потерял из виду адмиральский корабль, что доставило нам немалое беспокойство, ибо у нас на борту не было ни лоцмана, ни компаса (надо сказать, что остальной флот столкнулся с тем же неудобством), и, когда наступила ночь, мы, не зная, куда плыть, бросили якорь на глубине восемнадцати футов и стали ждать рассвета. Рано утром 24-го мы продолжили путешествие и, к радости всех, бывших на борту, около полудня вновь увидели землю, ибо это было единственным ориентиром для определения курса корабля. Однако начался встречный ветер, и нам пришлось перейти на весла и примерно на расстоянии двух верст от суши грести вдоль берега, который был по-прежнему плотно покрыт густым тростником, не позволявшим пристать нигде, кроме устья реки. Ночью командир корабля дал команду стать на якорь, что мы и сделали на глубине в девять футов, после чего поймали очень хорошей рыбы разных видов. На рассвете 25-го числа по причине встречного ветра поступила команда идти на веслах, но мы двигались как можно ближе к тростникам. Некоторые галеры отправили к тростникам свои лодки, и после выстрела из мушкета в небо поднялось огромное количество водоплавающих птиц, так что нам удалось подстрелить немало дичи. Ночью после тяжелого перехода мы снова стали на якорь на глубине четырнадцати футов. Поскольку ветер утром 26-го сменился на попутный, мы рано отправились далее и к вечеру прибыли к устью реки Быстрой, которая протекает рядом с городом Терки, расположенном в трех верстах от берега, где мы и нашли остальной флот, следовавший с адмиральским кораблем.

Во время нашего пребывания Его Величество получил донесение от генерала Ветерани с радостным известием, что тот на голову разбил пятитысячное войско Андреевской, сжег их главный город, опустошил все княжество, захватил всех попавшихся ему жителей, молодых и старых, мужчин и женщин, числом многие тысячи, и отправил их в Астрахань под охраной пяти тысяч казаков и пятнадцати тысяч калмыков. Кроме того, освободил несколько русских рабов обоих полов, которые теперь направлялись в Терки, чтобы оттуда их переправили морем в Астрахань. В ознаменование этого успеха было приказано дать три залпа из всех наших пушек и ружей.

Здесь я не могу не продолжить описание Черкесии и ее обитателей. Город Терки, их столица, расположен на очень просторной равнине, крайне болотистой в сторону моря, на 43 гр. 23 мин. северной широты, около трех верст по окружности. Он хорошо укреплен защитными валами и бастионами, построенными в современном стиле, в достатке снабжен пушками и всегда имеет значительный гарнизон под командованием губернатора. Черкесскому князю, живущему здесь, выделено для охраны пятьсот русских, но ни один из его подданных не имеет права пребывать на каком-либо участке фортификаций. После подчинения этих земель России во все укрепленные пункты были введены не только русские гарнизоны и губернаторы, но также магистраты и священники для исполнения христианских обрядов. Впрочем, черкесские татары имеют своих князей, вождей и судей, но при этом блюдут законность именем императора, а в важных делах — в присутствии русских губернаторов, и все клянутся в верности Его Императорскому Величеству. Одежда черкесов очень похожа на одежду ногайцев, разве что их шапки немного больше, а накидки, также сделанные из грубой ткани или овчины, завязываются лишь на шнурок у шеи, и, так как они не такие большие, чтобы покрыть все тело, черкесы поворачивают их в зависимости от ветра и погоды. К мужчинам-черкесам здесь отношение лучше, чем к ногайцам, а женщины чрезвычайно хорошо сложены, имеют исключительно красивые черты лица, чистую нежную кожу и прекрасные черные глаза, вместе с которыми две черные косы по обеим сторонам лица придают им редкостное очарование. На голову они надевают черную шапочку, покрытую тонкою белою тканью, и завязывают ее под подбородком. Летом они носят одеяния различных цветов, а спереди такой низкий вырез, что видно ниже пупка.^[4] Это, а также всегда открытые лица (что отлично от обычаев в большинстве других провинций этих краев), хорошее расположение духа и живая свобода разговора делают их весьма желанными. Несмотря на вышесказанное, черкешенки имеют репутацию очень целомудренных, хотя им редко приходится искать возможность, чтобы повести себя иначе, ибо у них считается вежливым поведением, когда муж выходит из дома, если кто-то придет поговорить с его женой. Но происходит ли женская сдержанность из благородства, когда они таким образом вознаграждают своих мужей за то, что те в них столь уверены, или же она основывается только на репутации, я судить не берусь. Их язык похож на языки других соседних татар; правда, те из них, кто занимает высокое положение, также сведущи в русском. Их религия — язычество; хотя они практикуют обрезание, у них нет ни священников, ни Корана, ни мечети, как у других магометан. Каждый предлагает богам жертву, когда пожелает, для чего, впрочем, установлены определенные дни скорее обычаем, чем каким-либо распоряжением. Самое торжественное жертвоприношение происходит в случае смерти ближайших друзей: тогда мужчины и женщины собираются в поле, чтобы присутствовать на этой церемонии. Приносится в жертву козел. Его надо убить, освежевать и натянуть шкуру с головой и рогами на крест, разместив его на верхушке высокого шеста, который обычно окружается живой изгородью (чтобы не подпустить скот). Рядом с этим местом приносится жертва; мясо варят и жарят, а потом съедают. Когда пиршество окончено, мужчины встают, поклоняются шкуре, бормоча какие-то молитвы, а женщины удаляются. Затем мужчины завершают церемонию питием aqua vitae*, и все это, прежде чем они разойдутся, обыкновенно заканчивается ссорой. Южной границей Черкесии является река Быстрая, а ближайшие соседи — княжество Андреев, население которого живет между рекой Койсу, берущей начало с Кавказских гор, и речкой Быстрой. Этот народ был побит генералом Ветерани.

Вечером 26-го Их Величества взошли на корабль, и рано утром 27-го флот отправился далее при благоприятном ветре. Пройдя остров Чечень, мы вскоре увидели землю по обеим сторонам: причиной тому был полуостров, образовавший большой залив длиною в сорок верст, и здесь перед нами впервые поднялись высокие горы Кавказа, вершины коих словно прячутся в облаках. Горы Тавр и Арарат настолько близко расположены, что они кажутся продолжением одной и той же горы, пересекающей всю Азию от Андреева или Мингрелии до Индий. Арарат — это одна сплошная огромная гора, выше даже самого Кавказа, и вершина ее круглый год покрыта снегом. Говорят, это та самая гора, на которой оказался Ноев ковчег после Всемирного потопа. Армяне, которые называют ее Мессина^[5], верят, что там до сих пор остаются части ковчега и что с течением времени они все окаменели и теперь пребывают вне досягаемости, поскольку на гору не забраться из-за окружающих пропастей. Сии высокие горы приносят изрядную пользу мореплавателям в этой части Каспия, ибо большинство очень плохо умеет пользоваться компасом. Разный вид гор со стороны моря служит руководством для лоцманов, определяющих местонахождение корабля. Но возвращаюсь к нашему путешествию; в тот же вечер мы прибыли к устью реки Аграхан, где для ночевки стали на якорь, и там случился дождь с громом и молнией.

По команде генерал-адмирала рано утром 28-го началась высадка наших войск, проходившая с большими трудностями. По причине мелководья наши галеры не смогли подойти к берегу, и солдаты вынуждены были долго идти в воде, неся на спине оружие, амуницию, багаж и провиант. Все разгруженные корабли были подтянуты к берегу, и вокруг них для безопасности были возведены полевые укрепления под охраной полковника с шестью сотнями солдат. На кораблях оставались все наши больные, но для подкрепления позднее подошла тысяча казаков из армии генерала Ветерани. Здесь к нам явилось множество черкесских и дагестанских татар с небольшими повозками, лошадьми, верблюдами и волами на продажу. Хорошо понимая, что без всего этого мы не можем отправиться в дальнейший поход, они, пользуясь нашим безвыходным положением, назначали цену по своему разумению. Я купил повозку и двух лошадей: одну для багажа, другую — чтобы ехать верхом, и был вынужден заплатить в шесть раз больше настоящей их стоимости.

Мы оставались там до 4 августа, потом снялись с лагеря и отправились в первый переход по Азии. Жара стояла столь невыносимая, что многие солдаты падали по дороге, но мы тем не менее прошагали в тот день двадцать пять верст и ночью пришли на берег реки Сулак. 5-го мы прошли еще десять верст вверх по реке к месту, где для армии были подготовлены переправы. Во время перехода нас встретил шаскал^[6], или князь Тарку, правитель дагестанских татар с пышной свитой и приветствовал Его Императорское Величество на дагестанской земле, предложив свою помощь и уверив, что сделает для нас все, что в его силах. Его подданные также принесли армии всевозможные угощения. После того как наша армия прошла строем перед князем, он, судя по всему, был поражен порядком и прекрасной дисциплиной, которые наблюдал, ибо раньше он никогда не видел регулярных войск, и, посмотрев, как разбивается наш лагерь, отбыл, будучи, несомненно, доволен. Татары принесли в лагерь такое количество винограда, дынь, апельсинов, гранатов, яблок, груш и проч., и солдаты поглощали их с такой жадностью, что у многих начались лихорадка и понос, вследствие чего отныне приносить фрукты в армию запретили. Здесь мы нашли несколько небольших лодок, из коих сделали два парома, чтобы переправить армию через Сулак.

6-го Его Величество со своим дивизионом и несколькими другими полками перебрался на другой берег и разбил там лагерь. А вечером оказать почести императору пришли губернатор Горского, губернатор Аксая и два дагестанских князя. Первый принес ему в подарок трех прекрасных персидских коней с богатой сбруей, шестьсот повозок для поклажи с впряженными в каждую двумя волами и, кроме того, пятьдесят жирных волов на убой для питания армии. Последние преподнесли Его Величеству шесть великолепных персидских скакунов с очень богатой сбруей и сотню волов для армии. Все они просили защиты у Его Величества для себя и своих земель. На следующий день разразилась буря с сильным ветром, в результате чего снесло все наши палатки, а река так поднялась, что вышла из берегов, и посему нам пришлось отойти от нее на некоторое расстояние. Несколько человек, переходивших в это время на другой берег, утонули. А наши паромы получили такие серьезные повреждения, что армия смогла перебраться лишь 10-го, когда к нам присоединился генерал Ветерани со своими драгунами и казаками. Тысяча казаков была тотчас отправлена назад для усиления войск, оставшихся на укреплениях, прикрывавших наши галеры в устье реки Аграхан. Генерал привез с собою пленника, правителя Андреевской, коего император велел в тот же день повесить в назидание остальным. Это так сильно возмутило других правителей Дагестана, что они готовы были мстить, и это доставило нам серьезные неприятности.

11-го мы снова были на марше; в авангарде шла половина драгун и казаков, другая же половина прикрывала нас с тыла. В тот день, несмотря на сильную жару, из-за которой многие падали по дороге, мы прошли тридцать верст. Когда же в середине дня мы остановились, обнаружилось, что по горным склонам движется множество вооруженных всадников. В тот момент Его Величество ехал в арьергарде и, проскакав вдоль войска, спросил, заряжено ли у всех оружие. Когда же узнал, что не заряжено, самолично дал приказ его зарядить, а также велел всем офицерам дивизиона собраться у начала строя гренадерской роты, где, когда мы собрались, сурово укорял нас и отчитывал за пренебрежение своими обязанностями. Мы (а именно старшие офицеры, которые в то же время были генералами, а также все капитаны) шли тогда безоружные, ибо шпаги наши были сложены в повозку. Старшим офицерам было приказано идти шеренгой пешком, а капитаны выстроились позади них в три шеренги, и каждый офицер взвалил на плечи по три мушкета. В таком виде мы шли маршем около двух часов по невыносимой жаре, но тут императрица, получив сообщение о нашем плачевном положении, поспешила подъехать к нам в своем экипаже и так горячо попросила за нас, что нам было разрешено снять сию тяжесть, вновь сложить в повозку шпаги и поцеловать руку Его Величества, который сказал нам, что наказал лишь офицеров своей гвардии, которые призваны подавать достойный пример всей остальной армии. За этим уроком дисциплины последовала расплата. На следующий день бедный капитан гренадеров, человек грузный, умер от изнеможения, а несколько других заболели, и позже некоторые из них также умерли. В тот день мы потеряли несколько лошадей из-за ядовитой травы и нехватки воды, но с верблюдами и волами ничего не случилось, из чего я заключил, что траву эту они не ели.

12-го мы достигли города Тарку, пройдя десять верст. Шаскал встретил императора на полпути и проводил его в город, стоящий на склоне горы, довольно открытый, без городских стен, и наша армия расположилась лагерем на просторной равнине под городом. Прибыв в столицу Дагестанской Татарии, я постараюсь дать описание этой провинции и города исходя из наиболее достоверной информации, которую мне удалось раздобыть. Их территория простирается от реки Быстрой, служащей границей с Черкесией, вдоль Кавказских гор до Дербента. Черкесы не относятся к подданным турок или персов: ими управляет шаскал, их глава. Пост сей не наследственный, а выборный. Вся дагестанская земля разделена на небольшие уделы, каждый под властью своего правителя, именуемого «мирзой», который хоть и получает свое владение по наследству, все же абсолютною властью не пользуется. Его власть контролируется некими черкесскими вождями. Все эти мелкие правители признают своею главою шаскала и оказывают ему уважение, но без полной покорности. В целом это народ лихой, варварский и дикий, живущий в основном грабежом и разбоем. Средства к существованию мужчины в значительной степени получают от кражи детей, включая даже собственных ближайших родичей, и продажи их в соседнюю Персию, предоставляя женам в свое отсутствие заботиться о скоте. Они зовутся дагестанцами от слова «даг», что на их языке значит «гора», то есть получается, что они «горцы». Они выдают себя за потомков амазонок и твердо верят, что царица амазонок Фалестрида отправилась отсюда в Гирканию, чтобы встретиться с Александром Македонским и получить ту благосклонность, о коей дамы, хоть и чрезвычайно на нее падкие, редко просят сами. Все дагестанцы магометане, они делают обрезание и соблюдают все другие ритуалы турок. Они носят длинную, плотно пригнанную верхнюю одежду, обычно из грубой темно-серой или черной ткани, а сверху накидку из того же материала; правда, зимой она из овчины. На голову надевают шапку прямоугольной формы, сшитую из множества кусочков. Их обувь чаще всего сделана из лошадиной шкуры, сшиваемой только на подъеме. Самого бедного дагестанца обеспечивают кольчугой, шлемом, щитом, а кроме того — саблей, копьем, луком и стрелами.

