ПОЭЗИЯ И ПРОЗА

АЛЕКСЕЙ МАШЕВСКИЙ

 

МОЛИТВА

Мир, из которого скоро мне…

припорошен снежком.

Серая непроглядь в вышине,

в горле застрявший ком.

 

В сквере озябших деревьев голь,

черная вязь ветвей.

Если возможно, еще позволь

здесь, у Твоих дверей…

 

Впрочем, пусть будет все так, как Ты…

Мне ль недовольным быть!

Даже несбывшиеся мечты

учат прощать, любить;

 

даже промозглый, сырой рассвет

видеть, дышать зовет,

если возможно… А если нет —

просто шагну вперед.

 

 

 

* * *

Слежавшееся прошлое мое

В альбомах и тетрадях дневниковых…

Теперь я там — у времени в оковах,

А в перспективе лишь небытие.

 

Весь там… Но — нет — не тянет заглянуть:

У старых папок стойкий запах пыли.

Там жили, ждали, верили, любили.

Не повторить мне этот долгий путь.

 

Итак, прощай, тот прошлый! Что же я

Теперь, всё забывая и легчая,

Почти свободен? Так за чашкой чая

Сидят порой, мгновенье это для.

 

Пьешь чай… А что потом — не все ль равно?

Одно сейчас со мною остается.

И, сладко замирая, сердце бьется,

И луч последний падает в окно.

 

 

 

* * *

Может быть, и лето-то последнее:

Каждый день — как золотой дублон.

Ах, не буду из «Ютуба» бредни я

Слушать: страх и гнев со всех сторон.

 

И опять все ищут виноватого:

В зеркало-то глянуть недосуг!

Лучше слушать тополя патлатого

Шелест, ветром схваченного вдруг.

 

Лучше погружаться в пчел гудение

Над багровым кружевом монард,

В разум не пуская наваждения

Катастрофы, вышедшей на старт.

 

Так ли, нет — мы все теперь расплатимся:

Пробужден истории упырь.

Облака плывут… Куда мы катимся!

Золотом пылает неба ширь.

 

 

 

* * *

Восходит позже. На закате

Быстрей спешит за горизонт…

И август, сам промокший, кстати,

Для сентября готовит зонт.

 

Душе-то, необремененной

Ничем, поди уж, все равно,

Что небо алой, воспаленной

На западе обрамлено

 

Зарею. Вечер в дымке тает

Тумана. Громоздится лес.

И тщетно темнота латает

Прорехи звездные небес.

 

Я скоро сам звездою буду,

Дрожащей в выси неземной.

И всё, наверное, забуду…

Следите издали за мной!

 

 

 

* * *

Облака, облака… Словно в детстве, плывут облака.

И не хочешь, а утлую память заденешь слегка —

 

И нахлынет нечаянных призраков облачный строй,

Что с тобою во сне развлекаются тайной игрой,

 

А теперь наяву… Самолета подтаявший след.

Неужели ты все еще ждешь откровенья в ответ

 

На ушедшие годы стремлений, влюбленностей, грез?

Неужели чего-то еще ожидаешь всерьез?

 

Облака, облака: белый сполох и сизый провал…

Может быть, эту жизнь я в беспамятстве зарисовал,

 

А теперь не понять, не осилить ее уже мне?

Облака белоснежные в синей плывут вышине.

 

 

 

* * *

Бесчувствие? Да… Может быть, и так.

Тот, кто входил в паучий полумрак

Истории, тот не спешит, не судит,

Тот знает цену лозунгов и дел,

Тот холоден. Ах, как бы я хотел,

Чтоб с нами было всё не так, как будет!

 

В «Бхагавадгите» человеку Бог

Одно лишь назначение нарек:

Быть тем, кем он однажды призван к свету,

И не роптать, и на себя не брать

Того, что непосильно. Завтра рать

На поле боя выйдет по обету.

