ХВАЛИТЬ НЕЛЬЗЯ РУГАТЬ

Петр Великий и европейский интеллектуальный мир. Циркуляция знаний, взаимовлияния. 1689—1727. Коллективная монография по материалам двух коллоквиумов в Париже 28—29 и 30 марта 2013 года / Под ред. Д. Ю. Гузевича и И. Д. Гузевич.

Париж—С.‑ Петербург: Европейский дом, 2020

Семьсот шестьдесят страниц. На двух языках — русском и французском (интересно, что на французском название существенно отличается и кажется более конкретным и адекватным — «Петр Великий и Европа наук и искусств»). Авторский коллектив — тридцать пять ученых из Европы и России и шесть переводчиков. Иллюстрации. Сложнейшая структура: четыре раздела, в каждом разделе — по две-три части, в каждой части — по три-четыре главы. Но, конечно, по существу это скорее сборник статей по разнообразным вопросам темы, которому предпосланы две концептуальные объединяющие работы — предисловие редакторов и «Отношения петровской России с Европой наук и искусств в первой трети XVIII века» Евгения Анисимова, придерживающегося, как видим, французской версии обозначения объекта исследования.

По понятным причинам в центре внимания авторов оказывается не Великое посольство 1697—1698 годов, поистине судьбоносное для России, имевшее огромное значение для развития ее армии и флота, ее фортификации и градостроительства, а второй европейский вояж Петра (1716—1717), и прежде всего посещение Парижа. Речь идет о визите царя в Королевскую академию наук, о поиске им инженеров-гидравликов и фонтанных дел мастеров для Петергофа — «русского Версаля» и т. д.

Но и посольству конца девяностых годов, стажировке Петра Михайлова и царских волонтеров на верфях Голландии и Англии отведено место в статье Дмитрия Гузевича «Сколько времени Петр I обучался морскому делу во время Великого посольства 1697—1698 гг.?». Полемизируя с работой А. И. Иванова (2009), отказывающей Европе в каком-либо влиянии на формирование русской кораблестроительной школы («…наивно полагать, что фундаментальные теоретические знания и бесценный практический опыт Петр I и его окружение… <…> …приобрели в Европе, поплавав на судах или помахав пару месяцев топорами на верфях»; это — результат «скрытого могучего интеллектуального потенциала России и ее народа»), Д. Гузевич показывает, что «обучение самого Петра морским наукам в ходе Великого посольства продолжалось в сумме более 9 месяцев… <…>, большинства волонтеров — до года и более, „навигаторов“, которых пристроили в иностранные флоты, — до нескольких лет (те, кто ездил позднее, обучались уже по многу лет), что в корне меняет ситуацию». К тому же в окружении Петра оказались «судостроители с европейскими именами» — Дж. Ден, О. Най, Р. Козенс, М. Пангало, И. Боцис, Дж. Перри, К. Крюйс… Примерно о том же — статьи Искры Шварц «Цесарский инженер Боргсдорф: у основ петровской фортификации» и Роберто Баразутти «Вклад западных держав в подготовку российских мореплавателей: 1698—1721 гг.». То есть «русское чудо» имело вполне земное происхождение — упорное обучение у хороших учителей и напряженный труд.

Впрочем, куда более очевидно и наглядно даже для неспециалиста творческое сотрудничество европейских и русских мастеров проявилось в архитектуре российских столиц, украшенных попечением Петра, его сотрудников и наследников, — нелепо перечислять имена этих великих зодчих.

Читатель, несомненно, найдет в сборнике-монографии множество любопытного и доселе ему неизвестного: материал, собранный авторским коллективом, богат и разнообразен — от западных артефактов вроде альбома Марли до первых шагов Петербургской академии наук.

Но зададимся главным вопросом — чем была для Петра и зачем ему нужна была «Европа наук и искусств»? На него отвечает Евгений Анисимов: главной задачей Петра было, «во-первых, усилить страну за счет переноса западного опыта в военной, военно-морской, промышленной, торговой и культурной сфере и, во‑вторых, переломить принятую в России систему мировосприятия и самосознания, основанную… <…> …на том, что ныне называется „покаянными практиками“. <…> …в развитых странах Запада он видел образцы „регулярной“ организации государства… <…> Опытное знание, которое он ставил во главу угла при оценке явлений жизни, делало его, по-современному говоря, технократом. „Искусствами“ для него были ремесла, механика, медицина, архитектура, словом все, что… <…> …давало конкретный, осязаемый результат. <…> Побывав на Западе, в самых развитых, передовых тогда странах… <…> …он вполне оценил достоинства политических систем этих государств, роль сословного представительства, парламента, вообще различных свобод… <…> …как очевидного источника успехов этих народов… и отверг их. Для себя он четко сформулировал, что в желании преобразовать Россию он может опереться только на сильную власть государства и свою просвещенную волю».

А. П.