Город Тарку, будучи самым крупным городом Дагестана, состоит из более чем трех тысяч домов, и в нем очень много жителей. Все дома двухэтажные, с плоскими крышами и стоят близко друг к другу. Прохладными вечерами женщины гуляют по крышам, а мужчины по улицам. При каждом доме есть сад со всевозможными вкусными фруктами, и все сады хорошо снабжены источниками воды. Что касается их женщин, то они на редкость хороши как лицом, так и статью. Кожа лица у них светлая и чистая в сочетании с прекрасными черными глазами и волосами. Но, поскольку мужчины очень ревнивы, женщины всё время сидят под замком, поэтому увидеть их — дело непростое. Полагаю, нам это сделать так и не удалось бы, если бы дважды не помог случай. Нам разрешалось посещать город и покупать необходимые вещи, но при этом был дан приказ ходить хорошо вооруженными, крепкими отрядами, ибо в благонамеренность жителей у нас веры не было. Однажды прибыв в город с несколькими офицерами и хорошей охраной, мы увидели, как один знатный человек заходит в свой дом, и, набравшись смелости, мы вошли следом за ним явно против его воли. Но, когда наш переводчик сказал ему, что мы все по званию офицеры и просим его оказать нам любезность и удовлетворить наше любопытство, продемонстрировав, что находится внутри его жилища, он в конце концов с неохотой согласился и провел нас в комнаты. Все полы были покрыты великолепными персидскими коврами без какого бы то ни было рисунка, в отличие от матрацев и шелковых стеганых одеял, которые используются для ночного сна. Нет у дагестанцев ни столов, ни стульев, все сидят или лежат на полу. Вместо стекол окна закрываются клетчатыми шторами, очень хитро сплетенными из тростника, через них можно видеть, что происходит на улице, но самому оставаться невидимым. Стены и потолок белые, без орнамента. Потом хозяин повел нас во двор, прямоугольный по форме и разделенный посередине высокой стеной, отделяющей его личную половину от женской. Показав нам также свой сад, где во множестве растут разнообразные фрукты, дагестанец пригласил нас присесть на диван на веранде и угощал кофе, фруктами и сластями. Капитан Бруни, один из нашей компании, показал ему очень милое зеркальце для бритья, которое носил в кармане, и, заметив, что оно понравилось нашему хозяину, тотчас преподнес его ему, чем, похоже, снискал его расположение. Побеседовав с хозяином, мы попросили его позволить нам на почтительном расстоянии посмотреть на его женщин и на одежду, которую у них принято носить. Хотя и неохотно, он в конце концов согласился и сам пошел на женскую половину, дабы, как мы предположили, приказать женщинам приготовиться к встрече. Вернувшись, он снова сел, и мы продолжили беседу. Затем он опять вышел, привел четырех жен и восемь наложниц и поставил их в ряд, чтобы нам было удобнее их рассматривать, после чего занял свое место на диване рядом с нами. Однако дамы, недовольные, что на них смотрят с такого расстояния, дружно двинулись вперед и уселись на диван напротив нас. Такое откровенное поведение совсем не понравилось нашему хозяину, а женщины, нисколько не обращая на это внимания, очень внимательно разглядывали наши костюмы и через переводчика задавали нам множество вопросов, особенно касающихся обычаев и одежды наших женщин, в том числе — сколько женщин разрешается иметь мужчине в нашей стране. Когда же они узнали, что ни одному мужчине не разрешается иметь больше одной жены и что женщинам так же, как и мужчинам, можно бывать на улице и ходить в гости к соседям, они захлопали в ладоши и с восторгом воскликнули: «О, счастливая, счастливая страна!» Наш хозяин, которому их поведение явно пришлось не по душе, тотчас приказал им удалиться на свою половину, и они крайне неохотно повиновались. Все они были на редкость симпатичными созданиями, но наложницы по красоте превосходили жен, что неудивительно, ибо мужчины женятся по договоренности, а наложниц выбирают сами. Еще немного побыв в доме дагестанца, мы откланялись, но, уходя, пригласили его на следующий день к нам в лагерь. Когда он пришел, мы очень старательно его развлекали, и, похоже, ему особенно понравилась наша полковая музыка. Прощаясь, он сказал, что, поскольку мы проявили по отношению к нему столько вежливости и внимания, он всегда будет рад принять нас в своем доме, пока мы пребываем в этих краях. Но, несмотря на все наши попытки, больше нам так и не удалось к нему попасть.

Второй раз мы увидели дагестанских дам в палатке императрицы. Женщины шаскала в сопровождении других знатных дам прибыли выразить свое почтение императрице. Они были так тщательно скрыты в экипажах, что увидеть их не представлялось никакой возможности. Когда же они оказались в палатке императрицы, их усадили на подушки из темно-красного бархата, которые были разложены поверх покрывавших землю персидских ковров. Дамы сели, скрестив ноги, как у них заведено. Когда все расселись, императрица отдала приказ, чтобы в палатку пустили офицеров посмотреть на женщин, которые и в самом деле были на редкость красивы. Ее Величество распорядилась, чтобы, когда одна группа офицеров удовлетворит свое любопытство, ей следует удалиться и дать возможность сделать то же самое другой, так что визит дагестанских дам затянулся до очень позднего часа. После чего слуги императрицы отвезли их назад в город с большим количеством факелов, и дамы остались весьма довольны приемом. Не только получив информацию, но и ощутив, как свободны наши женщины, они, конечно, восприняли это с таким же воодушевлением, как и женщины нашего хозяина-дагестанца. И, осмелюсь сказать, если бы мы вздумали поискать желающих среди сих прекрасных дочерей амазонок, их мужья остались бы сейчас вовсе без женщин, как в те далекие времена.

После того как манифесты Его Величества были обнародованы не только в Дагестане, но и в Дербенте, Баку и Шемахе, 15-го числа из Дербента при­шли письма с уверениями, что манифесты были приняты с великой радостью и что люди с большим удовольствием пойдут под защиту императора, когда бы он ни пришел со своею армией. При такой новости был издан приказ, чтобы каждый, кто служит в армии, от высших чинов до нижайших, принес камень среднего размера в центр лагеря, где и был воздвигнут крест, вокруг которого сложили гору камней, сотворив таким образом, как я полагаю, долговечный монумент, после чего было проведено богослужение. 16-го мы отправились далее и прошли двадцать пять верст под палящим солнцем до реки Манас, которая в достатке обеспечила нас водой. Однако мы не смогли раздобыть фуража и были вынуждены отправить лошадей пастись среди гор, где многие были пойманы и уведены татарами, а среди них и три мои. Когда на следующий день, шестнадцатого, мы тронулись в путь, генерал Ветерани был настолько любезен, что приказал двум драгунам спешиться и впрячь своих коней в мою багажную повозку, но самому мне пришлось идти пешком, что было чрезвычайно утомительно в столь жарком климате. Мадам Кампенгаузен, одна из статс-дам Ее Величества, заметив, что я иду пешком перед своею ротою, вечером послала осведомиться у меня, в чем причина, и, узнав о моем несчастье, была так добра, что поведала о нем императрице, та же милостиво велела своему конюшему дать мне лошадь и сбрую. А Его Величество, прослышав о моей нужде, приказал выдать мне еще одну лошадь, так что я вновь очутился в седле, как и мой слуга. Однако в ту ночь я купил себе для перевозки багажа двух верблюдов, по пятнадцати рублей за каждого, а повозку свою отдал одному из офицеров, у коего появилась в ней необходимость. Довольно скоро я хорошо осознал, сколь полезны верблюды, которые не только везут тяжелую поклажу, но питаются там, где не могут кормиться лошади, и живут несколько дней без воды, если вместо нее получают пригоршню соли. В тот день мы прошли по каменному мосту реку Манас и на небольшом расстоянии от нее реку Бойнак и остановились лагерем у Старого Бойнака, прошагав тридцать верст и миновав большие хлопковые и шафрановые поля. За день мы потеряли нескольких лошадей, павших от жары, усталости и отсутствия фуража. Следует заметить, что в этих краях лето чрезвычайно жаркое, вся трава совершенно высохшая, сожженная солнцем, поэтому местные жители вынуждены кормить скот сеном, которое заготавливается зимой, когда много травы и пастбищ. Из этого места Его Величество направил трех казаков с проводником к султану Udenich (?), жившему в горах на некотором расстоянии от нас с требованием прислать депутацию для совещания, выразив также желание получить для обеспечения армии вьючных животных, дабы перевезти наш багаж в Дербент.

18-го мы прошагали двадцать пять верст и разбили лагерь на берегах реки Инчхе^[7], где к нам вернулся проводник с ответом султана. У него были отрезаны нос и оба уха. Он сообщил, что трое казаков были при нем убиты самым жестоким и варварским способом, и султан поручил ему сказать императору, что, если кто-то из его людей попадется ему в руки, с ними поступят точно так же, а что касается совещания, которого желает император, то они готовы его провести с саблями в руках.

19-го татары появились на склоне горы числом двенадцать тысяч, дабы воплотить в жизнь свои угрозы. Но, поскольку после возвращения посланца мы были настороже, армия тотчас же, не снимая палаток, стала под ружье, и Его Величество лично пошел на неприятеля лишь с одним своим дивизионом, состоявшем из шести батальонов, приказав следовать за ним только части армии. Когда мы приблизились к подножию горы, началась перестрелка, не нанесшая особого ущерба ни одной из сторон. Поскольку противник находился на возвышении, мы не могли стрелять из пушки. Император, поняв, что они будут оставаться на этой позиции и не станут наступать на нас, приказал драгунам и казакам обойти неприятеля и напасть с горы, что и было незамедлительно исполнено. Когда наши поднимались по склону, мы все время наблюдали за ними, но неприятель их не видел, пока они не подобрались к нему сзади, и тут началась страшная сеча. Татары бежали со всех ног, оставив на месте от шестисот до семисот человек убитыми. Сорок человек были взяты в плен и среди них кое-кто из знати, в том числе магометанский священник, который был одним из их главных вожаков. Именно он не только посоветовал, но и совершил собственными руками ужасное и жестокое убийство трех казаков, разрезав им живым грудь и вырвав сердце. Потом их тела, насаженные на кол у дворца султана, нашли наши драгуны, преследуя противника до самых дворцовых ворот, и, войдя во дворец, они убили всех, кто попался им на пути, числом более трех тысяч мужчин, ибо женщин и детей противник укрыл в горах еще до того, как отправиться в экспедицию, в результате которой резиденцию султана и шесть деревень сожгли и сровняли с землей.

В ходе преследования отряд драгун загнал двадцать татар в узкое место, откуда не было никакой возможности выбраться. Поняв, что их плотно прижали, татары пали на колени и всем своим видом дали понять, что умоляют о пощаде, протягивая свои ружья прикладом вперед. Посему двадцати драгунам был дан приказ спешиться и забрать у них ружья. Но, когда драгуны двинулись к татарам, эти головорезы поднялись с колен и стали метать в них свои копья. Они убили всех драгун, после чего смело бросились в атаку с саблями наголо и ранили еще нескольких. Они не сдавались, пока всех их не изрубили на куски.

Генерал Румянцев получил приказ идти с шестью батальонами на помощь драгунам, дабы уничтожить резиденцию султана, но по дороге нас атаковали шестьсот всадников, посланных соседним вождем на помощь Udenich. В атаке они то наступали, то отступали в очень необычной манере: их строй имел двадцать человек по фронту и пятьдесят в глубину, и они двигались друг за другом, обнажив сабли. Первые ряды сначала бросались на нас, и мы отражали их своими привинченными штыками, потом они резко разворачивались и становились в арьергарде. После такой атаки, длившейся около получаса, нападавшие решили, что будет лучше, если они удалятся. Они потеряли убитыми и ранеными несколько человек и лошадей. В сем бою один из их командиров, отличавшийся особенным мужеством и энергичностью, бросался на нас несколько раз и ранил двоих солдат. Генерал Румянцев, наблюдая за ним, увидел, что в руке у меня ружье, и захотел, чтобы я попробовал свалить этого командира, что я и сделал при очередном его нападении. Я попал ему в бедро, он упал с лошади, и их обоих сразу же схватили. Генерал с удовольствием подарил мне ту лошадь и сбрую, а также саблю, лук и стрелы. Уздечка и сбруя были украшены гвоздиками из позолоченного серебра, ножны сабли также были филигранной работы. Лошадь я продал за шестьдесят дукатов, а саблю, лук и стрелы привез с собою в Британию, где они хранятся у меня до сих пор. Таким способом генерал Румянцев в определенной степени компенсировал лошадь и сбрую, оставленные мне маршалом Вейде и отобранные у меня, о чем я рассказывал ранее. По завершении стычки мы продолжили двигаться в сторону резиденции Udenich, и по всему пути дорога была устлана трупами тех, кого в ходе преследования убили наши драгуны. Среди прочих лежал юноша лет восемнадцати-двадцати. Его голова была отсечена совсем недавно. Красота лица его и всего облика даже в смерти была столь поразительна, что, проходя мимо трупа, каждый из нас останавливался посмотреть, говоря, что никогда не видел никого, кто мог бы сравниться с этим юношей. Но, поскольку восхищение такой красотой замедляло наше движение, генерал приказал убрать тело с дороги. Прошагав маршем около пятнадцати верст, мы повстречали возвращавшихся драгун и казаков с богатым грузом трофеев и, после того как генерал Ветерани сообщил Румянцеву, что дело полностью закончено, все вместе отправились в обратный путь и, подойдя к той возвышенности, где противник появился впервые, обнаружили, что двадцать один пленный был повешен в качестве возмездия за жестокое убийство наших троих казаков. Один из пленных с отрезанным носом и ушами был отправлен к султану Udenich с письмом, в коем султана бранили за дикую жестокость по отношению к нашим невинным посланцам. Священник же за его нечеловеческое варварство был четвертован.

Пока эти наши воины отсутствовали, исполняя приказ, генерал-адмирал Апраксин, командовавший всей армией, допрашивал пленных и спросил, почему они подвергли столь жестокой смерти наших невинных посланцев. Те ответили, что ничего более о том не знают, но что сделано это было по приказанию султана и по наущению священника, после чего был допрошен священник, который очень смело отвечал, что сделал бы то же самое с каждым из наших людей, попадись они ему, дабы отомстить за то, что мы учинили с татарами из Андреева, чей правитель был предан нами столь постыдной смерти и чьими друзьями и союзниками они себя числят. Кроме того, они — свободный народ и не желают подчиняться никакому владыке на свете. Затем адмирал спросил его, как они решились напасть на такую многочисленную и обученную армию, намного превосходящую любые силы, которые им удалось бы собрать, включая поддержку соседей. На что священник ответил, что они вовсе не боятся наших пехотинцев, кои не смогли бы преследовать их в горах, а что до казаков, то в предыдущих боях они часто их побеждали, однако более всего их смущали наши «синие мундиры» (сиречь драгуны), державшиеся верхом очень близко друг к другу. Потом он сказал адмиралу, что нет нужды более задавать ему вопросы, ибо он твердо намерен не отвечать, и что он не просит и не надеется на милость таких собак-христиан, как мы, после чего священника увели. Когда к палатке адмирала привели на допрос другого пленника, он не пожелал отвечать ни на один заданный ему вопрос, за что было приказано его раздеть и бить кнутом. Но, получив первый удар, он выхватил шпагу, висевшую на боку у офицера, и кинулся с нею на адмирала, которого наверняка убил бы, когда бы двое часовых, стоявших у палатки, не проткнули его своими штыками. Однако, даже упав, он вырвал мушкет у одного из часовых, начавшего бороться с ним за свое оружие, и в результате сей отчаянный пленник откусил большой кусок мяса на руке часового, после чего его быстро прикончили. Как раз в это время появился Его Величество, и адмирал сказал ему, что наверняка пришел на эту землю, дабы быть сожранным бешеными собаками, ибо он никогда в жизни не был так напуган. Император ответил с улыбкой, что, если бы народ сей страны овладел искусством войны, ни одна нация не смогла бы с ним справиться.

Имея намерение держать этот народ в страхе, император повелел построить форт на реке Инчхе под руководством инженера барона Ренна, лейтенанта гвардии, а для работы и охраны были приданы ему все калмыцкие татары, а также несколько казаков.

Армия вновь выступила в поход 21-го. Пройдя двадцать верст среди виноградников и фруктовых садов, мы ночью достигли реки Дурбак. Здесь нас встретил гонец с торжественным кортежем из хорошо укрепленного города Баку, чтобы поздравить Его Величество с благополучным прибытием в здешние края. Он вручал народ и город его покровительству, настоятельно прося избавить их от узурпатора Мир Махмуда, от которого за последние два года удалось найти средства защиты, и умоляя императора поторопиться, чтобы жители города почувствовали облегчение.

22-го мы прошли еще пятнадцать верст через сады и виноградники и оказались у небольшой речки, где росло много травы, которой нам так не хватало на всем пути от Тарку до этого места. На следующий день, 23-го, мы продолжили свой путь среди прекрасных виноградников и через пятнадцать верст прибыли в Дербент. На полдороге Его Величество был встречен наибом и знатными жителями, вручившими ему ключи от города и тут же предложившими пустить наши войска в цитадель и разместить там гарнизон для охраны Дербента, который уже долгое время сам защищался от нападений узурпатора Махмуда. Это щедрое предложение было встречено с большою благодарностию. В тот же день под тройной залп всей дербентской артиллерии мы прошли маршем через город и разбили лагерь на его южной стороне. Так мы впервые ступили на землю Персии. Теперь из лагеря нам хорошо была видна гора Арарат, вершина которой возвышалась надо всеми горами Кавказа. Император назначил губернатора и трехтысячный гарнизон в крепость, тотчас же с великой радостью переданную им местными жителями, ибо наконец они освободились от изнурительной и тяжелой обороны, которую так долго держали, защищая город от войск узурпатора. На крепостных валах установили сто чугунных и шестьдесят медных пушек, двенадцать и девять фунтовых орудий с большим количеством боеприпасов. На небольшом расстоянии на каждой стороне крепости стоит по высокой сторожевой башне, с них можно издалека увидеть приближающегося противника.