 

Мне жаль ромашку, втоптанную в грязь,

Мне жаль тебя, мой друг, когда, клубясь,

Над городом чернеют дымы взрывов.

Но не смогли мы жернова судеб

Остановить. И что когда б и где б

Зависело от жалостных призывов!

 

Но вот смотри: с Приамом Ахиллес

Ведут беседу, черноту небес

Рвут на клочки сиянием светила,

И даже смерть, пресытясь, устает.

Забвенье — для души, для раны — йод.

И лишь бы всем нам мужества хватило!

 

 

 

* * *

Посмотри: там над  нами рождаются, гибнут и сходят на нет миры…

И не хватит воображенья представить масштабы тех катастроф.

По сравнению с толкотней и визгами уличной детворы,

По сравнению с неторопливым звучаньем любимых строф,

 

По сравнению  с достиженьями гениев, чудесами искусства всех —

Всех народов и в прошлое погружающихся эпох,

По сравнению с долгим перечисленьем великих и страшных вех

Неопрятной истории нашей (опять «Повелитель блох»

 

Почему-то мне вспоминается Гофмана), по сравне…

Этот перечень несуразный я мог бы и дальше длить.

Знаешь, от фотографий убийственных Хаббла всё не оторваться мне:

И на сколько ж значительность нашу — всего человечества —
                                                                                                      требуется делить?

 

Почему-то мы сокрушаемся по поводу мелочей,

Столь для каждого, впрочем, значимых, − как эта жизнь и смерть.

Посмотри: над нами огнями утыкан бездонный простор ничей,

И кипит мириадами звездных вскриков ночная твердь!

 

 

 

* * *

Наконец топинамбур зацвел,

Припозднившийся в этом году…

Кто-то тайный удачно нас свел

С щедрой жизнью. И я проведу

 

Дни последние августа так,

Как желтеющие вдоль дорог,

Ускользающие в полумрак

Тополя, как ночной ветерок,

 

Как упрямые стебли травы

Под ногами в холодной росе,

Как слепящая бязь синевы,

Доживу это лето, как все.

 

Топинамбура поздний цветок

Золотящиеся лепестки

Распускает, не зная свой срок,

Сожаления, страха, тоски.

 

 

 

* * *

По прогнозам, грядут холода:

Говорят, через несколько дней.

Не хочу уезжать никуда,

Где теплей и, быть может, вольней.

 

Как мне бросить рубины рябин,

Позолоту, что сходит с берез?

Даже если останусь один,

Вмерзнув намертво в лед, — не вопрос!

 

Помню яркие вас, миражи,

Но клубком капилляров и жил

Я привязан к вон той, у межи

Ели (даже ей оду сложил).

 

Пусть сломал ее ветер шальной,

Но призывней, роднее, больней —

Только выйду — шумит надо мной

Крона темная, память о ней.          

 

 

 

* * *

До следующих флоксов, маков, астр

Дожить… В единый внесены кадастр

Они по мне скучающего лета.

Мы с ним сроднились, мы с ним молодцы:

Я честно сочинял свои столбцы,

Оно пылало заревом рассвета.

 

Как и всегда, вопрос: «Куда ж нам плыть?»

Не знаю… На крыльцо пораньше выйдь

И вдаль плыви — туда — за облаками,

За горизонт, за тридевять земель!

А тут гудит у мальв мохнатый шмель,

И над иргой − пичуги косяками.

 

И в самом деле, не пора ли мне

Поплыть в слепящей синей вышине

Над нашим садом, лесом, дальним долом,

В свеченье это кануть, в запах, в цвет,

Уйти за летом уходящим вслед,

Застыть, подобно драгоценным смолам?

 

Да нет же, я себя не тороплю!

Работаю, гуляю — правда, сплю

С недавних пор урывками и мало.

Мне с летом хорошо, мы с ним вдвоем

Еще ромашек полевых нарвем,

Пока зима до нас не дохромала.

