ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

Алексей Комаревцев

* * *

Всегда перемещается бархан,

но почему-то видит мало стран:

куда бы он ни шел — подальше, на спор, —

везде одни коллеги по песку.

Он понимает: очень нужен транспорт.

Планету не осмотришь на бегу —

не станешь знойным пляжем на реке,

песочницей в далеком городке,

фигурой из песка в красивой позе.

И кто бы что в округе ни считал,

он знает, что появится бульдозер,

он верит, что приедет самосвал.

* * *

На Фонтанку летит первый снег,

ускоряются двери аптек,

оголяются сонные ветки.

И уносит домой человек

небольшой пузырек и таблетки.

Он бы мог нарезать патиссон,

дегустировать тонкий хамон,

удивляться восточной приправе,

но подумал: «Увы, не сезон» —

и приподнятый ворот поправил.

* * *

Ночь. Луна. Аэропорт Чампино.

Только что закрыли терминал.

Но для беспокойства нет причины —

внешний двор никто не отменял.

Можно лечь на пандус, на скамейку —

вряд ли здесь отыщется кровать.

Лег индус, легли французы змейкой.

В ход пошли багаж, ручная кладь —

только чтобы путники уснули,

словно на привале, на горе,

радуясь, что это все в июле

происходит, а не в декабре,

что душисты травы и к тому же,

если присмотреться к небесам,

миллионы звезд висят снаружи,

дружески подмигивая нам.

* * *

На остановке не хватает Халса

и Брейгеля, увы, не видно тут.

Плакат колбасный очень примелькался

за эти двадцать с хвостиком минут.

В нем явно не хватает персонажей.

По центру — темно-розовый овал

без горожан, соборов и пейзажей,

без голубей, без горизонта даже.

Но есть наверняка соседний зал.

* * *

Нашуршавшись листвой во дворе,

мы помчимся в деньки посуровей,

кроме Ленина — он в октябре,

видно, на постоянной основе.

Наблюдает, как падает лист,

как прогрессом его не ускоришь.

Он романтик похлеще, чем Лист, —

наш герой, он похлеще, чем Кольридж.

Из политики выпал давно,

говорит иногда про кино,

паровозы считает угрозой

и таскает все время бревно,

понимая теперь — что березу.

* * *

Как много в октябре хороших видов!

Летит листва в замедленном пике.

Но пылесос работает на выдув

уже вовсю у дворника в руке.

Ковер вот-вот исчезнет желто-бурый,

в мешке плетеном скроется из глаз.

Как жаль, что уходящая натура

уходит раньше времени от нас.

И хочется себе устроить взбучку

за белый лист и утренний простой,

скорей помчаться с шариковой ручкой

во двор и крикнуть дворнику: «Постой!»

* * *

«Потискай меня на Балтийской», —

услышал я четко вполне,

а также достаточно близко.

Но нет, слава богу, не мне.

Нашел — отражаются справа

счастливые он и она.

И в зеркале черном состава

задумка кристально видна.

Неважно, что знойная полночь

совсем далеко в этот миг, —

им даже фонетика в помощь.

Не только свирепый час пик.

* * *

Если бы не рифма к слову «солнце»,

что пришла одним погожим днем,

вряд ли б мы придумали оконце,

даже изучая каждый дом,

и не замечали бы упорно,

открывая шторы по утрам,

что бывает ласковая форма

у вещей, давно знакомых нам,

что в оконце каждый город — южный,

пасмурные дни прошли давно,

и оно кому-то очень нужно —

больше, чем обычное окно.

* * *

Когда округа дремлет сладко,

зашторив каждую звезду,

откроет дверь свою «девятка»

и включит песню про мечту.

С балкона крикнут: «Вы больные!» —

вот так захватывает дух!

Ведь есть хиты вневременные —

они такие, просто ух!

Они летят до самой крыши,

легко плывут в соседний двор.

Любой, кто музыкою дышит,

сейчас расширит кругозор,

найдет очки, поправит копны,

остаток сна попридержав.

И неспроста включились окна

уже на многих этажах.