Город Дербент в провинции Ширван, расположенный на 41 гр. 51 мин. северной широты, находится на берегу Каспийского моря. Его стены погружены в воду на десять футов, чтобы к ним нельзя было подойти; его длина с востока на запад составляет почти пять верст, но ширина непропорциональна длине. Он не только представляет собою границу Персии, находясь на самом ее рубеже с этой стороны, но, спускаясь с гор к морю, может совершенно справедливо быть названным воротами в Персию. Город разделен на три отличные друг от друга части. Крепость, расположенная на вершине горы, всегда имела сильный персидский гарнизон. Вторая и главная часть простирается от подножия горы до нижнего города, который образует третью часть, спускающуюся к морю. Эта третья часть, некогда населенная греками, сейчас не столь обитаема, ибо в основном превращена в сады, с тех пор как место сие было отвоевано у турок. Весь город окружен очень крепкою стеною, такою широкою, что по верху ее может спокойно проехать повозка, а по сторонам построены прямоугольные башни на надлежащем расстоянии друг от друга. Стены возведены из больших прямоугольных камней, похожих на груду скрепленных цементом морских раковин, однако они твердые и прочные, как мрамор, а если их отполировать, то очень красивы. Этот камень добывают в большинстве каменоломен Кавказа. Дома построены и убраны в таком же стиле, как в Тарку. Жители все магометане, кроме некоторого количества евреев, чье основное занятие — торговля украденными детьми, которых привозят на здешний базар татары из соседнего Дагестана, а также турецкими или русскими пленными, коих они добывают во время своих вылазок, а евреи уводят далее в Персию, где и продают.

На горе над городом, в основном покрытой лесом, можно обнаружить развалины очень древней стены, которая, надо отдать должное местной истории, когда-то связывала это место с Черным морем, увеличивая территорию по длине почти на триста верст. Однако это все, что нам известно наверняка. Развалины стены видны и по сю пору: где-то они имеют высоту шесть футов, где-то два или три, а где-то следы ее совершенно теряются. На некоторых близлежащих горах виднеются также развалины нескольких старых крепостей прямоугольной формы, в двух из которых, до сего времени не снесенных, стоит персидский гарнизон. Местные жители в основном придерживаются мнения, что город Дербент был построен Александром Великим и что длинная стена, доходившая до Черного моря, была возведена по его приказу, дабы предотвратить набеги скифов на Персию.

Рядом с нашим лагерем мы увидели несколько тысяч захоронений, покрытых камнями по полукружиям (цилиндрически), но превосходящих обычный человеческий рост, и на всех них были арабские письмена. Рассказывают, что в былые времена (однако уже после Магомета) в Мидии был некий царь по имени Кассан, который на этом самом месте получил серьезное поражение в битве с дагестанскими татарами, и что в этих могилах похоронены тела его офицеров, зарубленных на поле боя. Рассказ этот не кажется совершенной выдумкой, поскольку неподалеку, рядом с морем, находятся еще сорок могил, превосходящих по размеру те захоронения и огражденных стеной. На каждой есть свой флаг, и, как нам сказали, в них покоятся многие знатнейшие правители и прочие благочестивые люди из их окружения. Сюда приходят и персы и татары обоих полов, чтобы почтить память усопших. Они целуют гробницы, кладут на них руки и молятся.

У жителей Дербента есть легенда, повествующая об Александре Великом и Мелкихатун, вдовствующей султанше провинции Ирван. Прибыв в те края, Александр явился под видом собственного гонца в город Берда, резиденцию султанши, чтобы потребовать сдачи ее самой, ее города и всей страны на милость победителя. Мелкихатун, женщина любознательная и обладавшая изысканным вкусом, заранее раздобыла портрет Александра, писанный с натуры, так что, как только он предстал перед нею, она уже знала, кто он такой. После того как он передал свое послание, султанша пригласила его пообедать с нею, после чего он получит ответ и доставит его царю, своему господину. Затем его провели в большую залу, где стол был покрыт золотом и серебром, а на отдельных блюдах из золотой посуды лежали горы драгоценностей. Великого завоевателя усадили рядом с царицей, и она настойчиво уговаривала его что-нибудь съесть, чему Александр был весьма удивлен и спросил царицу, нет ли у нее какой-нибудь иной еды, кроме той, что он видит перед собою, ибо все это не утолит его голод. Тогда она сказала: «О, Александр! Я думала, тебе для жизни более ничего не нужно, ведь ты разорил столько стран и оставил бедных жителей погибать в нужде. Теперь ты видишь, что, если у тебя есть все сокровища мира, но нет пищи, тебе придется погибнуть самому». С этими словами она велела отодвинуть занавес, закрывавший портрет Александра, который висел прямо напротив него, и тому стало ясно, каким образом она его узнала. Царица сказала Александру, что хотя он теперь в ее власти, она подарит ему все свои сокровища, поскольку поняла, что богатство — это единственное, что толкает его на разорение мира. Взамен она попросила, чтобы ей и ее подданным разрешили обрабатывать свою землю и наслаждаться этой землей в мире. Поведение и мудрые речи царицы так понравились великому Александру, что он согласился удовлетворить ее желание, даже не взяв от нее никаких подарков, кроме портрета. И после обильного угощения удалился, довольный царицей и устроенным ему приемом. Говорят, он потом направился в провинцию Ширван, где основал Дербент и отдал приказ построить стену оттуда до Черного моря со сторожевыми башнями через каждую милю, что и было в точности исполнено. Рассказывают также, что именно в Дербенте он встретился с царицей амазонок Фалестридой, чьи владения простирались отсюда до реки Быстрой на границе с Черкесией.

Тринадцать транспортных судов с провиантом для армии прибыли из Астрахани в устье реки Милукенти. 24-го мы отправились туда и через пятнадцать верст увидели, что они стоят на якоре. Здесь Его Величество предложил устроить пристань на Каспии для своих кораблей, ибо другого подходящего места рядом с Дербентом не было, и я получил приказ возвести форт для ее прикрытия. Драгунам было немедленно велено сделать фашины и палисады, а пехоте — копать землю. В первую ночь, после того как были разведены костры, нас посетили существа, именуемые «шакалами», которые выли самым жалостливым образом. Огни наших костров привлекли с гор такое их количество, и они издавали такой неприятный звук прямо перед нашим лагерем, что в ту ночь мы так и не смогли уснуть, а поскольку мы не ведали, что это за твари, то продолжали гадать о них до рассвета. Тогда уж подстрелили нескольких и выяснили, что похожи они на лис. После этого по вечерам мы стали стрелять, и это так их пугало, что с гор они больше не спускались. В этих местах мы еще обнаружили маленьких зверюшек, которые зовутся «песчаными зайцами» и по размеру ненамного превосходят крыс. Их голова, передняя часть туловища и хвост в точности похожи на львиные, передние лапки очень короткие, а задние, напротив, очень длинные, поэтому они не бегают, а с поразительной скоростью прыгают как вперед, так и назад, отрываясь от земли на целых три фута. Мы хорошо развлеклись, гоняясь за этими зверьками, хотя удалось поймать всего несколько, потому что они быстро прячутся в норки, ибо живут в норах, как кролики. Они весьма жирны и приятны на вкус. В ту ночь мы потеряли более семисот лошадей: они распухли, и внутренности их полопались от съеденной ядовитой травы, обильно произрастающей в этих краях. Однако ни верблюдов, ни волов мор не затронул, потому что, выбирая, чем кормиться, они траву эту обходили, едва понюхав. Местные жители особенно осторожны и не пускают своих лошадей пастись там, где произрастает сия трава. Встречается же она только у самого побережья.

25-го разразился такой ужасный шторм с северным ветром, что все тринадцать судов с провиантом выбросило на берег и разнесло в щепки, однако все люди спаслись. Менее чем через три часа уже не видно было никаких следов кораблекрушения, потому что все оказалось засыпано песком, нанесенным быстро набегавшими волнами: оттого что волны накатывали так часто, песок поднялся до весьма высокого уровня. На следующий день погода была довольно спокойная, и все начали раскапывать песок в поисках утраченного провианта. После усердных трудов он был найден. Главным образом это были мешки со ржаной и пшеничной мукой. Соленая вода проникла внутрь всего лишь на дюйм, так что содержимое осталось в полной сохранности. Мешки тотчас же передали армии с приказанием испечь хлеб и потом сделать из него сухари. Русские солдаты, куда бы ни пришли, всегда сами пекут себе хлеб, сооружая в земле печи. А когда поступает приказ приготовить сухари, они разрезают буханки, весом обычно в шесть фунтов, на маленькие квадратные кусочки и сушат их в печи или на солнце, в результате чего хлеб становится таким легким, что человек может спокойно нести с собою запас на двенадцать-четырнадцать дней. Эти сухари очень твердые и посему перед едой их вымачивают. Правда, делают такого вида хлеб только в случае необходимости. Русские так любят сухари, что всегда держат их у себя дома в большом количестве и самого лучшего качества. Обыкновенно их кладут в суп. На вкус они весьма приятны и не портятся больше года.

В наш лагерь прибыли два гонца (один из города Шемаха, другой из Баку) и умоляли Его Величество о помощи в борьбе против Мир Махмуда, узурпатора. Очень скоро после них явились еще три гонца от армян, милитинцев и грузин (все эти народы принадлежат Греческой церкви) и просили императора послать им войск для защиты от узурпатора, ибо они имеют твердое намерение стоять за своих царей. На следующий день прибыл посол от самого́ молодого царя. Тот очень настаивал, чтобы наша армия как можно скорее выступила ему на помощь, и предлагал Его Величеству во владение укрепленные города Решт, Шемаху и Баку, после чего мы приложили все старания, чтобы быстрее закончить строительство форта и пристани, и намеревались выступить в поход. Имея много работников, постоянно трудившихся на строительстве, 5 сентября мы завершили возведение форта, состоявшего из четырех бастионов, окруженных рвом, куда пустили воду из реки, а прикрытый путь обнесли частоколом. Для обороны в форте были оставлены 200 солдат регулярных частей и 300 казаков.

Наша армия была готова выступить на следующий же день, когда, к нашему большому удивлению, к императору прибыл из Шемахи турецкий посол с вестью, что турки овладели этим городом и что по приказанию своего великого господина он явился объявить Его Величеству об обиде, нанесенной Порте его продвижением по сим землям и, следственно, о желании, чтобы император ушел отсюда вместе со своим войском. В случае же его отказа России будет объявлена война. Должным образом поразмыслив, Его Величество решил, что двигаться далее неразумно, ибо при таком положении дел он не хотел иметь никаких разногласий с Турцией, в частности потому, что находился с армией слишком далеко от собственных владений. Посему он принял решение сейчас же повернуть назад, так что на тот момент мы достигли самого дальнего рубежа нашего персидского похода, а провинции, которые так настойчиво просили нас о помощи, были вынуждены впоследствии перейти под власть турок.

Все волнения и беспорядки в Персии были тогда вызваны праздностью и леностью ее султана, шаха Хусейна, чьим единственным развлечением были удовольствия гарема (или сераля). Он позволял своим евнухам править страной как им заблагорассудится, в результате чего в его провинции не однажды вторгались татары, монголы и арабы, и изгнать их оттуда удавалось только силою денег. Георгий-хан, царь Грузии^[8], был правителем города Кандагара на границе с Индией. Узнав доподлинно или только предположив, что Мир Вайс^[9], сборщик налогов, пытается организовать восстание среди афганцев, он сообщил об этом двору султана в Исфахане. Мир Вайса вызвали во дворец, где его лучшие качества быстро позволили ему завести дружбу со многими и в то же время обнаружить слабость двора, погрязшего в неге и удовольствиях. Он нашел способ вернуться в Кандагар и, облеченный некоторой властью, сразу же убил там Георгия-хана и вынудил афганцев поднять восстание, заполучив таким образом верховную власть, которую сохранял до своей смерти. Персидский двор так и не смог заставить его подчиниться. Мир Вайсу наследовал его брат, который был вскорости убит собственным племянником Мир Махмудом, сыном Мир Вайса. Именно Мир Махмуд подчинил себе всю Персию и сверг шаха Хусейна. Что случилось с сим правителем после его бегства, никто не знает.

Наша армия снялась с лагеря 6 сентября и отправилась в обратный путь в Дербент, к великому разочарованию тех, кто столь долго рассчитывал на нашу помощь и чьи посланцы покинули нас с тяжелым сердцем, поняв, что все надежды их рухнули и они остаются на милость узурпатора Мир Махмуда. Турецкий посол сопровождал нас до самого Дагестана. Мы прошли по Дагестану и, вернувшись, разбили лагерь к северу от Дербента ко всеобщей радости, поскольку армия не получила ни малейшего удовольствия от похода на земли сего дикого и варварского народа. 7-го числа турецкому послу была дана прощальная аудиенция, и он направился в Дербент, где оставался, покуда не удостоверился, что мы вновь сели на корабли с намерением отплыть в Астрахань. Позади мы оставили пятьсот человек в небольшом форте на реке Милукенти, а также коменданта с трехтысячным гарнизоном в Дербенте и, пройдя в тот день пятнадцать верст, 8-го остановились на отдых.

11-го мы прошли двадцать четыре версты до реки Инчхе и увидели, что барон Ренн завершил строительство форта, где мы ранее оставили для охраны сто солдат и двести казаков. Это то самое место, где на нас напало войско султана Udinach (?). Сейчас мы обнаружили, что противник ночью унес тела своих соплеменников, повешенных нами в отместку за убийство наших казаков. Сюда к нам прибыл посланник из Дербента и сообщил, что Udinach, соединившись с персидским усмием^[10] и утамышским султаном Махмудом^[11], собрал двадцатитысячное войско и ночью намеревается на нас напасть, из-за чего мы были вынуждены не спать и быть начеку всю ночь, которая выдалась ужасно холодной, и бдение наше продолжалось до полудня. Противник же все это время держался поблизости, готовый к бою. Однако мы двинулись дальше и прошли за день двенадцать верст, постоянно наблюдая врага, который несколько раз пытался напасть на нас во время марша, но, как только мы кидались ему навстречу, всегда отступал назад, не переставая, однако, следовать рядом. Они взяли в плен двух наших казаков, а мы троих татар. В тот день дул такой сильный ветер, что мы почти ослепли от песка и пыли. Враги думали, что ветер будет им в помощь, но были раздосадованы нашей бдительностью. Мы оставались при оружии всю ночь, которая выдалась холодной и влажной от росы, но, поскольку на нас нападали то тут, то там, мы согревались от постоянного движения. На следующий день, увидев, что противник подошел слишком близко, мы выстроились и весь день пребывали в боевом порядке. Ночью оставались в том же построении, и ни один человек не думал выйти из строя, ибо на нашу армию нападали почти со всех сторон. Но как только мы пытались атаковать, они убегали. Тут мы вновь потеряли несколько сотен лошадей из-за упомянутой выше ядовитой травы.

14-го мы прошли двадцать четыре версты, постоянно наблюдая неприятеля, продолжавшего двигаться по предгорьям, то и дело нападая на нас небольшими партиями, в результате чего мы взяли в плен еще двоих, но были вынуждены и в эту ночь оставаться настороже с оружием в руках, не разбивать палаток и не разводить костров. Офицеры и солдаты были так измотаны постоянным маршем, наблюдением за врагом и холодом, что вся армия очень ослабла и потеряла боевую способность. 15-го, несмотря на бедственное положение, в котором мы оказались, мы дошли до Тарку, проделав двадцать пять верст. Но, прежде чем мы вошли в город, противник исчез. Мы отправили двух трубачей в сопровождении двух казаков, дабы сообщить шаскалу о своем приближении, но, когда подошли к городу, нашли их убитыми на дороге. Их одежда и лошади были нами обнаружены у семи дагестанских татар из города Тарку, которые были схвачены и четвертованы в присутствии шаскала и горожан, а отрубленные их части развешены в самых людных местах в назидание остальным. Его Величество сурово распекал шаскала как за убийство наших посланцев, так и за предательское союзничество и сговор с его врагами с целью доставлять беспокойство армии. Шаскал же в свое оправдание убеждал Его Величество, что в случившемся его вины нет, но что его брат и двое сыновей возглавили недовольных из его народа и восстали против него, а поскольку сейчас он уже взял их под стражу, то просит Его Величество забрать их вместе с прочими бунтарями и поступить с ними, как он того пожелает. Таким образом, все арестованные были нам переданы и отправлены в Астрахань в качестве пленных или заложников.