 

 

 

* * *

Там — слишком холодно, там — слишком жар горяч,

А жизнь возможна лишь вот здесь — в полоске тонкой.

Укрой от икс-лучей, от метеоров спрячь

И от сверхновых проведи сторонкой!

 

Баюкающий нашу колыбель,

В бескрайней пустоте плывущую над бездной,

Адресовать Тебе свои вопросы мне ль

С надеждой осознать все это бесполезной?!

 

Как хрупок наш земной, объятый сном мирок,

Какие там и тут скрываются угрозы!

А изнутри смотреть — так просто лета срок

Подходит: тополя желтеют, вянут розы,

 

Вот-вот и косяки потянутся на юг

Птиц перелетных, лес заволочет туманом,

И будем ждать зимы, ночных свистящих вьюг,

Плывя Бог весть куда над звездным океаном.

 

 

 

* * *

Одно мгновенье — жизнь. Да что там человека:

Народов, государств, тех вековечных звезд

Над головой у нас пылающих от века,

Галактик — в пустоте висящих звездных гнезд!

 

Во времени — увы! — ни смысла нет, ни цели,

А значит — бытия. Во времени, увы…

Пять миллионов лет назад вот здесь шумели

Леса — и где они?  Сплошной ковер травы.

 

А те, могучие, в моем воображенье

Остались разве что. И значит, лишь оно

Тьме противостоит, стирающей в забвенье

Все то, что было, есть, все, что предрешено.

 

Росток сознания, недостоверный, робкий,

Спасти пытается, потоку вопреки

Реки времен, болотистые тропки

Девонских зарослей, посыл моей строки.               

 

 

 

* * *

Золотые звезды топинамбура,

Бархатцев ажурных пестрота…

На платформу выходя из тамбура,

Замечаешь, что уже не та

 

Атмосфера: воздух пахнет осенью,

Холодком и сыростью сквозит,

Дымка невесомая над просинью —

Свой меняет небо реквизит.

 

Вот и всё. Что было — то и прожито.

Жухнут травы вдоль дороги в дом.

И не спросишь раздраженно «Что ж это?»

Или не оставишь на потом.

 

Сладостна тоска припоминания,

Голова чуть кружится. Смелей!

Сквозь листвы проплешины —  зияния

Тверди, сон некошеных полей.          

 

 

 

ВДОХ-ВЫДОХ

А. С. Заславскому

 

И ангелы, наверно, как врачи,

К душе подходят зараженной нашей

В биозащите. Свет свои лучи

Рассыпал по палате. Манной кашей

 

Здесь кормят по утрам. Окно во двор.

Икота, задыханья, хрипы ночи.

Всё беспокойней сон, всё уже створ

Возможностей, всё тело к нам жесточе.

 

И ангелы прозрачные, свои

Надев халаты, капюшоны, маски,

Процеживают душу сквозь слои

Твоей прошедшей жизни без опаски.

 

Под целлофаном не заметишь крыл.

Вдох-выдох, пульсоксиметр на пальце.

И словно кто-то тайный приоткрыл

Проход для нас, усталые скитальцы!

 

 

 

* * *

Осеннего сада руины

И мелкодисперсная взвесь

Дождя… От вестей с Украины,

Кровавых, сжимаешься весь,

 

За дело не хочется браться.

Хотя бы какой-то просвет!

И ясно, что не расквитаться

Нам будет четыреста лет.

 

Да есть ли у нашего мира

Они? Негодует листва…

Мне кажется, мы до надира

Добрались, не помня родства.

 

И ветер, терзающий кроны,

Впитавшие камедь и йод,

Взломав рубежи обороны,

На осень в атаку идет,

 

И стебли травы, умирая,

Беспомощно жмутся к земле,

И киснут кусты у сарая,

О солнце забыв и тепле.

 

Одни топинамбура звезды,

Дрожа, у забора горят.

Как в это безумие врос ты —

Распада, смертей и утрат?!