16-го мы отправились далее и прошли десять верст от Тарку без всяких помех. По дороге один из пленных, взятых в Тарку, выхватил саблю у одного из казаков и чуть было не отрубил тому правую руку, но, когда попытался бежать, был убит выстрелом в голову другим казаком, его сопровождавшим. Продолжив наш марш 17-го, мы прошли двадцать семь верст, но проводник завел нас в сторону от дороги в топкую, болотистую местность, что привело к неразберихе в нашем строю и вынудило нас темной ночью вернуться, дабы найти верный путь. Проводник, заподозренный в предательстве, был закован в железы и, признанный виновным, повешен на следующее утро.

18-го мы прошли двадцать пять верст до берегов реки Сулак, где от нее отходит река Аграхан. Здесь мы нашли прекрасную ровную местность по обеим сторонам реки, на которой росли большие высокие деревья и простирались отличные пастбища, что подсказало Его Величеству удачную идею построить в этом месте новый, хорошо укрепленный город для устрашения дагестанских татар, а посему мне было поручено подготовить план. План сей предполагал строительство пяти бастионов и двух полубастионов рядом с рекой на южной стороне, с равелинами и прикрытым путем, защищенным частоколом. На северной стороне предполагалось шесть бастионов также с равелинами и прикрытым путем, защищенным частоколом. Обе стороны в середине должен был связать мост через реку. Император одобрил план, и тотчас люди принялись за дело под моим общим руководством и с подчиненными мне шестью инженерами для выполнения этой работы. Когда были намечены укрепления и проложены улицы, часть работников получила приказ валить лес для строительства домов, так что строительство фортификаций и зданий происходило одновременно. Его Величество нарек новый город Святой Крест и назначил генерала Ветерани главнокомандующим армией, которая должна была остаться для защиты крепости и завершения работ. Армия состояла из 7000 драгун, 5000 регулярной пехоты, 6000 казаков, всего 18 000 человек.

В это время пришло срочное сообщение из Дербента, из коего Его Величество узнал, что войско в 10 000 персидских повстанцев атаковало наш форт на реке Милукенти, и наш гарнизон сражался так мужественно, что противник был вынужден отступить, оставив на поле боя 600 человек; а также что другой форт на реке Инчхе подвергся внезапному нападению и был взят султаном Udinach, который четвертовал весь гарнизон, а офицеров распял на том самом месте, где мы ранее казнили его людей. Посланец привез еще и сведения разведки о том, что, как только султан Udinach узнал об отходе нашей армии к реке Сулак, он, решив, что пребывает ныне в полной безопасности, вывел своих людей из горных укрытий, и все они беспечно расположились в долинах. Император не стал терять времени и отправил войско легкой кавалерии из 10 000 казаков и 15 000 калмыцких татар, которые не замедлили исполнить его приказ и напали на тех, живших в полнейшей беспечности. Несколько сотен мужчин были порублены, а оба султана, Udinach и Махмуд, едва сумели скрыться, оставив победителям кроме рабов своих женщин, детей и скот. Всего было взято несколько тысяч человек обоих полов. Среди рабов оказалось четыреста тридцать семь русских обоих полов, которых теперь отправили жить в новый город Святой Крест. Император выделил солдатам, взявшим пленных русских, по два рубля за каждого, остальные же были проданы. Поскольку казаки и калмыки служат императору в войнах на условии «нет добычи — нет денег» и за время службы им положена только пища, все взятые пленные и трофеи принадлежат победителям, и они распоряжаются ими по собственному усмотрению и с наибольшей для себя выгодой. Когда оставшиеся пленные были предложены к продаже, среди них оказалось более двухсот грузинских рабов, все христиане, принадлежащие Греческой церкви. В отношении этих людей с теми, кто взял их в плен, договорились о десяти рублях за человека, которые заплатила за их освобождение Ее Величество императрица, и эти люди также отправились жить в новый город. Остальные казаки, не состоявшие на службе, и калмыцкие татары были отправлены домой в свою страну через Черкесию и пустыни Астрахани, щедро снабженные рабами и разным скотом, так что кампания сия оказалась для них прибыльной.

Теперь Его Величество начал готовиться к походу домой, я же устроил свои дела так, чтобы остаться на том месте, однако получил приказ сопровождать императора в Астрахань, а руководство работами в мое отсутствие передать инженеру-подполковнику Бруни, чему я подчинился с великим удовольствием. Поскольку я не продал ни своих верблюдов, ни лошадей, генерал любезно взял на себя труд решить с ними дело с наибольшей выгодой. 1 октября мы прошагали тридцать верст вдоль берега реки Аграхан к укреплениям, защищавшим наши галеры, и по прибытии обнаружили, что все корабли стоят на реке на якорях и готовы принять нас на борт. Мы погрузились в тот же вечер, и флот простоял всю ночь. На следующее утро лодка с провиантом, шедшая с берега к моей галере, не дойдя до нас, утонула. Матросов спасли, но провиант весь пропал. Я тотчас же послал генералу рапорт о нашем несчастии, прося нового провианта. Он ответил, что не может обеспечить нас, ибо на остальных галерах и без того мало провианта для собственного пропитания. Макаров, секретарь Его Величества, в то время будучи на борту со мною, был весьма удивлен таким ответом, заявив, что небольшая часть провианта, взятая с каждой галеры, не будет особенно заметна, а поскольку галер много, нам бы этого вполне хватило. Секретарь посоветовал мне незамедлительно отправиться в Астрахань, не обращая внимания на мнение адмирала, и предложил считать себя ответственным, коли меня за это привлекут к ответу. Я решился последовать его совету, как только задует попутный ветер.

2-го числа после полудня был дан приказ сняться с якоря, и, поскольку стояла безветренная погода, мы гребли вдоль берега до темноты, когда поступил другой приказ — бросить якорь. На следующий день все еще было безветренно, и мы шли на веслах до ночи. Когда же мы стали на якорь, начался ужасный шторм, и короткие волны так яростно бились о нашу галеру, что в ней возникла течь; вода прибывала чрезвычайно быстро, несмотря на все наши усилия откачать ее помпами. Посему мы думали, что очень скоро потонем. Я побежал в каюту посмотреть, сколько воды под полом, и, войдя, услышал шум воды под кроватью секретаря. Я сразу же позвал плотника снять доски, и там мы обнаружили течь. Пробоина была такая большая, что я смог просунуть в нее руку. Мы немедленно ее заделали, и тогда помпы быстро откачали воду с судна к нашей огромной радости. Во время этого шторма несколько наших галер пропало, но их матросы в большинстве спаслись. Когда рассвело, на небольшом расстоянии от нас мы увидели четыре утонувшие галеры. Из воды торчали только их мачты, за которые держались висевшие на них матросы. Они оставались в таком положении, пока к ним не подошли лодки и не сняли их. Три галеры были так нагружены, что пошли на дно, и все люди погибли. 4-го шторм стих, задул попутный ветер, и флот шел весь день, но в следующие два дня, когда наступил штиль, нам опять пришлось прибегнуть к гребле, и мы шли на веслах вдоль берега, что было убийственно для бедных солдат, у которых теперь оставалось совсем мало еды. Секретарь и я раздали им весь возможный провиант и бренди, чего, конечно, не хватило для столь большого количества людей.

7-го при попутном ветре мы не только шли под парусом, стараясь изо всех сил, но и помогали веслами и таким образом вскоре оставили флот позади. Всю ночь мы шли под парусами, но утром вновь был штиль, и пришлось грести, несмотря на плачевное состояние бедных солдат, ослабевших от голода. Двое из них умерли в тот день скорее из-за отсутствия пищи, чем от болезни. В полдень задул свежий ветер, освободивший солдат от гребли, и мы продолжали плыть всю ночь, но я потерял еще троих из моей команды. 9-го весь день ветер дул попутный, и мы всемерно это использовали, пока вечером не сели на мель, но с помощью верп-анкера сняли галеру с мели без малейших повреждений. Это промедление совсем лишило мужества несчастных голодных людей, и той ночью скончались еще двое. Те же, кто еще были живы, больше походили на призраки, чем на людей. Они были столь истощены, что не могли держать в руках ни паруса, ни весла и даже просили позволить им съесть своих умерших товарищей. От этого, однако, нам, идя под хорошим ветром, удалось их отговорить в надежде, что всего через день мы достигнем устья Волги. 10-го ветер все еще был благоприятный, и вечером мы, к счастью, повстречали рыбачью лодку с большим уловом, и бедные голодающие так жадно набросились на рыбу, что даже не имели терпения ее поджарить. Поэтому я был вынужден отогнать лодку из боязни, что мои люди себя погубят. Но, поскольку рыбаки дали нам мешок сухарей, мы разделили их на небольшие порции для всех, что вместе с жареной рыбой прибавило людям сил. А радостная весть о том, что несколько кораблей с провиантом стоят в устье реки, сильно взбодрило их упавший дух. Одного из рыбаков я взял на борт в качестве лоцмана, лодке же с рыбой приказал следовать за нами на случай, если нам в дальнейшем понадобится пища. Мы продолжали плыть всю ночь, но ночью умерло еще четверо из моей команды, и их наверняка съели бы товарищи, не заполучи мы так много рыбы. 11-го утром мы подошли к устью Волги, где нашли транспортные корабли со всяческой провизией, из которой я получил всё, что мне было надобно, предъявив расписку в получении. Однако я потерял еще троих, прежде чем ступил на берег. Таким образом, во время этого перехода всего четырнадцать моих людей умерли от голода и еще девять умерли от того, что, выйдя на берег, слишком много съели. Здесь мы ждали подхода флота, что произошло вечером 14-го. Первой к реке подошла галера адмирала Апраксина. Он спросил, чья это галера стоит у берега, и, когда ему сообщили, он потребовал, чтобы я поднялся к нему на борт. Секретарь Макаров отправился со мною и, когда мы поднялись, долго разговаривал с адмиралом в его каюте, после чего я был вызван и получил благодарность за все, что сделал, а затем отпущен. Но из-за осторожности, с какой он просил меня не упоминать о случившемся, я имею основания полагать, что он боялся, как бы его действия не дошли до ушей императора.

15-го числа флот отправился вверх по реке в Астрахань и по прибытии был встречен салютом всей артиллерии города к невыразимой радости нашей армии. Мы высадились на следующий день и были расквартированы для поправки сил, в чем имели большую нужду. Одно из наших госпитальных судов, имея 360 человек на борту, было отброшено к берегам Туркестана, или Туркмении, на восточной стороне Каспия. Из всего этого числа лишь один мичман, священник и семь матросов вернулись с печальной вестью — все остальные либо умерли, либо были взяты татарами в плен. В этой разорительной экспедиции мы потеряли более трети всей нашей армии не в битвах, а из-за болезней и изнеможения.

В это время прибыло срочное послание из Решта, главного города провинции Гилян, расположенного на южном берегу Каспия, с просьбой к Его Величеству прислать жителям достаточно войска, чтобы защитить их от узурпатора Мир Махмуда и с предложением отдать их хорошо укрепленный город в наше владение. Его Величество отправил по морю полковника и двух инженеров с тысячью солдат для подкрепления обороны Решта, но ко времени их высадки узурпатор с многочисленной армией подступил близко к городу, и жители Решта побоялись впустить в город наши войска. Посему наши войска вынуждены были закрепиться у берега. Когда об этом стало известно, на соединение с ними был отправлен генерал Левашов и четыре тысячи войска, и по их прибытии жители впустили всех. Генерал сразу же добавил несколько передовых укреплений, дабы улучшить оборону города, и мы полностью овладели сей провинцией, не получив никакого беспокойства со стороны узурпатора.

В этом походе генерал Левашов имел приказ направиться в Баку и оставить там гарнизон из двух тысяч человек, но он явился слишком поздно, потому что жители города, разочарованные отсутствием поддержки со стороны нашей армии, на которую они так надеялись, когда мы были в Дербенте, были вынуждены покориться Мир Махмуду и отказались впустить наши войска.

Здесь будет уместным заметить, что подозрительность, вызванная у турок походом нашей армии в эти земли, и возникшее у них чувство обиды были впоследствии урегулированы нашим послом в Константинополе, где обе страны пришли к взаимному соглашению, что туркам останется Шемаха, что Армения, Имерети и Грузия должны оставаться под их покровительством и что император, коли на то будет его воля, может подчинить себе все провинции, граничащие с Каспийским морем.

Император, теперь убежденный, что все его последующие завоевания будут осуществляться морским путем без риска погубить армию переходами по суше, немедленно отдал приказ построить достаточное количество грузовых кораблей и, поняв, что наши галеры слишком малы для длительной экспедиции, также отдал приказ построить некоторое количество двойных галер с сорока веслами и экипажем более трехсот человек на каждой. Устроив все дела здесь, император оставил генерала Матюшкина главнокомандующим армией и приказал шести батальонам своих лейб-гвардейцев сопровождать его в Москву. Мы оставили все наши галеры и отправились в открытых судах вверх по Волге, так что, вместо того чтобы насладиться отдыхом в Астрахани, мы вновь оказались подвержены невыносимым тяготам. Нас, которые имели честь состоять в лейб-гвардии этого неутомимого монарха, ждали большее изнурение, более тяжкая служба и более суровое наказание во всех случаях пренебрежением ею, чем любого другого человека в его армии.

 

 

КНИГА ДЕВЯТАЯ

 

Из Астрахани император отплыл 5 ноября. Первые три дня нескольких солдат высаживали на берег, чтобы они тянули корабли против течения, сменяясь каждый час. 8-го с юга задул попутный ветер, и четыре дня мы шли под парусами. 11-го нам попались большие льдины, плывшие вниз по реке, и, поскольку два наших батальона тогда были в арьергарде, я попросил бригадира Карчмина, под командованием которого находился, разрешить нам пойти быстрее, и он разрешил. Приложив немало труда и старания, 16-го мы добрались до Черного Яра, укрепленного города с многочисленным гарнизоном. За ночь река полностью замерзла, и посему я был вынужден вытащить корабль на берег, так что мне повезло стать единственным офицером нашего дивизиона, замерзшим в населенном месте. Его Величество с четырьмя батальонами застрял в сорока верстах выше от нас, а бригадир Карчмин с двумя другими в сорока верстах ниже и смог добраться до Черного Яра по суше только 19-го. Его Величество продолжил движение по суше до Царицына, мы же остались в Черном Яре, пока по льду на реке не пришли калмыцкие татары, чтобы, как обычно, разместиться на зимовье в сей пустынной местности. Они покрыли лед землею для прохода скота. Их лошади, не имея подков, как и другой скот, не могли и шагу сделать по голому льду.

На этот раз мы купили у татар лошадей по очень низкой цене и 17 декабря двинулись вперед по бесплодной, пустынной земле, не встретив по дороге ни одного жилища, вынужденные спать в палатках четыре ночи кряду при очень холодной погоде и лишенные самого необходимого. Ночью 21-го мы прибыли в Царицын, расположенный в пятистах верстах от Астрахани вверх по реке. Уезжая оттуда с другими батальонами несколько ранее и торопясь скорее прибыть в Москву, император оставил приказ нашим двум батальонам (Ингерманландскому и Астраханскому) расквартироваться здесь на зиму, и этот приказ мы приняли с большой радостью, ибо нашли прекрасное жилье, и, несмотря на многочисленный пеший гарнизон и казаков, у нас было все, о чем можно пожелать, причем в изобилии.

Однажды, когда я обедал с комендантом, он развлекал нас длинной историей о привидении, которое часто видят на ночных улицах, и это продолжается уже несколько лет. Оно крепко бьет того, кто пытается его потревожить, но другого вреда не причиняет. Я выразил удивление, что никто не пробовал схватить привидение, ибо я не сомневался, что это не кто иной, как человек, которому нравится пугать людей. Комендант, будучи очень доверчивым, ответил с некоторой горячностью, что «сразу понятно», что я иностранец, который «редко во что-то верит». Я сказал, что ему не надо обижаться на мои слова, ибо, если он даст мне разрешение отлучиться, я поймаю привидение сразу же, как только оно появится на улице, и комендант, ухмыльнувшись, такое разрешение дал. Вернувшись к себе, я спросил одного из своих сержантов, слышал ли он что-нибудь о расхаживающем по городу привидении. Он ответил, что частенько его видел, и, коли мне любопытно, он полагает, я также смогу увидеть его в ближайшую ночь. После этого я приказал ему собрать полдюжины крепких парней, прийти с ними ко мне на квартиру, а нескольких других отправить на улицу следить, не появится ли привидение, и, как только это случится, сообщить мне. Около 11 ночи пришло известие, что призрак бродит по соседней с моею улице. Тогда я послал сержанта и трех солдат ему навстречу и приказал во что бы то ни стало его схватить. Сам же с тремя другими солдатами пошел следом за призраком — на случай, если он попытается повернуть назад. Но привидение, встретившись с сержантом, даже не попыталось повернуть назад или скрыться. Когда его схватили, оно бросило себе под ноги двоих солдат, однако они держали его крепко, пока я не подоспел. Когда же я приставил к груди призрака пистолет, тот стал молить о пощаде и признался, что он один из гарнизонных казаков. Я тотчас же привел его к коменданту, который так устыдился из-за того, что столько времени позволял себя дурачить, и так разгневался, что пригрозил парню повешением. Но, поскольку никакой иной вины, кроме запугивания людей, за тем не числилось, он отделался суровой поркой, после чего некоторое время был выставлен напоказ в своем белом покрывале перед жителями города.

Раз уж у меня возникало немало поводов упомянуть казаков, служивших и в нашей армии, и в гарнизонах, попытаюсь дать краткий очерк их происхождения. Изначально они были не более чем бандой разбойников, состоявшей из дикого, варварского отребья, в основном головорезов из провинций Польской Руси, Волыни и Подолья. Оставив свои родные места, они обосновались на островах реки Борисфен^[12], ниже Киева, где жили, занимаясь грабежами и разбоем. Название «казак» происходит от их проворства, обозначаемого в польском языке словом «косса». Особенно они были знамениты умением проходить среди множества мелких островов в устье Борисфена. Их пиратство в Черном море давно наводило ужас на турецкие галеры, и они внушали страх всей Малой Азии, когда не только грабили Трапезунд и Синоп, но даже пригороды Константинополя, после чего преспокойно возвращались к себе с пленными и добычей.

Молва о нападениях казаков на турок создала им такую репутацию среди поляков, что Стефан Баторий, князь трансильванский и король Польши, решил, что они могут принести пользу польской короне не только в борьбе с набегами соседних крымских татар, но также в дополнительном укреплении польской армии, состоящей по большей части из кавалерии. Армия станет куда более грозной, если к ней примкнет много пехотинцев. Поэтому Баторий задумал навести порядок в рядах этих солдат-бродяг и приучить их к дисциплине, чего и добился, предоставив им изрядные привилегии и поставив над ними их собственного генерала, именуемого «гетманом», который обладает властью сам назначать себе офицеров. Подчинив и организовав таким образом казаков, Баторий даровал им город Трахтемиров на Борисфене со всей принадлежащей ему территорией, который они превратили в арсенал и резиденцию гетмана. В результате вся протяженность пустынных земель вдоль Борисфена от Бара, Браслава и Киева до Черного моря стала многонаселенной, с большими и малыми городами, и теперь зовется «Украиной»^[13], так как казаки оказывали большую помощь польской короне по защите ее границ от набегов крымских татар с этой стороны. Но через какое-то время они сделались весьма опасными, ибо восставали с оружием в руках против государства, что провоцировалось некоторыми польскими правителями, чьи мужики (их вассалы) никак не могли содержаться под надежным контролем, покуда казаки пользовались своими привилегиями. Так что казаки были представлены королю как угроза государству, поскольку к ним ежедневно убегало огромное число крестьян. Было решено построить форт в селении под названием Кода́к, стоявшем на участке суши там, где в Борисфен впадает река Самара. Выбор этого места был обусловлен его расположением, подходящим, чтобы обуздать казаков, поскольку оно находилось поблизости от мест их обычных военных сборов. Казаки, однако, прознали про замысел поляков и решили воспротивиться узде, которую собирались на них набросить. И, разгромив двести человек, которые под командованием полковника были оставлены следить за достройкой форта, казаки собрали значительных размеров войско, дабы помешать польскому генералу осуществить свой план. И с этого времени начались разногласия и постоянные стычки между поляками и казаками. Во время этих волнений очень многие казаки ушли с семьями на реку Дон, или, иначе, Танаис, и обосновались между Доном и Волгой, где существовали благодаря пиратству на Волге.

В 1653 году, испытывая сильное притеснение от поляков, они примкнули к русским, которые с их помощью на следующий год взяли города Смоленск и Вильно. Так что главным образом благодаря храбрости казаков провинции Смоленская и Северщина с палатинатом Киевским были присоединены к Российской империи, что было подтверждено мирным договором 1660 года, заключенном в Оливе. Примерно в этот период казаки в основном пошли под власть России и до сих пор подразделяются на украинских и донских казаков, первые их коих служат пешие, а вторые конные. Именно донские ка- заки были на этот раз взяты нами в экспедицию и оставлены в гарнизонах всех приграничных городов. Им платят регулярное жалование и выдают фураж для лошадей. Они оставили грабежи, за исключением тех случаев, когда их посылают во враждебную страну. Тогда вся взятая добыча принадлежит им, так же как и пленные, коих они вольны продать или сделать своими рабами.

Вообще, казаки высокие, сильные, крепкого сложения и удивительно деятельные; они либеральны, даже чрезмерно, и не придают большого значения богатству, но зато очень любят свою свободу, которую считают вещью неоценимой. Они выносливы, стойки, смелы, но большие пьяницы и очень вероломны. Основное их занятие — охота и рыболовство, но они также могут заниматься сельским хозяйством или военным делом. Язык их представляет собою диалект русского и польского языков, но более мягок и приятен, чем те два. Они исповедуют греческую религию в том ее виде, какой она существует в России.

В 1669 году, когда императором^[14] был Алексей, отец Его Величества, произошло крайне опасное восстание, поднятое неким Степаном Разиным, по рождению донским казаком. Наблюдая определенное недовольство ногайских татар, населяющих астраханские земли и терпевших тяжкое угнетение, вызванное злоупотреблениями и алчностью русских губернаторов тех мест, Разин решил сбросить русское иго, для чего собрал значительное войско и, став во главе его и имея в помощниках огромное число донских казаков, двинулся в поход на Астрахань. Он осадил город и после незначительного сопротивления взял его. Оттуда пошел на Казань, угрожая не только этому городу, но всему югу России самым ужасным вторжением. Его армия увеличивалась невероятно благодаря огромному количеству татар, прибывавших ему на помощь. Но, вместо того чтобы использовать это обстоятельство в свою пользу, Разин предался безделью, всяческим бесчинствам и распутству, что позволило русским выиграть время, чтобы стянуть войска и положить конец его продвижению. Они действовали чрезвычайно быстро и прибыли в Казань до того, как Разин успел осадить город, и таким образом лишили его всякой связи с окружающими землями, которые снабжают Астрахань и соседние территории зерном. Армия восставших из-за нехватки продовольствия стала вскоре испытывать такое бедствие, что татары, предвидя надвигающуюся опасность, в большинстве своем покинули своего предводителя. Несмотря на это, казаки держались мужественно, твердо намереваясь не отступать перед русскими, для чего окопались под стенами Астрахани. Русские, увидев отчаянную решимость казаков, сочли, что будет разумнее, если таковое возможно, заставить их подчиниться справедливыми средствами и обещанием прощения всего, что было в прошлом, чем силою оружия. Это принесло желаемый результат, ибо Разин, заметив, что его казаки дрогнули, и теша себя надеждой на прощение, поддержанной некими знакомцами при царском дворе, в следующем году сдался на милость царя Алексея Михайловича. Его войско, лишившись, таким образом, своего атамана, с готовностью приняло предложение о прощении. Но вскоре Разин понял, как сильно ошибся в своих надеждах, потому что его привезли на большую рыночную площадь у Московского кремля и там перед несметным числом зрителей, собравшихся посмотреть на трагический конец человека, которого несколько месяцев назад они считали своим самым страшным врагом, ему сначала отрубили руки, потом ноги и в последнюю очередь голову. С тех самых пор казаки подчинены строгому порядку и дисциплине; в основном их используют на гарнизонной службе в приграничных городах, где их численность никогда не превышает трети. Все они конники, поэтому участвуют в экспедициях, призванных держать в страхе соседних татар, русские же солдаты несут службу лишь в гарнизоне.

Раннею весною, когда мы были полны надежд отправиться в Москву, пришел приказ возвращаться в Астрахань и оставаться в тамошнем гарнизоне до прибытия генерала Матюшкина, в свою очередь получившего приказ идти на Баку с войском, дабы покорить этот город. Посему 2 апреля мы с нашими двумя батальонами двинулись из Царицына вниз по Волге и 8-го числа прибыли в Астрахань, где нашли генерала, который грузился с вой­ском на корабли для экспедиции в Баку. В это же время мне был дан очень неожиданный приказ обойти вокруг Каспийского моря, исследовать его, промерить глубину и нанести на карту все острова, реки, протоки и бухты с различными замерами глубины, и для этого дела мне предоставили одну из только что построенных мощных сорокавесельных галер, имеющую на носу две 18-фунтовые пушки, двадцать четыре вертлюжных орудия и триста человек команды. Нам были приданы четыре лодки (две восьмивесельные, одна десятивесельная и одна двенадцативесельная), и на каждой установлено по вертлюжной пушке. В помощь мне отрядили двух помощников инженера.

Первою моею задачею было обезопасить себя от несчастий, имевших роковые последствия для последней галеры, коей я командовал на Каспии. Я сделал большой запас провианта, а мой старый друг капуцин прислал мне подарок в виде одного бочонка очень хорошего красного вина, одного бочонка белого, небольшого бочонка бренди и засахаренных фруктов разных видов. Так что этот добрый человек использовал всякую возможность выказать мне свою благодарность за то небольшое одолжение, которое я ему сделал, когда мы плыли вниз по Волге. Генерал выступил в поход со своею армией 15-го, а мы начали спускаться по реке 18 апреля и на следующее утро достигли устья Волги. Оттуда мы последовали на восток, пройдя по мелководью вдоль берегов, так сильно заросших камышом, что приходилось держаться за пять или шесть миль от них на глубине от десяти до двенадцати футов. И на всем протяжении пути в течение восьми дней мы не смогли найти места, чтобы причалить к берегу даже на самой маленькой лодке. По дороге мы увидели два небольших острова, но из-за камыша не могли к ним подойти. Однако постреляли много морской дичи, гнездящейся на этих островах, и у нас все время было в достатке и рыбы и дичи. В зависимости от ветра мы шли либо под парусом, либо на веслах, но каждую ночь становились на якорь, чтобы ничто не ускользнуло от нашего внимания.

26-го мы прибыли на реку Яик, ширина устья коей составляет сто морских саженей^[15], а глубина восемнадцать футов. Мы направились в город Яик, стоящий в миле вверх по реке; он хорошо укреплен, имеет сильный гарнизон из русских и казаков, держащий в страхе калмыцких и ногайских татар, а также препятствующий их нападениям друг на друга, ибо они живут в постоянной вражде. Ногайцы населяют территорию от Астрахани до Яика вдоль всего морского побережья протяженностью сто двадцать пять верст. Калмыки же владеют обширными землями начиная от Саратова и огромной пустыни Берекет, а также землями к югу от Яика вдоль всего берега до реки Эмба, что составляет девяносто три версты от сего места. В Яике мы остановились лишь на один день запастись провизией и водой. Поскольку губернатор сообщил нам, что к востоку от города есть большой залив в сторону реки Эмба, но он слишком мелок для нашей галеры; я послал туда одного из инженеров с двумя лодками, чтобы он его обследовал и встретился с нами в противоположной от нашего теперешнего местоположения точке, куда мы незамедлительно отправились. Идя на юг, мы 30-го числа бросили якорь между островом Кулалы и точкой в открытом море на глубине шесть морских саженей, откуда были видны горы Караган. И далее море вдоль берега уже было глубокое и чистое. В этом месте начинаются земли Туркестана, или туркменских татар. Во время пребывания на острове, ожидая возвращения инженера, мы сделали большие запасы древесины и воды, с удовольствием охотились на дичь и ловили рыбу. Мы поймали белугу более шести ярдов в длину и соответствующей ширины и приготовили прекрасную икру, коей питались более месяца. Инженер присоединился к нам со своими лодками 10 мая и доложил, что в ходе обследования залива он обнаружил глубину лишь от пяти до восьми футов, а весь берег был таким заросшим, что им удалось причалить к берегу лишь в устье реки Эмба, широкой и глубокой.

Мы отчалили от острова Кулалы 11-го и направились к заливу Искандер, куда прибыли 20-го. По всему этому берегу Каспий имеет большую глубину, так что на нашей галере мы могли причаливать в любом месте. С гор в море впадает множество небольших речек, но нам не удалось узнать их названия, хотя я пытался раздобыть эти сведения, послав двенадцативесельную лодку с офицером, двадцатью четырьмя матросами и переводчиком, дабы спросить людей на берегу. Но, стоило им подплыть достаточно близко, татары выпустили в них тучу стрел, наши же ответили на такое приветствие ружейным огнем, а мы выстрелили с галеры из большой пушки, что заставило татар спешно ретироваться в горы. Они всегда появлялись верхом, большими отрядами, хорошо вооруженные, и мы наблюдали вдали несколько их обиталищ — вроде лагерей, которые они перемещают по своему желанию и кочуют с места на место, ибо у этих татар нет постоянных жилищ. Их крупные отряды продолжали сопровождать нас каждый день, следя за нашим движением, вне досягаемости для нашего оружия, и полностью исчезли, когда мы подошли к заливу Искандер, расположенному в ста восьмидесяти четырех верстах от Кулалы. В сем заливе, занимающем с востока на запад тридцать верст в длину и восемнадцать в ширину, мы обнаружили, что глубина у берега составляет от пяти до шести морских саженей, дно чистое и якорная стоянка на редкость удачна. Это будет одна из лучших гаваней в мире, так как оба берега при входе в залив подходят по всем параметрам для строительства фортов для его защиты. Залив находится на 43 гр. 20 мин. северной широты. С гор в него впадает несколько небольших речек.

Мы покинули залив Искандер 26-го и, пройдя два дня вдоль берега при хорошей глубине, достигли реки Oxus^[16], в девяноста верстах от залива. Эта большая и быстрая река и в устье имеет ширину, равную дальности мушкетного выстрела. Здесь мы встретили нескольких невооруженных татар, которые продали нам овец и сказали, что на берегу чуть выше по реке разбили свои жилища туркменские татары, а на другом берегу расположились татары узбекские, ибо река разделяет эти два народа. До сих пор мы плыли только при хорошей погоде, штили сменялись легким бризом, но в эту ночь разра­зился ужасный шторм с ветром, дождем, громом и молнией, что заставило нас в поисках укрытия пройти на галере полверсты вверх по течению и стать на якорь посреди протоки, не решаясь выйти ни на тот, ни на другой берег из боязни столкнуться с видневшимися вдали татарами — туркменскими с севера и узбекскими с юга. Шторм стих только на следующий день в полдень, и тогда мы оставили Oxus и пошли вдоль берега по глубоководью с чистым дном, сопровождаемые отрядами узбекских татар, которые наблюдали за нашим перемещением издалека, с горных склонов. По пути нам попались два маленьких острова, покрытых деревьями (они называются «Лебяжьи»), где мы запаслись древесиной и поохотились на морских птиц.

2 июня мы добрались до залива Карабугаз, что в ста пяти верстах от Oxus. Вход в залив около двух верст в ширину, а через одну весту внутри залива есть остров, куда причалила наша галера, там мы и разбили лагерь, чтобы люди могли на берегу подкрепить свои силы и привести в порядок судно. Оттуда я отправил двух помощников на самых больших лодках осмотреть залив, велев им двигаться вдоль противоположных берегов, пока не встретятся, после чего вернуться на остров. Между тем я промерил глубину входа в залив и получил от пяти до шести морских саженей, но, двигаясь вперед, через несколько верст мы уже не могли достать дна. Я не смог обнаружить здесь никакого течения — ни идущего внутрь залива, ни из него. C севера на юг залив занимает семьдесят пять верст и пятьдесят с востока на запад, вода в нем глубокая, дно чистое, берега везде крутые. Он окружен высокими горами. С востока в него впадают две большие реки Морга и Герат, а вход в него образован двумя узкими перешейками и может быть легко защищен и укреплен. Что касается острова, имеющего две мили в окружности, то его можно использовать для охраны судов. Поскольку на Каспии не бывает приливов и отливов, некоторые полагают, будто морские воды находят в этом заливе свой выход, что заставило меня из любопытства исследовать его более тщательно, но я не нашел никаких оснований для сего предположения.

Насладившись приятной прохладой в тени деревьев в столь жарком климате и не предвидя никакой опасности от татар, мы отчалили из Карабугаза 22-го и шесть дней шли вдоль берега в ужасный зной без малейшего ветерка, что было невыносимо для бедных солдат, вынужденных постоянно грести. Каждую ночь мы вставали на якорь. В небе то и дело сверкали молнии, иногда сопровождаемые жуткими раскатами грома, что летом часто случается в этих краях. Каждый день за нами по берегу двигались многочисленные отряды узбекских татар, которые, судя по всему, подозревали у нас недобрые намерения, и по этой причине, когда возникала необходимость посылать людей на сушу за пресной водой, мы были вынуждены стрелять из пушек, чтобы держать узбекских татар на расстоянии, и так пополняли свои запасы.

28-го числа через сто сорок верст от Карабугаза мы вошли в устье знаменитой реки Дарья.^[17] Она протекает на 39 гр. 15 мин. северной широты. Именно здесь золотой песок смывается с горных месторождений, и именно здесь несколько лет назад несчастный князь Александр Беркович^[18] с трехтысячной армией был предательски изрублен узбекскими татарами. Теперь я видел то место, где на узком перешейке напротив устья реки был возведен форт, образуя просторную гавань, в коей могут находиться несколько грузовых судов, ибо здесь, у берега, от трех до четырех морских саженей глубины, чистое дно и подходящее место для якорной стоянки, а потому очень жаль, что князь позволил себя переиграть этим коварным татарам. Если бы сей форпост был сохранен, что могло бы осуществиться без особого риска, он бы с течением времени стал одним из славнейших приобретений, обогативших русскую нацию. Я намеревался пройти немного вверх по реке, но из-за того, что татар так встревожило наше появление и они в устрашающем количестве уже явились сюда со стоянки, пришлось мне отказаться от своего плана и покинуть то место. Мы прошли два залива и три острова под названием Козьи. У одного из островов мы бросили на ночь якорь, сошли на берег, увидели множество коз и убили пять.

На следующий день, 29-го, мы добрались до Минкишлака^[19] на северном берегу реки Осса, или Орксантес (Orxantes), в пятидесяти верстах от Дарьи. Река эта, отделяющая Узбекскую Татарию от Персии, большая и глубокая, и корабли могут стоять тут на якоре в полной безопасности. Здесь мы были рады обнаружить, что люди живут в домах, ибо не видели ни одного дома с тех пор, как покинули Астрахань, за исключением Яика. Жители Минкишлака показались нам вежливыми и добрыми. Живут они как персы, чьими подданными являются. Мы смогли раздобыть самые разные закуски и напитки по очень низкой цене, и в дальнейшем татарский эскорт не оказывал нам более чести своим присутствием. Из Минкишлака мы отправились дальше вдоль чистого берега, по глубоководью, где могли бы пристать на нашей галере к любому месту побережья и где в море впадает множество небольших речек, а на окружающих землях стоит большое число деревень, покрытых самыми разнообразными фруктовыми деревьями.

4 июля мы подошли ко входу в залив Астрабат, находящийся на расстоянии ста пятидесяти верст от Минкишлака. Войдя в залив, бросили якорь. Город Астрабат стоит на реке Нарын^[20], впадающей в залив в тридцати верстах от входа в него. Сам залив имеет протяженность сорок шесть верст с востока на запад и глубину две с половиной морские сажени повсеместно. Астрабат укреплен высокими и толстыми стенами с башнями по краям, и в нем ведется бойкая торговля. Это южная оконечность Каспийского моря, которая лежит на 36 гр. 50 мин. северной широты. Эта провинция вместе с провинциями Теребат, Масандеран и Гилян производит в изобилии шелк-сырец, кофе, шафран и хлопок. Здешний шелк считается самым лучшим во всей Персии, и потому они ведут обширную торговлю с разными странами, особенно с Россией, где была основана московская шелковая мануфактура. Страна эта изобилует вкуснейшими фруктами разных видов, особенно виноградом, удивительно крупным. Двигаясь вдоль берега в этом краю, мы специально осведомлялись у жителей о водоворотах, обозначенных рядом с берегом на некоторых старых картах, но не услышали и не обнаружили ничего, даже отдаленно их напоминавшего. Проходя мимо провинций Теребат и Масандеран, мы наблюдали чрезвычайно привлекательный край, богатый плантациями тутового дерева и орошаемый водами многочисленных рек, на берегах коих построено много домов. Где бы мы ни причаливали, люди проявляли исключительную учтивость, с радостью обеспечивая нас всем, что нам было нужно, по удивительно низким ценам.

18-го прибыли мы в залив Зинзилей в ста семидесяти верстах от Астрабата. По заливу мы шли шестнадцать верст на глубине четыре морские сажени до города Решт, столицы провинции Гилян, стоящего в устье реки Kisilosein (?). С востока на запад залив имеет протяженность восемнадцать верст. Сам город прямоугольной формы и укреплен так же, как и Астрабат, мощными стенами и башнями.

Генерал Левашов теперь стал губернатором с гарнизоном в 5000 человек, которые в то время занимались строительством крепости с пятью бастионами для города и гавани. Но их главный инженер, капитан Сагер, после тяжелого приступа болезни ослеп на оба глаза, поэтому ему требовалась замена, и генерал пожелал, чтобы я оставил им инженером одного из своих помощников, лейтенанта Гартмана, на что я согласился, сообразуясь с просьбой самого лейтенанта, ибо не имел уже в нем такой большой нужды, как прежде. Они потеряли большое число людей из-за болезней, нередких в сем жарком климате. Провиант на тот момент был скуден и дорог, ибо мятежники полностью разграбили и опустошили земли вплоть до Баку, и все требуемое для жителей и гарнизона поставлялось из Астрахани. Шелк-сырец, имеющийся у жителей в большом количестве, нельзя было продать из-за неспокойной обстановки, и потому его отправляли в Астрахань транспортными судами, привозившими в Решт войска, и так в обмен на шелк жители получали провизию.

В нескольких верстах выше города есть дорога под названием Pyles (?), прорубленная в высоких горах и ведущая в Персию. По ней одновременно может пройти лишь один верблюд или конь, и по этой причине ходят они один за другим. Дорога эта состоит из вырубленных ступеней, по которым идут животные. Каждый человек ведет свою лошадь, держа вожжи свободно, и опасается сделать неверный шаг, из-за чего животное может сорваться с высокой горы в рокочущую внизу реку Kisilosein (?). По другую сторону дороги нависают наводящие ужас скалы, и кажется, они вот-вот рухнут на путешественника. Все это делает переход отчаянным предприятием. Если же случайно окажется, что на дороге встретятся два путешественника, ни один не сможет уступить дорогу другому, и поэтому вперед всегда посылается человек, дабы предотвратить такую возможность.

Мы пробыли две недели в Реште, после чего продолжили свое путешествие на север и, идя по чистой глубокой воде вдоль берега, миновали реку Ardeschin^[21] и 4 августа подошли к реке Ленкоран. Недалеко от этой реки возвышается известная гора Бешбармак, которая знаменита нефтью, именуемой «нафта»^[22], которая вытекает из нее и содержится в тридцати различных скважинах, все на расстоянии мушкетного выстрела друг от друга. Скважины имеют глубину две или три морские мили, и люди спускаются в них по ступенькам. Нефть эта бывает двух видов, коричневая и белая; у коричневой сильный, неприятный запах и ее гораздо больше, поскольку она добывается из двадцати семи скважин. Ее используют как горючее в лампах, как средство обработки кожи и для некоторых иных целей. Белая нефть, обнаруживаемая лишь в трех скважинах, имеет приятный запах и значительно больше ценится. Она используется в качестве надежного средства для лечения растяжений и ушибов. Поскольку нефть поступает в скважины из глубины гор, там можно услышать бульканье, как в кипящем горшке. Отсюда ее развозят на дальние расстояния. Я купил несколько банок каждого вида и привез их с собою в Астрахань, где они оказались очень востребованным товаром. В сем месте вновь случился ужасный шторм, но мы оказались в безопасности, укрывшись на реке. По нашему мнению, нам повезло, что оба шторма застали нас в устье реки, ибо в этом море перенести их нелегко, ведь короткие волны так часто бьют по судну, что только крепкий корабль такое выдержит.

18-го мы дошли до реки Куры, соединяющейся с рекой Арас^[23]. Это самая крупная река на западном берегу Каспия, в который она впадает по пяти разным протокам. Продвигаясь дальше, мы на следующий день прибыли в Баку, как раз после того, как генерал Матюшкин отправился в обратный путь в Астрахань. Баку сдался после короткой бомбардировки, и бригадир князь Барятинский был оставлен губернатором города с гарнизоном в четыре тысячи человек. Баку расположен в двухстах пятидесяти пяти верстах от Решта, очень хорошо укреплен тремя стенами, построенными одна внутри другой, и башнями на каждой. Стены эти делят город на три части, из коих самая внутренняя, будучи крепостью, лежит на возвышенном месте и главенствует над двумя другими, имея на вооружении несколько медных пушек. Губернатор с гарнизоном взял в свое владение эту часть города. Внешняя стена снабжена достаточным количеством чугунных пушек. Ворота хорошо охраняются отрядами из крепости. На небольшом расстоянии от города стоят три высокие сторожевые башни, построенные на возвышенностях, откуда можно издалека видеть приближение любого врага по морю или по суше. На южной оконечности города находится большой залив, образованный полуостровом. Он растянулся на пятнадцать верст на юг и представляет собою очень просторную и удобную гавань, где корабли могут загружаться и разгружаться поблизости от городских ворот на глубине четырех с половиной морских саженей, защищенные от всех ветров, кроме южного. Но и с юга их прикрывают маленькие острова, на коих пасутся овцы и козы. Следовательно, эта гавань, без сомнения, — одна из самых удобных на всем Каспии для ведения торговли, особенно с Шемахой, которая считается самым крупным и многонаселенным городом в этих краях, находясь отсюда всего в трех днях пути. В Шемахе есть фактории всех восточных народов, что делает ее очень посещаемым местом.

В Баку мы пробыли только три дня. Идя вдоль берега по глубоководью, мы миновали несколько островов и рек и стали на якорь в Дербенте ночью 26-го. Но, поскольку с востока дул очень сильный ветер, а рядом с городом нет безопасного причала, я не мог сойти на берег. По суше от Баку до Дербента девяносто английских миль. Следующим утром мы отправились дальше вдоль берега и 2 сентября дошли до реки Сулак, а вечером того же дня я поднялся на пятнадцать верст вверх по реке на двенадцативесельной лодке к крепости Святой Крест, где обнаружил, что строительство укреплений на удивление быстро продвинулось: по обоим берегам реки в соответствии с планом на четко проложенных улицах выстроены деревянные дома — и их так много, что в них разместилась вся армия. Деревянный мост через реку также построен с двумя разводными мостами на каждом конце, так что между берегами открылась удобная переправа. Здешние войска были в добром здравии и в приподнятом расположении духа, поддерживая еженедельную корреспонденцию с гарнизонами Дербента и Терки в Черкесии. Ни тому ни другому после нашего отплытия дагестанские татары не досаждали. Некоторые рабочие занимались здесь изготовлением кирпича для облицовки укреплений и строительства домов. Форт обещает быть надежной защитой от вторжений на русские территории дагестанцев, некогда приносивших сюда большие бедствия и уводивших множество жителей в рабство. Многочисленные работы, проводившиеся в это время, требовали участия еще одного инженера, посему я оставил здесь своего второго помощника лейтенанта Брекли и, дав указания относительно плана строительства подполковнику Бруни, занимавшему здесь должность главного инженера, я погрузил на галеру большое количество прибывшего в город провианта, необходимого для дальнейшего следования в Астрахань, и явился к генералу Ветерани за дальнейшими приказаниями. Я распрощался с ним, а также с остальными своими знакомыми, и мы спустились по реке Сулак к морю.

16-го мы шли вдоль берега в хорошей, глубокой воде и 17-го достигли оконечности полуострова, образующего залив Аграхан. Вечером стали на якорь между этой точкой высокого берега и островом Чечень, что напротив города Терки в Черкесии, на глубине в шесть морских саженей. Залив сей занимает сорок пять английских миль с севера на юг и двадцать с востока на запад.

Остров Чечень — самый крупный на Каспии, но, несмотря на прекрасную гавань, на нем нет обитателей. Как нет их и на других островах, за исключением нескольких рыбачьих хижин, замеченных нами на западных, но не на восточных берегах некоторых из них. Обыкновенно там много рогатого скота, овец и коз. Поскольку все побережье отсюда до Астрахани было нами обследовано в ходе прошлой экспедиции, я счел, что ни к чему делать это вторично, поэтому 18-го мы отчалили от острова Чечень, держа курс на Астрахань, и прибыли в устье Волги 24 сентября. Служба наша длилась пять месяцев и шесть дней. Расстояние от острова Чечень до этого места составляет сто девяносто английских миль.

Каспийское море в самой длинной своей протяженности от Яика, ее крайней северной точки, лежащей на 46 гр. 15 мин. северной широты, до Астрабата, крайней южной точки, лежащей на 36 гр. 25 мин. северной широты, составляет 9 гр. 25 мин., то есть шестьсот сорок шесть английских миль, шестьдесят девять миль на градус. Ширина Каспия различна. Шире всего он в своей северной части от реки Orxantes (?) на восточном берегу до реки Ленкорань на западном, и его ширина составляет двести тридцать пять английских миль. Вся береговая линия Каспия, включая заливы и бухты, тянется на три тысячи пятьсот двадцать пять верст. Если идти по северному побережью Каспия, то на западе от точки на той стороне суши, которая образует сторону залива Аграхан, до реки Кулалы в Туркмении, протекающей напротив нее на востоке, вся местность низменная, ровная и болотистая, заросшая камышом, и море там неглубокое. Расстояние от залива до Кулалы составляет сто семьдесят английских миль по прямой. Остальная, южная, часть побережья от Кулалы до залива Аграхан гористая, с крутыми берегами и глубоким морем, что было в целом отмечено во время нашего исследования.

Неподалеку от устья Волги на острове Иван стоит башня, на которой постоянно дежурит стража, ежедневно наблюдающая, поднимается или понижается уровень воды в море, но пока им не удалось обнаружить ни малейших изменений, из чего можно заключить, что на Каспии нет ни приливов, ни отливов. Но что еще более удивительно, весной, когда лед и снег тают и стекают с гор, а все крупные реки, так же как и бесчисленные малые протоки, разливаются, выходя из берегов, и мощным потоком, словно при наводнении, вливаются в это море, — даже в таком случае вода в нем не поднимается, и потому остается большой загадкой, что же происходит со всею водой, постоянно попадающей в море из туч и рек. Вода соленая, как в океане, за исключением той, что вокруг речных устьев, где она лишь солоновата из-за смешения с весьма изрядным количеством пресной воды.

Должен признаться, что это было самое приятное путешествие за всю мою жизнь. На борту у нас всегда был такой большой запас провианта, даже если не считать обилия разнообразной рыбы и дичи, которую мы брали у других или добывали сами охотой и рыбалкой, что мы едва умудрялись всё это употребить в пищу. К тому же во время всего путешествия, несмотря на ужасную жару, заболели только семь человек. Оно было бы еще более увлекательным, если бы нам удалось поговорить с туркменскими или узбекскими татарами, что дало бы мне возможность составить их описание. Но татары хоть и не имеют мест постоянного обитания, вообще очень подозрительны и не склонны пускать чужаков на свои земли.

25 сентября мы дошли до Астрахани, где я явился к генералу Матюшкину с докладом обо всем, что было мною сделано. Я предоставил ему план Каспийского моря и еще один вручил губернатору Волынскому, который поначалу был отправлен послом в Китай, а потом уж и в Персию. В обоих случаях он изъявлял большое желание, чтобы мне позволили ехать с ним вместе, однако ему в этом было отказано, хотя и я тоже настойчиво ходатайствовал о поездке. По возвращении Волынского из последнего посольства, он женился на княжне Нарышкиной^[24], двоюродной сестре императора, дочери брата его матери, и в это же время был назначен астраханским губернатором.

Генерал Матюшкин после взятия Баку был произведен в генерал-поручики и в то же время был майором Первого гвардейского полка и пользовался большим уважением императора. Он был уже старым холостяком, когда женился на молодой и пышной красавице-вдове, чей первый муж — драгунский генерал-майор. Глебов был связан с недавним делом царевича, за что был осужден, но умер в тюрьме, а его имение конфисковали, и вдова оказалась в крайне бедственном положении. Она обратилась с ходатайством к генералу Матюшкину, назначенному судьей в этом процессе, на коленях, проливая реки слез, умоляла его сжалиться над ее невыносимыми страданиями, ибо она пребывает в крайней нужде и несчастии. Ее коленопреклоненная фигура так поразила воображение старого холостяка, что он тут же предложил для ее успокоения самого себя и всё, чем владеет, что и было с радостью принято вдовой. Затем генерал обратился к императрице, прося содействия в получении согласия Его Величества на их брак. Когда же об этом деле сообщили императору, он выразил крайнее недовольство желанием генерала связать себя с вдовой бунтовщика и предложил ему выбрать другую даму, какую захочет. Но генерал ответил, что ему невозможно полюбить никакую другую женщину и что он униженно просит разрешения Его Величества, иначе тот потеряет одного из самых преданных своих слуг. Поскольку за Матюшкина просила также императрица, Его Величество в конце концов захотел увидеть вдову, произведшую столь сильное впечатление на старого греховодника, и, когда ее представили императору, он объявил, что вовсе не удивлен одержанной ею победою, и не только дал согласие на брак, но и почтил их свадьбу своим присутствием в сопровождении всего двора. Даму эту с тех пор называют «плачущей вдовой».

В то время среди калмыцких татар случилось большое смятение, вызванное смертью старшего сына хана. Сын этот оставил пятерых сыновей. Самый старший из них, как и двое других, были рождены от наложницы, а двое младших — от любимой жены. Старший по имени Дасан заявил о своем праве наследования, основанном на старшинстве, что звучало весьма убедительно, несмотря на то что матерью его была наложница. Двое других, рожденные женой, чьи имена Дундуамбу и Бату, отстаивали право наследования на основе брака отца, и их поддерживал старый хан, их дед, а также его второй сын Шурундундук, их дядя, угрожавшие князю Дасану уничтожением его орды (или клана), насчитывавшей семь тысяч человек, если он вздумает оспаривать право наследования у князя Дундуамбу. Какое-то время их удерживал от распри старый хан, но после его смерти князь Шурундундук сказал своему племяннику Дасану, что настаивает, чтобы деду наследовал Дундуамбу, а коли Дасан не подчинится миром, то его к тому принудят. Однако, увидев, что угрозы не оказывают ни малейшего воздействия на князя, они начали собирать армию в двадцать тысяч человек, что заставило князя Дасана, двух его братьев и всю его орду отступить к Астрахани. Сам Дасан с братьями пришел в город и стал просить защиты от действий своего младшего брата, узурпатора, в то же время предложив предоставить свои притязания на власть решению Его Императорского Величества. После этого генерал и губернатор собрали совет с главными офицерами армии и гарнизона, где было решено послать войска на помощь Дасану. Губернатор высказал намерение отправиться лично и попытаться примирить враждующие стороны, если таковое будет возможно.

Получив решение совета, губернатор Волынский пожелал, чтобы я присоединился к нему в этой экспедиции, на что я отвечал, что моя очередь еще не пришла, но, если он получит от генерала приказ о моем участии, то я, конечно, отправлюсь с большою радостью. И так случилось, что 20 октября мне был дан приказ погрузить на борт четыреста человек из наших двух батальонов, сотню драгун, четыре полевых орудия и отправиться вверх по реке к месту, назначенному князем Дасаном для встречи с противником. Губернатор намеревался последовать тотчас за нами с дополнительными силами, но меня выслал вперед с целью удовлетворить нетерпение князя.

22-го мы прибыли в пустыню Берикет в шестидесяти верстах вверх от Астрахани, где разбили палатки, но, поскольку было чрезвычайно холодно, Дасан обеспечил нас шестьюдесятью кибитками (так называются их палатки). Они теплые и просторные, посередине разводится огонь, а наверху сделано отверстие для выхода дыма. Диаметр кибитки — двадцать четыре фута, но по желанию можно ее увеличивать или уменьшать. Все кибитки круглые, их стороны делаются шашечным плетением, а пересекающиеся палки аккуратно соединены таким образом, чтобы была возможность их раздвигать или сдвигать. Когда калмыки ставят кибитку, они собираются в круг, размеры которого устанавливают сами, и, укрепив наружную часть высотою шесть футов, поднимают на копьях круглую доску диаметром три фута с отверстием посередине и с маленькими дырочками по краям. Большое отверстие исполняет роль трубы, а в маленькие дырочки вставляются концы множества прямых стропил, другие же их концы крепятся к стенам. Так делается крыша — изобретательно и красиво. Поставив таким образом каркас кибитки, они покрывают его толстым слоем войлока, в зависимости от времени года, холодного или теплого, начиная снизу и поднимаясь на самый верх, где устанавливают флюгарку, которую можно по желанию повернуть против ветра, чтобы избежать дыма. Кибитки на удивление теплые и выдерживают ветер и дождь лучше, чем дом, и они устанавливаются гораздо проще и быстрее, чем наши офицерские палатки. Князь Дасан со своею ордою стал лагерем в двух верстах от нас и послал нам несколько голов рогатого скота и овец в качестве провианта для войска. Также он послал офицерам бутыль с водкою, которую делают путем перегонки кобыльего молока, чистой, как вода, но крепкой и приятной на вкус.

23-го к нам прибыло подкрепление в виде двухсот человек из наших батальонов и трехсот пятидесяти казаков, так что теперь наше войско имело тысячу пятьдесят человек. С этой оказией я также получил письмо от губернатора, который сообщал, что сам он присоединится к нам через два или три дня, но ни слова не написал о том, как нам действовать, если того потребуют критические обстоятельства. Будучи старшим по званию, я до прибытия губернатора принял все командование на себя. При появлении подкрепления князь Дасан прислал еще скота для провианта и достаточное количество кибиток для размещения солдат. В тот вечер мы получили сведения от разведки, что Шурундундук с племянником Дундуамбу стали с двадцатитысячным лагерем напротив Черного Яра, и, поскольку они находились в ста пятидесяти верстах от нас, мы заключили, что им потребуется время, чтобы до нас добраться. Однако вскоре выяснилось, что мы ошиблись в расчетах, ибо рано утром 24-го мы поднялись по тревоге, обнаружив, что лагерь князя Дасана разгромлен и его люди в крайнем смятении движутся в нашу сторону. Тогда я быстро построил всех солдат и приказал драгунам и казакам скакать на помощь князю Дасану. Вскоре мы увидели, что армия Шурундундука наступает. Посему Дасан и его люди, бежав, спрятались позади нас. Я убедил их, что надобно спешиться тем всадникам, у кого есть ружья, и выставить как можно больше воинов, у кого есть луки и стрелы, чтобы, как и мы, сражаться пешими, и послал офицеров и сержантов для построения войска в должном порядке. Мы сформировали каре в сторону реки, а вещи и скот укрыли в тылу. Противник наступал строем в форме полумесяца, но на расстоянии ружейного выстрела от нас остановился для принятия решения о способе атаки. Дасан пребывал в крайнем замешательстве и умолял меня держать врага на расстоянии с помощью наших больших пушек и ружей, уверяя, что, если мы этого не сделаем, они бросятся на нас в молниеносной и яростной атаке и сомнут наши ряды.

Оказавшись в столь критическом положении, я чувствовал растерянность, не имея приказа, и попросил совета у других офицеров. Было решено послать переводчика с барабаном и сказать неприятелю, что войска Его Величества пришли сюда для защиты князя Дасана, который полностью доверил решение о своем престолонаследии Его Императорскому Величеству, и что от них мы ожидаем того же, ибо они также подданные императора; что с часу на час прибудет астраханский губернатор, который, вероятно, найдет способы устранить их разногласия, и, стало быть, им следует дождаться его приезда. Гонца послали, и он принес следующий ответ: им прекрасно известно, что Дасан добился помощи русских войск для защиты от их справедливого возмущения, но, поскольку они — свободный народ, то сами примут справедливое решение, не подчиняясь ничьему суду, и они собираются напасть на своего брата чего бы им это ни стоило, несмотря на наши войска, а коли мы вмешаемся в их спор и случится несчастье, мы сами будем в том виноваты.

Послав нам такой ответ, они начали наступление, двигаясь полукругом, намереваясь нас окружить, поэтому я приказал выстрелить в них из полевого орудия, а потом зарядить пушку крупной картечью. Все это время они старались не приближаться к нашим войскам, но все силы направили против своих соотечественников, поэтому мне пришлось сформировать фронт и с правой, и с левой стороны, а затем бить по врагу картечью и ружейным огнем, что привело наступавших в смятение. Их лошади, не привыкшие к грохоту огнестрельного оружия, стали неуправляемы, и во всем войске началась неразбериха. Тогда наши драгуны и казаки, поддержанные людьми князя Дасана, атаковали их с таким напором, что вскоре, отступив по всем направлениям, противник бежал, мы же угощали его из полевых орудий, покуда можно было достать.

В этом сражении два наших драгуна были убиты и семеро ранены, пять казаков убиты и семнадцать ранены, пятеро наших солдат были ранены стрелами с зазубринами. Что до людей Дасана, то он потерял убитыми триста семьдесят четыре человека, и более пятисот были ранены. Наши драгуны и казаки вернулись после преследования неприятеля с шестьюдесятью тремя пленными, а люди Дасана взяли несколько сотен. Мы не смогли определить потери противника в этом коротком бою, но, вероятно, они были значительными. Вечером, когда все уже закончилось, прибыл губернатор Волынский, и я познакомил его с событиями этого дня. Он был очень доволен, что Дундуамбу и Шурундундуку было нами отправлено послание, но особенно рад, что не мы выступили зачинщиками и стреляли только после нападения с той стороны. Он сказал, что приехал бы раньше, но не предполагал, что неприятель решится напасть ввиду присутствия наших войск. Но раз уж они так себя повели, теперь он будет считать их мятежниками и поступит с ними соответственно, чтоб другим неповадно было. После этого он дал приказ повесить всех пленных (числом несколько сотен), и люди Дасана выполнили приказ с большим удовольствием. Среди пленников оказался самый любимый главный советник Дундуамбу, которого Дасан подверг невообразимой по жестокости пытке, и тот испустил дух не раньше, чем его тело разделили на четыре части, насадили эти части на четыре кола, а голову на пятый.

Губернатор, исходя из произошедшего и понимая, что примирение ныне неосуществимо, посоветовал князю Дасану и его двум братьям скрыться со своим народом под защиту пушек Красного Яра, где они будут в безопасности от врагов, поскольку с наступлением холодов наши войска более не могут оставаться в поле, потому что в это время как раз выпало много снега. На это Дасан сразу же согласился. Мы снялись с лагеря 25-го, но не успели пройти и пяти вест, как противник появился точно так же, как днем ранее, и прислал гонца губернатору, который сообщил, что они знают о нашем намерении увести их врага в безопасное место и полны решимости воспротивиться этому и пусть будет что будет. Однако, если губернатор убедит Дасана согласиться на раздел власти с Дундуамбу на разумных условиях, они готовы к переговорам. Сразу же было решено, что пять уважаемых человек от каждой стороны встретятся на пустом пространстве между двух армий, где они и совещались более трех часов, так и не придя к соглашению, после чего вернулись каждый к своему войску. И тогда неприятель, заметив, что во время совещания в войске Дасана стали переправлять через рукав Волги жен, детей и скот, напал на людей Дасана с исключительной яростью, и многие воины были порублены с обеих сторон, прежде чем мы успели подойти и предотвратить сей бой, потому что противник продолжал держаться от нас как можно дальше. Впрочем, после того как в дело вступила наша кавалерия и мы быстро открыли огонь из пушки и стрелкового оружия, враг отступил и исчез из виду.

Драгуны наши, вернувшись после преследования, привели с собою два­дцать пять пленных, которые уверили нас, что Шурундундук отступил к Черному Яру. Засим губернатор отбыл в Астрахань, дав мне приказ проводить Дасана и его калмыков через реку и доставить их в целости и сохранности в Красный Яр, куда я и прибыл 30-го числа. Однако князь, обнаружив, что его скот не сможет кормиться на таком небольшом участке земли, разделил свою орду и разместил ее по нескольким островам, образованным рукавами Волги, где им предстояло жить в полной безопасности и ждать решения Его Величества. 3 ноября я с Дасаном и двумя его братьями под моей охраной отправился назад в Астрахань, куда мы прибыли в тот же вечер. Там уже было готово все необходимое для их приема.

В ходе этой экспедиции я наблюдал некоторые интересные обычаи калмыков, о которых не могу не упомянуть. Сопроводив губернатора в кибитку Дасана, мы обнаружили, что князь и его два брата, а также несколько важных людей сидят вокруг огня с большою железною трубкой, набитой табаком, и передают ее друг другу. Каждый делал затяжку, напускал в рот как можно больше дыма и, продержав дым во рту значительное время, наконец выпускал его через ноздри. Сразу же после этого все они разошлись, не сказав ни слова. Как мы поняли, таким образом они завершают свои совещания.

Поскольку калмыки большие любители конины, которую они предпочитают любому другому мясу, царевич Дасан, заметив, что мы не относимся к числу почитателей этого кушанья, угостил нас мясом молочного жеребенка, жареным и вареным, и я вынужден признать, что никогда не ел ничего вкуснее. Я уже писал, что калмыки проводят зиму в астраханской пустыне, но сейчас мне сообщили, что бо`льшая их часть живет в пустыне Берекет, в направлении рек Яик и Эмба на границе с Туркменией.

Калмыки так же боятся черной оспы, как мы чумы. Когда кто-нибудь из них заболевает ею, они тотчас же снимаются с кочевья и уходят, оставляя больного в одной из самых плохих кибиток с зарезанным бараном, часть коего поджарена, а часть сырая, с бутылью воды и дровами для костра. Если человек выздоравливает, он потом догоняет орду, что случается редко, ибо почти все умирают из-за отсутствия ухода.

В пустынях они живут самое большее четыре месяца, остальное же время года проводят в весьма благоприятных краях. Их уклад жизни в точности напоминает уклад древних патриархов, все их занятия сводятся к заботе о стадах и табунах, рыболовству и охоте. Коли приходится идти в экспедицию, каждый берет с собою овцу для провизии и трех лошадей, на которых скачет поочередно. Если же какая-нибудь лошадь падет, ее убивают, а мясо режут на куски, кладут под седло и, проскакав на нем некоторое время, едят без всякой дальнейшей обработки. Считается, что такой способ приготовления самый лучший. Обычно из походов они возвращаются с одной лишь лошадью, съев всех остальных животных.

Я и слышал, и читал о растении, которое растет в астраханских краях и называется «баранец», что значит «шкура ягненка». Утверждается, что оно имеет один стебель и по форме похоже на ягненка. Когда оно созревает, то покрывается густым волосом или шерстью и уничтожает всю растущую поблизости траву. После сбора из него шьют красивые меховые шапки или подкладки для одежды. Но поскольку такого растения в действительности не существует, я не мог понять, откуда взялось сие заблуждение. Однако после расспросов я выяснил, что баранец, или ягненок, вырезается из утробы овцы незадолго до ее окота. В это время шкура ягненка самая красивая, ее шерсть лежит мелкими, гладкими, нежными колечками и бывает разных цветов — темно- или светло-серая, черная или белая. Темно-серая ценится больше всего и продается по десять шиллингов за штуку, черная по пять, а светло-серая и белая по полкроны.^[25] Эта отрасль торговли очень прибыльна для ногайских татар, ибо индусы, персы и русские покупают все, что производится. Я купил по заданию графа Брюса и генерала Лефорта шкуру наилучшего качества по цене в двести рублей.

От генерала Матюшкина я получил приказ как можно скорее возвращаться в Москву и доставить императору свой отчет о Каспии. Но, так как по суше до Саратова добраться невозможно, мне пришлось ждать, пока замерзнет река Волга. 8 января я вместе с несколькими офицерами отправился из Астрахани в Москву по льду на санях. Всего нас было двадцать человек, все хорошо вооруженные. Но пошел сильный дождь, из-за чего мы прошли лишь десять верст до Селитренного Двора. Дождь продолжался и в последую­щие два дня, потому лед стал такой тонкий, что некоторые лошади проваливались в воду, и мы вытаскивали их с огромным трудом. По этой причине за два дня мы прошли всего лишь восемьдесят верст и были вынуждены два раза останавливаться на ночлег прямо на льду посреди реки, ибо не было возможности выбраться на берег из-за воды.

11-го подморозило, и мы прошли пятьдесят верст, но одна наша лошадь провалилась и утонула. Однако эту ночь мы все же провели на берегу в безопасности. На следующий день вновь пошел дождь, так что мы проделали только сорок верст, но ночевали также на берегу. 13-го хоть и было морозно, лед в некоторых местах потрескался, и мы с трудом вели лошадей через полыньи. Один конь сломал ногу, и нам пришлось его пристрелить. Пройдя сорок верст, мы снова заночевали на льду. На следующий день пошел дождь, на льду образовалось еще больше полыней, и нам приходилось часто прибегать к сложным маневрам, чтобы выбраться. Двое саней и лошадей провалились, и мы их вытащили с огромными трудностями. В полдень мы вышли на берег дать отдых лошадям и заглянули в рыбачью хижину неподалеку, чтобы раздобыть рыбы. В этот момент отряд калмыцких татар из пятидесяти человек, все при оружии, окружили наши сани, где мы оставили все свои ружья, кроме трех. С этими тремя заряженными ружьями в руках мы бросились к саням и спасли остальные. Татары смотрели на нас с удивлением. Их мирза, или командир, подошел ко мне и, протянув руку, сказал на ломаном русском, что знает меня по бою с Шурундундуком. Мы угостили его выпивкой, и он ушел вместе со своим отрядом. Татарам нельзя доверять, они воруют везде, где предоставляется удобный случай. После этого происшествия мы больше не расставались с ружьями во время всего похода. В тот день было пройдено сорок верст, но ночью мы не рискнули выйти на берег, опасаясь калмыков, чье кочевье находилось неподалеку. 15-го, пройдя сорок верст, мы достигли Черного Яра, где отдыхали 16-го числа. Наши лошади прошли с нами без отдыха триста верст, так как на протяжении всего пути замены им не находилось, и люди везли с собою провиант и фураж, чтобы использовать по дороге. Для удобства перевозки сено скручивали. Лошадей мы вернули в Астрахань, послав уведомление для губернатора, как того пожелали проводники, о потере двух из них, ибо лошади эти принадлежали государевой службе.

17-го мы получили свежих лошадей и раздобыли веревки, чтобы легче было вытаскивать лошадей и сани, коли опять провалятся. День выдался дождливый, несколько лошадей провалились, но их благополучно вытащили, ибо к каждой была привязана веревка, а ночью мы пришли в Stupingar (?), проделав еще шестьдесят верст. На следующий день, несмотря на сильные заморозки, несколько лошадей провалились. Оставив позади еще семьдесят верст, мы заночевали на берегу. 19-го прошли еще семьдесят и ночью прибыли в Царицын, где в прошлом году были расквартированы на зимовку два наших батальона. Здесь получили свежих лошадей и добрались до Дубовки, пройдя шестьдесят верст при дождливой погоде, и здесь нам вновь дали свежих лошадей. Через семьдесят верст прибыли в Балыклей. 21-го обнаружилось, что лед так сильно растаял от дождливой погоды, что мы находились в постоянной опасности. 22-го, пройдя семьдесят верст, добрались до Камышинки. Здесь снова сменили лошадей, но в следующие два дня из-за проливного дождя смогли одолеть только восемьдесят верст. Вода теперь уже на фут покрывала лед, поэтому мы проходили опасные трещины с огромными трудностями, а ночью 24-го мы остановились на лесистом острове и развели большой костер, желая обсохнуть.

25-го утром мы отъехали совсем недалеко от острова, но тут обнаружили на льду столько громадных трещин, что двигаться дальше было невозможно. Когда же мы попытались добраться до берега, семь наших лошадей провалились под лед, и пять из них утонули. Других мы спасли, подвергнув собственную жизнь крайней опасности, ибо лед постоянно уходил из-под ног и ломался, пока наконец при помощи жердей и веревок мы все благополучно не вышли на берег. Но наши сани и багаж пролежали в воде шесть часов и наверняка пропали бы, если бы не счастливый случай: мимо проходили люди и помогли нам их вытащить. А через полчаса лед на реке взломался со страшным грохотом, и уже ничего, кроме воды, увидеть было нельзя, так что нам чудом удалось выжить. К счастью, мы оказались неподалеку от леса, где разожгли большие костры, чтобы согреться и обсушиться, потому что были чуть живые, промокшие и замерзшие. Наше бедствие усиливалось из-за непрерывного дождя, поливавшего нас день и ночь. Столь дождливой погоды в зимнее время, да еще с таянием льда на Волге, память людская не сохранила. Из-за того, что у меня перевернулись сани, я потерял набор полного татарского обмундирования, мушкетон, пару пистолетов с медным стволом, саблю с серебряным эфесом, сундучок с охранной грамотой, с приказом снабжать нас лошадьми во время пути и с деньгами для нужд путешествия.

Три последующих дня мы с огромным трудом тащили наши сани по пескам и, пройдя двести двадцать верст, прибыли в Саратов вечером 28-го. Это место расположено в тысяче верстах от Астрахани вверх по Волге. Мы оставались там четыре дня, чтобы высушить насквозь промокший багаж. Мне удалось так хорошо высушить и почистить свои баранцы (или шкурки ягненка), что они стали красивыми, как прежде. Губернатор дал мне новую охранную грамоту и приказ о снабжении лошадьми взамен утраченных, и, поскольку это был первый город, откуда можно было ехать по суше, мы оставили Волгу и поехали по утрамбованной снежной дороге, очутившись в совершенно ином климате, где зима явилась нам во всей своей суровости. Губернатор предупредил нас, что из-за плохого урожая прошлого года на дорогах промышляют разбойники, и посоветовал быть начеку.

Из Саратова мы выехали 2 февраля и вечером через шестьдесят верст подъехали к одинокому дому в лесу. На следующий день, еще через шестьдесят три версты по сплошному лесу, мы вновь увидели одинокий дом. Но, когда были в трех верстах от него, заметили, что на несколько саней, ехавших впереди нас, напали грабители и увозят их. Мы что есть духу поспешили на помощь, но прежде чем добрались до места, грабители успели скрыться в лесу с лошадьми и санями, нагруженными товаром. Мы обнаружили девять человек, раздетых донага, и рядом трех убитых солдат, их сопровождавших. И живых и мертвых мы отвезли в тот одинокий дом, где нашли лишь мальчика, который на вопрос, куда делись обитатели дома, отвечал, что они ушли на ярмарку за шестьдесят верст и ночуют там. Мы понимали, что находимся в очень опасном месте, поэтому забаррикадировали двор и неустанно дежурили, поставив часовых на каждом углу, а также зарядили оружие и вели себя очень тихо. Один из нас, кому было назначено следить за мальчиком, заметил, что в три часа ночи он пошел к черному ходу и открыл дверь. Наш часовой шел следом и увидел, что мальчик шепчется с кем-то, стоявшим снаружи. Двое из нашей партии подкрались сзади, втащили этого человека в дом и заперли дверь. Как только раздетые путешественники его увидели, они единогласно признали в нем одного из разбойников ограбившей их шайки. После чего мы связали его за шею и пятки и, выглянув через заднюю дверь, заметили рядом с домом на снегу нескольких человек, ожидавших, как мы догадались, сведений от своего товарища. Когда же мы выстрелили в них раза два, они скрылись в лесу. Затем мы принялись допрашивать пленника, который заявил, что он хозяин дома, что всем известно, какой он честный, и что он ничего не знает ни о каких ворах и грабителях. Он пригрозил, что заставит нас раскаяться за те увечья, которые мы ему нанесли в его собственном доме. Однако все ограбленные были твердо убеждены, что он и есть главарь шайки и лично убил одного из солдат. Посему мы приняли решение забрать с собою его и все, что было в доме, а затем отправились далее.

4-го, преодолев шестьдесят четыре версты, мы прибыли в Пензу, укрепленный город с сильным гарнизоном, где передали губернатору для расследования нашего пленника, а также ограбленных купцов, сообщив, что человек сей — главарь шайки, после чего губернатор велел пытать его, дабы заставить рассказать, где искать его сообщников. Но человек тот оказался упрямым и не отвечал ни на какие вопросы. Тогда двое из ограбленных купцов предложили отправиться на поиски, если губернатор выделит достаточно сил для поимки преступников, случись им попасться, объяснив ему, что найти их будет несложно по следам, которые они оставили на снегу, когда уходили в лес. Губернатор с готовностью согласился и приказал пятидесяти драгунам и стольким же казакам сесть на коней и отправиться на поиски вместе с купцами. К вечеру следующего дня отряд вернулся с двадцатью тремя грабителями, а также с принадлежавшими купцам санями и лошадьми. Их обнаружили в хижинах в лесной чаще, не более чем в трех милях от упомянутого выше дома. Лес тянется на запад и на восток на несколько сотен верст, а самая узкая его часть, которую мы пересекли, составляет сто пятьдесят верст, и в нем никто не живет.

Здесь мне рассказал губернатор, что около полугода назад одна большая деревня (или даже город) стала известна благодаря признанию собственных ее жителей, с этой целью отправивших депутацию императору. Город сей лежит в двухстах милях от Пензы и на таком же расстоянии от любого другого населенного места. Он располагается на берегу озера посреди этого огромного леса и состоит более чем из двух тысяч семей. Они рассказали о себе следующее. В крайне неспокойные времена после смерти тирана Ивана Васильевича до воцарения Михаила Федоровича (деда правящего ныне Его Величества) большое число разбойников, объединившись, грабили и разоряли страну. Их главарем, или командиром, был разжалованный полковник, опытный офицер. Грабежи были столь дерзкими, что царь Михаил Федорович счел необходимым послать на борьбу с разбойниками крупные отряды, но злодеи обыкновенно умели застать солдат врасплох и разгромить. Тогда царь назначил очень высокую награду за головы вожаков и обещал прощение остальным. Главари, понимая, что рано или поздно будут преданы своими же товарищами, приняли решение совершить общий последний набег, что и сделали, захватив огромное количество зерна, лошадей, скота всяческих орудий труда и всех женщин, им попадавшихся. Затем они скрылись в эти непроходимые леса, где обосновались, расчистили и удобрили землю и жили с тех пор по своим законам, никогда более не совершая набегов и не вступая ни в какие отношения со своими далекими соседями.

Мне также рассказали, что недавно в окрестностях этого города была найдена дикая девушка лет восемнадцати. Женщина, жившая здесь, утверждала, что это ее ребенок. Она поведала, что около восемнадцати лет назад она шла через лес навестить свою больную сестру. На тот момент была она тяжела, по дороге начались роды, и женщина разрешилась от бремени. Но, пребывая в ужасной агонии, она не заметила, каким образом ребенка похитили. Однако, слыша разговоры о том, что в лесу часто видят девушку-дикарку, женщина всегда говорила, что это не кто иной, как ее пропавшая дочь.

Предпринималось много попыток поймать девушку, но безуспешно. Она была столь проворной, что схватить ее никому не удавалось. Когда эта история дошла до императора, он отправил приказ губернатору поднять местных жителей, окружить ту часть леса, где ее видят чаще всего, и расставить сети, которыми обыкновенно ловят оленей. Таким способом девушка была поймана, не получив никаких увечий, и тотчас же отправлена в Москву со своею предполагаемою матерью, где я ее впоследствии видел. Она была смугла, и, как мне сказали, чересчур волосата, очень пугалась, когда на нее смотрели, и всегда забивалась в темный угол, дрожа от страха, если кто-нибудь к ней приближался. Все полагали, что ее выкормила медведица, но чем она питалась потом, останется тайной, пока она не научится говорить и не расскажет о себе.

7 февраля, получив двадцать казаков для моего сопровождения в Саранск, расположенного в девяноста верстах, и оставив своих товарищей, имевших намерение пробыть здесь еще некоторое время, я покинул Пензу и ехал всю дорогу по бесконечному лесу, что было крайне опасно из-за множества грабежей и убийств, случавшихся на дороге. В Саранск я прибыл 8-го числа вечером без каких бы то ни было происшествий. Однако всю дорогу мы встречали множество людей, действительно достойных сострадания, ибо на их лицах имелись явные следы недоедания и даже голода, вызванных прошлогодним неурожаем, который заставил многих искать выход в разбое. Потом я ехал по вполне обитаемой и совершенно безопасной земле и через сто двадцать верст прибыл в Арзамас, а оттуда еще через сто двадцать верст добрался до Мурома и далее, также через сто двадцать верст, до Владимира. А оттуда, преодолев сто восемьдесят верст, я приехал в город Москву. Это было 22 февраля. От Саратова до Москвы путь по суше занимает восемьсот пятьдесят шесть верст, а если путешествовать по реке, то тысячу семьсот восемьдесят.

В то время шли большие приготовления к коронации императрицы, и на эту церемонию были вызваны все важные и знатные персоны империи. Генерал Матюшкин и губернатор Волынский с двумя батальонами гвардии, которых я оставил в Астрахани, получили приказ незамедлительно явиться в Москву, и они прибыли через пять недель после меня. Если бы я знал об этом раньше, то мог бы избежать весьма беспокойного путешествия, не говоря о больших расходах.

На следующий день после приезда я нанес визит князю Меншикову, который приказал сопроводить его к Его Величеству. Прождав четверть часа в прихожей, я был приглашен к императору, где нашел Его Величество с герцогом Гольштейном, адмиралом Апраксиным, канцлером Головкиным и князьями Голицыным, Долгоруким и Ромодановским. Император очень внимательно рассматривал карту Каспийского моря с его заливами, бухтами и глубинами. Он задал мне очень много вопросов, особенно касательно реки Дарья, и тогда я предоставил ему рисунок в общих чертах, коим он, как мне показалось, был очень доволен, поскольку там изображалось, какие возможности имеются на этой реке, по расчетам подходящей для строительства форта и надежной гавани, защищенных от любых нападений узбекских татар. Засим Его Величество вкратце изложил герцогу Гольштейну историю о несчастной экспедиции князя Бековича в те края, добавив, что, если бы у того хватило терпения лучше закрепиться и освоиться и он не дал бы себя обмануть коварным татарам, к настоящему времени он был бы полным хозяином этой ценной реки и золотых рудников. Но, поскольку император теперь полностью владеет провинциями на противоположной стороне Каспийского моря, он все равно намеревается основать в том месте колонию, возвести форты по берегам этой реки в направлении рудников для их охраны. Форты сии легко обеспечивать провизией из соседних провинций без всякой зависимости от узбекских татар. Из этой речи я понял, что меня могут снова отправить в те земли, что не вызывало у меня ни малейшего желания. После того как я рассказал, в какой готовности находятся укрепления Святого Креста на реке Сулак и о нашей экспедиции против калмыцких татар, мне велели удалиться, и князь Меншиков приказал мне присоединиться к свите герцога Гольштейна, пока тот остается в Москве.

Перевод с английского Нины Жутовской

 

 

---

1. Большое селение Эндери, «столица» кумыков. Русские варианты: Андрей, Андреевская деревня.

2. Возможно, это Свияжск, хотя расстояние до Кокшайска значительно больше.

3. Верховным ханом в то время был Аюка-хан.

4. Брюс имеет в виду верхнюю одежду.

5. Правильно — Масис.

6. Традиционное название — шамхал.

7. Река Ничке-Ауз, или Инчхе.

8. Георгий XI (1651—1709) — шах Наваз-хан.

9. Мир Вайс (1673—1715) — вождь афганского племени гильзаев, первый независимый правитель Афганистана (в границах Гильзайского ханства со столицей в Кандагаре) (1709—1715).

10. Ахмед-хан Кайтагский, Уллу Агьмат-хан Усмей (1666—1750) — уцмий Кайтага, политический и военный деятель в истории Дагестана.

11. Султан Махмуд Утамышский.

12. Греческое название Днепра.

13. «Украина» на польском языке значит «граница» (примеч. автора).

14. Со времен Ивана III этот титул иногда употреблялся по отношению к великим князьям московским и русским царям.

15. Морская сажень, или фатом, до стандартизации (1958) равнялась 1,853 184 м.

16. Латинское название Амударьи.

17. Амударья.

18. Имеется в виду князь Александр Бекович-Черкасский.

19. Совр. Мангышлак.

20. Ошибка Брюса: город Астрабат расположен на реке Горган.

21. Ф. И. Сольманов в «Описании Каспийского моря» перечисляет рядом с рекой Ленкоран реки с другими названиями.

22. Имеется в виду нафталана (нафталановая нефть).

23. Аракс.

24. Нарышкины не имели княжеского титула.

25. 1 крона равняется 5 шиллингам; полкроны — 2,5 шиллинга.